Принято вычислять, что главной целью подросткового кризиса есть самоутверждение ребёнка, отстаивание себя как полноценной личности. Частично так и имеется.
Как уже упоминалось, социальная, интеллектуальная и биологическая зрелость человека в отечественном сегодняшнем обществе разнесены во времени, другими словами наступают не в один момент. И, значит, какую-то из этих «зрелостей» и отстаивает отечественный ребёнок. Но какую?
Ясно, что о биологической зрелости 11-летней девочки либо 13-летнего мальчика не может быть и речи.
Не обращая внимания на грустный факт появления у нас прослойки детей, образование которых заканчивается по окончании пятого шестого класса, главная масса юношества в этом возрасте все еще продолжает плодотворно (либо не весьма) получать образование школе. Следовательно, насильственное либо необязательное, но интеллектуальное развитие также еще на половине пути.
Социальная зрелость наступает у нас чуть ли не позднее, чем в большинстве развитых государств. Тридцатилетний мужик, имеющий собственную семью, которому систематично оказывают помощь старички родители, — отнюдь не нонсенс как в Советском Альянсе, так и в сегодняшней России. Сейчас, в связи с неспециализированной «американизацией» самой жизни и сознания, помой-му наметилась тенденция к более раннему обособлению парней от родительской семьи. Но пока это лишь тенденция.
Так какую же зрелость отечественный ребёнок отстаивает? Мнимую, как вычисляет большая часть пострадавших от подросткового кризиса своих родителей? Либо мы что-то потеряли из виду? Очевидно, потеряли. За звучными терминами мы не увидели главного — самого человека. Конкретно незрелого по всем вышеописанным (и многим вторым) позициям, вместе с тем конкретно существующего в отечественном пространственно-временном континууме.
В то время, когда ребенок рождается, первые 60 секунд собственной жизни он связан с матерью пуповиной, по которой к нему в течении всей внутриутробной жизни поступали нужные для данной самой жизни вещества. Позже пуповину обрезают, но сообщение ребенка с матерью все еще во многом физична — кормление грудью, тесный физический контакт. Как мы знаем, что младенцы, лишенные в первые месяцы судьбы тесного физического контакта со взрослым человеком, довольно часто погибают, даже в том случае, если гигиенический уход и кормление за ними близки к совершенным показателям.
В то время, когда ребенок начинает ходить, первое время он предпочитает передвигаться, держась за материнский подол либо палец. В будущем (2–3 года) ребенок весьма нервничает и пугается, в то время, когда мама либо отец куда-то уходят, оставляя его одного либо с малознакомыми людьми.
Понемногу, но, сфера независимых действий ребенка расширяется. Он сам играется в песочнице, посещает детский сад, бегает с другими ребятами во дворе. Но обиженный сверстниками, разбив коленку, он все равно идет к маме либо папе за защитой, лаской и жалостью. Время от времени (с годами все реже) он приходит просто так, залезает на колени («Не стыдно тебе, таковой большой!») либо к маминому боку, испытывая потребность в «подзарядке» все той же, биологической по сути, общностью, без которой не смогут выжить младенцы.
С поступлением в школу сфера социальных контактов ребенка быстро расширяется. Появляются первые настоящие приятели «до гроба», первые недруги. предательство и Альтруизм, верность и честь — все это сейчас существует вне дома, в сфере социальной судьбе ребенка. Делится ли он дома поражениями и своими победами, потерями и находками — это зависит только от поведения своих родителей, от их собственной нравственной позиции и от их заинтересованности в том, дабы ребенок не просто «не дрался», «не хулиганил», «дружил лишь с приличными детьми», а обучался общаться, вести за собой и подчиняться вторым, побеждать и терпеть поражение, обнаружить выход в тяжёлых, запутанных и не всегда понятных взрослым обстановках детского социума. Сейчас (5–6 класс) отечественная мнимая связь-резинка между родителями и ребёнком растягивается до максимума. Предстоящее ее растяжение делается больным для одной либо для обеих сторон.
Тут-то именно и наступает подростковый возраст.
И его задачей и целью делается обрыв данной когда-то жизненно нужной, а сейчас сковывающей предстоящее развитие связи.
— Я больше не ваш придаток! — заявляет ребёнок. — Я независимый человек.
Он передергивает, блефует и на любой вопрос «в лоб» («В чем это ты таковой независимый?!») у него нет вразумительного ответа. Имеется лишь чувство дискомфорта от перерастянутой «резинки». В случае, если у своих родителей в момент самых первых заявлений хватит смелости и ума самим перерезать эту сообщение («Отлично, ты независимый человек, живущий рядом с нами. Ты можешь сам принимать те решения, каковые тебе по силам. Если ты с чем-то не справишься, мы поможем тебе, но уже не как суверен подчинённому, а как твои самые родные приятели»), то ребенок ребёнок, в большинстве случаев, пугается неожиданно открывшейся возможности самому нести ответственность за все и в один момент благодарен родителям за доверие, показанное к его личностным силам.
В этом случае условное расстояние между ним и родителями может стать кроме того меньше, чем было до «отрезания».
В случае, если же (что не редкость значительно чаще) родители опасаются перерезать эту морально и физически устаревшую сообщение, с тем дабы заменить ее на новую («Это же все лишь слова, он же в действительности еще глупый! Ничего не осознаёт! Жизни не знает!»), то ножницы берет сам ребёнок (время от времени в движение идут зубы и когти), и вот конкретно тогда мы и имеем дело не просто с подростковым возрастом, но с подростковым кризисом во всей его красе. В случае, если ребёнку по окончании продолжительных попыток все же удается перегрызть защищаемую родителями «резинку», то его по инерции относит так на большом растоянии, что на восстановление конфиденциальных и полноценных взаимоотношений смогут потребоваться годы.
В случае, если же родители оказываются посильнее и ребёнок смиряется с положением «суверен — подчинённый», то его личностное развитие неизбежно искажается и на долгое время сохраняет инфантильные черты. Время от времени в этом случае начинается невроз.
Итак, задачей и целью подросткового кризиса есть приобретение не самостоятельности (она ребёнку еще и не нужна, и не по зубам), но личностной автономии , нужной для предстоящего развития личности по взрослому типу. Другими словами, иными словами, для развития умения брать на себя ответственность за все последствия собственных взоров, действий и слов.