Жизненный путь Кампанеллы возможно условно поделить на три периода. В первоначальный, ранний, период Кампанелла был монахом-агитатором и доминиканцем, систематично попадавшим в колонию. Кульминационным моментом этого периода выяснилось калабрийское восстание. Это было революционное перемещение, имеющее целью свержение испанского правления в Неаполитанском королевстве и учреждение вместо утопической республики, волшебного Города Солнца, в котором Кам-панелле предстояло стать пророком и верховным священником. В соответствии с Кампанелле, наступление новой эры предсказывали небесные знамения. Если не считать страстные до сумасшествия проповеди Кампа-
его сторонников и неллы, подготовка к данной революции фактически не велась, и она, конечно, потерпела полный провал, раздавленная мощью и самой Испании, и испанской администрацией в южной части Италии. После этого начинается второй этап в жизни Кампанеллы, совершённый им в неаполитанской колонии, где он с решимостью и удивительной целеустремлённостью писал собственные огромные философско-теологические труды, и вёл пропаганду, переведя волшебную реформу из революционного русла в более — на первый взгляд — ортодоксальное. Сейчас колыбелью общей реформы должны были стать испанская монархия либо папство. И не смотря на то, что магия и натурализм так же, как и прежде оставались базой его теологии и философии, Кампанелле удалось поменять отношение к себе, и в итоге его высвободили из неаполитанской колонии, где он совершил всю зрелую пору собственной жизни. Затем наступает третий период. Кам-панелла переезжает во Францию и передает ей почетное право явить миру общую реформу, стать солнечным центром будущего Города Солнца. Его поощрял Ришелье и двор, он дожил до рождения дофина, позже взошедшего на трон под именем Людовика XIV, и приветствовал его как Короля-Солнце преображенного мира.
Так, благодаря собственного рода savoir-faire [житейской мудрости], а возможно, и хитрости, которых был начисто лишен Бруно, Кампанелле, в первоначальный период собственной биографии следовавшему, как мне думается, фактически не отклоняясь, по стопам Бруно, судьбы Бруно удалось избежать. А в последний период судьбы Кампанелла достиг в Париже успеха как пророк той самой французской монархии, от которой — в лице Генриха III и Генриха IV — и Бруно ожидал осуществления общей реформы.
«Добруновские» главы данной книги писались с расчетом подготовить читателя к восприятию творчества Бруно, очертив исторический контекст ренессансной волшебстве и религиозного герметизма, к которому принадлежал данный мыслитель. Эта — «постбруновская» — глава имеет примерно те же задачи. Она писалась с целью кинуть на Бруно ретроспективный свет посредством описания Кампанеллы. Из необъятных и устрашающе сложных материалов о Кампанелле я выбрала только кое-какие моменты, соответствующие моей задаче.
Кампанелла появился во второй половине 60-ых годов шестнадцатого века под городом Стило, в Калабрии. Бруно появился в Ноле, недалеко от Неаполя, во второй половине 40-ых годов XVI века. Другими словами оба они с Юга, из Неаполитанского королевства, где тяжесть тирании испанских
Габсбургов чувствовалась посильнее, чем на остальном Италийском полуострове. Кампанелла был на двадцать лет моложе Бруно, а эта отличие в возрасте свидетельствует, что Кампанелла шел по стопам Бруно, опаздывая на пара лет. Бруно вступил в доминиканский монастырь и доминиканский орден в Неаполе в первой половине 60-ых годов XVI века. Девятнадцатью годами позднее, в первой половине 80-ых годов шестнадцатого века, в доминиканский орден — в более южном монастыре — вступил Кампанелла. Во второй половине 70-ых годов XVI века Бруно покинул монастырь и орден в Неаполе. Против него было заведено уголовное дело о ереси. Бруно начал странствовать по различным государствам. Через тринадцать лет, во второй половине 80-ых годов XVI века, Кампанелла покинул собственный монастырь и приехал в Неаполь, где его обвинили в ереси и заключили в под стражу. Юношеский опыт Кампанеллы, наверное, тот же, что и у Бруно: на него также наложили неизгладимый отпечаток необычно непокорные доминиканцы с юга.
Был момент, в то время, когда их дороги чуть не пересеклись. Как мы видели в прошлой главе3, возвратившись в Италию, Бруно совершил около трех месяцев в Падуе, готовясь к выполнению собственной миссии. без сомнений, степень его энтузиастического накала была в то время довольно большая: он занимался и демонической, и естественной волшебством, усиливая силу собственной личности и сохраняя надежду так поразить папу Климента VIII и настроить его в пользу великой реформы. В то время, когда, в марте 1592 года, он уехал из Падуи в Венецию, а после этого достаточно не так долго осталось ждать стараниями Мочениго провалился сквозь землю в колонии инквизиции, это наверняка стало известно в Падуе и на это, само собой разумеется, обратил внимание Пинелли и его окружение в этом городе.
В октябре 1592 года Кампанелла приехал в Падую4 — через шесть месяцев по окончании того, как Бруно ее покинул. Он прожил в городе год либо два и познакомился в том месте с Галилеем. Кампанелла также, наверное, будучи в Падуе был в очень экзальтированном состоянии духа. Ему предъявили самые различные обвинения и заточили в колонию. В падуанской колонии в 1593 и 1594 годах он написал труды, направленные папе Клименту VIII.
Примечательно уже то, что Кампанелла прибыл в Падую практически сразу же по окончании того, как Бруно покинул ее и отправился навстречу роковому заключению в тюрьме. Двое волшебников-философов, вселенских реформаторов, еретиков-доминиканцев только ненамного разминулись между собой. И разве воздух, еще царившая в Падуе по окончании отъезда Бруно, его бывшее его слава и окружение не могли оказать влияние на Кампанеллу?
В конце 1594 года Кампанеллу перевели в римскую инквизиционную колонию; среди другого он обвинялся в том, что в собственном произведении «De sensitiva rerum facilitate» («Об чувствующей способности вещей») проповедовал еретическую теорию всемирный души, и написал нечестивый сонет. Он направил папе трактат, в котором тот представал глобальным монархом и где был очерчен широкий замысел объединения всей земли. Помимо этого, он написал трактат, где рекомендовал итальянским правителям не сопротивляться планам испанской монархии5. Тяжело поверить в честность этого трактата — так как несколькими годами позднее он возглавил калабрийское восстание против испанского господства. Кампанелла, в отличие от Бруно, был склонен скрывать собственные подлинные цели для того, дабы их осуществить. По крайней мере, своим освобождением из колонии в конце 1595 года6 он, быть может, обязан заступничеству могущественного покровителя, Лелио Орсини, чьи симпатии он завоевал этими произведениями.
Как близко друг от друга снова пролегли жизненные дороги Бруно и Кампанеллы — и снова они не познакомились! Так как и Бруно в это же самое время был узником римской инквизиции — но в второй темнице.
В конце 1597 года Кампанелла уезжает из Рима в Неаполь. В том месте он общается с неким астрономом, и с географом Cтильолой — своим товарищем по римской колонии, пылким приверженцем астрономии Коперника7. Быть может, конкретно благодаря этим беседам Кампанелла утвердился в убеждении, которое он так довольно часто высказывал на протяжении калабрийского восстания, что небесные символы пророчат великие политические и религиозные перемены. Во второй половине 90-ых годов XVI века он покинул Неаполь и отправился дальше на юг, в собственную родную Калабрию, где в 1598 и 1599 годах организовал восстание против испанского правления.
Потрясающая история калабрийского восстания замечательно изложена Леоном Бланше в биографии Кампанеллы8; рассказ Бланше основан на богатой документации, собранной властями по окончании подавления восстания (документы были обнаружены и изданы Луиджи Амабиле9). Страстными речами Кампанелла и его последователи, многие из которых были доминиканцами, возвещали близость грандиозных изменений. Упадок милосердия, рост ересей и раздоров обосновывают неминуемость новой эры, возвещенной небесными знамениями. Среди этих знамений — «нисхождение Солнца», т.е. тот факт,
что Солнце подходит ближе к Почва. (И позднее во многих собственных работах Кампанелла настаивает на этом знамении10.) Год 1600-й должен был стать особенно серьёзен благодаря нумерологической семёрки и значимости девятки, составляющих в сумме шестнадцать. Новая эра принесет лучший религиозный культ и лучшие нравственные законы, основанные на природе и на естественной религии. Калабрия обязана приготовиться к новой эре, свергнув испанскую тиранию и создав республику, воплощающую в себе этику и новую религию. Кампанелла — Мессия новой эры: и астрологическими предсказаниями, и религиозными пророчествами ему предназначено ввести мир в новую эру.
Христианство в эту новую эру сохранит собственный значение. У христианства были чудотворцы и свои пророки, знатоки чудес и прорицаний. Христос был великим законодателем и боговдохновенным магом. Следовательно, допустимо сближение католических религии и таинств естественной волшебстве. Исходя из этого Кампанелла цитирует пророчества и христианские источники — в первую очередь св. Екатерину, св. Бригиту и св. Винсента Феррера, и Савонаролу, аббата Иоахима, Петрарку и Данте. Но значительно чаще Кампанелла обращается к прорицаниям сивилл, которых он воображает по Лактанцию, другими словами как языческих предвестниц христианства.
В данной необычной революции еретики-доминиканцы, либо экс-доми-никанцы, игрались заметную роль. Не только правая рука Кампанел-лы, Дионисио Понцио, был доминиканским монахом, но и многие другие его приверженцы12. Нельзя исключать, что существует связь между калабрийским бунтом 1599 доминиканцев и восстанием года в Неаполе четырьмя годами ранее, в 1595 году: братья монастыря св. Доминика оказали вооруженное сопротивление инспекторам, отправленным из Рима с целью принудить монахов к более подобающему образу судьбы13. Разумеется, среди доминиканцев в южной части Италии царило сильное брожение. И возможно высказать предположение, что революционные планы Бруно и Кампанеллы не были только их достоянием, а выросли из каких-то идей, распространенных среди монахов доминиканского ордена на юге. А калабрийское восстание было, быть может, последним всплеском тех сил, каковые послали Бруно и Кампанел-лу в их рискованные странствия.
наверное, возглавив это неординарное перемещение, Кампанелла надеялся по большей части на вдохновенную силу собственной личности я на веру в пророчества и знамения. Его практические шаги фактичес-
ки ограничились договоренностями с обиженной южноиталийской знатью и с турками, каковые должны были отправить — и отправили, но через чур поздно — галеры в помощь повстанцам. Восстание было скоро разгромлено, и к концу 1599 года колонии Неаполя заполнили мятежные их друзья и доминиканцы. Результатом дознания — довольно часто с применением пыток — стали те самые свидетельства о перемещении, каковые отыскал и издал Амабиле в первой половине 80-ых годов XIX века.
Ни в первой половине 80-ых годов XIX века, ни, как мне известно, позднее никто не усмотрел связи между этим перемещением и Джордано Бруно. Но сейчас, несомненно, кидается в глаза, что эта калабрийская революция в высшей степени напоминает реализацию реформы Бруно, которую он считал неизбежной, потому, что также верил, что человечество стоит на пороге новой эры. Безоглядная самоуверенность действий Кампанеллы в Калабрии, рожденная верой в знамения времён и чудесные силы, подобна самонадеянности и той опрометчивости, с которыми Бруно возвратился в Италию. Очевидно, нельзя сказать, что единственной обстоятельством перемещения Кампанеллы было возвращение Бруно в Италию. направляться учесть и другие факторы. Видимое сходство может разъясняться, как я уже сказала, тем, что у Бруно и Кампанеллы был неспециализированный исходный импульс — то необыкновенное недовольство доминиканцев юга Италии, картину которого нам немного открыло калабрийское восстание. Более того, воздух fin de siecle была пронизана предчувствиями неминуемых реформы и перемен, и римские колонии инквизиции были полны несчастных визионеров с несбывшимися надеждами. Одним из них был Франческо Пуччи. Он побывал в Англии, создал проект глобальной христианской республики, в первой половине 90-ых годов XVI века — практически в один момент с Бруно — возвратился в Италию с милым обращением к Клименту VIII. Как и Бруно, он возлагал надежды на Генриха IV Французского14. И будущее Пуччи была похожа на судьбу Бруно. Его заключили в под стражу в Риме в первой половине 90-ых годов шестнадцатого века, а во второй половине 90-ых годов шестнадцатого века приговорили к смертной казни. Как отметил Луиджи Фирпо, более чем возможно, что Пуччи оказал влияние на Кампанеллу, с которым разговаривал в римской колонии15.
Но отдавая должное вторым влияниям и стараясь не впасть в преувеличение, отметим все же, что многое говорит за то, что Кампанелла принял от Бруно эстафету. В письмах, написанных Кам-панеллой перед смертью, многие термины а также целые фразы необычно похожи на пассажи из итальянских диалогов Бруно,
в особенности из «Великопостной вечери» — по всей видимости, по крайней мере какие-то произведения Бруно Кампанелла просматривал.
Дата смерти Бруно получает новое значение, в случае, если вписать ее в контекст калабрийского его последствий и восстания. По какой причине так произошло, что по окончании восьми лет заключения в феврале 1600 года Бруно внезапно послали в Рим на ужасную публичную казнь? В ноябре 1599 года Кампанелла был заключён в под стражу в Неаполе; в феврале 1600 года он подвергся пыткам. Казнь мятежного доминиканца Бруно сразу же по окончании подавления калабрийского восстания, возглавляемого вторым мятежным доминиканцем, могла быть задумана как угроза и предупреждение. Кампанелла был на волосок от страшной участи Бруно и спасся, по всей видимости, потому, что у него дотянулось духа симулировать сумасшествие.
Так начался суливший счастье 1600 год, семёрки и год девятки: Бруно казнен, а Кампанелла заключён в под стражу на двадцать семь лет. В судьбе двух этих последователей Фичино, еще не потерявших ренессансной закваски, воплотилась печальная будущее ренессансного наследия в Италии, которое в других государствах отыскало себе новое русло, в то время, когда наступила новая эра — XVII век.
В собственном самом известном произведении «Город Солнца» Кампанелла воплотил собственную Утопию, собственную идею совершенного страны. Сделав открытия, касающиеся калабрийского восстания, Амабиле осознал, что цели восстания, ясные из документальных свидетельств, были весьма близки к тем, каковые сформулированы в «Городе Солнца»; более того — задачей восстания было основание страны, аналогичного Городу Солнца. В одной из глав собственной книги о Кампанелле Блан-ше обобщает эти предположения и разбирает связь между идеальным городом и восстанием Кампанеллы16.
«Город Солнца» был, возможно, написан около 1602 года, другими словами в самые первые годы тюремного заточения Кампанеллы. Первый вариант этого произведения, написанный по-итальянски («La Citta del Sole»), остался неиздан (он был издан только в 1904 году)17. Позднее Кампанелла перевел книгу на латинский язык, причем перевод не в полной мере тождествен оригиналу. Вот данный переработанный латинский вариант и был издан при жизни автора — вначале в Германии в первой половине 20-ых годов XVII века, а после этого в Париже во второй половине 30-ых годов семнадцатого века. Парижское издание пара отличается от германского.
Город Солнца был на бугре среди огромной равнины и разделялся на семь поясов, либо кругов (giri), именовавшихся по семи планетам. Дома, дворцы, монастыри Города бьии выстроены на протяжении этих поясов (giri), отделенных друг от друга стенками. Город пересекали четыре дороги, начинавшиеся от четырех городских ворот, выходивших на четыре стороны света. Дороги сходились в историческом центре города.
В центре, на вершине бугра, был громадный храм, выстроенный с изумительным мастерством. Он был идеально круглым, большой купол поддерживался огромными колоннами. Единственным содержимым алтаря были огромный небесный глобус (mappamondo) с изображением второй глобус и звёздного неба — с изображением Почвы. На своде купола были нанесены все самые броские звезды; при каждой из них указаны в трех стихах ее силы и название, которыми она воздействует на земные явления. Изображения на куполе соответствовали небесному глобусу в алтаре. В храме висели семь лампад, носивших заглавия семи планет; они горели неугасимым огнем. На внешних стенках храма и на завесах любая звезда кроме этого была представлена в сопровождении трех стихов18.
Ясно, что храм воображал собой подробную модель космоса, а культ, отправлявшийся в нем, был культом космоса.
На стенах кругов кроме этого были изображения — и на внутренней, и на внешней стороне. На внутренней стороне стенки первого круга (ближайшего к храму) были представлены все математические фигуры, которых намного больше, чем открыто их Архимедом и Евклидом; на внешней стороне данной стенки была нанесена карта всего мира со всеми ее областями, с описанием ритуалов, обычаев, законов каждой из них, с их алфавитами в соотношении с алфавитом Города Солнца.
На стене следующего круга были представлены все минералы и драгоценные камни, а на ее внешней стороне — озера, моря, реки, вина и все жидкости; в том месте находились сосуды, наполненные разнообразными жидкостями для лечения недугов. Одна сторона стенки третьего круга была посвящена растительному миру: тут были изображения всех трав и деревьев, описания их соотношений и свойств со звездами; вторая сторона той же стенки воображала все их соотношения и виды рыб с небесными телами. На четвертой стенке были нарисованы рептилии и птицы, а на пятой — животные.
И наконец, на внутренней стороне стенки последнего круга были изображены все ремесла и их изобретатели, и разные методы применения ремесленных орудий у разных народов. На внешней стенке этого пояса пребывали законов изобретателей и изображения наук. Тут были Моисей, Озирис, Юпитер, Меркурий, Магомет и многие другие.
В верхней части стенки, на почетном месте, были помещены изображения Христа и двенадцати апостолов, которых жители Города Солнца глубоко почитали.
Так, Город воображал собой правильное отражение мира, управляемого законами естественной волшебстве, зависящими от звезд. Великими людьми считались те, кто наилучшим образом осознали и применяли эти законы — изобретатели, учителя нравственности, чудотворцы, религиозные вожди, — другими словами, волшебники, во главе которых стоял его апостолы и Христос.
Правителем Города был главный священник, чье имя в переводе с их языка означало «Солнце» (в исходниках это имя представлено знаком Солнца — кружком с точкой в центре), а на отечественном языке, говорит Кампанелла, мы назвали бы его Метафизиком. Священник-Солнце руководил и духовной, и светской судьбой. Ему помогали три соправителя: Мощь, Любовь и Мудрость. В ведении Мощи пребывали все армейские силы; Мудрости подчинялись все науки; а во власти Любви были деторождение, наблюдение за тем, дабы сочетание женщин и мужчин давало наилучшее потомство; медицина и образование также пребывали в ведении Любви.
Под таким управлением люди Города жили в братской любви, обладая всем сообща. Они были разумны и отлично образованны. Дети с раннего возраста начинали изучать устройство мироздания, все искусства и науки по картинам на стенах. В Городе всячески поощрялась изобретательская идея, а все изобретения употреблялись во благо обществу, для умножения неспециализированного благосостояния. Люди владели значительными познаниями и отменным здоровьем в медицине. Помимо этого, они были добродетельны. В Городе добродетели победили пороки, потому что заглавия их публичных должностей — Щедрость, Великодушие, Целомудрие, Мужество, Справедливость, Мастерство (Solertia), Истина, Благотворительность, Признательность, Сострадание и т.д. Вот по какой причине у горожан Солнца не было разбоев, убийств, кровосмешений, блуда и по большому счету злоумышлении любого рода.
Как и в любой утопии, в Городе Солнца заметно влияние платоновского «Страны», и в первую очередь — в коммунистических правилах. Но республика Кампанеллы практически пропитана астрологией; целый образ судьбы в ней направлен на достижение благоприятных взаимоотношений со звездами. Улучшение людской породы методом неестественного отбора (одно из самых храбрых новшеств, прославивших труд Кампанеллы) не имеет ничего общего с генетикой в современном смысле. Сущность тут в том, дабы выбрать верный с астрологической точки зрения момент для зачатия, сочетая женщин и мужчин в соответствии с их астрологическими темпераментами. Счесть «Город Солнца» проектом благоустроенного страны в современном смысле слова возможно лишь по недоразумению. Цель организации Города — гармония со звездами, из этого и царящие в нем счастье, добродетель и благополучие.
Нет сомнения в том, что главный его помощники и священник, руководившие Городом Солнца, были волшебниками, постигшими устройство космоса и знавшими, как — говоря словами Фичино — «стяжать жизнь с небес» во благо человечества. Кампанелла не обрисовывает, как конкретно изображались звезды в храме. К примеру, образы звезд на куполе, соответствующие глобусу в алтаре, и семь планетных лампад: не имелось ли в том месте и волшебных образов для тридцати шести деканов зодиака? Не благая ли волшебство руководила Городом, не она ли приводила к господству благих небесных влияний над плохими? Для «Города Солнца» предлагались различные источники — к примеру, «Утопия» Томаса Мора (особенно в части открытия Города в Новом свете); другие ренессансные проекты совершенных городов. Но все эти влияния, на мой взор, вторичны. Дабы отыскать первичный источник, необходимо копать глубже — впредь до сокровенных волшебных родников, питавших Восстановление. Дело в том, что (как мне думается) ближайший аналог Города Кампанеллы — это город Адоцентин из книги «Пикатрикс»19.
В этом волшебном городе был дворец с четырьмя воротами, где были размещены образы, каковые Гермес Трисмегист населил духами. Сравните с четырьмя дорогами и воротами Города Солнца. В центре крепости возвышался маяк, вспышки которого озаряли город цветами семи планет. Сравните с семью планетными лампадами, горящими неугасимым огнем в храме Города Солнца. По окружности Адоцентина Гермес расположил волшебные образы «так, что под их действием обитатели делались добродетельны и удалялись от
вреда и всякого зла». Сравните с небесными образами Города Солнца, каковые, по отечественным версиям, делали подобные функции. В центре Адоцентина росло огромное дерево, с плодами всякого порождения (ср. гл. III). Сравните с контролем над рождаемостью в Городе Солнца.
Кроме того, в том пассаже «Пикатрикс», где описывается город Адоцентин, говорится и о том, что Гермес Трисмегист выстроил храм Солнца. В случае, если сопоставить (как предлагалось в одной из прошлых глав) город Гермеса Адоцентин и храм Солнца в «Пикатрикс» с рассказом о египетской «естественной» религии и Плачем о ее упадке в «Асклепии», то в том месте, среди пророчеств о будущем восстановлении египетской религии и законов, мы найдём такие слова:
Всевышние, имеющие власть нал почвой, восстанут и воцарятся в Городе на краю, и данный Город будет основан в стороне заходящего солнца, и в него устремятся по суше и по морю все смертные20.
Тут, в «Асклепии» — основополагающем для ренессансной волшебства тексте, — перед нами, без сомнений, пророчество о глобальном Городе Солнца Кампанеллы21.
В случае, если это так, то делается очевидным, что обитатели Города Солнца Кампанеллы, облаченные в белые одежды, — в действительности египтяне, правильнее, герметические псевдоегиптяне. Священник-Солнце обязан знать все науки и «разряды сущего и соответствия его с вещами небесными»22. В этом же заключалась мудрость герметических египетских жрецов, и того же рода была мудрость Гермеса Трисмегис-та в его тройной роли жреца, царя и философа-законодателя. Подобно ему, Священник-Солнце в Городе Солнца — в один момент мудрец, правитель и священник.
Само собой разумеется, в его лице перед нами и совершенный философ-царь платонизма. Но, в соответствии с историческим представлениям Восстановления, Платон был учеником египтян, а мудрость герметических трактатов древнее, нежели греческая. Моисей получил мудрость также в Египте. Город Кампанеллы вписывается в эту возможность: имеется иудейские влияния — храм Солнца напоминает о храме Соломона; возможно отыскать и влияние платонизма; но за всем этим кроется влияние египетское. Самым глубоким, первичным, пластом влияний, питающих «Город Солнца», я считаю герметику. Его исходным примером, на что наслоилось после этого множество более поздних влияний, был,
по моему точке зрения, город Адоцентин, обрисованный в «Пикатрикс», и пассаж «Асклепия» о религии египтян.
Так, Город Кампанеллы находит собственный место среди вечно бессчётных и разнообразных проявлений ренессанс-ного религиозного герметизма. Его возможно отнести к радикально волшебному типу религиозного герметизма, но под действием тотальной христианизации герметических текстов Кампанелла верит , что их «законы» и естественная религия близки христианству и — дополненные культом Христа и христианскими таинствами-волшебника — способны стать новой универсальной этикой и религией, которых так ожидает мир.
В случае, если эти люди (солярии), следующие закону природы, столь близки к христианству, в случае, если их естественные законы нуждаются только в добавлении к ним христианских таинств, я заключаю из этого, что подлинный закон имеется закон христианский и, в то время, когда будут искоренены злоупотребления им, он начнёт править миром23.
Город Солнца гелиоцентричен в религиозном и волшебном смысле — им правит Священник-Солнце. Гелиоцентричен ли его замысел кроме этого и в астрономическом смысле, другими словами направляться ли он совокупности Коперника? Пояса названы по планетам, но нигде не сообщено, находится ли Солнце в центре, а Земля — среди вторых планет, либо Солнце — одна из планет, а в центре находится Почва. Солярии интересовались обеими теориями.
Они (солярии) восхваляют Птолемея и восхищаются Коперником, не смотря на то, что (в учении о гелиоцентризме) его опередили Аристарх и Филолай… Они шепетильно вникают во все тонкости этого предмета, потому, что им нужно постичь устройство мира (la fabbrica del mondo) и определить, погибнет ли мир и в то время, когда. Они верят, что все сообщённое Христом о знамениях в звездах, лунь и солнце действительно… и что финиш мироздания придет, как тать в нощи. Посему они ожидают обновления века (милле-ниум перед финишем света) и, быть может, его финиша… Они ненавидят Аристотеля, которого именуют педантом24.
Не смотря на то, что их отношение к Копернику не в полной мере светло, получается, что в собственных построениях они конкретно переходят от астрономической теории к «знамениям»; они не обожают «педанта» Аристотеля. Все это близко к той атмосфере, в которой Бруно в «Вечере» защищает против аристотелианского педантизма совокупность Коперника — как зна-
мение того, что восходит солнце египтянства. Хилиазм соляриев отличается от воззрений Бруно; имеется и другие различия. Однако я склонна считать, что Город Солнца представляет собой что-то подобное той волшебной, в духе Фичино, нравственности и реформе религии, о близком приходе которой возвестило Бруно солнечное знамение — совокупность Коперника.
Поучительным возможно описания «Города и» сопоставление Солнца герметической реформы в «Изгнании…». В «Изгнании…» Христос также остается на небесах и почитается как волшебник. В центре небесной реформы кроме этого находится Солнце; благие планетарные влияния — Венеры, Юпитера, Меркурия — объединяются под началом Аполлона, дабы распространять по вселенной благую волю. Через всевышних, преобразующих созвездия, устанавливается благотворное соотношение между планетами и зодиакальными и другими созвездиями; в Городе Солнца оно же символизируется соотношением между образами звезд на своде храмового купола и планетными лампадами алтаря. Добродетель торжествует над пороком в «Изгнании…» потому, что благие составляющие астральных влияний (добродетели) поднимаются на небо, а плохие составляющие (пороки) низвергаются. То же и в Городе Солнца: жители укрепляются в добродетели, а пороки изгоняются. Природа реформы в обоих произведениях также сходна: нравственно то, что помогает публичному благу. Не обращая внимания на полностью различную литературную форму обоих трудов, на более глубоком уровне они созвучны друг другу.
Тут возможно отыскать в памяти да и то, что в беседе с библиотекарем Сен-Викторского аббатства Бруно назвал «Городом Солнца» некоторый баснословный город25.
Так, возможно заключить, что цель восстания Кампанел-лы — основание Города Солнца — имела довольно много неспециализированного с задачами герметического проекта Бруно.
Количество литературного наследия Кампанеллы, относящегося к периоду его заключения в тюрьме, огромен, и данный огромный корпус так и не был подобающим образом обработан и абсолютно издан. В то время, когда Кампанелла еще сидел в колонии, кое-какие рукописи увез в Германию и в том месте издал его германский ученик Тобиас Адами. Среди них первенствовала латинская версия «Города Солнца» («Civitas Solis»), изданная во Франкфурте в первой половине 20-ых годов XVII века. Многие произведения были изданы в Париже на протяжении последнего, французского, периода судьбы Кампа-
неллы. Поздние сроки их издания — не свидетельство того, что перед нами новая стадия его мысли: в действительности во Франции он написал мало нового; он просто публиковал собственные тюремные произведения. Кое-какие работы начали выходить в свет только сейчас. К примеру, огромная многотомная «Теология» («Theologia»), написанная в колонии, так и не разрешенная к изданию при жизни Кампанеллы, издается лишь сейчас26. Другие рукописи Кампанеллы остаются не опубликованными до сих пор. Из-за для того чтобы положения дел за эволюцией взоров Кампанеллы нельзя следить простым методом, другими словами на базе хронологии его публикаций. Вторая, и еще более важная, трудность содержится в том, что Кампанелла, в надежде заручиться помощью тех либо иных правительства, производил перерасмотрение и перестраивал свои работы, смягчая самые радикальные из собственных начальных утверждений. К примеру, третья латинская версия «Города Солнца», изданная во Франции во второй половине 30-ых годов семнадцатого века, предлагала вариант устройства Солнечного Города, приспособленный к замыслам Ришелье довольно французской монархии. Все это делает Кампанеллу очень тяжёлым для изучения автором, не смотря на то, что в действительности его идея менее сложна и узка, нежели мировоззрение Бруно.
Только один из множества исследователей, писавших о Кампанел-ле, осознал, как ответственнее факт его обращения к волшебству Фичино. Данный исследователь — Д.П. Уокер, на его книгу я в громадной степени опираюсь в предстоящих рассуждениях27.