Динамика познания «человека-нуждающегося» в социальной работе

Социальная работа в ходе собственного становления формирует определенное знание о «человеке-его» проблемах и нуждающемся. Это знание складывается из разных факторов: из практики конкретных людей, их имплицитных концепций; из развития теоретической мысли об обществе, группе, человеке; из научно-исследовательской практики.

Предметный язык социальной работы в некотором роде собирает смыслы, понятия, настоящие феномены, т.е. дает основания сказать, что процесс формирования понятийного поля осуществляется в логике и определённой структуре .

Теоретизированные подходы реализуются в структурных сценариях, каковые, со своей стороны, вырабатываются в ходе развития парадигмы знания через традиции, заимствования, через классику (научные авторитеты, основатели направлений), научные школы.

Структурный сценарий представляет собой понятийно-логический конструкт, определенную модель, в которой интерпретируется тот либо другой феноменологический познавательный последовательность. Структурные сценарии — это форма донаучного мышления, которая сохранилась от мифологизированного сознания, в то время, когда мышление было связано с устойчивыми формами интерпретации, не требующими их верификации на истинность либо ложность. Являясь предысторией познания, структурные сценарии органически изменяются в совокупности научных подходов, в логике предметного языка познания.

Феноменологический последовательность — это явления объективного и субъективного мира, доступные для понимания и интерпретации. переосмысление и Открытие этого последовательности вызывает к судьбе парные концепции.

Динамика трансформации структурных сценариев связана с возникновением парных концепций, т.е. осмыслением и восприятием феноменологического последовательности в логике собственных «субъективных» научных представлений. Парные концепции — это концепции противопоставления типа «субъективизм — объективизм», «материализм — идеализм», «капитализм — социализм» и т.д.

парные концепции и Структурные сценарии соотносятся как часть и целое, но в той же мере, в какой структурные сценарии определяют концепции, концепции определяют структурные сценарии. Для тех и для других характерен принцип случайности-закономерности.

Показавшись стихийно, спонтанно, в будущем они начинают развиваться в логике собственных закономерностей. И в этом отношении структурный сценарий выступает для концепций парадигмой, определенной моделью, где находят собственный выражение парные концепции.

Для социальной работы свойственны следующие структурные сценарии, где полностью раскрывается «человек-нуждающийся»: конфессиональный, социальный, медицинский, социально-психотерапевтический. В данных структурных сценариях нашли отражения классические, радикальные, марксистские, интеракциональные подходы к «человеку-нуждающемуся».

Для каждого сценария характерна определенная совокупность осмысления «человека-нуждающегося», феноменология процессов, базисные понятия, формы и система описания предметного языка.

В таблице 5 продемонстрированы главные составляющие структурного сценария и изменение парадигмы научного видения.

Современный этап осмысления предметно-объектных связей ведет к построению глобальных моделей структурных сценариев. Человек делается «заложником» экологических трагедий, региональных распрей, массовых эпидемий. Это новый тип неприятностей, ранее не видевшийся в практике и теории социальной работы.

Для социальной работы стало традицией разглядывать проблематику клиента на фоне публичных и социально-экономических неприятностей. В указанных же случаях неприятности, стоящие перед клиентом, выходят за рамки его существования в общности, будучи связаны с вопросами его существования как социобиологической формы судьбы. В этом отношении как проблематика, так и формы помощи носят не локальный социо-экономический либо социо-психотерапевтический, а макроэкологический подход, где предметная рефлексия строится применительно к жизненному сценарию личности. Вот по какой причине жизненный сценарий делается базисным понятием социальной работы при таких подходах к практике и теории помощи и изменяет модус предметной рефлексии.

Таблица 5

Структурный сценарий Человек-нуждающийся Базисные понятия
Конфессиональный Субъект-спасающийся Спасение, милосердие, призрение
Социальный Субъект-страдающий (классовые детерминанты) Справедливость, гарантии, страхование, бедность, пауперизм
«Медицинский» Субъект-дезадаптированный Дезадаптация, девиация, лечение,диагноз, помощь, вмешательство
Социально-психотерапевтический Субъект-социетальный Полиструктурный субъект, отношения, интервенция, субъект в ситуации, процесс, оценка

Одним из практики и сложнейших вопросов теории социальной работы в данной связи есть вопрос адаптации субъекта к новым формам, методам социального функционирования и жизни в следствии «пандемического» действия, т. е. действия, по окончании которого состояние стресса охватывает большое количество людей. «Пандемическое» действие, «пандемическая» среда, как и поддержки и система помощи в этих условиях, стали новым проблемным полем практики и теории социальной работы на рубеже столетий.

«Человек-нуждающийся» — эмпирические основания и антропологические традиции социальной работы

Философская антропология разглядывает человека и его бытийность под углом происшествия «и» зрения «действия», каковые выражаются в терминах «пассивность» и «активность».

«Человек-нуждающийся» наряду с этим выступает как пассивный субъект, не имея возможности в силу различных обстоятельств активно учавствовать в жизнедеятельности. Эта обстановка возможно обусловлена разными событиями как личностными и групповыми, так и средовыми, т.е. окружением человека.

Личностное бытие субъекта ориентировано на то, что он находит суть собственной жизни в самоосуществлении и самоопределении. Но в реализации самоосуществления и самоопределения задействованы разные проявления субъектности человека: человек как homo rationale, человек как природное явление, человек как психосоматическое существо, человек как homo sociale. Каждое проявление субъектности имеет собственные диалектические несоответствия, что ведет к осложнению жизненных стратегий человека.

Человек-рациональный сталкивается с несоответствиями поведения. Его аутентичные ответы, соответствующие его стереотипам и нормативным представлениям, смогут входить в несоответствие с представлениями окружающих, их ценностными нормами, поведенческими стереотипами. Как субъект поведения и своего бытия, человек не имеет возможности вправду располагать собой9. В данной связи когнитивные процессы смогут выступать в качестве стресса. В социальной работе такое поведенческое несоответствие связывают с кризисами развития и адаптивными кризисами, в то время, когда природа расстройства ограничивает адекватное социальное функционирование клиента.

Человек как природное существо имеет второй модус неприятностей. В собственной определённости и личностной конкретности он осмысляется через материю, физическое тело. Самовыражение, самоосуществление, постижение и самопостижение выражаются при помощи тела и его строго личного состояния. «Тело в целостной структуре человека как личности образует фундамент либо же подструктуру того, что, по сути, образовывает структуру личности»10. Но тело как средство выражения личности возможно причиной групповой принадлежности и идентичности. При определенных условиях тело выступает разграничительным дискриминационном показателем, к примеру в подходе публичного концепта социальной полезности. Этот подход поделил людей на здоровых и калек. Тело высказывает определенную норму, разрешающую одним и не дающую вторым индивидам интегрироваться и функционировать в обществе. Из этого публичный концепт инвалидизма включает в себя следующие положения:

• человечество поделено на людей и здоровых людей с ограниченными возможностями;

• здоровые люди талантливее людей с ограниченными возможностями;

• здоровые люди должны осуществлять контроль жизнь и ресурсы людей с ограниченными возможностями11.

Свойство — неспособность превращать тело в предмет обмена, применять его для равноправного участия в публичной и производительной деятельности есть одним из оснований, определяющих активность либо пассивность личности. Гуманистический суть социальной работы в том и заключен, дабы кроме того в ситуации неравных условий дать шанс каждому человеку для реализации его замыслов, интегрировать лиц с ограниченными возможностями в главные процессы трудовой и публичной жизнедеятельности.

Человек возможно рассмотрен и как психосоматическое существо. Неприятности телесности, чувственности, духовности в антропологической психологии и философской антропологии рассматриваются, в большинстве случаев, раздельно. Но в социальной работе они имеют единый модус основания, который связан с холистическим, т. е. целостным, подходом к личности клиента. Чувственность человека, его соматические реакции, его переживания связаны в практике социальной работы с этими экзистенциальными понятиями, как совесть, вина, ответственность, добро, зло и т.п. Эмотивные реакции человека изменяют не только его концепты коммуникаций, но и жизненные стратегии, нарушают психологическое здоровье. Эмоции с хорошим либо негативным оттенком смогут особенным образом поменять ритм обыденной жизни, вносить в нее не только спокойствие и радость, но и подавленность, и угрызения совести, что ведет к личностному и публичному расстройству. Человек как психосоматическое существо предстает как действительность, которую нереально осознать лишь рациональными способами. Субъективность, индивидуальность как ценностные факторы, обусловленные уникальным опытом и человеческим выбором в его неповторимости, — таковы философские исходные положения личного подхода в социальной работе. Именно на этих основаниях в практике социальной работы развиваются комплексные подходы к личности клиента как сложному биопсихосоциальному существу.

Человек как существо социальное реализует собственную индивидуальность через принадлежность к разным группам. Они представлены разными социальными университетами, в которых разворачивается жизненный сценарий человека. Наличие либо отсутствие в нем тех либо иных социальных университетов определяет статус человека, его социальное положение. Социальные университеты вносят разделение в групповую стратификацию общества, разделяя его на успешные и неблагополучные (уязвимые) группы населения, по отношению к последним нарушаются общепринятые нормы жизнедеятельности. В этом ключе дихотомия концептуальных построений в социальной работе связана со следующими проблемами:

потребности — жажды;

удовлетворение — лишение права;

права — свобода выбора;

справедливость — несправедливость;

солидарность — индивидуализм;

доступ к власти — отсутствие доступа к власти;

ответственность — безответственность;

конфликт — урегулирование конфликта;

автономность — контроль. Эти нюансы выступают в качестве точек континуума, в одной из которых проявляется тема человека-социального в контексте неприятности человек и общество. Социальное бытие человека, возможность — невозможность реализации социальной судьбе, механизмы и феномены отчуждения человека от социальной судьбы — все это образовывает философскую проблематику теории социальной работы. Человек-социальный в концептах социальной работы понимается как уязвимый субъект, представитель определенной уязвимой группы. Проблемное поле данного субъекта осмысляется на макроуровне, в контексте предупредительных, своевременных и долговременных стратегий профессиональной деятельности. Для каждой группы неспециализированная тема, как, к примеру, нищета, имеет независимое значение, не обращая внимания на то, что ее неспециализированные нюансы — уровень качества судьбы, питание, занятость, жилищные условия, доступ к медицине и здравоохранению — свойственны для всех уязвимых групп.

Главное проблемное поле человека-социального в контексте неспециализированных тем и групповых проявлений обосновывается в следующем континууме (см. табл. 6).

Так, тема «человека-нуждающегося» предстает в социальной работе в понятийном многообразии и различных проявлениях, отражая разные уровни ее осмысления, от микро- и мезо-, до макро- и мего- уровней. Это лишний раз показывает сложность научного осмысления человека, что предстает и как настоящий индивид со собственными конкретными социальными запросами, и как неповторимое явление личных типологических особенностей и проявлений, и как представитель определенного исторического времени и конкретной культуры, и как субъект со своеобразными эмотивными проявлениями, связями и отношениями. Но на каких бы уровнях не был бы сформулирован запрос клиента, теория социальной работы определяет — его положение в совокупности общественного мира и бытия как «человека-нуждающегося».

Таблица 6

Неспециализированные темы Уязвимые группы
Нищета Дети
Дискриминация по показателю пола Дамы
Расизм Лица пожилого возраста
Религия Калеки
развитие и Окружающая среда Осуждённые, а также лица, лишенные свободы передвижения
Беженцы
Мигранты

Из этого концепта выстраиваются все техники помощи, все способы помощи, и методологические схемы осмысления теорий социальной работы. Главные концепции практических моделей социальной работы в их соотношении с паттернами человека-нуждающегося возможно представить в виде таблицы 7.

Таблица 7

Паттерны «человека-нуждающегося» Теоретические модели социальной работы
Человек как homo rationale Кризисное вмешательство (Л.Раппопорт, Г.Парад); гештальт—терапия (Ф.Перлз); способ решения проблем (Х.Перлман) и т.д.
Человек как «природное» существо Психосоциальное лечение; телесная терапия; танцевальная терапия и т.д.
Человек как психосоматическое существо Экзистенциальный способ; интегративный способ; кризисно-ориентированный кратковременный способ; жизненная модель (К.Гермен) и т.д.
Человек как homo sociale Развивающая модель (Бостон); развивающий способ( Э.Тропп); функциональный способ (Р.Смолет); коммъюните способ (М.Фоллет) и т.д.

«Человек-помогающий» — философские основания альтруистического поведения

Социальный работник в контексте исторического процесса олицетворяет собой культурно-исторический паттерн помогающего субъекта. Помогающий субъект появляется в концептах помощи во всех мифологических, религиозных, философских и этических совокупностях. Философской базой концепта помощи являются представления о судьбе, предопределении жизненных стратегий человека, развивавшиеся в более древних, чем древние, культурах. Именно там зародились взоры о таком типе взаимоотношений между субъектами, в то время, когда одна сторона есть активной, определяющей, а вторая — пассивной, определяемой. Данный тип взаимоотношений будет осмысляться не только через философские и религиозно-этические теории, но и развиваться в публичной практике защиты и помощи уязвимых слоев населения, формируя в разные исторические эры паттерны помогающих субъектов.

Но концепт помощи, раскрываясь через многомерное и непростое понятие судьбы, имеет личную понятийную определенность. С понятием судьбы связан достаточно конкретный круг представлений о людской участии, нравственном идеале людской поведения в отношении социально уязвимых субъектов, «обделенных судьбой». Конкретно в этом контексте особенное значение получает понятие «событие». В разные исторические эры оно понимается в собственной нравственно-этической определенности. Событие как знак, символ судьбы определяет позиции активных и пассивных субъектов в историческом ходе, определяет нормированное поведение, границы помощи, паттерн помогающего субъекта.

В античном мире будущее определяет силу, владеющую высшей властью над человеком, определяющую жизненный путь личности во всей его неповторимости12. Лишь древнегреческие всевышние, в то время, когда они выстраиваются в определенный пантеон с иерархической упорядочностью, становятся носителями определенных функций, предстают в виде необычных «социальных сил», в некотором роде воздействующих на жизненный сценарий человека. Так, в гомеровском эпосе Афина дает наставление Одиссею обнять колени царицы Ареты (чье имя свидетельствует «добродетель»), дабы она помогла ему возвратиться к себе. Афина же превращает Одиссея в ветхого бедного, дабы он не был определён, она же оказывает помощь ему победить женихов. Всевышние как защищающие мир отдельного человека и его личную судьбу предстают в качестве разных ассистентов. К примеру, Аполлон не только был покровителем красивых искусств, но и защищал посевы, стада, был всевышним исцеления и отвратителем бед (содействовал осуществлению витальных потребностей человека). Излечение недугов приписывалось таким богиням и богам, как Асклепий, Исида, Сарапис. Дабы обеспечить легкие роды, древние греки призывали Артемиду Илифию, Юнону, Луцину.

Храбрецы — полубожественные существа, каковые еще более деятельно вмешиваются в судьбы людей, полиса или отдельного человека. Они оказывают помощь при несчастьях и болезнях, оказывают помощь в других событиях и битвах. Событие наряду с этим воспринимается объектом помощи как что-то неотвратимое, где за трансформациями стоят злые силы, проклятия, рок, трансформирующие жизненный путь человека. Всему этому противодействует храбрец. Он как бы реализует принцип дополнительности, уравновешивает баланс сил, несет хорошее начало. Тем самым в социальной судьбе восстанавливается принцип каллогатии, физической и нравственной добродетели. Подвиги Геракла, Прометея, Ясона и других иллюстрируют это положение13.

Событие — это механизм, приводящий в воздействие внутренние установки древнего человека, где в качестве «мотивов поведения» помогающих субъектов выступают правила «подражания лучшим и соперничество»14. Рвение к первенству, желание быть лучшим среди многих, боязнь показаться глупым и забавным — главные ценностные доминанты античности, традиционно определяемые в западной антропологии как «культура стыда». Исходя из этого первенствовать не только на поле брани, в спорте, но и в социально значимых акциях, затмевая собственных предшественников, — вот ценностный суть филантропической деятельности древнего человека. Всевышние, храбрецы, персонифицированные человеческие совершенства, сублимированные в антропоморфных формах, непременные участники социальной судьбе людей. Они субъекты помощи, «участники судьбы», чья филантропическая деятельность осуществляется в мифологемах культуры стыда.

Христианство осмысляет идею судьбы в как следует иных концептах. Человеческое бытие определяет не пространство полиса, как это было в древней цивилизации, а мир Церкви, где «христианин в Церкви Христа живет в благодати Христа»15. «Культура стыда» сменяется «культурой вины», где на первый замысел выходит оценка поведения и внутренняя система ценностей «судом совести». Будущее как концепт людской жизнедеятельности входит в пространство Высшего Блага наровне с Провидением, милосердием, другими категориями и спасением провиденциального порядка. Из этого мысль судьбы в христианских подходах осмысляется как мысль спасения души16. «Событие» тождественно «событию», и пассивная личность, социально ущербная, в данной связи имеет собственный концепт существования, защиты и оправдания. Событие бедных и богатых, обусловлено их назначением приятель для приятеля. Мифологема социального мира обосновывает существование помогающего и нуждающегося субъектов исходя из их событийности. Бедные нужны богатым, дабы богатые милосердием имели возможность искупить собственные грехи, богатые же необходимы бедным, дабы те имели возможность кормиться около них. И те и другие выступают защитниками друг друга перед Всевышним, и те и другие во взаимослужении друг другу хороши спасения, эти аксиоматические правила становятся базой концепции милосердия.

взаимопомощи и Христианская парадигма поддержки производит определенные «правила спасения», определяет, что направляться делать, а что нет. Концепты милосердного поведения становятся основанием поступков и акций «человека-помогающего». Правила и правила милосердия определяются через серию деяний и поступков, каковые смогут быть направлены на разные потребности субъекта. Наряду с этим различаются два уровня помощи: милости милости и духовные телесные17.

Паттерн помогающего субъекта распространялся от добропорядочного христианина ремесленника до богатого сюзерена. Их помощь человеку-нуждающемуся была спонтанна и аффективна, и она не была связана с выяснением подлинных мотивов просящих подаяние. Но университет монашества, главный помогающий субъект, имел собственную идеологию помощи. Культура практического милосердия, культ труда, «святая простота», образованность как основополагающая добродетель являлись главными слагаемыми социального христианского служения. Христианское служение предполагало практическое осуществление заповеди Христа о милосердии, оно выдвигало определенные нормированные требования к поступкам и действиям священников, устанавливало исходные ценностные позиции помогающего субъекта.

В актах христианского милосердия в первый раз ставится символ равенства не только между небытием и бытиём человека, бедностью и богатством, но, самое основное, намечается отход от «коллективной ментальности»18, что порождает формы личной поддержки и защиты. Осознание собственного «Я», личности и развитие самосознания заложило в «культуре вины» поддержки и иные парадигмы помощи, каковые находят собственный отражение в парадигме «солидарности».

Философские основания парадигмы, «солидарности» актуализируют концепты бедности и выдвигают новую идею, идею свободы и прав человека. Причем бедность, в отличие от христианского концепта, рассматривается не как «благо», а как несправедливость, как проявление права сильного над не сильный. Но такое событие субъектов противоречило совершенствам социального устройства, основанного не на Божественных заповедях, а на правилах свободы, равенства, братства. Философия милосердия уступает место философии альтруизма, где конечной целью морального действия есть благо вторых людей19. справедливости и Концепт судьбы в контексте неприятностей бедности осмысляется не с фаталистических оснований, а с позиций естественных прав человека, в то время, когда личные права на свободу и жизнь являются главными мотивами поддержки и помощи индивиду. Концепции естественных прав человека, их определение и обоснование первоначально связывают с идеями солидарности и экономической помощи, что находит отражение в деятельности благотворительных организаций. Конкретно тут «человек-помогающий» начинает осуществлять собственную деятельность не на базе импульса либо аффекта, а на базе рациональных правил публичного блага и социальной полезности. Забота о «человеке-нуждающемся» выдвигает определенные требования, которые связаны с философией деятельности, включающей в себя не только умения и навыки, но устанавливающей правила сотрудничества. Правила сотрудничества «человека-помогающего» с «человеком-нуждающимся» не смогут уложиться в христианские каноны милостей духовных и телесных. Потому что кроме того пассивный субъект, «обделенной судьбой», имеет актуализированное «Я», осложненное ценностными мифами классовой и групповой принадлежности, идентифицирует собственную обстановку в контексте социальных прав, гарантий и свобод. В идеологии помощи событие отождествляется с обстановкой, оно не несет в себе тот драматизм взаимоотношений, что у древнего человека был связан с роком, а в христианстве с Провидением. «Событие — обстановка» обретает темперамент личной либо социальной детерминированности, оно перманентно, а следовательно, «человек-помогающий» имеет возможность не только познавать «судьбу» конкретного человека, но и, облегчая страдания, поменять сложившийся жизненный сценарий. Концепция философии развития — это и имеется та новая мифология «человека-помогающего», сформировавшаяся в практике необязательных ассистентов.

Но бедность, в частности ее крайняя форма — пауперизм, вынудили выступить в качестве субъекта помощи не только необязательных ассистентов, но и государство. Перед страной поднялась необходимость не только выступать в качестве помогающего субъекта, но и обосновывать теорию коллективной ответственности и заботы перед «человеком-нуждающимся». Исходя из концептов той политической совокупности, которая исторически обусловлена развитием данного общества, либеральные, репрессивные, социалистические, социал-демократические, капиталистические совокупности по-своему определяют концепты социальной справедливости, законности, гражданские и политические права человека. Социальная политика как стратегия реализации прав человека делается не только концептом, определяющим судьбу отдельного человека, но и основанием альтруистического поведения помогающего субъекта, которым начинает выступать специалист. Специалист как новый паттерн «человека-помогающего» осуществляет собственную миссию в контексте коллективных индивидуальных акций и действий. требования общества и Ценности профессии являются тем диалектическим несоответствием, где формируются новые правила альтруистического поведения «человека-помогающего».

Парадигма «глобальной солидарности» на рубеже столетий утверждается в контексте макроэкологического подхода, в контексте идей честного перераспределения и общественного распределения материальных и духовных ресурсов. Философские основания альтруистического поведения «человека-помогающего» определяются в данной парадигме тремя наиболее значимыми факторами: сокровищами человека, этикой публичного перераспределения ресурсов, сокровищами профессии.

Человек как безотносительная сокровище утверждается в правилах людской общежития. Правила гуманистических взаимоотношений, связываются с активным неприятием насилия, с противодействием любым формам насилия — физического, психотерапевтического, экономического, идеологического20. Эти правила энергично внедряются в мировое сообщество в качестве экономических, социальных, культурных прав человека. В соответствии с этим правилам, человек в праве на труд, честные и благоприятные условия труда, отдых, досуг, социальное страхование и социальное обеспечение, медобслуживание, образование, культурное самовыражение. Эти ценностные установки становятся базой гуманистического отношения к «человеку-нуждающемуся», устанавливают базовые ориентиры интеракций в подходах к «обстановке — судьбе» клиента. Мера опытного участия «человека-помогающего» определяется степенью нарушения прав и свобод «человека-нуждающегося», личными представлениями клиента о справедливости, его экзистенциальными сокровищами. Конкретно тут закладываются ценностные ориентации социетальных и поддержки и личностных технологий помощи21.

Этика публичного перераспределения связывается с представлениями об обеспечении минимального жизненного уровня, ниже которого не должен опускаться ни один член общества. В логике этих подходов формируются представления о верхнем уровне судьбы. В противопоставлениях этих концептов зарождаются этические правила эгалитарного перераспределения. Благосостояние общества, если оно пытается к справедливости и гуманности, требует альтруистических действий для разрешения не только потребностей, но и потребностей социально уязвимых групп. В этом отношении совокупность учреждений социальной помощи есть не только вещественным воплощением нравственных императивов общества, но и определенной мерой перераспределения публичных благ и ресурсов. Развитость либо неразвитость совокупности социального обеспечения — показатель человечности гражданского общества, показатель справедливости распределения. Социальные работники, осуществляя собственную деятельность в университетах социальной помощи, оказывают помощь в социальном функционировании нуждающимся. Они опосредованно участвуют в реализации этических норм жизнедеятельности общества, реализуя его установки и ценностные нормы.

Профессия для «человека-помогающего» выдвигает определенные стандарты опытного поведения. Оно основано на принятии идеалов и ценностей опытной субкультуры, которая учитывает место и роль помогающего субъекта в совокупности публичных взаимоотношений. Она определяет его миссию в гуманизации этих взаимоотношений, обосновывает ценностные правила личного сотрудничества.

Так, альтруистические основания профессии «социальный работник» связаны с социогенетическими факторами развития социальной работы как воплощением публичных потребностей в реципрокации (взаимопомощи) и редистрибуции (честном распределении). «Человек-помогающий» не только отвечает необходимости и общественной потребности, но и есть определенным причиной цивилизации и развития культуры. В этом отношении цивилизации и ценностные основания культуры являются регулятором профессиональной деятельности социального работника, определяют его альтруистический интерес к человеку, побуждают к реализации блага, личного и публичного благополучия.

ТЕМЫ ДЛЯ Дискуссии

1. Каковы главные подходы к философии социальной работы?

2. Раскройте сущность главных философских парадигм социальной работы.

3. Философские сокровища социальной работы.

4. Как понимается человек в теоретических конструктах социальной работы?

5. Неприятности жизненного сценария личности и вопросы реализации жизненных стратегий как философские неприятности социальной работы.

6. Клиент как человек страдающий, который нуждается в помощи. Философские основания неприятности.

7. Социальный работник как человек помогающий. Сущность опытного целеполагания.

8. справедливости и Концепты судьбы в социетальных мифологемах социального работника.

9. Нравственные императивы социального работника.

ЛИТЕРАТУРА

1. Malcolm P. Modern Social Work Theory. — London, 1994.

2. Siporin M. Introduction to social work practice. — London, 1972.

3. Воронин С.В. Теория «филантропии». — M., 1981.

4. методология и Теория социальной работы / Григорьев С.И. и др. — M., 1994.

5. Козлов АЛ. Парадигмы социальной работы: принципы и теоретические конструкты / Социальная работа: теория, разработка, образование.—M., 1996. — Х2 1.

6. Понятие судьбы в контексте различных культур. — M., 1994.

7. Социальная работа: Российский Энциклопедический словарь. — М., 1997.— T.I.

8. методика и Теория социальной работы : краткий курс. — M., 1994.

9. методика и Теория социальной работы: В 2 ч. — M., 1994.

10. методика и Теория социальной работы. — M., 1993. — Вып. 1.

11. методика и Теория социальной работы. — M., 1995. — Вып. 1.

12. Философия социальной работы / Под ред. В.И.Митрохина — M., 1998.

13. Энциклопедия социальной работы: В 3 т. — M., 1993.

14. Юнгхолм Свен-Эрик. Гуманистические сокровища социальной работы. — M.,1995.

15. Ярская В.Н. Философия социальной работы. — Саратов, ‘1994.

БИБЛИОГРАФИЯ

1 Siporin M. Introduction to social work practice. — London, 1972. — P. 74.

2 IFSW, International Code of Ethics, 1976.

3 См. Организация Объединенных наций: Права человека. — Нью-Йорк, 1990.

4 Философия социальной работы: Монография / Под ред. В.И.Митрохина — M.,1998.

5 The Social Work Experience, 1991. — N-Y.; Юнгхолм Свен-Эрик. Базы социальной работы. — M., 1996; Фирсов М.В. Введение в основы и специальность опытной этики социального работника. — M., 1993.

6 См. Siporin M. Introduction to social work practice. — London, 1972. — P. 78.

7 Ibid.—P. 118.

aXьeлл Л., ЗиглерД. Теории личности. — СПб., 1997.

9 MaxMuller. Pilosophische Antropologie. — Freiburg / Munchen, 1974.

10 Шульц П. Философская антропология. — Новосибирск, 1996. — С. 71.

11Астапов В., Лебединская О., Шапиро Б. Неприятности обучения людей с ограниченными возможностями / Социальная работа: теория, разработка, образование. —M., 1996. —№ 1. —С. 80.

12 Горам В.П. Древнегреческая мифологема судьбы. — M., 1990.

13 См.: Наранхо К. Песни просвещения (Эволюция о храбрец в западной поэзии). — СПб., 1997; Донских О.А., КочергинА.Н. Древняя философия (Мифология в зеркале рефлексии). —M., 1993; Словарь античности.—M., 1992; Куманецкий К. История культуры Старой Греции и Рима. — M., 1990.

14 Рожанский И.Д. Древний человек : О людской в человеке. —M., 1991.

15 Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. — 1997. — Т. 2. Средневековье. — С22.

16 Неретина С.С. Понятие судьбы в пространстве высшего блага. Понятие судьбы в контексте различных культур. — M., 1994.

17 Библейская энциклопедия.—M., 1891.—Кн. 1.—С.474.

18 Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. — M., 1992; Гуревич А.Я. Средневековый мир: культура молчащего большинства. — M., 1990.

19 Юнгхолм Свен-Эрик. Гуманистические сокровища социальной работы — М 1995.

20 Митрошенков О.А. Онтология тоталитаризма и гуманизма. — М 1993 — С. 25—27.

21 International standards and cultural diversity. — Geneva, 1985.

Это видео изменит Вашу жизнь. У меня нет слов


Интересные записи:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: