Альберт зашел в кофейню недалеко от дома, повесил куртку на вешалку, одиноко находившуюся в углу зала, и расположился за столиком около окна. Зал был практически безлюден. Через 60 секунд он пересел за столик ближе к вешалке, и вдобавок через 120 секунд снял куртку с вешалки и вместе с ней пересел обратно за столик у окна, совсем запутав замечавшего за ним официанта.
Сделав заказ, Альберт начал смотреть в окно, поверхностно замечая залитую дождем дорогу с блуждающими по ней нечистыми машинами. За окном было холодно, а в кофейне тепло… Холодно и неуютно было и в мыслях Альберта. Он поймал себя на плоской идее, что кофейня была шатким островком тепла между двумя носителями холода: улицей и его собственным внутренним состоянием, и в случае, если, например, одновременно времени кто-то настежь откроет входную дверь, а сам Альберт откроет рот, то, по законам физики, в помещении кофейни мгновенно образуется важный сквозняк, сулящий нешуточной простудой официантам в легких рубахах. Альберт сглотнул.
К нему подошел официант, принял заказ и ушел по направлению к стойке. Альберт от нечего делать начал разглядывать вторых немногочисленных визитёров, интуитивно стараясь держать рот закрытым.
Сейчас в дверь вошел неприметный человек худощавого телосложения, одетый в прекрасное серое полупальто, темно-светло синий штаны и нежданно сухие для таковой погоды ботинки. Человек пробежал взором по столикам, отправился по направлению к Альберту и сел за соседний с ним столик.
— Хороший сутки, — сообщил незнакомый мужик и в полной мере себе дружелюбно взглянуть на Альберта.
— Хороший вечер, — сообщил Альберт, убедившись предварительно, что дверь в кафе прикрыта. У Альберта не было никакого жажды общаться с кем-либо до таковой степени, что кроме того возможно было и пообщаться, потому как по большому счету было все равно.
— Я прошу прощения за тревогу, — продолжил культурный господин в сером полупальто, — Вы меня, вероятнее, не понимаете, но я Вас знаю. Вы Альберт.
Альберту стало некомфортно: он, вправду, не помнил собеседника, не смотря на то, что, возможно, когда-то они общались, может, по работе, быть может, в каком-нибудь магазине…
Беседу ненадолго прервал официант, принесший Альберту кофе, а новому гостю – меню. Гость заказал чай с пирожным и умело пересел за столик к Альберту, пробуя наряду с этим не смотреться нахально.
Альберт наблюдал на незнакомца, ожидая продолжения беседы и в один момент пробуя отыскать в памяти, где раньше с ним виделся.
Собеседник несколько секунд с глуповатой ухмылкой разглядывал Альберта, позже сказал:
— Я еще раз прошу прощения, что трачу Ваше время. Но у меня уже давно имеется масса вопросов к Вам. Мне заявили, что никаких вопросов задавать не требуется, потому, что ответы на них покажутся сами, но… ничего не появляется. Вы, точно, осознаёте, с какими размышлениями приходится существовать…
Альберт сделал вывод, что данный тип, возможно, может иметь отношение к квартирной краже. Но было совсем неясно, для чего он по большому счету пришел говорить, как определил хозяина квартиры, и по какой причине ему неудобно. С версией о квартире, в неспециализированном-то, не вязалось.
— Вы кто? — задал вопрос Альберт, которого психи уже не пугали, а вежливость в заблуждение уже не вводила.
— Прошу прощения, — в третий раз извинился незнакомец, — меня кличут Семен. Я не представился…
— Напомните, откуда мы знакомы?
— Я думаю, мы не привычны. Правильнее, я-то Вас, само собой разумеется, знаю. А Вы меня вряд ли. Мы же не знакомились.
— Вы что-то реализовываете?
— Ничего не реализовываю, — растерялся Семен. – Я просто пологаю, что раз мы все являемся частями в этом действии, и я также, пускай и не основной, мы имеем право знать, хотя бы примерно, к чему мы идем, для чего все это происходит… Ну, пускай не все, и не всё, но хотя бы частично.
Альберту не становилось весьма интересно, но он решил узнать, что это за театр, пробуя подспудно не пропустить момента, в то время, когда человек с явным психологическим расстройством начнет буянить, дабы для безопасности прервать встречу раньше. Собеседник буйным не смотрелся, исходя из этого беседа длилась.
— Разрешите определить, Семен, — максимально миролюбиво продолжил Альберт, — Вы про какое воздействие рассказываете?
— Я говорю про воздействие, которое происходит тут и по сей день – про события и ту жизнь, в которой мы участвуем. На тех либо иных ролях.
Глаза приятели не были замутнены, обращение была в полной мере связной; Семен принял от официанта чай и отхлебнул мало. Как бы то ни было, Семен был связан с происходящими в жизни Альберта переменами, но как именно, было совсем не светло. Альберт начал приходить в себя и по окончании некоей паузы решил перехватить инициативу:
— Семен, у меня к Вам просьба. Вы товарищ весьма загадочный. Это я уже осознал. Еще я осознал, что у Вас, возможно, имеется что-то занимательное для меня – будем вычислять, Вы собственного добились и заинтриговали меня. Давайте без продолжительных вступлений: это так как Вы ко мне подсели, нам так как нужен какой-то обмен либо что-то такое, да? Поведайте, что Вам известно про мою обстановку. И какую цель Вы преследуете.
Семен пристально взглянуть на Альберта. Ненадолго отвел глаза и опять внимательно взглянул. Было не совсем ясно, кто кого и за кого держит, но разговор не клеился, и данный факт начинал злить обоих участников.
— Отлично, — выдохнул Семен и приготовился к более сложной беседе, нежели предполагал изначально. — Быть может, Вы не до конца воображаете себе степень отечественной осведомленности о Вас, а я начал с места в карьер…
— Чьей «отечественной», разрешите определить?
— Отечественной – это окружающих Вас людей. Тех, кто около Вас. Для запасных ролей. В течение всего отечественного времени мы наблюдаем на Вас и ожидаем развития событий.
Альберт не прыснул со хохоту лишь по причине того, что ему, в принципе, последнее время было не до хохота. Более того, за последние семь дней он осознал, что произойти может все, включая кроме того то, чего произойти никак не должно. Именно напротив, то, «чего произойти не должно», очевидно превалировало в гуще последних событий.
Дабы не спугнуть порыв собеседника, и не вызывать в нем излишнего раздражения, Альберт сидел без звучно, тихо глядя на нового привычного.
— Вы – главный элемент этого мира. Точка отсчета. Не знаю, как правильнее выразиться. Данный мир существует, пока Вы живете и действуете. В то время, когда Вы выполните собственные задачи, мир перейдет в другую стадию. А если Вы их не выполните, то все будет безтолку. Я осознаю, что не выполнить их нереально. Это с одной стороны. Но с другой, я вижу, что происходит. А правильнее, вижу, что ничего не происходит. Уже пара лет. Вы росли, обучались, общались с кучей из нас, что-то говорили, виделись с дамами, трудитесь в каком-то месте, которое никак не вяжется с возложенными на Вас задачами, чем бы они ни являлись… И ничего не происходит.
Мне все говорят: он знает, что делает. Он ожидает, дозревает. А я все наблюдаю на Вас и думаю: чего он ожидает-то?!
Новый знакомый Альберта прервался и очередной раз посмотрел на собеседника: собеседник сидел с немного открытым ртом, из которого был видимым кусочек торта.
— Вам думается новой эта информация?
— В какой-то степени, — ничего не ответил Альберт.
Семен откинулся в кресле и отхлебнул из собственной кружки.
— Пожалуй, это кроме того нормально, — призадумался он. — Но к делу отношения не имеет. Довольно много времени прошло. Вам необходимо функционировать, а Вы сидите тут, выпиваете кофе, жалеете себя, ковыряете различные воспоминания, ищите что-то в себе… Вы же видите, что мир около Вас разрушается? По какой причине ничего не делаете?
— А что мне нужно делать? – задал вопрос Альберт. Задал вопрос не по причине того, что уже собрался, было, начать что-то делать, а машинально, для поддержания непонятного беседы.
Новый знакомый отхлебнул еще чаю и продолжил неторопливо, проигнорировав заданный ему вопрос.
— Сообщите, у Вас нет для того чтобы ощущения, что перед тем, как Вы появились, тут (Семен совершил руками около себя) ничего не было? И по окончании того, как Вас не станет, тут также ничего не будет? Я имею в виду по большому счету все, что около Вас.
— У каждого человека, возможно, имеется такое чувство.
— Любой человек нас на данный момент не интересует: конкретно Вы ловили себя на таких мыслях?
— Да.
— Понимаете, по какой причине?
— Ну, в силу того, что я же не видел, как тут было до меня…
— Это ерунда, — прервал Альберта собеседник. — Все значительно несложнее: у Вас такое чувство, в силу того, что до Вас тут, вправду, ничего не было. И по окончании Вас не будет. Что это может означать?
Семен перешел на ироничный манер и стал спокойнее.
— какое количество Вам лет? — издали начал наступление все еще ошарашенный легким сумасшествием собеседника Альберт.
— Мне сорок два.
— А мне тридцать. Где Вы были двенадцать лет до моего рождения?
— Что означает, где я был? — опять начал заводиться Семен. Я же говорю: не было меня, ничего не было, Альберт, Вы меня то ли не слушаете, то ли не слышите. Я показался в один момент с Вами, как и все остальные, лет двадцать семь назад, под конкретные цели. О собственных целях я знаю, о чужих частично. О Вашей – также частично. Желаю определить больше. Потому как трудимся, получается, вхолостую.
— Мне тридцать, — повторил Альберт.
— Вы уже сообщили.
— По какой причине Вы тогда рассказываете, что показались мы около двадцати семи лет назад?
— А Вы не забывайте себя раньше?
— Я и в три года себя не помню.
— А это неприятности твоей памяти, — парировал Семен, нежданно перейдя на «ты», что оказалось в полной мере органично и наглым не смотрелось.
— У меня имеется фотографии, где мне меньше года.
— А фотографии настенной живописи, сделанной тысячи лет назад, у тебя также имеется? Это фон, осознаёшь? Около тебя декорации – это кафе, официанты, строения на улице, твои приятели. Я. Я также фон.
— Фон около меня?
— Совершенно верно.
— А я таковой основной, и фон около меня?
— Ты основной? Ты кроме того не до конца осознаёшь, о чем я на данный момент говорю. Ты кроме того не веришь мне до конца. Какой же ты основной? Ты не основной, легко фон тут около тебя. Роль у тебя такая.
— Это конкретно весьма интересно!
— Альберт, я уверен, что ты знаешь, о чем обращение. Хоть и не абсолютно.
Нельзя сказать, дабы Альберт по большому счету был глух к сообщённому. Он искал в себе отклик на услышанное а также глубоко в себе нащупывал данный отклик. Но отклик был, скорее, философский, нежели практический. Человек сидел рядом, говорил , около были официанты, столики, какие-то другие визитёры, стоял негромкий шум. За окном была дорога, яркие вывески и сумерки на другой стороне дороги. Были свежие воспоминания; усталость понемногу покидала Альберта, но особенного азарта к теме беседы не оказалось…
— Отлично, второе подтверждение, которое ты никак не сможешь парировать, — продолжил Семен а также улыбнулся собственной смекалке, — ты видишь и принимаешь мир так, как словно бы он около тебя, так?
— Само собой разумеется.
— Что я сказал? — достаточно развел руками Семен.
— Все так принимают мир. Мои глаза в моей головы, и конкретно ими я наблюдаю на мир. В противном случае и быть не имеет возможности.
— По какой причине ты все время говоришь про всех, про каждого? Откуда ты знаешь, что видит любой? Тот любой, что не ты, это, к примеру, я. А у меня все не так, как у тебя. И мир я вижу в противном случае, и принимаю его в противном случае, и задачи у меня другие. Я же тебе сказал: мы – декорации около тебя. Ты видишь мир около себя, а мы видим мир около тебя. И это естественно!
— В случае, если честно, Вы меня легко шокируете. Выручает лишь то, что я, в неспециализированном-то, Вам не верю. Правильнее, верю не всему, что Вы рассказываете. То, как я и другие видим мир, как я в нем взаимодействую с другими, что я тут делаю, — это так как не я все сейчас придумал за чашкой кофе, верно? И других людей я не в впервые сейчас заметил. Я с ними всю жизнь общаюсь, замечаю за ними, у них собственные дела, собственная жизнь, замыслы какие-то, размышления собственные. Уж совершенно верно они меньше всего думают о том, дабы послужить мне хорошим фоном, как Вы рассказываете.
— И что ты тут делаешь? — терпеливо дослушав собеседника, задал вопрос Семен.
— на данный момент точно не знаю…, — честно согласился А.
— А по какой причине ты сделал вывод, что окружающий тебя мир и, например, люди, его составляющие, сами по себе? Лишь по причине того, что кто-то сообщил тебе, что вечером будет наблюдать телевизор? Либо отправится на выходные в дом отдыха с семьей? Либо по причине того, что какие-то вещи происходят за пределами твоего поля зрения, а ты определишь о них позднее? Такая позиция не выдерживает никакой критики. Данный мир выстроен около тебя, чтобы принять твою работу над ним. Около тебя, но не для тебя. Состояние этого мира зависит от твоих действий, но создан он не для развлечения, то есть для действий. А ты бездействуешь, ты тратишь собственный время и время судьбы этого мира, того, что создан около тебя, с неисчислимым числом вторых судеб, судеб людей, животных, других элементов и растений. Ты думаешь, что я на данный момент философствую, придумываю какие-то прекрасные аллегории, а я говорю тебе конкретно о том, что имеется тут и по сей день. В самом прямом смысле, что лишь и возможно. Ты сидишь, сложа руки, а мир около тебя в далеком прошлом начал исчезать – уже не где-то в абстрактных далях, а прямо перед твоим носом. Ты думаешь, что твоя жизнь легко отправилась под откос, и на следующий день все поднимется на собственные места. А я говорю тебе, что данный мир не имеет тенденций к самовосстановлению. Если ты не исправишь обстановку, то остатки твоей судьбы истлеют прямо в твоих руках. И в случае, если по каким-то только тебе ведомым обстоятельствам твоя жизнь тебя не интересует, то моя меня интересует, и, уверяю тебя, всех остальных также интересует их дальнейшее будущее.
Семен допил чай. Все происходило наяву.
— Обязан признать, разговор для меня необыкновенный и увлекательный. Я бы, может, кроме того поразмыслил, что Вы меня разыгрываете либо снимаете для какой-нибудь радостной телепрограммы… Но то, что Вы рассказываете, для смешного рассказа через чур самоуверенно. Вы сообщили, Вас кличут Семен?
Семен кивнул.
— Семен, кем бы Вы ни были, и независимо от того, как все, что Вы рассказываете, разумно и имеет под собой основания… Вы вправду вычисляете, что возможно вот так к человеку и зараз вывалить на него новое описание мира? Аналог либо кроме того замену того, что человек впитывает в себя десятилетиями в простых условиях?
— Альберт, давайте начистоту. Я Вам говорю те вещи, каковые Вы и без того понимаете, должны знать сейчас. Возможно, без каких-либо подробностей, может, что-то именуете иначе говоря может, что-то, о чем в далеком прошлом додумались, до сих пор не решились озвучить себе. Но Вы это понимаете. Ваши задачи в далеком прошлом стучатся в Вашу жизнь. В противном случае, что Ваш мир разваливается, показывает, что с определенного момента, — Семен четко проговаривал каждое слово, — ты посчитал вероятным проигнорировать собственную интуицию. То есть интуиция обязана являться для тебя главным поставщиком верной информации.
Тебе уже тридцать лет, а ты изо дня в сутки открываешь электронные газеты и просматриваешь всякую ерунду, не имеющую под собой по большому счету, по большому счету ничего. Газетная информация – это легко комплект слов, никак не относящийся к действительности, самая глупая и безвкусная, с моей точки зрения, часть фона. Но вот так как феномен!! Газетам ты веришь, а интуиции…ты НЕ ВЕРИШЬ!
От восхищения сообщённым и от вздора обрисованной обстановке Семен расхохотался в голос, стёр выступившую слезу и продолжил, постоянно смеясь :
— Ты веришь газетам больше, чем самому себе, чем кроме того замеченному собственными глазами. Глядя на тебя, я по большому счету не осознаю, для чего было создавать все эти декорации для того чтобы потрясающего качества!!! Один я чего стою, а тут таких миллионы! Клянусь, достаточно было дать тебе одну толстую газету, где написать, что угодно, — и вуаля! Ты уже обо всем в курсе!!!
Семен прекратил смеяться и уже без шуток посмотрел на Альберта:
— Ты уж не скажи мне, что я тебе что-то совсем новое говорю. А сейчас давай, прошу вас, перейдем к делу. Какие конкретно трансформации ты планируешь подарить этому миру? Сообщу сходу, уже нет времени дальше мямлить, отвечать, что не знаешь, и всякими вторыми методами отправлять жизнь в далекие места.
Альберт по каким-то неизвестным для него обстоятельствам уже пара мин. в полной мере четко осознавал, о чем сказал собеседник. Нельзя сказать, дабы Семен в какой-то момент поменял собственную обращение либо вдохнул в слова необыкновенный суть: скорее, словно бы на физическом уровне изменилось восприятие Альберта.
Восприятие изменилось. Но ответа на заданный вопрос все равно не было.
Альберт осознавал, что не крайне важно, откуда поступил данный вопрос, не имеет значение, как прямо он поставлен и при каких событиях. На данный вопрос необходимо было давать ответ, и ответ данный необходимо было давать безотлагательно. Более того, именно он сам был важен и за долгую проволочку при постановке перед собой этого вопроса, и, по всей видимости, за форму, в которой данный вопрос, в итоге, перед ним материализовался.
Застывший вопросительный взор собеседника не давал Альберту шансов на какое-либо замыливание вопроса. Альберт глубоко потянул в себя воздушное пространство, как бы собираясь сказать что-то, и… выдохнул.
— А вдруг я вправду не знаю, что мне нужно делать? – задал вопрос он.
— Думаю, это ерунда. Правильнее, ты, само собой разумеется, можешь не знать об этом открыто для себя, можешь лишь догадываться, можешь лишь ощущать это… Может, ты эти мысли для себя до тех пор пока четко не сформулировал либо, в том месте, забыл их на сегодняшний вечер, — не буду утверждать. В общем, обязан знать. И я желал бы их услышать. Хотя бы частично.
— А для чего?
— Данный вопрос так же сложный, как и простой. Ты как бы желал, дабы я на него ответил: сложно либо легко?
— Средне. Дабы было ясно, — максимально миролюбиво ответил Альберт, что, но, обратил внимание на некое нахальство собеседника.
— Люди, каковые окружают тебя, не все, но кое-какие, и я в частности, не забывают, для чего мы тут. Мы тут, дабы составить тебе полигон для действий. У нас имеется и другие, менее ответственные, задачи, но главная в том, дабы, как я уже сказал, являться твоим фоном. Ты реализуешься среди нас, и, потому, что мы составляем одинаковый мир, у нас неспециализированная эволюция, и мы совместно сделаем ход вперед. Либо вверх. Как тебе больше нравится…
…Итак, мы делаем собственные роли с ощущением ожидания. Мы не только делаем то, что должны сами, но и ожидаем твоих действий. И сейчас я замечаю, что ты прочно застрял в изучении этого мира и пользовании его благами. Вместо того, дабы заниматься эволюцией. Собственной и отечественной. Почему твой (и отечественный) мир понемногу покрывается трещинами.
Альберт обернулся по сторонам: люди занимались собственными делами, и только два временно скучающих официанта посматривали на них, разговаривая около барной стойки. Эти двое точно не ожидали, что Альберт вот на данный момент поднимется и займется их эволюцией.
— И по сей день я желаю убедиться, что ошибаюсь в собственных умозаключениях, и уже совсем не так долго осталось ждать все быстро поменяется, ты приступишь к реализации собственных фантастических возможностей, о которых никто ничего не знает, и дашь этому миру и всем нам то, для чего ты тут и присутствуешь…
— Пипец какой-то, — неслышно выразился Альберт.
— Семен, — Альберт прокашлялся и продолжил, — я осознал. И отечественный разговор я принимаю в полной мере без шуток. Но сходу сформулировать собственные замыслы не могу. Я устал, ощущаю себя не весьма, и все, что я от Вас услышал, обязан согласиться, меня шокирует. Не смотря на то, что сущность того, о чем Вы рассказываете, в неспециализированном-то, мне понятна. А также близка. Мне нужно выспаться, переварить все это и мало поразмыслить. Дайте мне время. Я соберу собственные мысли, и мы продолжим беседу. Уверен, Вы имеете возможность дать мне довольно много нужной информации. Я так осознал, Вы иногда бываете в данной кофейне?
— Да. Лишь у меня к Вам дружеский совет: не пробуйте восстанавливать мир в том виде, в котором Вы его привыкли видеть. Лучше поразмыслите над моими словами и прислушайтесь, наконец, к самому себе. К собственной интуиции. Мне было бы комфортно быть тут спустя семь дней, у Вас будет время?
— Да, — ответил Альберт, не очень вспоминая, планировал ли он что-либо спустя семь дней, — последние несколько недель у меня довольно много свободного времени…
Новый знакомый Альберта безотлагательно вынул из кармана пальто кошелек, из него деньги за чай, положил их на стол. Скоро оделся, пожал Альберту руку, увидев, что ему было приятно познакомиться, и зашагал к выходу.
Альберт посидел еще мин. пять, доел собственный пирог, попросил счет у официанта, стараясь не заглядывать ему в глаза. И скоро кроме этого покинул кофейню.
Послевкусие (Вне Сна)
По окончании беседы в кафе Альберт еле мог разбирать случившееся. Исходя из этого первое время в воспоминания этого беседы, раз за разом переживая отдельные его моменты. Сначала он кроме того намеренно старался не думать, откуда взялся данный человек и как сообщённое им по большому счету хоть как-то возможно соотнести с действительностью. С одной стороны, диалог в кофейне быстро вышвырнул из сознания Альберта то мысленное болото, в котором он пребывал последние семь дней, то утопая в нем все глубже, то ненадолго выбираясь на поверхность. Ясность сознания придавала новые силы. Иначе, уверенная позиция нового привычного совсем поставила под угрозу мировоззрение Альберта. И угроза эта, с учетом предшествующих встрече событий, была действительно настоящая.
Новая информация отторгалась Альбертом, в буквальном смысле, физически. В первые моменты, в то время, когда Альберт пробовал вникать в то, что сказал новый знакомый, к горлу его подступала тошнота, и ощущалось головокружение. Совсем не придуманные, а в полной мере натуральные.
На следующий по окончании кофейни сутки Альберт был в незавидном положении: ему приходилось балансировать на грани в это же время, дабы прощупывать в собственной голове услышанное, и в один момент обосновывать себе, что все это чуть ли возможно правдой, чтобы не растерять рассудок. Наработанный уровень самоконтроля был тогда нужен, очень. К тому же, Альберт отметил для себя неповторимую яркость восприятия в данный сутки и страно спокойное мышление. Это было сравнимо с тем, как по окончании долгого прослушивания радио на нехорошем приемнике в месте с нехорошими условиями приема, вы внезапно натыкаетесь на радиоволну с чистейшим звучанием.
Чуть позднее, уже приблизительно на следующий день, Альберт стал понемногу приходить в себя, и, как ему показалось, чувство какой-то надвигающейся неотвратимой силы начало спадать. Мысли стали более стабильны. В том смысле, что трудились они опять на Альберта, правильнее, на то его представление о мире, которое было свойственно ему ранее. Мысли стали привычнее и мало послушнее, и Альберт решил для себя, что раз случилось то, что случилось, значит, нужно тихо сесть и узнать для себя, что, фактически, имел в виду Семен, и что обязан сделать он сам.
Но прежде Альберт ощущал своим долгом переварить данные о том, что поведал Семен о роли людей около Альберта и о его роли в нашем мире. При ответе данной незамысловатой задачи Альберт поступил самым разумным методом из всех дешёвых. Он поднял в памяти пара воспоминаний – из тех, что первыми приходят в голову, – и постарался присмотреться к людям, каковые в этих воспоминаниях приняли участие: как они наблюдают на Альберта, что делают, имеется ли какой-либо потаенный суть в том, что они говорят… Наподобие, ничего аналогичного не обнаруживалось.
Некое время спустя Альберт через окно замечал происходящее во дворе. Люди не заглядывали в его окна и как словно бы кроме того по большому счету не догадывались о его существовании. Некое подозрение вызывал большой мужик, сидевший на лавочке недалеко от детской площадки. Но спустя пять мин. пристального наблюдения за другом, что ни разу не выказал ни капли внимания к многоэтажному дому, из окон которого наблюдение велось, Альберт уличил себя в начальных симптомах шизофрении и от окон отошел.
По окончании он забрал в руки телефон. Позвонил родственнику, жившему в другом городе, и поздравил его с днем рождения сына, что имел место намедни. Родственник был в добром размещении, они пообщались мин. пять, но, сколько Альберт ни пробовал уловить хоть каплю повышенного внимания к собственной персоне, капель таких очевидно не наблюдалось.
Потом Альберт позвонил одному из бывших сотрудников. Сотрудник спешно заявил, что перезвонит через семь-десять мин., но не перезвонил. Альберт отыскал в памяти, как когда-то тот говорил, что предпочитает без особенной необходимости не общаться с безработными привычными, потому, что в большинстве случаев все, что им необходимо – это занять денег.
По окончании того, как все разумные, согласно точки зрения Альберта, методы были перепробованы, он решил сделать движение конем и расставить все точки над «i». Пара раз глубоко вдохнул, очень сильно зажмурил глаза, открыл их и собрал номер одного собственного хорошего друга. И сходу скинул звонок.
С 60 секунд походил по помещению и надавил «повтор вызова». Через пара гудков в трубке ответил бодрый голос друга.
— Здравствуй, это я, — начал Альберт, пробуя звучать бодро, — имеется пара мин.?
— Для тебя постоянно найдём! Что желал? А, знаю, имеется для тебя кое-что… Курьером отправишься к нам? — друг изо всех собственных приятельских сил пробовал развеселить Альберта.
— Кэнст… у меня к тебе весьма важный вопрос… — не обращая внимания на радостный настрой друга, Альберт ощущал, что сердце у него стучало уже и в ушах, и во всем теле, фактически заглушая голос. — Это действительно, что я тут главная роль, а вы, все, кто около, живете, дабы составлять мне фон?
Кэнст молчал около двух-трех секунд. Ровно столько же, казалось, молчало сердце Альберта.
— Охренеть… Кто тебе поведал?! – с кошмаром в голосе задал вопрос друг, а через секунду прыснул со хохоту так, что Альберту было нужно убрать трубку от уха. Отсмеявшись секунд десять и пробуя отдышаться, Кэнст сказал, что в курьеры Альберту лучше не идти, поскольку на заработную плат курьера «для того чтобы довольно много не приобретёшь…».
— Ничего без шуток нельзя спросить, — кроме этого смеясь, сообщил Альберт. И почувствовал облегчение.
Вернув себя в более привычную действительность, Альберт намеренно не стал перечеркивать целый разговор с новым привычным. А также временно отогнал от себя предположение, что встреча имеет все шансы появляться недобрым розыгрышем со стороны друзей.
В случае, если ранее случившиеся проблемы еще возможно было истолковать с позиции невезения либо тёмных полос в жизни, то было бы в высшей степени неуместным не обращать внимания на неожиданное новое знакомство. Какой бы необычной не рисовал Семен логику положения вещей в мире, сущность его запроса повторяла запрос Альберта к самому себе. И при таких событиях случившаяся встреча являлась дополнительным стимулом поразмыслить над вопросом более предметно.
Одновременно с этим визит Семена привнес в судьбу Альберта новый виток смятения мыслей, испуг, стимул к размышлению, — все, не считая каких-либо понятных подсказок. День назад Альберт задавал вопросы себя, что он делает неправильно и что обязан сделать верно. Сейчас об этом его задал вопрос чужой и незнакомый человек.
Альберт пара раз прошелся по квартире, в десятый раз прогнал себя из интернета и приказал себе думать.
Поиск (Вне Сна)
Альберт в далеком прошлом в собственной жизни не встречал тем, каковые не поддавались бы постижению при помощи стандартных приемов мышления. Для понимания различных вещей требовались различные упрочнения, различное время, дополнительная информация, но все это в той либо другой степени было доступно. Путь ко всем знаниям человечества был в любое время открыт на экране всезнающего монитора, и требовался только навык стремительной и продуктивной работы с громадными количествами информации. У Альберта таковой навык был, но в текущей обстановке перед ним стояла задача принципиально другого уровня. Универсального ответа на вопрос, в чем смысл жизни Альберта, человечество еще не сгенерировало. Единственным источником для вариантов ответа был сам Альберт, но в собственной голове он не обнаружил ничего необыкновенного на эту тему. Другими словами голова его предательски выдавала только общепринятый комплект очевидных догадок. Дети, работа, творчество… Мир во всем мире. И ни одна из этих категорий не обнаружила в нем заметного внутреннего отклика.
Альберт честно промучил себя размышлениями на тему смысла жизни пара часов, по окончании чего загрустил, а по окончании и вовсе возвратился к самосожалению. В какой-то момент он кроме того рассердился на Семена за то, что тот только задавал вопросы вместо того, дабы оказать помощь в поиске истины.
По схожему сценарию прошла еще пара дней; в один момент Альбертом был отработан вариант розыгрыша со стороны друзей. Вариант данный, но, также казался не через чур правдоподобным. Не обращая внимания на то, что в беседе и не раздалось какой-то закрытой конкретики о жизни Альберта, высказывания нового привычного и сама сущность беседы казались такими невероятными, что авторство ее сценария Альберт не готов был приписать никому из известных ему персон.
Пара часов было израсходовано на мониторинг социальных сетей с целью отыскать в том месте Семена, идеально – среди контактов собственных друзей. Опять мимо. Альберт пролистал страницы практически всех собственных друзей, взглянул много фотографий. Рассуждая так, как если бы сам желал подстроить подобный разговор, просмотрел все вероятные актерские группы. Побывал на сайтах театров города, посмотрел на лица их актеров. Напрасно. Альберт искал иголку в стоге сена.