В западной психотерапевтической литературе очень большое место занимают описания тяжелых последствий разлуки ребенка с матерью либо вторыми родными взрослыми. Уже давно утвердилось мнение о том, что разлука с родными в ранний период судьбы фатальным образом предопределяет судьбу ребенка. Многие авторы приводят фактический материал, свидетельствующий о драматическом, а время от времени и ужасном влиянии на ребенка разлуки с родными взрослыми.
Так, Шпиц обрисовывает детей одного детского дома, каковые в возрасте трех месяцев были разлучены со собственными матерями. Уход, питание, гигиенические условия в этом учреждении были обычными для всех отлично поставленных заведений для того чтобы рода. Но у всех детей случилась резкая задержка их физического развития. В течение двух лет погибло 37% детей. В живых остался 21 ребенок; к обрисовываемому моменту младшему из них было два года, а старшему — четыре года и один месяц. Пятеро из них были неспособны к независимому передвижению каким-либо методом, сидели без помощи лишь трое, ходили с посторонней помощью восемь, ходили самостоятельно — пять человек. Двенадцать детей не умели имеется ложкой, двадцать не умели сами наряжаться. Низким выяснилось и их психологическое развитие. Так, среди 21 ребенка шесть вовсе не умели сказать, тринадцать говорили по два —пять слов и только один умел составлять предложения. Но самый яркой изюминкой детей этого детского дома было их невротическое поведение, которое создатель именует «анаклитической депрессией». Практически сразу после разлуки с матерью, которая до этого довольно часто посещала ребенка и подолгу бывала с ним, у последнего развивались следующие симптомы: а) задумчивость, скорбь, плач, но без вокализаций и крика; б) замыкание в себе, отрицательное отношение к окружающим, рвение уйти от всех, отстраниться от посторонних; в) ареактивность, пониженный темп перемещений, отбрасывание предметов и игрушек, прикоснувшихся к ребенку, ступорозное состояние; г) утрата аппетита, отказ от еды, исхудание; д) бессонница. Указанные симптомы развивались по окончании разлуки с матерью у большинства детей в возрасте по окончании шести месяцев.
Последовательность данных говорит о том, что разлука с матерью либо по большому счету отсутствие родных взрослых отражается и на развитии познавательных функций детей. В особенности это относится к речевому либо, скорее, предречевому формированию младенцев. Так, Бродбек и Ирвин регистрировали звуки, издаваемые младенцами от рождения до полугода судьбы — их частоту, темперамент, разнообразие. Оказалось, что у детей, воспитывающихся в сиротском приюте, как количество, так и уровень качества вокализаций было
существенно ниже, чем у детей, росших в семье. Разны были и возрастные кривые развития вокализации у детей этих групп: у детей, росших в семье, они неизменно стремились вверх; у сирот на границе четырех месяцев оказалось плато.
К сожалению, нам не удалось отыскать в литературе фактов, касающихся развития вторых познавательных функций у детей, растущих без своих родителей.
Имеются данные, говорящие о влиянии разлуки со взрослыми на фиксацию и развитие у неврозов и детей фобий. Так, 3. Фрейд в ряде работ развивает идея о том, что разлука с матерью заставляет младенца остро волноваться собственную слабость, вызывает у него повторно чувство страха, в следствии чего это переживание фиксируется, вступает в сообщение с каким-нибудь внешним объектом и переходит в фобию. Эту же идея высказывает и Элперт, которая пробовала (и по ее разрешённым — успешно) избавить от патологически фиксированных состояний детей, у которых фобии и навязчивость появились в связи с пережитой ими в младенчестве разлукой с матерью.
Во многих работах отмечается, какое влияние оказывает разлука с матерью на развитие личностных качеств детей. Так, Джер-силд думает, что выросшие вне семьи дети не могут к богатым эмоциональным переживаниям; свойство ребенка обожать окружающих, говорит он, тесно связана с тем, сколько любви взял он сам и в какой форме она выражалась. А. Фрейд поняла, что в. подростковом возрасте дети, выросшие без родных взрослых, развивают примитивные связи с окружающими; у них появляются «замещающие» связи со сверстниками либо с группой сверстников; многие дети ищут подлинных материнских взаимоотношений с каким-нибудь лицом, без чего их переход к зрелости делается неосуществимым. Сэлливен развивает идея о том, что «Я» ребенка социально по собственному происхождению, поскольку оно рождается и понемногу формируется под влиянием оценки взрослыми поступков ребенка. Позиция родных взрослых формирует как бы «эмоциональный климат», «психотерапевтическую среду», в которой и совершается саморазвития ребёнка и процесс самораскрытия. Личность складывается из отраженных похвал, пишет Сэлливен.
Большая часть информации о влиянии разлуки с родными взрослыми на развитие ребенка—те, каковые мы упомянули выше, и огромная масса подобных им — собрано представителями психоаналитического направления (3. и А. Фрейд, Шпиц, Элперт и др.).
Как же эти сведенья рассматриваются и толкуются? В первую очередь указанный фактор — отсутствие матери либо родных — считается фатальным, роковым по собственному действию на будущее ребенка. Так, Голдфарб говорит, что задержка в развитии речи, проистекающая из условий судьбы ребенка в первые месяцы судьбы, сохраняется вплоть до конца дошкольного возраста а также по окончании вхождения ребенка в новую семью. Он ограничивает
! [
оптимальный возраст для сглаживания явлений, вызванных разлукой с матерью, первым кварталом жизни ребенка и не позднее девяти месяцев. После достижения ребенком возраста в два с половиной года Голдфарб вычисляет дело неисправимым. Он намерено выделяет, что ни при каких обстоятельствах не видел случаев успешного исцеления расстройств, появившихся по данной причине. В этом утверждении к нему абсолютно присоединяется Шпиц.
Чем же возможно растолковать это перманентное и очень интенсивное по своим итогам действие разлуки с матерью? направляться признать, что объяснение это (если судить по тем работам, с которыми мы имели возможность познакомиться) носит весьма неспециализированный, глобальный, нерасчлененный темперамент. В общем его возможно свести к следующим положениям: а) мать — это источник пищи; б) помимо этого, она первая и естественная защита беззащитного младенца;
в) ясно исходя из этого, что отсутствие матери заставляет ребенка
остро волноваться собственную слабость и порождает страхи, ко
торые, повторяясь и усиливаясь, смогут переходить в фобии;
г) младенец имет ограниченные возможности передвижения, по
этому ему недоступны активные поиски лица, которое имело возможность бы
заменить ему мать; вот по какой причине особенно тяжелые последствия
вызывает разлука с матерью в младенческом возрасте.
По какой причине отсутствие матери так не легко воздействует на физическое развитие детей? Данный вопрос остается без детального объяснения.
Как нерасчлененной и глобальной есть трактовка разглядываемой неприятности, видно уже из того факта, что Элперт именует в числе самых поздних по времени изучения фактов такие ответственные моменты, как темперамент взаимоотношений ребенка до разлуки, обстоятельство разлуки, ее сроки; продолжительность, матери и возраст ребёнка к моменту разлуки. А ведь статья Элперт написана во второй половине 50-ых годов XX века!
Конечно исходя из этого, что А. Фрейд вычисляет до тех пор пока вопрос о влиянии разлуки с родными на развитие детей гипотетическим и планирует его систематическое изучение заново на шести детях с младенческого и до подросткового возраста.
Последовательность авторов — Джерсилд, Деннис, Леви, Риббл — думает, что у ребенка имеется некая инстинктивная потребность в привязанности взрослых; она прирожденна и появляется спонтанно. Вовне эти потребности ребенка в привязанности выступают как некоторый «аффективный голод», удовлетворение которого столь же жизненно принципиально важно, как и удовлетворение голода телесного. В зависимости от того, как удовлетворяется эта первичная потребность ребенка, складывается его личность, его отношение к самому себе.
Намного более полезными нам представляются более детальные толкования факта влияния на развитие ребенка общения со взрослым. Эти толкования довольно часто отрывочно, но аналитически пробуют узнать пути осуществления для того чтобы влияния, выяснить, что именно приобретает от взрослого ребенок на различных стадиях собственного развития. Как правило эти толкования результат изучения наличных (а не отсутствующих либо пре-
рванных) взаимоотношений младенца со взрослыми в сопоставлении с тем, что имеет ребенок, растущий вне семьи. Коротко перечислим те факты, каковые удалось установить данной группе исследователей.
1) Отмечено, что младенцы начинают реагировать на лицо и голос взрослого раньше, чем на другие первосигнальные раздражители, причем эти реакции на взрослого появляются и при минимальном ответном внимании к ребенку со стороны взрослых. Следовательно, без контакта со взрослыми задерживается появление первых реакций на слуховые и зрительные сигналы. Чем это разъясняется? До тех пор пока данный вопрос остается без ответа, а взять его было бы весьма интересно. Фигурин и Денисова высказывают предположение, что громаднейшая эффективность взрослого человека как раздражителя для ребенка может разъясняться своеобразным характером этого раздражителя (но в чем состоит его специфика?) либо его частотой. Возможно, играет роль и постоянное сочетание факта появления взрослого с удовлетворением главных органических потребностей ребенка. Являются ли реакции на голос и вид взрослого нужным этапом в развитии реакций на зрительные и слуховые первосигнальные раздражители? Задерживает ли, следовательно, отсутствие для того чтобы близкого человека развитие реакций младенца? Все это занимательные вопросы, еще ожидающие изучения.
2) У Фигурина и Денисовой четко продемонстрировано, как по окончании
развития сперва пищевого, а позже слухового и зрительного со
средоточения у младенцев появляется комплекс оживления, со
четающий в себе зачатки эмоциональных взаимоотношений ребенка с
окружающими, реакции и речи хватания. Но на какой непосред
ственной базе появляется сам комплекс оживления? Какие конкретно ус
ловия (внешние и внутренние) для этого нужны? Какова
дальнейшее будущее комплекса оживления, как он позднее диф
ференцируется в зависимости от условий судьбы ребенка? Эти
вопросы кроме этого пока не решены.
3) Подробное изложение вопроса о том, что дает мать собственному
ребенку, возможно отыскать в работе Риббл называющиеся: «Права
младенцев. Ранние психотерапевтические потребности и их удовлетво
рение». Многие из высказанных ею мыслей возможно встретить и в
работах вторых авторов.
Итак, что же дает мать либо замещающий ее близкий взрослый мелкому ребенку в первоначальный год его жизни? Коротко суммируем факты, информируемые Риббл и другими исследователями.
1. В первую очередь мать снабжает удовлетворение последовательности потребностей младенца. Основные среди них — это потребности в кислороде, в раздражениях и в сосании.
а) Потребность в кислороде. В первое время по окончании рождения
дыхание ребенка еще весьма несовершенно. Тормоша, переклады
вая, придавая различные положения ребенку, мать оказывает помощь ему по
лучить нужное количество кислорода.
б) Потребность в раздражениях. Неспособный к активным
40
перемещениям, ребенок испытывает «аффективный голод». Это в равной степени относится и к младенцу человека, и к детенышам животного. Благодаря неразвитости при рождении высших дистантных рецепторов у большинства высокоорганизованных животных и у человека какую-то, по-видимому, очень ключевую роль играются контактные раздражители. Туалет, что делают своим детенышам многие животные, преследует, разумеется, не только инстинктивные «гигиенические» цели, но ‘и цели удовлетворения потребности детенышей в контактных раздражителях. Сходную роль играется и купание младенцев у людей: не так принципиально важно, как и в чем купают детей,— ответствен сам факт их обмывания. В ходе таких контактных действий рождается первая связь между ребенком и взрослым. В этом отношении хочется упомянуть два факта.
Во-первых, это наблюдения, сделанные Харлоу и Циммерма* ном над мартышками. Шестьдесят детенышей макак-резусов отнимали от своих родителей через пара часов по окончании рождения. Вместо им давали «суррогатную маму»—древесный цилиндр, схематически изображающий мартышку, с засунутым в рожком с молоком. Оказалось, что малыши весьма привязались к кукле, если она была покрыта тканью и, следовательно, теплая и мягкая. Присутствие таковой мягкой неестественной «матери» выручало детенышей мартышек от страха, разрешало им проявлять вместо реакции страха любопытство по отношению к необычным и пугающим объектам и изучить их. Привязанность к данной «матери» не ослабевала по окончании долгой разлуки (до полутора лет). В случае, если же суррогатной «матерью» служил проволочный каркас в форме цилиндра с таким же рожком, как и у «мягкой матери», то привязанность к кукле была весьма не сильный и собственной защитной, защищающей роли по отношению к детенышу не делала. Покачивание ее не оказывало значительного влияния. На основании собственных данных авторы подчеркивают первенствующее значение в развитии любви младенца к матери разнообразных контактов с мягким теплым телом. В случае, если же «мамаша» не удобна для таких контактов, то привязанность или не начинается, или остается очень не сильный.
Данный факт был взят на животных. Второй факт относится уже к людским младенцам, не смотря на то, что и выросшим среди животных. Говоря о двух девочках-индианках, вежливых волками, Гезелл (по Риббл) подчеркивает роль массирования, растирания их тела для установления первого контакта. Супруга миссионера, заботам которой были поручены девочки, продолжительное время не имела возможности вступить в общение со старшей девочкой. Все ее упрочнения оканчивались неудачей. Но вот она начала растирать тело данной девочки, дабы устранить его скованность, вызванную передвижением на четвереньках. И что же? По окончании немногих сеансов массажа девочка начала проявлять привязанность к заботящейся за ней даме и практически сразу после этого овладела теми немногими формами социального общения, каковые были дешёвыми для нее.
К сожалению, в отношении обычных младенцев человека у нас нет ясных информации о значении для их развития контактных раздражителей. Но возможно все же предполагать, что, нянча собственного малыша, мать дает ему нужные тактильные, кине-стезические, тепловые, осязательные и другие контактные раздражения, без которых его развитие может пострадать.
В кратком сообщении Соломона кроме этого подчеркивается важность ухода взрослых за ребенком конкретно с той точки зрения, что первые удовлетворяют потребность последнего в раздражениях. Создатель говорит об этом применительно к пассивным перемещениям. Выясняется, что в случае, если окружающие не удовлетворяют потребности ребенка в пассивных перемещениях, то у него развиваются дешёвые ему навязчивые, фиксированные формы примитивных перемещений типа автоматизмов, наподобие перекатывания головы по подушке, ударов головой о стены кроватки, раскачивания тела.
Какие конкретно конкретно раздражители нужны младенцу для его действенного развития, к сожалению, пока не известно *.
в) Третья из значительных потребностей, которую мать оказывает помощь удовлетворять младенцу,— это потребность в сосании. Что такое сосание? Классический взор на сосание пребывает в том, что это пищевая деятельность ребенка и как таковая направлена на удовлетворение его потребности в пище. Акт сосания инстинктивен, прирожден, и если не сходу, то скоро, по окончании немногих первых упражнений, достигает наивысшего вероятного совершенства. Но исчерпывается ли этим содержание деятельности сосания?
Имеется последовательность данных, говорящих о том, что у детей имеется потребность в сосании, отдельная от пищевой потребности. Это установлено относительно животных-млекопитающих. Риббл информирует следующие отлично узнаваемые факты: в случае, если питание детей организовано так, что они насыщаются скоро (не сильный сосок, громадное отверстие в рожке), то у них начинается привычка сосать палец либо какие-нибудь предметы. Потом, в случае, если кормить детей по 20 мин. с трехчасовыми промежутками, они ведут себя значительно спокойнее и пребывают в более весёлом настроении, чем при кормлении их с промежутками в четыре часа. И не обращая внимания на то, что и в том и другом случае они приобретают однообразное общее число пищи. Испытания продемонстрировали, что при громадных промежутках между кормлениями малыши волнуются не от голода, а от того, что слишком мало упражняются в сосании.
Следовательно, сосание удовлетворяет не только потребность ребенка в пище, но еще и некую другую, пока еще не определяемую правильнее потребность.
Потом сосание делает, возможно, и разную функциональную роль на различных стадиях развития ребенка. Сначала пищевое сосредоточение на протяжении сосания носит доминантный ха-
* Так, многие эксперты выступают против укачивания ребенка, тогда как Риббл горячо выступает за него и сожалеет о том, что колыбели в наше время
вышли из моды.
рактер, оно абсолютно исключает протекание всякой второй одновременной деятельности, так что сосущего ребенка нереально отвлечь никакими вторыми действиями, а насильственный паузу в сосании вызывает у младенца слезы и громкий крик. Но по мере развития ребенка положение изменяется. Ребенок уже не сосет с закрытыми глазами — он наблюдает, фиксируя взором мать, позже грудь либо рожок, а после этого другие объекты видимого им пространства. Матери при кормлении в большинстве случаев удерживают ручку младенца. Наряду с этим скоро малыши начинают ритмично сжимать палец матери, и вдобавок позднее — складки пеленки либо собственной одежды и т. д. Так акт сосания из исключающей все другие единственной (в момент собственного осуществления) деятельности преобразовывается в акт сотрудничества самых разнообразных раздражителей на фоне обусловливающей их пищевой деятельности.
Более того. Весьма рано дети начинают сосать либо, по крайней мере, брать в рот, подносить ко рту все, что попадается им под руку. Имеется ли это простое проявление пищевой доминанты? Чуть ли. Скорее верны замечания многих авторов (Риббл, Були и др.), что тут сосание выступает как форма ощупывания, изучения объекта. «В раннем детстве,—пишет, к примеру, Були,— рот функционирует как орган осязания чаще, чем рука. Да это и ясно, в силу того, что в первые месяцы судьбы ротовая полость (губы, язык, нёбо, десны) — самый чувствительный и «умелый» (упражняемый) орган ребенка, благодаря которому он познает мир. Исходя из этого привычка детей до известного возраста «пробовать вещи на вкус» в полной мере адекватна изюминкам их развития».
Так, по мере развития сосание делается средством и основой развития познания, поскольку на протяжении сосания ребенок раскрывается вовне и, сопоставляя с ощущениями ротовой полости зрительные и слуховые ощущения, понемногу научается видеть и слышать.
В работе, посвященной изучению аппетита у человека, Хамбургер солидаризируется с Торпом относительно того, что запечатление во время младенчества протекает различно в зависимости от условий кормления и, например, от того, кормит ли ребенка любящая мама, укачивающая его тут же на руках, либо кто-то посторонний, укрепив около него бутылочку с молоком. «Данный ранний пищевой опыт,— пишет создатель,— испытывает недостаток в будущем изучении со стороны всех тех, кто трудится с детьми». Он вычисляет ранние пищевые переживания решающими для развития объективных взаимоотношений с любимыми родными людьми и получения хороших эмоциональных ощущений, а не только для верного питания младенцев. Возможно, предполагает Хамбургер, развившиеся сейчас отношения сохраняются после этого всю жизнь человека.
Итак, резюмируем первый пункт: мать удовлетворяет потребности ребенка в кислороде, в раздражениях и в сосании. Из ска-
занного выше ясно, что соответственно теряет ребенок, растущий вне семьи. Указанные потребности младенца уже не смогут быть удовлетворены столь полно, как у ребенка, имеющего родных, и это не имеет возможности не сказаться на его предстоящей судьбе.
2. Второй момент, что отмечают многие авторы, касается влияния матери на развитие активной ответной деятельности ребенка. Спонтанно, стихийно младенец совершает массу перемещений — мимических, перемещений конечностями и туловищем, вокализаций. Все они сначала не имеют какого-либо ясного сигнального значения для ребенка. И вот здесь-то на помощь ему приходит мать, которая, по образному выражению Риббл, играется по отно;;_5нию к младенцу роль мозга, замечая, выделяя и подкрепляя необходимые перемещения из стихийного репертуара ребенка. Тут опять-таки громадную роль играется акт сосания, как первая ячейка взаимоотношений, складывающихся между матерью и ребёнком. Денисова-и Фигу рин недаром отмечают, что многие реакции кроха в первый раз совершает в положении под грудью, поскольку тут, разумеется, он приобретает самый ясное и недвусмысленное подкрепление их взрослым. Увидим в скобках, что подкрепление это возможно не только пищевым: совершая увлекательные для взрослого, так сообщить, «перспективные» реакции, младенец может удержать около себя взрослого. Так, внимательное наблюдение матери за реакцией ребенка и сам факт того, что она не покинула его в момент, в то время, когда он совершал эту реакцию, может явиться действенным подкреплением для данной реакции. Н. Миллер (по Бродбеку и Ирвину) развивал в данной связи теорию имитации, в соответствии с которой взрослый для младенца — пример для неосознанного подражания и в один момент мотивов для действия. Так, взаимоотношения с матерью являются источником развития активных, «инструментальных» реакций ребенка. Разумеется, при недостаточности контактов со взрослыми, имеющей место у госпитализированных детей, это развитие кроме этого должно существенно мучиться.
Подводя итог нужно отметить следующее.
В той области, которую мы избрали предметом рассмотрения в настоящей статье, фактический материал очень широк по количеству, но слишком мало систематизирован и проанализирован. Так, остались до сих пор невыясненными либо лишь начинают изучаться многие наиболее значимые факторы, обусловливающие разное в различных случаях влияние разлуки с матерью на развитие детей; не прослежены механизмы этого влияния; не создано кроме того отчетливого и достаточно полного представления о том, в чем именно это влияние выражается. Мы не знаем до тех пор пока, что по существу свидетельствует известное «mothering»* американских и британских авторов. Все эти пробелы нужно восполнить.
Как эта необходимость громадна, возможно заметить из следующего примера.
| опека. |
Mothering (англ.)-материнская забота,
Во многих управлениях по детской психологии, в статьях и отдельных монографиях возможно встретить ссылки на ставшую, так, уже хорошей работу У. Денниса о развитии двух девочек-близнецов в течение первого года судьбы в условиях строгой социальной изоляции и минимальной практики. Главный вывод автора пребывает в том, что развитие на первом году судьбы совершается спонтанно и потому тесный контакт взрослого с ребенком и совокупность постоянных наказаний и поощрений, каковые в большинстве случаев считают необходимыми, в сущности ничего не прибавляют к .естественному ходу событий.
Никто из авторов, упоминающих работу Денниса, не подвергает сомнению его вывод, но никто и не дает себе труда растолковать несоответствие между данными Денниса и результатами подавляющего большинства вторых изучений.
А в это же время таковой анализ произвести принципиально важно и в полной мере допустимо. Что говорит сам Деннис о том «строгом» режиме, что он создал для собственных питомцев?
Опыт продолжался 14 месяцев, начавшись в конце первого и закончившись в конце пятнадцатого месяца судьбы детей. За это время двое взрослых — его жена и экспериментатор—входили в помещение не более 12 раз в день и лишь для ухода за детьми; они ни при каких обстоятельствах не радовались им, не поощряли и не осуждали их, не ласкали и не игрались с ними. Помещение, в которой жили дети, имела лишь нужную мебель, в открытое окно они имели возможность видеть только клочок неба и вершину одного дерева. Ни игрушек, ни картин, ни украшений в помещении не было. Перегородка между кроватями мешала сестрам видеть друг друга.
Не обращая внимания на это, развитие детей шло нормально. Шепетильно зарегистрировав появление каждого нового акта у детей (всего их было отмечено 154) и сравнив эти сроки с данными изучения вторых 20—40 детей, известными по литературе, создатель убедился, что отставание у его подопечных касалось лишь проявления трех реакций: хватания подвешенного качающегося кольца, сидения без помощи и жёсткого уверенного стояния. Но введение предельного числа упражнений скоро ликвидировало и это отставание. Более того, дети не только отлично развивались, но и проявляли глубокую эмоциональную привязанность к своим воспитателям.
Все это думается необъяснимым. Но тайная разрешается, когда мы углубимся в выяснение некоторых подробностей «жёсткого» режима воспитания Денниса. Эти подробности возможно легко почерпнуть из текста работ, но это приходится делать самому читателю, поскольку создатель не придает значения следующим, к примеру, моментам: а) кормили детей на руках; как протекал сам акт кормления, к сожалению, не обрисовано; б) пребывав за пределами детской, экспериментатор легко имел возможность регистрировать вокализации детей; но разумеется, что и дети, со своей стороны, всегда могли слышать голоса взрослых и маленькой девочки, их дочери; в) жена и экспериментатор, помогавшая ему в уходе за
детьми, привязались к близнецам так, что довольно часто им было тяжело не ответить на ухмылку ребенка, обращенную к ним; но где гарантия, что им вправду получалось абсолютно воздержаться от выражения собственной приязни? г) не обрисована процедура туалета ребенка, в особенности купанья, а из ранеесказанного разумеется, что это имеет большое значение; д) создатель пишет, что никак не общался с детьми, но выясняется, в то время, когда одна из девочек ь возрасте около десяти месяцев заметила собственную сестру и толкнула ее в бок головой, та засмеялась; разумеется, растолковывает данный факт Деннис, она отыскала в памяти о том, как мы с женой время от времени щекотали ее подобным же образом.
Тут мы остановимся, не смотря на то, что возможно было бы указать еще на множество аналогичных же моментов, каковые, согласно нашей точке зрения, должны были начисто стереть с лица земли «жёсткий» темперамент режима воспитания. Тот факт, что ни Деннис, ни ссылающиеся на его работу авторы не занялись анализом этих моментов, убеждает нас в том, что понятие «mothering», его состав и т. д. до тех пор пока еще совсем не узнаны.
Об этом же свидетельствуют и работы Дейвиса. В них рассказывается о двух детях, совершивших на чердаке, в полной изо-л|щ,ии от окружающего мира одна пять, а вторая — шесть лет. Первая девочка, Анна, была найдена в состоянии крайнего истощения, она не имела возможности кроме того самостоятельно передвигаться. По окончании собственного «освобождения» девочка прожила еще пять лет. К десяти годам абсолютно сгладились все физические последствия ее заключения — она смотрелась здоровым, упитанным ребенком, отлично ходила, не смотря на то, что ее перемещения казались мало скованными. Но ее умственное развитие оставалось низким. Так, речь девочки и навыки опрятности оставались на уровне, обычном для двухлетнего возраста. Кое-какие особенности ее поведения и развития разрешали предполагать врожденное слабоумие, но оно не было установлено с полной достоверностью.
Вторая девочка — Изабелла — выросла приблизительно в тех же условиях, что и Анна. Единственным значительным отличием было то, что солидную часть дней с ней пребывала мать — глухонемая дама. При первом обследовании Изабелла кроме этого произвела чувство слабоумной, не смотря на то, что и в меньшей степени, чем Анна. Но в будущем ее развитие было стремительным: спустя семь дней она начала вокализировать разрозненные звуки; по окончании двух месяцев систематических упражнений она уже составляла фразы; через 9 месяцев — начала просматривать и писать; через 16 месяцев в ее активном словаре насчитывалось уже 2 000 слов.
Автора поразила эта резкая отличие в развитии двух девочек по окончании включения их в обычную судьбу. Пробуя растолковать ее, он показывает на две обстоятельства: а) отличие в условиях судьбы и в систематичности упражнений по окончании освобождения девочек и б) более высокие природные эти Изабеллы.
без сомнений, что эти различия не могли не сказаться самым важным образом на развитии девочек. Но нельзя не согласить-
$я со Стоуном, что резонно задал вопрос: по какой причине создатель покинул без анализа и всякого внимания тот факт, что одна из девочек росла в полном одиночестве, а вторая всегда находилась с матерью? Быть может, что данный факт кроме этого повлиял на судьбу детей.
На базе всего сказанного выше узнается необходимость предстоящего изучения следующих вопросов:
1) Влияние материнской заботы на развитие познавательных
функций в сравнительном изучении домашних и больницы
зированных детей. К сожалению, до сих пор мы не располагаем
отчетливыми данными на данный счет.
2) последующей дегенерации и Особенности генезиса комплек
са оживления в таком же сравнительном изучении.
3) Анализ понятия «mothering». Гипотетически уже на данный момент в
нем возможно выделить следующие компоненты: а) условия кормле
ния (на руках либо нет, сопровождающие раздражители, постоян
ство кормящего лица, интервалы и длительность кормления между
кормлениями); б) наличие базы для мотива и подражания для
социального подкрепления; в) источник разнообразных раздра
жений.
4) Наконец, очень весьма интересно было бы изучить исто
рию акта сосания (в широком смысле слова) у детей, растущих
в семье и без нее.
Предположительно возможно выделить следующие главные этапы данной истории. Первый этап — первые дни судьбы ребенка. Сейчас ребенок овладевает актом пищевого сосания. Совершенствуется двигательная сторона этого акта, начинается доминантное пищевое сосредоточение. Второй этап — первый — третий месяцы судьбы ребенка. Постепенное ослабление доминантного характера пищевого сосредоточения, появление на протяжении сосания фиксации взглядом различных объектов (каких и в каком порядке-). Ребенок раскрывается для принятия новых впечатлений. Третий этап — третий — шестой месяцы судьбы. Предстоящее развитие познания в ходе пищевого сосания, появление первых активных реакций в положении под грудью (к примеру, ритмичное сжимание пальца матери), появление непищевого применения сосания, так сообщить, для целей ознакомления с окружающим миром, сосание других предметов и игрушек между кормлениями, сопоставление сосательных ощущений со зрительными.
Изучение указанных вопросов, наряду с другими, каковые мы уже упоминали по ходу изложения работ различных авторов, как нам думается, окажет помощь яснее представить себе, какое же влияние оказывают взаимоотношения с родными взрослыми на развитие ребенка в раннем возрасте.
Вопросы психологии.— 1961.— № 3.—С. 117—124.
МЕЩЕРЯКОВА Софья Юрьевна— кандидат психотерапевтических наук, сотрудник лаборатории психологии детей раннего и дошкольного возраста НИИ неспециализированной и педагогической психологии АПН СССР.
Соч.: Публикации в периодической печати.
С. Ю. Мещерякова