Превосходного художника Александра Андреевича Иванова обязан знать любой: он боролся за счастье людей собственными картинами, как ученый, отстаивающий истину, борется книгой, как солдат, отстаивающий свободу, сражается оружием.
Одиннадцатилетним мальчиком Александр Иванов начал получать образование Петербургской академии художеств, где папа его был доктором наук живописи. Академия того времени великолепно учила рисовать, но давала жалкое неспециализированное образование.
«Рожден в стесненной монархии, — с печалью писал Александр Иванов, — неоднократно видел терзаемыми собственных собратий, видел надутость вертопрашество и бояр людей, занимавших серьёзные места».
Два главных эмоции питали творческое воодушевление Иванова — бесконечная любовь к мастерству и сострадание к униженным людям, рвение оказать помощь им.
В академии Александр Иванов замечательно овладел мастерством живописи и рисунка. В 18 лет он пишет картину «Приам, испрашивающий у Ахиллеса тело Гектора», в 21 год — картину «Иосиф, толкующий сны заключенным с ним в темнице хлебодару и виночерпию».
В 1830 г. Общество поощрения живописцев дало средства на отъезд Иванова в Италию. Иванову предстоял тяжелый выбор: он обожал дочь музыканта Гюльпена, но женатым живописцам отказывали в поездке за границу. Иванов отыскал в себе силы отказаться от личного счастья — весной 1830 г. он отплыл в Италию. Вместе с ним ехал крепостной и — художник Воронцова, которого граф в любую секунду имел возможность реализовать, как вещь. Приехав в Италию, Иванов выяснил, что по капризу царя его папа без всяких обстоятельств был выгнан из академии и лишен работы.
Человек, что сам изведал горе и довольно много видел его около себя, не имеет возможности допустить мысли, что мастерство существует лишь для мастерства: Иванов был уверен, что назначение мастерства поменять жизнь.
В Италии он пишет картины «Аполлон, Гиацинт и явление» и «Кипарис воскресшего Христа Марии Магдалине».
В 1837 г. Иванов решился приступить к громадной картине, изображающей событие, которое он считал наиболее значимым в истории . Иванов был религиозным человеком. Он верил, что в I в. н. э. людям явился Христос, сын всевышнего. Люди этого времени делились на свободных и рабов, и раба не считали за человека: он был лишь «говорящим орудием». Кроме того лучшие люди древности говорили: «Тому, кто появился рабом, быть рабом и полезно, и справедливо».
По библейской легенде, пришедший к людям Христос заявил, что все люди равны перед всевышним, он назвал кротость и доброту лучшими особенностями человека. Иванову казалось, что, в случае, если опять силой искусства напомнить людям учение Христа, жизнь изменится, люди станут менее ожесточёнными и более честными. Все эти мысли о справедливости, доброте, высоком преимуществе человека положил Иванов в картину «Явление Христа народу». Он трудился над ней с перерывами более 10 лет, вел полунищенское существование, унижался, выпрашивая из Санкт-Петербурга деньги на продолжение работы, — он, что имел возможность бы стать богатым и известным, если бы покинул картину и дал согласие писать на заказ. Но Иванов не имел возможности торговать собственной кистью.
Сюжет картины таков: Иоанн Креститель проповедует людям учение Христа. Сейчас в отдалении показывается Христос, и Иоанн показывает на него. Люди, слушавшие до этого Иоанна Крестителя, обращаются к Христу: парня порывисто поворачиваются к нему, дряхлый старик желает посмотреть на Христа и требует, дабы ему помогли приподняться, а раб не имеет возможности отвести глаз от Иоанна Крестителя, пораженный новым учением. Иванов сделал много этюдов для головы раба. Самый потрясающий из них находится в Русском музее в Ленинграде: передние зубы раба выбиты, на его шее веревка, он развернул голову и слушает слова о том, что все люди равны перед всевышним. В первый раз он слышит обращенные к нему надежды и слова утешения, его воспаленные глаза наливаются слезами, он и радуется, возможно, также в первоначальный раз за всю собственную продолжительную и ужасную судьбу, и кожа на лице его планирует неотёсанными и неловкими складками. Тяжело отыскать живопись, выполненную столь сильного сострадания к угнетенному человеку, столь страстного утверждения людской преимущества.
Трудясь над картиной, Иванов довольно много просматривал и думал. Книга германского ученого Штрауса «Жизнь Христа» помогла ему убедиться в том, что евангельские чудеса — это сказка. Революция 1848 г. в Италии вынудила Иванова задуматься над вторыми дорогами освобождения человека от рабства и страданий. И в то время, когда Иванов, ищущий нового содержания для собственного искусства, в 1857 г. намерено приехал в Лондон для беседы с Герценом, он уже не верил в всевышнего.
Живописец прозрел, и это прозрение было для него трагедией: план картины, для которой он пренебрег славой, лишился возможности и личного счастья жить на родине, был фальшивым.
По окончании 27-летнего отсутствия с неоконченной картиной живописец возвратился на родину.
Иванов привез с собой не только разрушенные надежды, но и грандиозные замыслы: в толстых папках лежали акварельные картинки, приобретшие глобальную известность называющиеся «библейских эскизов». Сейчас не верящий в всевышнего Иванов осознал библию, как сказание народа о собственных мечтах, борьбе и надеждах на будущее.
«Человечество прекратит жить так, как жило до сих пор, — постоянно угнетая друг друга и тесня», — писал Иванов. В библейских эскизах он прославил человека, по красоте, силе и мужеству равного всевышнему. По этим эскизам Иванов грезил когда-нибудь написать картины на стенах открытого для всех школы — храма мужества и здания мудрости, — дабы люди, приходя ко мне, становились лучше и посильнее от одного созерцания его картин.
Царская Российская Федерация холодно и сурово встретила живописца. По окончании 40 дней судьбы в Санкт-Петербурге, выполненных печали и унижений, Иванов погиб 3 июля 1858 г. на протяжении эпидемии холеры.
Ни один из замыслов Иванова не удался: он не закончил картины, которая должна была, по его плану, произвести переворот в жизни русского общества, он не расписал храма мудрости, живопись которого воодушевляла бы людей на борьбу за свободу, «как музыка, идущая перед полком».
Но в его произведениях, совершенством которых гордится русское мастерство, осталось добропорядочное сердце Иванова, его мечта о бесстрашных и сильных людях, его вера в красоту человека и высокое достоинство. Оттого Чернышевский назвал его «одним из лучших людей, какие конкретно лишь украшают почву», оттого мы, люди радостной эры, в то время, когда добрая половина человечества живет, «не угнетая друг друга и не тесня», не забываем и любим живописца, что боролся за счастье людей собственной живописью, как ученый, отстаивающий истину, борется книгой, как солдат, защищающий свободу, сражается оружием.