В хунно-сарматское время к обитателям степей Енисея поступали из Китая лаковые изделия, шелковые ткани, зеркала, а по Шелковому пути с Восточного Ближнего Средиземноморья и территории Востока стеклянные вещи, из которых до нас дошли бусины и бисер. Известны и другие привозные изделия, но они не составляли массового импорта. В частности, нефритовые вещи и коралл отысканы во дворце китайского сановника, выстроенном в I в. н. з. под г. Абаканом. Лак же, бусы и шёлк помогали, по всей видимости, эквивалентом при торговле шкурами соболя. Еще в 1960 г. Л. Р. Кызласов пробовал датировать таштыкские грунтовые могильники по единичным тогда в них обломкам китайских лаковых чашечек, фрагментам полихромных тканей и стеклянным золоченым бусинам. Руководствуясь только внешнем сходством, он отнес ткани и чашечки к эре Раняя Хань, а бусы – к I в. до н.э., т.к. сходные были отысканы в могильнике хунну в Забайкалье. В следствии возраст таштыкеких могильников был выяснен в пределах I в. до н.э.– I в. н.э. (1,с. 108 сл.). Позднее выяснилась полная неинформативность обломков чашечек и, наоборот, конкретность анализа полихромных тканей; они относятся к лоу-ланьской группе китайских тканей и изготовлены в мастерских Шу (совр. провинция Сычуань). Долгое время эти ткани относили к I в. до н. э. – II вв. (2). Сейчас в связи с уточнением поселения и датировки могильника у Лоулана предложено второе время их изготовления – III–IV вв.н. э. (3). Соответственно изменяются представления и о таштыкских монументах, где отысканы куски тканей из той же мастерской. на данный момент это самая надежная, но не единственная, дата для таштыкеких могильников.
Собрано ок. 500 настоящих бусин, в основном каменных, костяных и пара десятков стеклянных, дающих дату таштыкеких монументов. Долгие низки бус из 20 –45 бусин носили как ожерелье и оплетали ими высокую женскую прическу. Маленькие низки из 4 – 5 бусин являлись браслетами, а одна-две, нанизанные на ремешок либо тесемку и носившиеся на шее, – талисманами. Бисером, по всей видимости, украшали время от времени ворот, рукава либо грудь рубахи, одетой на покойника под двумя шубами. На одну нить в любой момент нанизаны бусины
различного материала, формы, цвета. Практически все стеклянные бусины отысканы в двух таштыкеких могильниках: у д. Комарко-ва на правом берегу Енисея и у бывшего хут. Терский на левом берегу Енисея. Спектральному анализу были подвергнуты 12 буеин из бусин и первого 13 пункта из второго. Анализ сделан в Лаборатории ЛОИА В. А. Галибиным и в лаборатории ВНИИИ Океаногеологии и прокомментирован В. А. Галибиным.
По составу стекла комарковские бусины разделились на изготовленные по египетскому рецепту (песок + природная сода) в мастерских Восточного Средиземноморья и восточному рецепту в мастерских Ближнего Востока (Иран, Персия). В. А. Галибин указал на совпадение внешнего вида и химического состава сибирских бусин с бусами из Северного Причерноморья, типология которых отлично создана. Это наблюдение побудило нас проанализировать по внешнему виду и другие стеклянные бусины могильника. На отечественный взор, из мастерских Восточного Средиземноморья происходят: 2 подвески из белого стекла с различно окрашенными территориями, большая бесцветная бусина с громадный золотой прокладкой, светло синий пронизь и бусина, бесцветный бисер, и неповторимая свинцовая бусина (4, с. 83сл.). Подобные формы имеются в монументах Северного Причерноморья, но громаднейшее сходство с древними имеют комарковские подвески и позолоченная бусина. Подвеска из одноцветного стекла сходна с типом грушевидных черноморских подвесок, датируемых II – первой пол. IV вв., и со стрелковидными подвесками финиша I— нач. II вв. (5, т. 27, 72; т. 33, 6, 7, 70). Вторая подвеска имеет поперечный орнамент, распространенный со II в. до н.э. по I в. Бусы с золотой и серебряной прокладкой были обширно распространены в Северном Причерноморье в I – IV вв. (5, с. 27). Подобная комарковская бусина не могла быть изготовлена ранее II в., потому, что ее стекло обесцвечено марганцем, что используется только со IIв. (4,с. 100). По типологическим показателям к древним возможно отнести и ряд других комарковс-ких бусин, не смотря на то, что их состав не проверялся. Это пронизи из нескольких нерасчлененных бусин : 2 пронизи из трех больших бочковидных бусин (по Алексеевой т. 26, 5–8, тип 1 вариант Б), 2 пронизи из двух больших цилиндрических бусин (по Алексеевой т. 26, тип 32), 2 вытянутые пронизи с пе-
ретяжкой по краям (Алексеева, 1978, т. 26, 30, 32, тип 21, 23), пара пронизей из небольших бусин типа бисера и т. д.
В комарковской коллекции преобладают одноцветные бусины, имеются оранжево-янтарные, граненые, рубленый бисер, бочковидные бусины, изготовленные из вытянутых трубочек – все эти показатели свойственны для древнего стеклоделия первых столетий н. э. (5, с. 62 сл.). В целом привлекает внимание то событие, что нет бусин, видящихся в монументах Северного Причерноморья ранее I в., а преобладают типы, самый распространенные в I – II, или с конца I в. и во II вв. н. э.
В могильнике Терский в одной могиле собрано 15 бусин, из которых 2 доломитовые и 13 стеклянных, три из которых по составу стекла изготовлены в мастерских Восточного Средиземноморья, а остальные — Ближнего Востока. Интересующие нас изделия из содового стекла представлйют две светло синий бусины (благодаря применению кобальта) и округлую бисеринку из полупрозрачного стекла молочного цвета. Таковой бисер изготовлялся в древних мастерских как до II в. до н. э., так и во II в. н. э. (5, т. 33, 1, 16, 25). Одна бусина изготовлена из вытянутой трубочки с перехватом, т. е. из двух круглых бусин; тип характерен для первых столетий (5, т. 38, 3, тип 15, 16). Вторая бусина первоначально была цилиндрической формы, но подшлифована под бочонковидную. Данный тип был распространен со II в. до н.э. и в первых столетиях (5, т. 34,4, тип. 18, 21). Но ранее II в. н. э. на Енисей попасть они не могли, потому, что отысканы в наборе с ближневосточными бусинами, три из которых по составу (по В. А. Галибину) датируются II – V вв.
Имеются сведения о вторых типах бусин из раскопок С. А. Теплоухова у оз. Горькое и С. В. Киселева у кург. Салбык. Среди них глазчатые, полихромная и одноцветные. Глазчатые бусины делятся на белые и зеленые. Первые различаются по глазкам: светло синий либо красные глазки в тёмных кольцах, светло синий глазки в двойном белом и светло синий кольцах. Зеленые бусины с светло синий глазками в белых и с коричневыми глазками в желтых кольцах. Без знания конкретной разработке (ровные накладные, слоисто-щитковые, слоисто-комбинированные) их тяжело датировать, но в Северном Причерноморье глазчатые бусины обширно распространены конкретно в первые века н.э.
Единственная полихромная бусина украшена тремя поперечными полосами. Окраска малоизвестна, имеется только карандашный рисунок Л. А. Евтюховой. Прямых аналогов не отыскано; предположительно бусина изготовлена в I в., потому, что орнамент из поперечных полос был характерен для III – I вв. до н. э., а с тройной поперечной полосой для позднего эллинизма и I в. н. з. (5, с. 41). Среди одноцветных бу- син имеется светло синий, голубые и бесцветные с внутренней полосой. Последние схожи с древними обширно распространенными в I – IV вв., а особенно в конце I – II вв. Комбинированная пронизь из округлого диска и перпендикулярного к нему круглого диска подобна пронизям, известным в комплексах I – III вв., а чаще всего со второй пол. I и во II вв. (5, т. 26, 67, тип 25).
Стеклянные бусы, причем в большом количестве, обнаружены Енисее в монументах, родных по времени либо синхронных таштыкским. Это позднетагарские могилы и курганы населения таинственного происхождения, условно именуемые «тесинскими грунтовыми» могилами. Бусы не привлека ли внимание исследователей, не анализировались, не подвергались спектральному анализу, но кроме того визуальное знакомство с коллекциями разрешает утверждать, что среди них мно- го бусин, типологически родных отмеченным в таштыкских могилах, и новых, сходных с древними. Выделяется пара типов:
1. Треугольные подвески, спаянные из многоцветного стекла. зоны и Полосы направлены на протяжении канала отверстия. Полос две-три. Две подвески отысканы в тагарском кургане Новые Мочаги Н. Ю. Кузьминым, одна в могильнике Тепсей VII М. П. Грязновым. В северном Причерноморье подобные отмечены в погребениях I в. до – II в. н. э., но самый свойственны для предела н. э. (5, с. 43, т. 27, 60 – 65).
2. Пронизи из трех нерасчлененных бусин с золотой прокладкой (Новые Мочаги и Оглахты V, м. 6, раскопки Л. Р. Кызласова); подобны таштыкским и древним первых вековн. э. (5, т. 26, 8, 30).
3. Цилиндрическая бусина, обвитая спиралями, отыскана в могильнике Новые Мочаги. В древних комплексах со 11в. до н. э. по II в. н. э.
4. Полихромная бусина цилиндрической формы с фестонообразным орнаментом отыскана в могильнике Красный Яр,
раскопки Э. Б. Вадецкой. Данный тип бусин в древних монументах самый характерен с первой пол. IIв. изготовлялся не ранее I в. (5, т. 29, 30, 31, 33, с. 38, 49).
5. Бочонковидные бусины с валиками по краям. Соответствуют 170 типу одноцветных древних бус и типам 24,26 с железной прокладкой. Изготовлены из трубочки при помощи формовочных щипцов. Одноцветные бусы свойственны для I – II вв., а с железной прокладкой для I – III вв. (5, т. 26. 24–27). На Енисее отысканы в могильниках Уайбат II, раскопки Г. Ф. Дебеца, и Тепсей VII.
6. Небольшие округлые бусины с ребристой поверхностью. Соответствуют древним одноцветным бусам типов 141–152. Распространены в I–IV вв., а особенно в I – II вв. (5, с. 71 сл.; т. 33, 46, 50–54). Наконец отметим круглые и бочонковидные бусины с железной прокладкой, встреченные неод
нократно и характерные для I – IV вв.
Так, в Минусинской котловине находятся в могильниках те типы восточносредиземноморских бус, каковые были на территории Северного Причерноморья самый распространены в I – II вв. либо с конца I в. и во II в., что определяет нижнюю дату этих монументов, но не может служить единственным основанием, потому что однообразные бусы изготовлялись до IV в.
В одних комплексах а также на одном ожерелье найдены бусы различного происхождения: из Восточногго Ближнего и Средиземноморья Востока. Те и другие имели возможность поступать поодному отрезку Великого Шелкового пути. Значит, бусы из содового стекла имели возможность поступать из Сирии, а не степным методом из Северного Причерноморья.
Близость типов сибирских и черноморских бус (их более 20), обнаруживаемая кроме того при их визуальном сопоставлении, склоняет нас кмысли, что бусы поступали все-таки из мастерских Северного Причерноморья. Косвенным это подтверждают могильники на юге Западной Сибири. К примеру, саргатский могильник I – II вв. на Среднем При-тоболье, где положены не только бусы, но и фигурки Гарпок-ратов из Северного Причерноморья (6). С I в. п. э. был освоен северный отрезок шелкового пути, по которому изделия из древних колоний Северного Причерноморья проникали в
Ханьскую империю. «Северный путь» на территории Восточного Туркестана проходил через Турфанский оазис. Торговая магистраль, являвшаяся для западного населения Шелковым методом, стала «стеклянным» методом для населения Центральной Азии и Китая в I — VIII вв. (7, с. 369, 389), а не раньше, что растолковывает отсутствие в минусинских монументах древних бус ранее I в.
Бессчётные страны, расположенные в Восточном Туркестане, через каковые проходил Шелковый путь, пребывали под властью хунну со IIв. до н. э. до конца 1 в. до н. э. В 77 г. до н. э. китайцы создали тут собственные военные поселения и земледельческие колонии. Китайский протекторат над странами Западного края формально просуществовал до 107 г., но еще в 91 г. империи Хань удалось нанести окончательное поражение хунну. По окончании разгрома они прекратили играться какое количество-нибудь заметную роль в интернациональных отношениях в Центральной Азии и территория, прежде ими занятая, скоро появилась в руках сяньбийцев (8, с. 259). Так, в интересующее нас время китайские торговцы, по всей видимости, деятельно действовали на «северном пути» и поступившие по нему изделия реализовывали в другие районы вместе с шёлком и китайскими вещами. Исходя из этого в таштыкских могильниках находятся сокровище, в один момент импортируемые как с Востока (Китай), так и с Запада (Иран, Персия, Северное Причерноморье).
Импортные бусы являются датирующим источником для весьма сложного, так именуемого «таштыкского переходного» периода в Присаянье, причем не столько для датировки конкретных монументов, сколько неприятности взаимоотношений нескольких этносов – тагарцев, тесинцев, таштыкцев.
Изложенные мысли являются первой заявкой для изучения в этом направлении с привлечением стеклянного импорта.
1. Кызласов Л. Р. Таштыкская эра. М., 1960.
2. Рибо К. Л., Лубо-Лесниченко Е. И. Оглахты и Лоулань (две группы древних художественных тканей).– Страны и населения украины вып. XV, 1973.
3. Лубо-Лесниченко Е. И. Китай на шелковом пути. Автореферат дисс. докт. ист. наук. Л., 1989.
4. Галибин В. А. Состав стекла из монументов Красноярского края (V в. до н. э. –I в, н. э.).– Древние культуры Евразийских степей. Л.,
5. Алексеева Е. М. Древние бусы Северного Причерноморья.– САИ вып.
Г1-12, 1978.
6. Матвеев А. В., Матвеева Н. П Саргатский могильник у д. Тютрина (по раскопкам 1981 г. ). – КСИА, вып. 184, 1985.
7. Лубо-Лесниченко Е. И. Великий Шелковый путь.– В кн.: Восточный
Туркестан в раннем средневековье и древности. М., 1988.
8. Крюков М. В. Восточный Туркестан в III в. до н. э. – VI в. н. э. – В кн.: Восточный Туркестан в раннем средневековье и древности, М., 1988.
В. Р. Эрлих, С. П. Кожухов
ОБ ГЛАВНЫХ ЭТАПАХ РАЗВИТИЯ
МЕОТСКОЙ КУЛЬТУРЫ ЗАКУБАНЬЯ
Главным результатом десятилетней работы Кавказской археологической экспедиции ГМИНВ есть исследование и открытие солидного числа новых монументов Закубанья в хронологическом диапазоне от эры латуни до позднего средневековья, а количество раскопанных монументов эры раннего железа таково, что разрешает монографически изучить историю Среднего Закубанья в это время.
Авторы, в той либо другой степени освещавшие вопросы периодизации раннего железного века Кубани, основывались, в большинстве случаев, на материалах Правобережья, потому, что Закубанье было изучено существенно хуже. Кроме того первичный анализ монументов Закубанья разрешает утверждать, что ни одна из предложенных периодизаций не может быть тут применена, потому, что развитие меотской культуры в регионе происходило пара в противном случае.
Мы присоединяемся к точке зрения тех исследователей, каковые считают, что «меоты» греческих авторов являются не эт-никоном, а суммарным понятием, обозначающим население, жившее около Меотиды (1; 2). Но понятие «меотская культура», согласно нашей точке зрения, в полной мере приемлемо для обозначения археологической культуры Кубани раннего железного века.
Выделение периодов в археологических культурах предполагает разнообразие принципов и подходов, тем более в культурах, отличающихся долгим сохранением традиций-
К таким консервативным культурам относится, на отечественный взор, и меотская культура Закубанья, сохраняющая главные черты погребального обряда в течении более 700 лет.
В отечественном подходе к периодизации меотской культуры мы стараемся выделить главный процесс каждого периода, а пределами вычисляем те моменты, в то время, когда эти процессы можно считать по большей части завершенными.
До недавнего времени были малоизвестны монументы, конкретно предшествующие древнемеотским могильникам. Некий свет на проблему генезиса меотской культуры Закубанья пролили изучения Э. С. Шарафутдиновой (3). Разумеется, процесс генезиса новой культуры в предгорной и лесостепной части Закубанья нужно разглядывать в общем контексте формирования культур эры перехода от латуни к раннему железному веку Северного Причерноморья, где в конце II–нач. I тысячелетия до н. э. под действием экологических факторов отмечается запустение степных районов и поиск степным населением экологических ниш с более мокрым климатом пригодных для проживания (4).
Ранний период, наименование которого «древнемеотским» в полной мере возможно, продолжается со второй пол.– финиша IX в. до н.э. до середины VII в. до н. э. Такие даты дает относительная хронология комплексов древнемеотских могильников Закубанья,. основанная на взаимовстречаемости медных уздечек комплектов (5). Нижнюю дату дает медный птицеголовый скипетр с грибовидным обушком из погребения 35 имел возможность. Фарс, подобный скипетру из клада Прюдь (6). Объединение в один период VIII, VII и VI вв. до н. э., как это было сделано А. М. Ждановским и И. И. Марченко (7), на отечественный взор, неправомерно, не смотря на то, что в монументах второй пол. VII – VI в. до н.э. прослеживается преемственность с древнемеотским периодом в погребальном обряде и некоторых керамических формах. Материальная культура в целом, но, имеет пара другой вид, что направляться связывать с серьёзными социально-экономическими сдвигами, случившимися в конце древнемеотс-кого периода. Они в значительной степени обусловлены участием населения Прикубанья в переднеазиатских походах финиша VIII – первой пол. VII вв. до н. э., что подтверждается архео-логическим материалом. К концу периода походов, углубляется процесс социальной поляризации общества, самый ран-
ним свидетельством чего являются подкурганные аристократические погребения вождей-колесничих в курганах Уашхиту и 46 в урочище «Клады» у ст. Новосвободной, и клады упряжи колесниц (8).
Завершение древнемеотского периода и начало нового отмечено возникновением богатейших курганов 3-й четв. – 2-й пол. VII в. до н. э. у ст. Келермесской, ст. Костромской и 1 Говер-довского кургана. Участие в переднеазиатских походах и полученный скифский импульс придают меотской культуре «скифоидный» вид. Сейчас очень ранее проявилась общность материальной культуры Закубанья с раннескифской культурой Украинской Лесостепи и Северного Кавказа.
С окончанием походов начинается новый период меотской культуры, что мы, за многими исследователями, именуем меото-скифским. В Закубанье он отлично прослеживается на материалах ранних групп Уляпского и Начер-зийского могильников, датируемых VI – V вв. до н. э., и Ульского курганного некрополя солдат-аристократов. С предшествующим периодом меото-скифский связывает преемственность в погребальном обряде и некоторых формах керамики. Уздечные комплекты, предметы и оружие в зверином стиле выполняются в русле общескифских традиций. Особенность региона проявляется в подробностях погребального обряда. К примеру, маленькие мечи-акинаки видятся тут у рядовых пеших солдат (9), упряжные кони употребляются в виде жертвенных животных в огромных гекатомбах и др.
Главным процессом в это время, согласно нашей точке зрения, есть постепенное изживание «скифских» линия. Так, во второй пол. VII – первой пол. VI вв. до и. э. в Закубанье активно применяются медные наконечники стрел скифских типов (10). Но уже с середины VI в. до н. э. происходит вытеснение медных наконечников стрел металлическими; уже в V в. до н. э. медные наконечники стрел редки, а в IV в. до и. э. – единичны. Маленькие акинаки скифского вида понемногу эволюционируют с конца V в. до н. э. в долгие меотские мечи без железного перекрестия. В сложившемся виде меотский клинок существует уже в IV в. до н.э. (25). Продолжительнее существуют уздечные комплекты общескифского вида, но в конце V в. до н. э. на удилах появляются крестовидные насадки, каковые к III р. до н. э. модифицируются в своеоб-
различные крестовидные «псалии:»; двудырчатые псалии исчезают, ременное оголовье лошади упрощается.
К IV в. до н. э. меотская культура Закубанья получает собственный «хороший» вид. Начинается фактически меотский период. Господствуют местные формы гончарной керамики, появившиеся в следствии переработки боспорских традиций, необычен комплект оружия, сложился кубанский вариант звериного стиля. Тесные контакты с Боспором стали причиной появлению в погребениях импортных вещей. Все эти черты отлично прослеживаются в поздней группе Уляпского и ранней группе Серегинского могильников. Появляются новые черты в погребальном обряде, и не только в нем. Кое-какие курганы IV в. до н. э. являются не погребальными монументами, а святилищами. Для IV – III вв. до н. э. прослежены коллективные (возможно, склеповые) захоронения в Серегинском могильнике, в которых не редкость до 10 погребенных. Быть может, это явление направляться разглядывать в одном последовательности с возникновением склепов того же времени в Крыму (11) и Ставрополье (12). В Серегинском и Уляпском могильниках встречены ритуальные комплексы, которые содержат много перемешанных костей животных, керамику, отдельные железные предметы, горгонейоны, плоские известняковые плиты. Таких комплексов известно как минимум несколько, и они требуют объяснения.
Население Закубанья участвовало в боспорской войне 310/309 гг. на стороне Арифарна и по всей видимости, вошло в сиракский альянс кубанских племен (13). Армейские контакты с Боспором подтверждаются находками элементов греческой паноплии в комплексе финиша IV – нач. III вв. до н. э. Курджипского кургана, и отдельными находками греческих шлемов на территории Закубанья. Последние, возможно, послужили прототипами местных закубанских медных шлемов III – I вв. до н. э.
Информацию о закубанских поселениях этого периода немногочисленны. Нами частично исследовалось неукрепленное поселение Ульский пенькозавод-2, относящееся к Серегинскому могильнику. Второе изученное поселение, кроме этого относящееся к IV – III вв. до н. э., расположено на р. Медовка. Оно окружено поверхностным рвом, остатки которого прослеживаются около поселения.
В целом мы склонны датировать фактически меотский период временем с IV в. до н. э. по I в. до н. э., до начала активной сарматизации Среднего Закубанья. Выяснить правильную верхнюю дату тяжело, потому, что для III –I вв. до н. э. полностью отсутствуют качественные хронологические реперы, и уточнение ее допустимо лишь с применением статистических способов.
В случае, если в верховьях Кубани и на правобережье Лабы сарматские монументы появляются уже в III в. до н. э. (14), в Среднем Закубанье мы можем сказать только о малом сарматском влиянии, усиливающемся к концу меотского периода. Появляются мечи с полукольцевым навершием, черешковые стрелы, каковые в одном случае (Серегинский к. 1, п. 23) встречены с втульчатыми.
В I в. до н. э. – I в. н. э возможно сказать о радикальном трансформации вида археологической культуры Среднего Закубанья. Кое-какие меотские могильники функционируют , но в них появляются погребения, разительно отличающиеся от предшествующих. Так, в Серегинском могильнике появляется несколько погребений с СВ ориентировкой, комплексом оружия, характерным для средне- и поздне сарматского периодов (ср. 15). Тут же отысканы украшения, характерные для сарматских монументов, и новые типы керамики. Особенно увлекателен ритуальный комплекс №1 из Серегинского к. 1, складывавшийся из металлического меча с перекрестием и без железного навершия, шлема типа «Монтефортино F» и песчаниковой плиты. Комплекс в целом аналогий в Закубанье пока не имеет, но в полной мере вписывается в сводку сарматских комплексов, сделанную Б. А. Раевым (16). Дата шлема по Робинзону I в. н. э. (I). Ритуальный комплекс № 1 Серегинского к. 1, и погребения так называемой Зубовско-Воздвиженской группы, разрешают сказать о начале активного проникновения сарматов к западу от Лабы с I. в. до н. э.
В один из курганов группы Уашхиту-2 было впущено 16 погребений сарматского вида с преобладанием СВ ориентировки, в сопровождении керамики, ближайшие аналогии которой находятся в монументах Нижнего Поволжья, а на Северном Кавказе – в Таркинском могильнике. По зеркалам-подвескам с валиком по краю возможно датировать эту группу I–
нач. II вв. н. э. (18). Она отличается от монументов как Зубовско-Воздвиженской группы, так и от более поздних Закубанских.
Новая сарматизированная культура Среднего Закубанья в завершенном виде сформировалась в I в. н. э. Грунтовые могильники этого времени говорят о смене материальной культуры и погребального обряда. Провалилась сквозь землю южная ориентировка погребенных, в могильниках (Чернышевский, Штур-бинский, Уашхиту-2 и др.) преобладает широтная. Со второй пол. I в. н. э. наровне с несложными грунтовыми ямами с древесными гробовищами, фиксируются катакомбы. Прослеживается обычай помещения лепного горшочка в миску, косметические мисочки со следами мела. Радикально изменяется материальная культура: показались фибулы, зеркала-подвески, талисманы из египетского фаянса, оружие средне– и позднесарматских типов, стеклянные бальзамарии, сосуды с зооморфными ручками и др. (19). Преемственность с предшествующим меотским периодом мы можем проследить только в некоторых формах гончарных лепных горшочков и мисок.
Смена культуры в Среднем Закубанье идет с востока на запад. По течению рек Пшиш и Псекупс новые черты появляются мало позднее, чем в бассейне Лабы. В Ново-Вочеп-шийском грунтовом могильнике меотские черты доживают до предела эр. Немногочисленные погребения I в. н. э. имеют западную ориентировку, в остальном же не отличаются от погребений предшествующего времени (20). Но и тут во II – III вв. н. э. появляются могильники, родные Чернышевскому и Штурбинскому: Ленинохабльский (21), Чишхо и Капанешхо (22). Монументы сарматизированной культуры появляются и в предгорных районах (Ясеновая Поляна: 23). Не считая грунтовых могильников, видятся и курганные, напр., погребение II в. н. э. из аула Кончукохабль (24).
Еще одной яркой чертой культуры сарматизированного населения Среднего Закубанья есть появление укрепленных городищ. Городища, исследовавшиеся Н. В. Анфимовым, Л. Н. Носковой и нами (всего 16), не имеют культурного слоя, датируемого ранее первых вв. н. э. Самый распространенный тип городищ – мысовое, с «цитаделью», окруженной рвом. К этому типу возможно отнести Джеракайское, Дукмасовское, Чемдежское, Тахтамукаевское и др. Нельзя исключать, что к это-
му же времени относятся и городища Правобережья Лабы – Тенгинская несколько, культурный слой которых не исследовался. По крайней мере, городище Солонцы у ст. Каладжинской на правом берегу Лабы датируется первыми вв. н. э.
По данным могильников сарматизированная культура Среднего Закубанья существует до IV в. н. э. С ее исчезновением заканчивается ранний железный век в этом регионе, кое-какие городища имеют следы обживания в раннем средневековье.
Материалы Закубанья говорят о том, что культура населения, которое древние авторы с VI в. до н. э. именовали «меотами», зародилась к югу от Кубани в конце IX – VIII вв. до н. э. Она взяла новый импульс в VII в. до н. э. в следствии переднеазиатских других племён и походов скифов Северного Кавказа и распространилась на Нижнюю Кубань и Правобережье. Будучи отделенной от скифо-савроматского мира правобережными меотами, культура Закубанья к IV в. до н.э. получает самобытные черты, отличающие ее от синхронных культур Северного Причерноморья и Северного Кавказа. Это разрешило закубанским племенам сохранить привычный вид материальной культуры до вторжения сарматских племен в I в. до н. э. В первые вв. н. э. на данной территории складывается новая сарматизированная культура, быстро отличающаяся от предшествующей меотской. Новая меото-сарматская общность существует до нач. IV в. н. э.
1. Галанина Л. К., Алексеев А Ю. Новые материалы к истории Закубанья.– АСГЭ, вып. 30, 1990.
2. Gardiner-Garden J. Q. Fourth century conception of maiotian etnography.–Historia, Bd. 55, 1986, No2.
3. Шарафутдинова Э. С. Двуслойное поселение Красногвардейское II – монумент эры поздней латуни – начала раннего железа на Кубани.– В сб.: Меоты – предки адыгов. Майкоп, 1989.
4. Махортых С. В., Иевлев М. М. О дорогах и времени формирования раннекочевнических образований на Юге Европейской части СССР в позднейший предскифский период.– ДСКП. М.. 1991.
5. Эрлих В. Р. Медные проблема хронологии и уздечные наборы комплексов предскифского и раннескифского времени Закубанья.– ДСКП. М., 1991.
6. Эрлих В. Р. К проблеме происхождения птицеголовых скипетров.– СА, 1990, № 1.
7. Ждановский А. М., Марченко И. И. К вопросу о периодизации раннего железного века Прикубанья.– I КАК. Краснодар, 1989.
8. Эрлих В. Р. Курган Уашхиту и неприятность интерпретации некоторых комплексов типа Новочеркасского клада. – XVI Крупновские Чтения по археологии Северного Кавказа (Тез. докл.). Ставрополь, 1990.
9. Эрлих В. Р. Мечи скифского вида из могильника у аула Уляп.– Старый и средневековый Восток, вып. II. М., 1988.
10. Эрлих В. Р. проблема и Бронзовые наконечники стрел хронологического распределения комплексов раннескифского времени Среднего Закубанья. – Материальная культура Востока, часть I. M., 1988.
11. Яковенко С. В. Скiфи Схiдного Криму в V – II ст. до н. э. К., 1974.
12. Белинский А. В. К вопросу о культурной принадлежности склеповых сооружений раннего железного века на Ставропольской возвышенности. – XVI Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа (Тез. докл.) Ставрополь, 1990.
13. Ждановский А. М. К истории сиракского альянса племен (по данным курганных погребений Среднего Прикубанья). – Северный Кавказ и Дон в древности и средние века. Ростов н/Д, 1990.
14. Каминская И. В. Сарматские погребения на Урупе. – СА, 1988, № 1
15. Терехова Н. Н. Результаты металлографического изучения металлических предметов из Серегинского грунтового могильника. – ДСКП. М., 1991.
16. Раев Б. А. Медный шлем из коллекции Новочеркасского музея. – КСИА, вып. 194, 1988.
17. Robinson H. R. The Armour of Imperial Rome. L., 1975.
18. Эрлих В. Р., Кожухов С. П. Погребения сарматского времени из кур
ганного могильника Уашхиту-2. – ДСКП. М., 1991.
19. Габуев Т. А., Днепровский К. А., Носкова Л. М. Работы Кавказской археологической экспедиции. АО–1986. М., 1988.
20. Носкова Л. М., Кожухов С. П. Меотские погребения Ново-Вочепшийского могильника (по данным раскопок 1985–1986 гг.). – Меоты – предки адыгов. Майкоп, 1989.
21. Ждановский А. М. О погребальном обряде ранней группы захоронений Ленинохабльского могильника.– вопросы и Археология атеизма. Грозный, 1977.
22. Кожухов С. П., Эрлих В. Р. Археологические разведки левого берега Краснодарского водохранилища. – Материальная культура Востока, часть II,М., 1988.
23. Дитлер П. А. Могильник недалеко от посёлка Колосовка на реке Фарс.– СМАА,, вып. II. 1961.
24. Дитлер П. А Комплекс из кургана у аула Кунчукохабль. – СМАА, вып. III,1972.
25. Эрлих В. Р. Меотские мечи из Закубанья. – ДСКП. М., 1991.
Е. А. Беглова