В египетском городе Ликополе [1] жил некий супруг, по имени Иоанн, с юных лет занимавшийся плотничеством. В то время, когда Иоанну исполнилось двадцать пять лет, он решил отречься от мира; затем пятнадцать лет он подвизался в иноческих трудах в разных монастырях; позже, ища уединенного места для подвигов пустынного жития, он ушел на гору, именовавшуюся Волчьею и пребывавшую неподалеку от Ликополя. Тут он выстроил себе три келии с одною кровлею, расположенных одна около второй, и затворился в них для молитвы и подвигов поста, причем в одной келии он молился, в второй занимался рукоделием, третья же служила ему для пищи и для сна. В таком уединении святой пробыл пятьдесят лет, до самого финиша судьбы собственной, ни при каких обстоятельствах не выходя из келии, но принимая пищу и разговаривая с приходившими к нему людьми чрез оконце.
В то время, когда истекло тридцать лет нахождения святого Иоанна в этом затворе, он сподобился от Господа взять дар пророческий. Святой предсказал многое императору Феодосию [2] — конкретно, что он победит мучителя христиан Максима и завладеет Галлиею [3], что он победит кроме этого мучителя христиан Евгения и позже окончит жизнь собственную и передаст царствование своим сыновьям. Благодаря таковой прозорливости святого, о нем везде распространялась слава, как о святом муже, и сам император Феодосий почитал его за пророка.
При начале пустыннических подвигов Иоанна, пришел к нему некий воевода, что задал вопрос святого, победит ли он эфиопов, пришедших к городу Сиене [4]. Преподобный Иоанн повелел ему небоязненно идти на эфиопов и заявил, что он победит их и будет награжден за это почестями от царя. Все произошло так, как предсказал святой Иоанн. Затем происшествия царь определил о святом и в любой момент, в то время, когда отправлялся в поход на неприятелей, просил у предсказания и святого молитв об успехе похода.
Святой Иоанн имел великую благодать прорицания, как это информировали отцы, подвизавшиеся вместе с ним (подмечает Палладий [5], описатель жития преподобного); святая, преисполненная добродетелей жизнь этих отцов уверяет нас в истине слов их. Вот пара примеров дивной прозорливости святого.
Один трибун [6], придя ко святому, просил у него позволения прийти к нему жене его, весьма желавшей его видеть. Святой же Иоанн не давал ему согласия на это, не хотя ни видеть дам, ни быть видимым дамами, поскольку и с партнерами разговаривал только через оконце. Но в то время, когда трибун продолжительно и неотступно просил святого об этом, то святой, видя веру его жены, давая слово явить себя ей в сонном видении и сообщил трибуну:
— В эту же ночь я явлюсь ей, дабы она не упрашивала меня более показаться ее телесным очам.
Трибун передал жене собственной слова преподобного.
Вправду супруга трибуна заметила ночью во сне святого, что подошел к ней и сообщил:
— «Что мне и тебе, жено?» (Ин.2:4). Для чего ты желала видеть лицо мое? Разве я пророк? Разве я святой человек? Я человек безнравственный, подобострастный всем другим людям. Но я умолил Всевышнего, дабы было по вере твоей и по вере твоего мужа.
Сообщив это, святой отошел от дамы той.
В то время, когда супруга трибуна проснулась, то передала мужу слова, каковые сообщил ей во сне святой и обрисовала мужу лицо святого и его одежду и позже просила мужа поблагодарить святого за милость, оказанную ей. В то время, когда же супруг той дамы пришел к келии преподобного, то опоздал он еще сообщить святому и одного слова, как этот последний сообщил ему:
— Вот я выполнил твою просьбу и явился во сне жене твоей, чтобы она не упрашивала меня более показаться ее телесным очам.
В второй раз некий полководец, имевший жену беременную, которой приближалось время родить, пришел к святому Иоанну и просил его помолиться о нем и жене его. Произошло, что в то самое время, в то время, когда полководец пришел к святому, супруга его была в громадных муках по случаю родов и уже приближалась к смертной казни. Преподобный же Иоанн сообщил человеку тому:
— Если бы ты знал милость Всевышнего, дарующего тебе сына, то ты прославил бы Всевышнего, но мать младенца находится неподалеку от смерти. Отойдя от меня, ты отыщешь младенца уже семидневного [7]. Назови его Иоанном и в то время, когда ему исполнится семь лет, пошли его в пустыню к монахам для подвигов.
Такие и подобные предсказания давал святой Иоанн многим людям, приходившим к нему из далеких мест. Совершенно верно так же преподобный предвещал очень многое, имеющее совершиться в будущем, и своим соотечественникам, обитателям города Ликополя, неизменно приходившим к нему для душевной пользы собственной. Он открывал им как то, что должно было совершиться в будущем, так да и то, что было кем-либо сделано тайно от вторых. Преподобный Иоанн предвещал, к примеру, о разливе реки Нила [8], о годах плодородных; совершенно верно кроме этого святой предвещал и имеющие совершиться казни Божии и обличал тех, каковые навлекали на страну собственными грехами бешенство Божий.
Не смотря на то, что святой Иоанн и не творил сам лично исцелений, но подавал больным освященный елей, помазуясь которым, они исцелялись от заболеваний собственных. Так, к примеру, супруга одного римского сенатора, утратившая зрение и имевшая бельмы на глазах собственных, просила мужа собственного, дабы он привел ее к преподобному для исцеления. Но супруг сообщил ей, что к святому Иоанну не приходила еще ни одна дама и что дамы по большому счету не смогут видеть святого Иоанна. Но дама та упрашивала мужа хотя бы лишь передать святому ее просьбу помолиться о ней Всевышнему. Супруг выполнил просьбу жены собственной. Затем святой Иоанн отправил к даме той мало елея освященного, которым три раза в сутки она помазывала глаза собственные. На третий сутки затем дама та прозрела и прославила Всевышнего.
В Нитрийской пустыне [9] было семь пустынножителей; я (повествует описатель жития святого Иоанна — Палладий) и ученики Евагрия, Алвиана и Аммона [10]. Все они захотели определить подробнее о добродетельной жизни святого Иоанна, причем Евагрий сообщил:
— Я отправлюсь первый и определю от кого-либо о жизни святого Иоанна. Но в случае, если и ничего не определю о нем, то не отправлюсь потом горы Ликопольской.
Услышав это, — повествует Палладий, — я отдохнул один сутки, а на другой, ничего никому не сообщив, положившись на Всевышнего, отправился в Фиваиду [11]. В то время, когда я дошел до горы и келии Иоанновой, то ученики его сообщили мне, что от воскресенья и до субботы преподобный не принимает для беседы никого из приходящих. Исходя из этого мне было нужно ждать субботы. В субботу же во втором часу дня я отправился к келии святого и отыскал его сидящим у окна и разговаривающим с приходившими к нему людьми. Сообщив мне приветствие, преподобный задал вопрос меня через одного из собственных учеников:
— Откуда и для чего ты пришел? Мне думается, что ты из монастыря Евагрия.
На протяжении отечественной беседы пришел к преподобному полководец той страны, по имени Алимпий; Иоанн прервал беседу со мною, и я отошел пара от него, дабы не мешать беседе его с полководцем. Потому, что преподобный разговаривал с полководцем достаточно продолжительное время, я оскорбился и стал в мыслях осуждать честного старца, что, презрев меня, оказывал честь полководцу. Дойдя до крайней степени нетерпения, я уже планировал, не простившись, отойти от преподобного. Но святой Иоанн, уразумев помышления мои, подозвал к себе собственного ученика, по имени Феодора, и сообщил ему:
— Поди и сообщи брату тому, дабы он не гневался, в силу того, что я на данный момент отпущу воеводу и буду с ним разговаривать.
В то время, когда эти слова были переданы мне, я очень удивился тому, что преподобный Иоанн определил мои мысли и убедился в том, что это был супруг святой и прозорливый.
В то время, когда полководец отошел от Иоанна, святой позвал меня и сообщил мне:
— Для чего ты разгневался на меня? Разве ты отыскал во мне что-либо оскорбительное для тебя? Для чего ты поразмыслил обо мне то, чего и в помысле не должно иметь ни мне, ни тебе? Разве ты не просматривал, что сообщено в святом Писании: «не здоровые имеют потребность во докторе, но больные» (Мф.9:12). Тебя я могу отыскать в любой момент, в то время, когда захочу; и ты меня отыщешь в любой момент, в то время, когда захочешь; да если бы я тебя и не утешил, то тебя утешили бы другие отцы и братия: полководец же, отдавшись мирским заботам и пребывав во власти диавола, лишь на маленькое время пришел в познание истины и подобно рабу, спасающемуся от ожесточённого господина, пришел ко мне, спасаясь от диавола, чтобы получить от меня пользу для души собственной. С моей стороны было бы несправедливо, не обратив внимания на него, беседовать с тобою, поскольку ты в любой момент сам заботишься о спасении собственном.
Выслушав это, я (повествует Палладий) совсем убедился, что это был супруг святой и начал просить его помолиться обо мне. Он же, нежно разговаривая со мною и собственной правою рукою касаясь легко моей левой щеки, сообщил мне:
— Многие скорби ожидают тебя в первых рядах и тяжёлую брань уже ты перенес, борясь с своим жаждой покинуть пустыню; ты не выполнил этого жажды, не обращая внимания на то, что диавол выставлял тебе благовидный предлог для оставления пустыни, напоминая тебе о любви к тебе брата и отца. Я тебе возвещу весёлую весть: и брат и отец твой оба здравствуют и отреклись от мира; папа твой проживет еще семь лет. И ты, вооружившись мужеством, подвизайся в пустыне и не думай возвращаться из этого в собственный отечество, поскольку написано: «Никто, возложивший руку собственную на плуг и озирающийся назад не благонадежен для Царствия Божия» (Лк.9:62).
Слушая слова святого и укрепившись ими к подвигам, я (говорит Палладий) возблагодарил Всевышнего за то, что Он при посредстве святого мужа этого раскрыл мне козни диавола и помог мне победить их. В второй раз преподобный, нежно разговаривая со мною, задал вопрос меня:
— Желаешь быть епископом?
Я же отвечал ему:
— Нет, в силу того, что я уже епископ.
Святой же задал вопрос меня:
— В каком же городе ты епископ?
Я отвечал ему:
— Я надзираю [12] за кухней, трапезой, палатками, кадками; пробую, к примеру, вино, и если оно кислое, то прохожу мимо него, в случае, если же сладкое, то выпиваю его; наблюдаю кроме этого в котлы с пищею, и в случае, если где недостает соли или других приправ, то я додаю к пище эти приправы и позже поедаю пищу, сделавшуюся от приправы вкусною. Так же поступаю и в других случаях, везде выбирая для себя наилучшее. Вот это мое епископство, на которое поставило меня сластолюбие.
Преподобный, улыбнувшись, сообщил мне:
— Прекрати шутить, в силу того, что ты вправду будешь епископом и обязан будешь перенести многие скорби и труды; если ты желаешь избежать скорбей и этих трудов, то ты не уходи из пустыни, в силу того, что тут, в пустыне, тебя никто не имеет возможности поставить епископом.
Покинув преподобного, я (повествует Палладий) отправился в собственную пустыню на место собственного постоянного жительства и поведал всей братии о честном и святом муже, преподобном Иоанне. Но я, безнравственный, позже забыл слова, сообщённые святым Иоанном довольно меня: спустя три года затем я заболел желудком и отправился, по совету братии, в Александрию [13], ко докторам. Но так как заболевание моя не проходила, а развивалась все более, то александрийские доктора рекомендовали мне идти в Палестину, поскольку в том месте теплый и здоровый климат. Отправившись в Палестину я пробыл в том месте мало и, пара поправившись от заболевания собственной, отправился оттуда в Вифинию [14] и тут, уже не помню как именно — людской ли волею, либо Божиим изволением, — Всевышний знает как, был сподоблен сана епископского. Затем я впал в скорбь, поскольку сан этот был сверх моей силы. Тогда я отыскал в памяти пророчество преподобного Иоанна о мне, но сейчас преподобный уже скончался. Я отыскал в памяти тогда, что сообщил мне преподобный, увещевая меня остаться в пустыне:
— Сорок лет я пребываю в данной келии и за все это время я не видел ни лица женского, ни какой-либо монеты, ни кого-либо ядущим либо выпивающим; равным образом и меня никто не видал ядущим либо выпивающим.
По окончании той беседы со святым Иоанном, в то время, когда я возвратился (повествует Палладий) на собственный простое место, и в то время, когда я поведал отцам и братиям все, что видел и слышал у святого, все мы, числом семь, спустя два месяца по окончании того отправились к преподобному.
В то время, когда мы пришли к обители преподобного Иоанна, он принял нас нежно, приветствуя с ухмылкой на лице каждого из нас в отдельности. В тот же миг же как пришли, мы начали упрашивать святого помолиться о нас, как это в обычае у подвижников египетских. Но он задал вопрос нас:
— Нет ли среди вас клирика?
Мы все сообщили ему:
— Нет никого.
Взглянув пристально на каждого из нас, святой определил среди нас одного утаившегося клирика, поскольку один из нас был диаконом, и никто из нас не знал, что он был диаконом, не считая одного брата; но тот клирик, из смирения утаивший собственный сан, и знавшему его сан брату запретил сказать об нем, что он диакон, в силу того, что, стремясь уподобиться святым подвижникам, брат тот вычислял себя недостойным носить и имя христианина. Преподобный Иоанн, указав рукою этого брата, сообщил:
— Данный диакон.
Но в то время, когда данный брат отрицался от того, что он имеет сан диакона, святой Иоанн, простерши руку собственную из оконца, через которого разговаривал с нами, забрал брата диакона за правую руку, облобызал ее и сообщил ему:
— Не отвергай благодати Божией. Не лги, брат, сокрыв дар Божий, в силу того, что неправда должна быть чужда христианам; нельзя похвалить ее и в тебе, — громадна ли она будет либо мелка, в силу того, что, как говорит Спаситель, неправда от диавола: диавол неправда имеется и папа лжи (Ин.8:44).
Диакон, обличенный преподобным, молчал, слушая со вниманием наставления святого.
В то время, когда же мы все совершили молитву (говорит Палладий), один из братьев, страдавший лихорадкою, просил преподобного Иоанна исцелить его. Преподобный сообщил брату тому, что заболевание эта нужна для души его, но все-таки повелел помазать того брата освященным елеем, хотя уврачевать не столько заболевание его, сколько маловерие. Практически сразу после этого брат тот стал совсем здоровым.
Сподобились мы видеть преподобного Иоанна (повествует Палладий) и тогда, в то время, когда ему исполнилось девяносто лет; тело его было столь истощено подвигами поста, что у него не росла кроме того борода, он ничего не вкушал, не считая плодов древесных, да и то по захождении солнца; от юных лет привыкши к постничеству, он в старости ни при каких обстоятельствах не вкушал ни хлеба, ни какой второй приготовленной на огне пищи.
В то время, когда он внес предложение нам сесть, мы возблагодарили Всевышнего, сподобившего нас видеть преподобного и разговаривать с ним. Он же, приняв нас как возлюбленных чад собственных, сообщил нам, с ухмылкой на лице:
— Откуда вы пришли, чада? Из какой страны вы пришли ко мне, человеку безнравственному и смиренному?
Мы же, назвав место нашей страны и указав постоянное отечественное место пребывания в Нитрийской пустыне, заявили, что пришли из Иерусалима конкретно чтобы видеть для душевной пользы святого, о котором довольно много слыхали от вторых.
Блаженный же Иоанн сообщил нам:
— Любезные чада! Что прекрасное сохраняли надежду вы видеть, в то время, когда предпринимали столь тяжёлый путь! Какая вам польза будет от того, что вы заметите человека безнравственного, смиренного, что не имеет ничего хорошего удивления. Имеется восхваления и достойные удивления святые апостолы и пророки, писания которых читаются в церквах; им удивляться и им подражать направляться, но не мне. Я очень удивился, видя ваше усердие, которое побудило вас прийти к нам для душевной пользы издали, пренебрегая опасностями столь тяжёлого пути. Мы же, по собственной лености, не выходим кроме того и из келий собственных. Но же не забывайте, что, если бы дело ваше и было достойно одобрения и похвалы, вы сами не должны вычислять себя людьми, сделавшими что-либо благое и достохвальное; подражайте по мере сил ваших добродетельной жизни отцов, и в случае, если выполните все (что, но, чуть ли часто бывает), то на себя не уповайте и собою не хвалитесь. Имеется довольно много таких людей, каковые, достигнув совершенства в добродетели и возгордившись, ниспали с высоты в пропасть. Шепетильно замечайте: усердны ли ваши молитвы, не нарушена ли чистота сердца вашего, не занят ли ум ваш посторонними мыслями на протяжении молитвы; замечайте, всею ли душою собственной вы отверглись от мира, не ходите ли следить за чужими добродетелями, тщеславясь одновременно с этим собственными добродетелями, заботитесь ли о том, дабы представить собою хороший пример другим людям; смотрите, не возомните себя праведными, не возгордитесь каким-либо своим хорошим делом; смотрите, дабы на протяжении молитвы вам не приходили в голову мысли о вещах мирских, в силу того, что нет ничего безрассуднее, как устами разговаривать с Всевышним, мыслию же быть на большом растоянии от Него. Это довольно часто случается с теми, каковые не столько отрекаются от мира, сколько заботятся о том, дабы угодить миру. Человек, помышляющий о многих вещах, предается попечениям о мирском и тленном; но, предаваясь попечению о мирском, человек не имеет возможности уже духовными очами собственными видеть Всевышнего. Человеку, в любой момент помышляющему о Всевышнем, должны быть чужды мысли о всем мирском и суетном, в соответствии с тому, как написано в святом Писании: «Остановитесь и познайте, что Я Всевышний» (Пс.45:11). Тому же человеку, что достиг некоего познания Всевышнего (полного познания Всевышнего никто не имеет возможности достигнуть), раскрываются тайны Божии, и он видит будущее, как настоящее и, подобно святым, творит чудеса и приобретает по молитве собственной все, чего ни попросит от Всевышнего.
Это и другое сказал преподобный Иоанн пришедшим к нему братьям, утешая и наставляя их, как папа детей. Позже он внес предложение им пара рассказов о людях, возгордившихся и возмечтавших о себе; кстати он внес предложение им следующую повесть:
— Некий инок подвизался во внешней пустыне [15] в пещере, питаясь трудами рук собственных, без конца молясь Всевышнему и преуспевая в добродетелях. Сознавая себя человеком, проводящим жизнь чистую и добродетельную, инок тот возгордился, начал считать себя человеком праведным и святым и думал сам о себе, что он ни при каких обстоятельствах уже более не впадет в грех. По Божию попущению, к иноку тому пришел в один раз поздно вечером демон, принявший на себя вид прекрасной дамы, как бы заблудившейся в пустыне; мнимая дама та, отыскав двери пещеры открытыми, вошла в нее и, пав к ногам инока, умоляла его разрешить войти ее в пещеру, показывая на то, что уже настала ночь. Инок, сжалившись над дамой тою, разрешил войти ее в собственную пещеру, не опасаясь соблазна, поскольку очень сильно сохранял надежду на собственные силы. Инок задал вопрос пришедшую, откуда она идет и как именно заблудилась в пустыне. Демон же, приняв образ жены, довольно много разговаривал с иноком, вызывая его на грех. Инок, слушавший со вниманием, уже начал склоняться ко греху; по окончании многих любодейственных взаимного смеха и разговоров, инок все более и более смущался мыслями; пламя любодеяния разжигалось в нем все более и более и он уже желал совершить бесправие, как внезапно супруга та, звучно закричав, провалилась сквозь землю как тень из рук его и стала невидима; в тот же миг затем в воздухе был слышен голос многих бесов, смеявшихся над иноком и укорявших его такими словами:
— Возносящий себя будет низвержен; ты до небес вознес себя, и потому сейчас низвержен до ада.
Видя себя осмеянным, инок тот впал в отчаяние и, покинув собственную келию и пустыню, возвратился в мир: до для того чтобы падения низвело его высокое мнение о себе.
Поучая же покаянию и рассуждая о том, что, подобно тому как бесы доводят нас до погибели и отчаяния, так и мы можем побеждать их, так что они уже не в состоянии будут одолеть нас, — преподобный Иоанн внес предложение таковой рассказ:
— В одном городе жил парень, сотворивший довольно много самых тяжелых грехов, но позже парень данный, под влиянием страха Божия, раскаялся. Чтобы оплакать собственную прошлую безнравственную судьбу, он отправился на кладбище и тут пал на землю, не смея ни призывать Всевышнего, ни молиться по обстоятельству множества грехов собственных. Позже парень вошел во гроб и заключил себя тут, рыдая и сокрушаясь о грехах собственных. В то время, когда парень пробыл во гробу семь дней, бесы, прежде увлекавшие его ко греху, пришли к нему и звучно вопияли:
— Горе тебе, скверный, нечестивый, пресытившийся блудодеянием, так нежданно для нас ставший сейчас нашим врагом и добродетельным человеком! Чего хорошего ты ожидаешь для себя по окончании того, как ты преисполнился скверн отечественных? По какой причине ты не поднимаешься из гроба и не отправляешься вместе с нами на простые дела твои, поскольку тебя с нетерпением ожидают пьяницы и блудники! По какой причине ты не идешь удовлетворить собственной похоти, поскольку тебе сейчас нечего уже сохранять надежду на спасение? Сейчас ты отечественный, в силу того, что ты творил всякое безнравственное дело, и зря ты желаешь спастись от нас: ты не избавишься сейчас уже от рук отечественных!
парень тот ничего не отвечал бесам, не хотя и слушать их, но все время плакал о грехах собственных. Бесы продолжительное время говорили эти и подобные им слова парне, увлекая его ко греху; но в то время, когда заметили, что он их не страшится и не думает бежать с кладбища, начали очень сильно бить его и желали уже было совсем умертвить его, если бы это было попущено им от Всевышнего. Позже бесы ушли от парня, покинув его чуть живым. Он же, пролежав продолжительное время на земле как мертвый, когда пришел в эмоцию, опять начал плакать и рыдать о грехах собственных. В то время, когда родственники его, искавшие его по всем местам, нашли его на кладбище, то умоляли его возвратиться к себе; но он не желал и слушать их, говоря, что согласен лучше погибнуть, нежели возвратиться к прошлой судьбе.
На следующую ночь к парню опять приступили бесы, говоря то же самое, что и в первоначальный раз, и опять истязуя его; позже бесы отошли от парня. И в третью ночь бесы попытались победить непобедимого, но, отчаявшись в успехе, бежали от него, будучи гонимы его терпением; наряду с этим на протяжении бегства собственного бесы взывали:
— Взял верх, взял верх, победил ты нас!
Так покаяние, соединенное со смирением, и терпение, соединенное с мужеством, привело бесов в отчаяние и они уже не могли сделать юноше никакого зла.
парень тот другое время судьбы собственной провел в подвигах добродетели и явил собою многим безбожникам, отчаивающимся в спасении собственном, пример подлинного покаяния.
Рассуждая же о высокомудрствовании, низводящем человека в пропасть погибели и лишающем его благодати Божией, и смиренномудрии, возносящем человека к Всевышнему, преподобный Иоанн внес предложение таковой рассказ:
— Был один монах, живший во внутренней пустыне, в добродетели совершивший многие годы собственной жизни, но в старости подвергшийся искушению, по коварству демонов, и чуть не погибший по обстоятельству собственного высокомудрствования. Инок тот подвизался в великом тишине, проводя все ночи и дни в молитвах, пении псалмов и богомыслии. За собственную добродетельную судьбу он удостоился кроме того видений божественных, причем одни из них имел в бодрственном состоянии, а другие во сне (но, сон его был весьма непродолжителен и узок, так что его чуть возможно и назвать сном). Инок данный столь усердно стремился к судьбе бестелесной, что нисколько не беспокоился о пище для тела, так что не обрабатывал почвы и не возращал садовых деревьев; полностью сохраняя надежду на Всевышнего, он с того времени, как поселился в пустыне, ни при каких обстоятельствах не имел заботы о том, как и чем питать собственный тело. Покинув все привязанности земные, он горел жаждой приблизиться к Всевышнему, с нетерпением ожидая отшествия от тленного мира этого.
Неизменно помышляя о вещах невидимых и небесных, инок тот проводил очень многое время добродетельную судьбу, причем тело его ни при каких обстоятельствах не изнемогало от его подвижнического жития и душа его ни при каких обстоятельствах не была смущаема трудностью подвигов. Его жизнь расположилась как бы в некоей эргономичной середине между плотским и бесплотным бытием; инок тот был как бы ни в полной мере бесплотным, ни в полной мере плотяным человеком.
За собственную добродетельную судьбу инок тот был награжден от Всевышнего тем, что ему приносился хлеб невидимою рукою: входя в собственную пещеру, он обнаружил у себя на столе чистый хлеб числом, достаточном для двух либо трех дней. В то время, когда инок тот ощущал потребность в подкреплении себя пищею, то, помолившись Всевышнему, он вкушал хлеба того, а после этого песнопением насыщал собственную душу, неизменно пребывая в молитве и богомыслии, совершенствуясь сутки ото дня и предаваясь полностью упованию благ будущих. И уже он начал помышлять о возмездии собственном и вознаграждении от Всевышнего за собственную добродетельную судьбу, причем воображал это возмездие, как бы имеющимся в его руках, но это-то и было обстоятельством его падения.
Ему пришла в голову идея, что он лучше вторых пред Всевышним и более всех других людей имеет права на получение от Всевышнего благодати и благ небесных; одновременно с этим он помышлял в себе, что он ни в каком случае уж не имеет возможности впасть в грех и покинуть столь высокую добродетельную судьбу.
В то время, когда инок так помышлял о себе, в нем зародилось скоро сперва незначительное уныние, позже начала развиваться леность и уже скоро в полной мере развились в нем леность и уныние, он начал подниматься от сна и петь псалмы с каждым днем все позднее и позднее, молитвы его становились с каждым днем меньше. Помысел его сказал ему: мало отдохнуть нужно, и он соизволял помыслу собственному и смущался сердцем; сделав упрочнение, он побеждал смущение и леность помыслов, но позже опять предавался лености и прежнему смущению.
По окончании простых молитв, войдя в один раз в пещеру, он так же, как и прежде обнаружил столе невидимо отправляемый ему от Всевышнего хлеб, но уже не столь чистый, как ранее. Подкрепив тело собственный хлебом, инок тот не отверг от себя нечистых мыслей, не сознал того, что он вредит ими собственной душе и не попытался отыскать уврачевания данной собственной первой язвы, считая пустяком привычку содержать безнравственные мысли и услаждаться ими.
На другой сутки по окончании простых молитв и псалмопений, вечером, придя в собственную пещеру чтобы подкрепиться тут пищею, он так же, как и прежде отыскал хлеб, но уже нечистый и нечистый, чему он довольно много удивлялся и о чем довольно много скорбел; но, забрав хлеб, он вкусил его и подкрепил им собственные силы.
В то время, когда наступила третья ночь, к одному злу он прибавил еще и второе: нечистые мысли смущали его все более и более, и он был так смущен похотью любодеяния, что воображал себя лежащим около дамы.
В то время, когда окончилась ночь, утром инок тот совершил собственный простое молитвенное правило, уже очень сильно смущаясь нечистыми мыслями. Вечером же он вошел в келию чтобы вкусить хлеба, но отыскал его не только нечистым, но и как бы изглоданным псами и мышами, так когда остатки хлеба валялись по полу. Тогда инок набрался воздуха и прослезился, но не так сокрушился в сердце собственном, сколько необходимо было бы для препобеждения похоти прелюбодеяния и нечистых мыслей. Подняв валявшиеся на полу крупицы хлеба, он вкусил часть их; не насытившись ими, лег дремать. В тот же миг голова его наполнилась множеством нечистых и суетных мыслей, влекших его из пустыни в мирскую судьбу; совместно в тем в нем очень сильно возгорелась похоть плотская, и он уже не имел возможности более бороться с собою.
По попущению Всевышнего (соизволившего так на время для отвращения инока от высокоумия), инок тот поднялся с постели и ночью отправился в пустыню, сохраняя надежду где-нибудь встретить какое-либо мирское селение.
В то время, когда наступил солнце и день начало палить невыносимо, старец тот утомился от пути, поскольку был уже не молод, а в это же время путь, намеченный им, был далек еще до конца. Исходя из этого он наблюдал по сторонам, нет ли где монастыря, в котором он имел возможность бы отдохнуть. Произошло, что, по усмотрению Божию, на пути его встретился некий монастырь. В то время, когда старец вошел в него, то братия монастыря того очень нежно и с честью приняли его как бы какого именно великого подвижника, умыли ему лицо и омыли ноги и, сотворив молитву, внесли предложение ему вкусить для любви что-либо из предложенного ему. В то время, когда старец пара подкрепился, братия стали просить его сообщить им слово наставления о том, как они смогут избавляться от козней диавола и как возможно препобеждать нечистые помыслы.
Старец начал их учить, наставляя их, как папа детей, и увещевая их быть жёсткими и мужественными в подвигах, поскольку не по долгом времени они будут успокоены от трудов собственных в обителях Христовых; довольно много и второе сказал старец инокам, поучая их быть жёсткими в подвигах постничества.
В то время, когда же старец окончил собственную беседу и лег отдохнуть на некое время в месте уединенном, он начал размышлять о том, по какой причине он вторых поучает, а о себе самом не заботится нисколько, вторым предлагает беседу для пользы душевной, а себя соблазняет, вторых наставляет на путь спасения, а сам отдаляется все более и более от спасения и увлекается к погибели.
Думая так, старец сознал себя побежденным нечистыми помыслами, по окончании чего опять возвратился в пустыню, уже не негромко шествуя, но как бы бежа к прошлому месту собственного обитания, плача о падении собственном и говоря: «Если бы не Господь был мне ассистентом, скоро вселилась бы в преисподняя душа моя» (Пс.93:17). И сбылось на иноке том сообщённое Премудрым: «брат от брата помогаем, яко град жёсток и высок, укрепляется же якоже основанное царство» (Прит.18:19).
С того времени инок тот совсем исправился и очистился от греха собственного; затворившись в пещере собственной, он пал на землю, посыпая главу собственную почвой, плача и рыдая многие дни, и не поднимался старец тот до тех пор, пока не был извещен ангелом о том, что Всевышний принял его покаяние. Но не обращая внимания на то, что покаяние старца было принято, он уже не получал более хлеба, отправляемого раньше Всевышним, и должен был питаться от трудов рук собственных. Так высокоумие смиряет человека!
В то время, когда преподобный Иоанн окончил рассказ данный, то он сообщил братиям, пришедшим к нему:
— Будьте в любой момент смиренными, чада, как в великих, так и в малых вещах, в силу того, что это первая заповедь Спасителя, говорящего: «блаженны нищие духом, потому что их имеется Царствие Небесное» (Мф.5:3); быть «нищим духом» и значит быть смиренным, не прельщайтесь бесами, увлекающими вас ко греху привидениями и помыслами. Кто бы к вам ни пришел, брат ли, приятель ли, дама ли, супруг либо преподаватель, мать либо сестра, в первую очередь поднимите руки ваши для молитвы, — в случае, если это было привидение от демонов, то оно провалится сквозь землю из глаз ваших. В случае, если кто-либо будет хвалить вас, демон либо человек, не слушайте того и не превозноситесь умом своим, в силу того, что и меня довольно часто ночью соблазняли бесы, не давая мне ни молиться тихо, ни уснуть, воображая глазам моим разнообразные привидения в течение всей ночи; с наступлением же утра бесы кланялись с бранью пред мною до почвы, говоря мне:
— Забудь обиду нас, авва [16], за то, что мы затрудняли тебя всю ночь!
Но я сказал им:
— Отойдите от меня, делатели бесправия! Не соблазняйте раба Божия!
Исходя из этого, чада, любите безмолвие, пребывая в любой момент в богомыслии и моля в любой момент Всевышнего о том, дабы Он даровал вам ум чистый, вольный от безнравственных помыслов. Хорош похвалы, само собой разумеется, и тот подвижник, что, живя в мире, упражняется в добродетели, оказывая странноприимство либо подавая милостыню, либо помогая в трудах вторым, либо пребывая неизменно без бешенства; таковой человек хорош похвалы, в силу того, что пребывает в добродетели, выполняет заповеди Господни, не оставляя и земных дел. Но лучше этого и хорош большей похвалы будет тот, кто, пребывая неизменно в богомыслии, от вещественного восходит к невещественному, предоставляя вещественное заботе и попечению вторых, сам же стремясь к небесному, неизменно предстоя пред Всевышним, отрешившись от всего мирского и уже не привязываясь опять к миру попечениями о земном: таковой человек близок к Всевышнему, Которого он прославляет без конца в молитвах и псалмопениях собственных. Я знаю одного человека, подвизавшегося в пустыне, что в течение десяти лет совсем не вкушал пищи земной, но ангел Божий через два дня на третий приносил ему небесную пищу, и это было ему и пищею, и питием (преподобный Иоанн, по-видимому, сказал о каком-либо втором подвижнике, но это был он сам). Знаю кроме этого, — сказал он, — да и то, что человеку тому диаволы представили в один раз в привидении полки ангелов, колесницу огненную и многих оруженосцев как бы некоего царя, что сообщил ему:
— О человек! Ты праведно и добродетельно совершил жизнь собственную: сейчас поклонись мне и я вознесу тебя, как Илию [17].
Но монах тот сообщил сам в себе:
— Все дни судьбы собственной я поклонялся Царю моему, Иисусу Христу. Если бы это был Он, то не стал бы потребовать от меня поклонения.
Позже монах тот сообщил диаволу:
— Я имею Царя и Владыку собственного Всевышнего, Которому постоянно поклоняюсь; ты же не царь мой.
В тот же миг затем бесы провалились сквозь землю.
Такими и подобными этим рассказами и наставлениями преподобный Иоанн поучал всех, являя всем пример равноангельской судьбе своим собственным примером. Посему Иоанн очень довольно много содействовал душевному спасению многих людей.
Угодив Всевышнему собственной святою судьбой, преподобный Иоанн приблизился к смерти собственной. На девятидесятом году судьбы собственной он повелел ученикам своим не приходить к нему в течение трех дней. В то время, когда же братия пришли к преподобному по окончании трех дней, то нашли его коленопреклоненным, стоящим как бы на молитве, душою же отошедшим ко Господу [18] чтобы предстать вместе с другими святыми престолу Всевышнего Отца, и Сына, и Святого Духа, в Троице славимого, которому воссылается слава во веки. Аминь.