Джей Амбершел
Жить из базы Бытия
Аннотация
Создатель данной книги осужден на пожизненный тюремный срок, но сам он видит это в противном случае: не он находится в колонии, а колония в нем – и что по сути он свободен.
Эта книга об этом ярком видении, открывшемся ему в колонии, и о настоящей человечности. Безыскусное, но выстраданное повествование человека, созревшего чтобы свободе предпочесть Свободу.
В приложении приводятся упражнения, помогающие отрыть это ви?дение в себе.
Перевод: М. Русакова
Джей Амбершел
Жить из Базы Бытия. Свет того, что имеется я
В память о Дугласе Эдисоне Хардинге (1909–2007)
Посмотри! Неповторимая традиция,
Запредельная всем учениям.
Никакой зависимости от слов.
Лишь прямое указание вовнутрь
На природную мудрость!
Бодхидхарма
Предисловие
Рисунок Дугласа Эдисона Хардинга
Эта книга – собрание заметок, основанных на воззрениях духовного учителя и английского философа Дугласа Эдисона Хардинга. Безрассудный Путь Хардинга – это простой, современный, западный подход к тому, что лежит в сердце всех великих религий; не отрицающий другие подходы, но включающий их все и четко освещающий Базу Бытия в нашей общей сердцевине. Главная тема данной книги – вопрос «Кто ты?», и в ней утверждается, что ты – вовсе не то, чем себя вычисляешь, не то, чем являешься согласно точки зрения вторых, не то, чем им кажешься. «Взгляни сам» – таково предложение (и наименование одной из книг Хардинга), так как ответ на данный вопрос возможно отыскать не в концептуализации, а только в непредвзятом смотрении. То, что обнаружится наряду с этим, может тебя поразить. Это вправду ошеломляет, и вместе с тем парадоксальным образом все видится в полной мере обычным. И, как следствие, приходит осознание того, что Ты, нерождающийся и неумирающий, всегда был Тем, что ты имеется. В 1960-х и 1970-х гг. Хардинг создал пара упражнений, дабы обратить отечественное внимание на это исходное поле видения. Эти упражнения, либо опыты, поразительно действенны. Но их необходимо делать, а не просто читать о них, в противном случае мало что в данной книге станет понятным. Отечественная подлинная природа – это не что-то, что необходимо осознать; скорее, она то, что неожиданно раскрывается, обнажается, снова обнаруживается – а суть ее делается понятен со временем. К опытам, обрисованным в тексте, возможно снова обратиться в приложении.
Главы данной книги были написаны как отдельные заметки, просматривать их возможно в любом порядке. Ввиду того что все они самодостаточные, темы время от времени повторяются – равно как и опыты. Но потому, что переживание Единства безвременно – а правильнее, запредельно времени, – вы, как и я, любой раз возвращаясь к светящемуся осознаванию вашей сердцевины, имеете возможность понять, что это воистину происходит в первый раз.
Такие термины, как Ничто-Все, Пустота-Наполненность, Осознание, Всевышний, Единство, Я, Вместимость; Тот, Кто Ты в действительности, Первое-Лицо-Единственное число и т. п., всегда используются в данной книге и взаимозаменяемы. Они показывают на Это, на невыразимую Тайну, которая есть отечественной Базой, на Тайну, которую нельзя выразить словами, но которая, однако, возможно замечена. Я надеюсь, что эта книга сможет указать на путь – Безрассудный Путь, – ведущий к Видению Того, Что Ты Имеется в действительности (и, так, к нахождению Этим).
Создатель заметок Д. Амбершел сейчас находится в колонии – но сам он видит это в противном случае. Он видит, что это колония находится в Нем – и что по сути Он свободен.
Вам не стоит ожидать Свободы. Она дешева прямо на данный момент. Все, что необходимо, – обращать внимание в том направлении, откуда вы смотрите. Это так же легко, как видеть. Если вы не осознаёте, что я имею в виду, прочтите эту книгу! Любая ее страница показывает путь к Свободе, которая находится в сердце вашей жизни.
Свобода приходит из видения источника, которым мы и являемся. В книге «Жить из Базы Бытия» Амбершел прямо и доходчиво говорит о источнике всего, на источник, что ближе к каждому из нас, чем отечественное собственное дыхание.
Я знаком с Амбершелом и глубоко его уважаю. История отечественной встречи и имеется эпилог данной книги. Но по сути эта книга не об Амбершеле (он сам бы на этом настоял), а о том, Кем он есть в действительности – и конкретно этим в действительности являемся все мы.
Надеюсь, что книга вдохновит вас на то, дабы взглянуть на себя свежим взором – в буквальном смысле взглянуть на себя, а не поразмыслить о себе, – в следствии чего вы найдёте самое красивое на свете: Вы – вовсе не вещь, Вы – Источник, Вы – База Бытия.
Ричард Ланг
Путь Хардинга
Все мои прошлые идеи относительно того, как все действует в нашем мире, не на большом растоянии меня увели, учитывая, что больше двадцати лет я провел за решеткой. Большая часть собственных взоров я унаследовал от собственного отца и от Джона Уэйна, и все, что не представлялось суперкрутым либо суперклевым, казалось мне совсем постыдным. В конечном итоге, я практически в любое время ощущал некую неловкость, что не в силах соответствовать тем нелепым стандартам, каковые безоговорочно принял, – стандартам, которым не имел возможности бы соответствовать ни я, ни кто-либо второй: как я обязан себя вести; как другие должны ко мне относиться, как они должны вести себя в моем присутствии; как должны проходить дни, годы и месяцы в соответствии с моими жаждами.
В собственном окружения я стал ходячим примером для всех страдающих манией контролирования. И, как все одержимые контролированием люди, за личиной непоколебимой силы скрывалось чувство пустоты и гиблости. Я постоянно воевал в это же время, кем, по моему точке зрения, мне необходимо быть, и тем, кем я являюсь. Как будто бы одурманенный я разрушал себя снова и снова, утаскивая за собой и других.
А в один раз, много лет тому назад, в то время, когда я уже продолжительное время отбывал собственный срок, я заметил по каналу PBS интервью Билла Мойерса с Джозефом Кэмпбеллом и решил попытаться медитировать. Сперва было тяжело – из-за скопления людей, тюремного режима и шума, но скоро обнаружилось, что на протяжении медитации у меня было намного меньше ожиданий довольно себя и других людей, как словно бы вовсе не было никаких вторых. Обнаружилось место, где не было ни стандартов, ни смущения, – убежище, где больше не было потребности насаждать собственную неверно направленную волю. И, за исключением тех редких «проблесков», в то время, когда я был на наркоте, и редких моментов смертельной опасности, случавшихся на протяжении моей продолжительной преступной карьеры, это первенствовал случай, в то время, когда я по-настоящему себя увидел; увидел то обнажённое внимание «я имеется» в центре моего осознания, которое, как на данный момент стало ясно, в любой момент в том месте было.
С того времени тайная превратилась в вопрос: как это «я» показалось, и откуда оно появляется до сих пор? Прошлый образ мышления, в соответствии с которому я – отдельное сознание в теле и отдельном уме, был через чур больным, дабы возвратиться к нему. И не смотря на то, что так меня учили – так как это был привычный образ мышления всех остальных и моего отца, на которых я равнялся, – то был путь ограничения, бесконечного самоистязания и конфронтации. Должно было быть что-то второе.
Поиск этого стал причиной шести годам одержимого чтения. Я желал изучить невысказанное интуитивное чувство, которое у меня появилось в шестидесятых, в то время, когда я принимал ЛСД; то самое, которое тогда выражалось в форме страха, да и то, которое возвратилось на протяжении интервью Кэмпбелла: чувство того, что в корне всех главных религий лежит одинаковая главная мысль, такая ясная, что для ее осознания не требовались слова. Уже тогда я подозревал, что мое восприятие мира и мое так именуемое место в нем были иллюзорны, что действительность была вовсе не тем, что я о ней думал, как, но, и все остальные. Похоже, человечество разыграли – либо это Вселенная разыграла сама себя. Стало внезапно ясно, что моя прошлая судьба была борьбой против обнаружения этого знания и что я держался за неправда, которую мне всучили, и набрасывался на всех, лишь бы избежать истины.
Я просматривал буддийские тексты, просматривал Гурджиева и Успенского, просматривал все, что имел возможность отыскать о христианских мистиках. Проглотив Хафиза и Руми, я набросился на труды великих индийских мудрецов. Открыл для себя Вэй У Вэя. После этого снова возвратился к буддизму и в том месте уже окопался на долгое время. Я был твердо собирается разобраться в данной тайне, в самой сути вопроса.
А после этого как-то раз я прочёл статью Дугласа Хардинга о его так называемой «безголовости», и что-то в меня перевернулось. Видеть То, кто мы такие, сказал Хардинг, – элементарно легко, так легко, что мы кроме того не обращаем на это внимания, но, не видя этого, мы строим философские и религиозные структуры грандиозных масштабов, тем самым еще больше это скрывая. А оно все время находится прямо Тут, ближе ближнего.
И тогда я отыскал в памяти ветхую суфийскую притчу о Мулле Насреддине, что въехал в город, возбужденно крича, что утратил собственного осла, пока ему не указали, что он в действительности сидит на нем.
Идея была ясна: «Мы не можем Это видеть, поскольку Этим и являемся», и познание этого было ошеломляющим. «Иллюзорный» – термин, что я применял для описания моего вызывающего большие сомнения восприятия мира, – внезапно показался грандиозным преуменьшением. Все было не просто иллюзорным, все было стопроцентно напротив! Я больше не был во Вселенной; в случае, если уж на то пошло, сейчас
Вселенная была во Мне, вместе с любой концепцией довольно моего предположительного «я», ума и тела. Я был, как сообщил Хардинг, пространством, в котором появлялся мир, пространством, которое деятельно приняло участие в создании этого самого мира! Это было потрясающе!
Но не терять это видение выяснилось далеко не так легко. Как и все, я был обусловлен думать о себе как об отдельной личности с отдельным сознанием – осознание этого загадочным образом исходило из губчатого материала в моей головы. А Хардинг выявлял полностью противоположное и, как я сейчас осознавал, и многие другие, включая всех основателей великих религий. Но, как и их последователи, я не смог оставаться открытым; не смог помешать самому себе возвратиться к тому фальшивому, чему меня обучали с детства. Казалось, я был в ловушке собственной головы.
без сомнений, началась борьба. Было очевидным: я имел возможность всю жизнь просидеть скрестив ноги, жить один в горной пещере в Тибете, практиковать учения всех традиций, – и все еще выходить из всего этого с фальшивой точкой зрения, все еще видеть себя в качестве отдельного субъекта, что видит объекты. Я желал отбросить фальшивое и возвратиться к истине, прямо на данный момент. Но я всегда забывался, и это было мучительно. Как осуществить данный переход?
Я так и не ответил на данный вопрос – разве что, решил я, и нет никакого перехода. Бороться – значит лишь усиливать это фальшивое познание. Конечно же, буддийская мысль о том, что нирвана и самсара – это Одно, содержит ключ к решению проблемы, но я желал жить этим, а не просто знать об этом.
А в один раз на протяжении одной из отечественных буддийских встреч, каковые иногда проходили тут в колонии, что-то случилось. В данной колонии тысяча пятьсот человек, а из них лишь девять назвались буддистами, и из них в тот раз пришли всего шестеро. Но этого выяснилось достаточно, дабы случилось что-то чудесное.
По окончании маленькой медитации один из присутствующих начал дискуссию на тему, что означает пустота, распознав тем самым значительную проблему. Последовали пререкания, каковые, потому, что дело происходило в колонии, переросли в силы и различные проявления авторитета. Я поразмыслил, что лучше возвратиться к медитации, смотреть за дыханием, но остальные были не в настроении. Спор длился, и я уже подумывал уйти, как нежданно отыскал в памяти слова Хардинга о пространстве, которое находится Тут и есть вместилищем кроме того для споров; я кроме этого отыскал в памяти его упражнения.
Эти упражнения страно простые и полностью радикальные. Я знаю, что они верные конкретно благодаря радикальности и своей простоте, не смотря на то, что в то время, когда я в первый раз столкнулся с ними в книгах Хардинга, я засмеялся – они показались такими чудными. Но после этого я осознал, до меня, что именуется, «дошло», что они в отличие от всего остального мира показывают в верном направлении.
Итак, я поднялся и начал ходячую медитацию около отечественного мелкого круга из стульев, и все остальные, посмотрев на меня, скоро присоединились. Мысль в том, дабы прекратить болтовню и свести к минимуму мысли, фокусируясь на ощущениях в ногах при ходьбе. Но в тот раз я попросил всех забыть все, чему их учили, словно бы они только что появились в данной комнате и обнаружили все новым и необыкновенным. Я попросил их перевести внимание на на данный момент, и по сей день, и по сей день, как словно бы будущее и прошлое были мыслями, каковые думать не разрешалось. Я отыскал в памяти описание Хардинга, как он ехал в машине, отмечая, что мимо проносятся телеграфные столбы, а сам он недвижим. И я попросил всех сделать то же самое, заметить, что двигается ковер, а не они, замечать, как мимо проплывают стулья и стены, как по мере того, как они ходят по кругу, кружится помещение.
Кое-какие посмеивались, и через несколько мин. мы снова сели, и я попросил группу указать на потолок, обратить внимание на собственную руку и на то, на что показывает палец, – в этом случае на лампы и потолочную плитку. После этого мы по порядку показывали на стену, на пол, на отечественные колени, на грудь, любой раз подмечая, что данный объект (отечественная рука) показывает на другие объекты, с их разными чертями. Но вот наконец мы указали на то, из чего мы наблюдали, и я повторил вопросы Хардинга: «Если вы избавитесь от собственного обусловливания, избавитесь от всего, чему вы когда-либо обучились, и продолжите делать выводы лишь на основании свидетельства настоящего момента, то что же это такое, на что вы на данный момент показываете? Матовый, круглый, отдельный и жёсткий предмет, подобный всем вещам в том месте ? Либо вы говорите о пространстве для этих вещей, на вместилище ? И разве это пространство не очень, безупречно и абсолютно прозрачно? И разве это бесконечное вместилище не включает всю помещение и все то, на что вы наблюдали? Разве оно не пробужденное, и разве вы отыщете пробужденность где-либо еще, не считая как Тут?» Никто не сказал ни слова. У нас не было картонок и зеркалец с отверстиями либо бумажных пакетов для других упражнений. Но перед тем как все они набросились на меня, я поразмыслил о том, как мы имели возможность бы совладать с конфронтацией – с которой арестанты отлично привычны, – разбившись на сев и пары приятель наоборот приятеля. Для упражнения Хардинга «лицо к не-лицу» нужен простой пакет из супермаркета с отрезанным дном, дабы оба финиша были открыты. Один партнер надевает один его финиш на собственный лицо, второй делает то же самое с оставшимся, и принято думать, что партнеры, встретившись лицом к лицу в пакета, противостоят друг другу. Это отечественный простой метод сотрудничества с другими. Но вопросы Хардинга выявляют что-то совсем иное: «Забыв обо всем, что вам говорили, и основываясь лишь на доказательствах, имеющихся сейчас, ответьте, сколько лиц в действительности присутствует в том месте? Вы находитесь лицом к лицу, либо в том месте – лицо, а Тут – пространство? Вы противостоите этому человеку либо являетесь Вместилищем для него? И разве не действительно, что у вас Тут нет ничего, ни самой малости, чем вы имели возможность бы помешать второму человеку „войти“? Разве вы не бесконечны, прозрачны, безлюдны на этом финише, и вместе с тем разве вы не наполнены человеком, что наоборот вас? Так что в каком-то смысле вы на этом финише погибли и воскресли в лице того человека, находящегося на втором финише. Разве мы устроены не чтобы умирать в пользу другого, и разве это не база любви?»
Имеете возможность себе представить, какой реакции я ожидал от своих товарищей-осуждённых, но они меня поразили. Я услышал: «Ух ты!» – и хохот, и снова – «Ух ты!». Не знаю, как они что осознали, но что-то в той комнате случилось, пускай кроме того лишь со мной, либо, я бы сообщил, с Пространством на этом финише, с вместилищем, которое в любой момент Тут и в любой момент наполнено тем, что находится в том месте. Я возвратился с того собрания, зная с уверенностью, подтвержденной опытом, что Тот, Кто Я в действительности, в любой момент дешёв, постоянно находится на расстоянии всего лишь одного упражнения.
Я возвращался в корпус, где пребывала моя камера, замечая, как мимо проплывают тротуары, здания и заборы, в то время как Я оставался недвижимым, каким по сути был в любой момент. Мне необходимо только указать пальцем, дабы взглянуть на то, из чего я наблюдаю, и мне необходимо только видеть лицо, дабы знать, что финиш всех противостояний находится Тут. И уходя с того собрания, я осознал еще кое-что: все, что проплывает мимо, имеется не что иное, как То, Что Имеется Я; необычным образом я шел через самого Себя, испытывая благоговейный трепет от каждого шага.
Исходя из этого я желаю поблагодарить Дугласа Хардинга. Я благодарен ему за его мудрость, которая, само собой разумеется, есть и моей мудростью и мудростью всех, поймём мы это либо нет. Я благодарен за все, что изменяется, проходит и появляется, и за все лица, в пользу которых я устроен исчезать. Среди них и за эту любопытную лицо вон в том месте, в зеркале.
Никого нет дома
Разумеется, что большая часть из шести миллиардов людей на данной планете вовсе не испытывает любопытства относительно того, кем либо чем они являются. Они приняли те характерные роли, которым обучились, и все. Мне думается поразительным, что все, не считая мизерного процента мирового населения, живут глубоко укорененными в фундаментальной лжи и, более того, большая часть будет до конца своей жизни отстаивать эту неправда. Нам так комфортно либо так страшно, что мы кроме того не желаем это изучить?
Раньше, во времена моей преступной деятельности, я частенько летал самолетами, и мое место неизменно появилось рядом с человеком, что желал знать, кто я таковой по профессии. В большинстве случаев я слышал: «Ну… и чем вы занимаетесь?», либо: «Командировка?», либо время от времени: «Из какой вы области?», как словно бы я только что вышел из головного офиса корпорации и направлялся на заседание по организации сбыта с моими сотрудниками из дочки.
Но в один раз, в то время, когда я летел в Лос-Анджелес, я сидел в первом классе рядом с другом, что, как я увидел, был одет в непринужденном стиле – как и я; что носил дорогие часы – как и я; и от которого исходили эманации состоятельного человека «в свободном полете» – это уже не про меня. В то время я всем сказал, что был музыкальным агентом – профессия, о которой я ничего не знал, как, но, и никто второй, – так что в большинстве случаев меня оставляли в покое до конца полета. Обязан подметить, что дамы редко интересовались моей профессией. В большинстве случаев, если они по большому счету заговаривали, то задавали вопросы, куда я лечу либо где я живу. Больше всего я опасался появляться рядом с интересными типами в чёрных костюмах, фактически, по причине того, что они были похожи на полицейских и обычно занимались подробными расспросами. Не обращая внимания на коктейли перед ужином и вино на протяжении оного, мой сосед не говорил в течение половины полета. Я был ему за это благодарен, посчитав, что избавлен от проблем, и дав обещание себе чаще летать первым классом. Но когда я откинулся в кресле и устроился, дабы мало вздремнуть, он вдруг задал вопрос: «Ну, и чем вы занимаетесь?»
Я начал вешать ему на уши собственную простую лапшу про то, что я – музыкальный агент, сопровождая собственный рассказ достаточно недружелюбной, как я сохранял надежду, ухмылкой. «Вот как!» – сообщил он, потянулся за собственной сумкой от «Гуччи» и вынул из нее блестящую визитку. На ней было его имя, а под ним – еще пара имен весьма больших фигур шоу-бизнеса. Я сидел рядом с агентом музыкальных агентов! «И я также», – сообщил он.
Оставшуюся часть полета я провел в туалете, сославшись на то, что мне не хорошо. Меня разоблачили! Я был никем – не имел возможности же я согласиться, что я преступник! Я не знал полностью ничего про музыкальный бизнес – как вообще-то и ни про один второй легальный бизнес. В случае, если я был тем, чем занимался по судьбе, тогда лучше уж быть никем.
Не знаю, как моя семья так продолжительно все это терпела, переезжая каждые шесть-восемь месяцев, меняя имена, школы, штаты, страны… На протяжении моего ареста в рапорте говорилось, что за все эти долгие годы я поменял 26 имен, для большинства из которых у меня были удостоверяющие личность документы, а также пара паспортов. Я говорю об этом, в силу того, что считаю, что это сыграло собственную роль в том, что случилось со мной в будущем. Моя сопротивляемость ослабла. Я так продолжительно был никем, что, возможно, было легче отбросить идею о том, что я все же кем-то являюсь. Я нигде не прописывался, избегал собственных неизменно изменяющихся соседей, и у меня не было никаких публичных, политических либо национальных связей; не было кредитных карточек, страховки, недвижимости, капиталовложений, не было кроме того банковского счета (собственные наличные я закапывал). Для правительства я в буквальном смысле не существовал, живя судьбой, полностью пропитанной обманом.
Это что касается моего фиаско в области социальной адаптации. Но передо мной все еще маячил вопрос, кто же я таковой. Само собой разумеется, я был уверенный в том, что я – человек, не смотря на то, что и имеющий мало неспециализированного с другими людьми.
Итак, со своей не сильный социальной адаптированностью, вкупе с тем, что я испытал под ЛСД в 1960-х гг., и с растущим любопытством довольно подлинной природы вещей, я, по всей видимости, был хорошим кандидатом на пробуждение. К сожалению, я неистово сопротивлялся, что было поразительно разрушительным для меня самого и для других. Мучимый страхом, я держался за то подобие контролирования, на которое лишь был способен.
По окончании ареста, в то время, когда вместо имени у меня появился номер (еще одно подтверждение того, что я никто), прошло пара лет, перед тем как я начал поиск. Не смотря на то, что я и применял для этого интеллект и искал в том месте, вовне, это был поиск модели того, кем либо чем я являюсь, и откуда показалась эта штуковина называющиеся «Вселенная». В то время, когда я набрел на Безрассудный Путь и реально испытал на себе ту Пустоту-Полно-ту, о которой просматривал у столь многих мастеров разных направлений, я отыскал в памяти тот случай в самолете и поразмыслил, как бы все имело возможность развернуться дальше, сообщи я тогда правду. Не правду о моей преступной деятельности, а правду о моей настоящей работе, о том, чем я был в действительности и чем в действительности занимался в качестве Чистой Субъективности. Само собой разумеется, если бы я знал Себя тогда, столько лет назад, я имел возможность бы и не появляться в том самолете и не заниматься криминалом. Ирония в том, что Я вправду был никем. И ни при каких обстоятельствах не был «кем-то». В случае, если уж на то пошло, то Я имеется и всегда был всеми (и всем).
Все эти ошибочные устремления, все это притворство, все прикрытия и эти уловки! И чего для? Сейчас я знаю, для чего. Если бы ничего этого не случилось, включая ту боль, за которую лишь Я несу ответственность, то я все еще имел возможность бы жить в фундаментальной лжи, упрямо играясь свойственную мне роль одного из шести миллиардов вторых людей и очень не интересуясь, кем либо чем я являюсь.
на данный момент мне ясно, что в то время, когда я заблуждаюсь, то раз за разом приобретаю «Господни похлопывания по плечу» – это и имеется моя жизнь. Заблуждение нужно, дабы в один раз услышать призыв обернуться и взглянуть. И в то время, когда я все же оборачиваюсь, все заканчивается, заканчивается игра. Любой удар – это дар, и подарки эти нескончаемы. И, что самое превосходное, любой раз, в то время, когда я их принимаю, в качестве вознаграждения вправду приобретаю радость и удивление. Лишь Вселенная имела возможность придумать такое! Как еще определить Самого Себя, не считая как сперва позабыв?
Свет Того, что имеется Я
Меня постоянно привлекала аналогия со сновидением как наглядное объяснение данной моей так называемой жизни. Само собой разумеется, в то время, когда дело касается указания на мою подлинную природу, нет ничего, что заменит смотрения и реального указывания. Однако аналогия со сновидением подтверждает то, что я вижу, в то время, когда Вижу, и оказывает помощь порвать сообщение с прочно засевшими убеждениями.
Все выглядит приблизительно так: в то время, когда я вижу сон, то переживаю на опыте мир, что настоящ для меня во сне. В нашем мире сновидения появляется множество явлений – дома, автомобили, люди, животные, горы, облака – в кажущемся нескончаемым разнообразии сцен, многие из которых появляются непоследовательно. Но кое-какие включают в себя прошлое-в-сновидении и будущее-в-сновидении, не говоря уже о распространенных примерах немыслимого рассуждения-в-сновидении (которому, но, верят!). Я испытываю страх и желание, грусть и радость, чувство и гордость вины. Я вижу, слышу, обоняю, осязаю и различаю вкусы так же, как я бы это делал в бодрствующем состоянии. Но в то время, когда я пробуждаюсь, я знаю, что это был всего лишь сон, – я знаю, что каждое событие и каждый предмет происходили лишь в моем уме, что каким-то образом я ночью создал страно похожий на правду мир времени и пространства, содержащий всякого рода явления. И я не имею ни мельчайшего понятия, как я это сделал.
Пожалуй, еще более успешная аналогия та, которую совершил великий индийский мудрец Рамана Махарши. В то время, когда его попросили обрисовать природу действительности, он сравнил ее с фильмом. Я (Осознавание) подобно экрану, сообщил он, а жизнь – это фильм. Мы наблюдаем фильм и вычисляем его настоящим, но в то время, когда он заканчивается, мы знаем, что это было всего лишь кино. Независимо от того, сколько мимо просвистело пуль, независимо от неприятностей, катастроф либо драмы фильма, фон, на котором его показывали, остается незатронутым – на экране нет никаких дырок от пуль, никаких следов…
А вот что по этому поводу сообщил покойный Вэй У Вэй: «сам фильм в действительности складывается из последовательности кадров, расположенных по порядку так, что в то время, когда пленку скоро прокручивают через кинопроектор, появляющееся на экране перемещение принимается как постоянное и „живое“. Это перемещение – обстоятельство всех иллюзий. В соответствии с данной аналогии, осознание, либо То, Кто Я в действительности, – это свет кинопроектора, а мир – отображение этого света на экране, и появляющаяся в следствии этого история принимается за настоящую. Более того, То, Чем Я являюсь, возможно разглядывать и как кинопроектор, и как фильм, но лишь в смысле Великой Загадки, Пропасти, из которой появляется свет Осознавания. Я понятия не имею, как я это делаю; не могу сообщить, как либо по какой причине существует Осознавание либо как Оно поймёт Себя, не говоря уже о том, как появляется мир, – он просто имеется. И, конечно, нуждаясь в ответе, уверенный вторыми, я еще в раннем детстве обучился вычислять себя личностью, одним из персонажей фильма, и соответственно сделал вывод, что могу делать что желаю, не осознавая, что как персонаж фильма я не в состоянии функционировать по собственному усмотрению. Итак, к сожалению, я ошибочно считаю себя кем-то вторым, являюсь иллюзорным персонажем в иллюзорном мире, что живет собственной судьбой до тех пор, пока не закончится фильм.
без сомнений, из этих аналогий возможно сделать множество различных выводов вдобавок к самому очевидному – тот, кем я себя считаю, не есть Тот, Кто Я в действительности, и что то, что я считаю миром, вовсе не таково, каким думается. К примеру, все три аналогии ставят под вопрос мое предположение о том, что пространство и время являются чем-то заданным, чем-то, в чем я нахожусь, и находятся в том месте, вовне, в качестве моей Вселенной. В то время, когда мне снится сон, трехмерный мир, что я переживаю на своем опыте каждую ночь, в действительности не имеет никаких измерений и проявляется Тут, где я нахожусь. Совершенно верно так же я принимаю фильм в трех измерениях, в то время как на экране изображение двумерное. А что касается света кинопроектора, то в случае, если лишь я не отвлекаюсь от драмы повествования, я его ни при каких обстоятельствах не подмечаю. И я кроме этого не подмечаю, что в действительности данный свет вмещает драму, есть драмой, что он проявляется лишь в контакте с противостоящим экраном. Так, я прихожу к выводу, что Осознавание и так называемый мир появляются совместно и в некоем смысле едины. В аналогии Махарши, экран (Осознавание) и фильм (мир) неразделимы. В аналогии Вэй У Вэя фильм и свет кинопроектора – одно да и то же. Обе аналогии говорят мне, что Осознавание – это канва мира, что Осознавание и мир – Одно. И, однако, парадоксальным образом они нуждаются друг в друге, дабы осуществиться.
Все три аналогии кроме этого утверждают, что Осознавание, либо Тот, Кто Я в действительности, неизменно и непреходяще. иллюзорное течение и Иллюзорное движение времени важная часть фильма, в то время как экран (либо свет) недвижим и вечен.
Они кроме этого напоминают мне, что база моей природы – состояние незнания. Как у действующего лица фильма у меня имеется прошлое, и я в ожидании определенного будущего, но как экран либо свет Я остаюсь в стороне от этих выдумок – Я для того, что проявляется. Совершенно верно так же с незнанием приходит и отсутствие воли. Экран возможно неотделим от фильма, но не имеет возможности руководить событиями в фильме. Возможно было бы сравнить кинопроектор и проходящий через него целлулоид с Божьей Волей. Но для света Осознавания Пропасть непознаваема, и Божья Воля появляется лишь как часть фильма – в качестве того, что имеется.
Достаточно аналогий. Вопрос в том, точны ли они? Как опыт подтверждает метафору, и как метафора подтверждает опыт? Откуда я знаю, что все вышесказанное – не просто упражнение для ума? Я бился над этим вопросом много лет. Где-то в я знал, что появляющиеся ответы были точны – были проблески, мимолетные моменты Истины, – но мне необходимы были доказательства, что-то конкретное.