Понятие вещного права. С данной главы начинается изучение одной из гражданско-правовых подотраслей — вещного права. Конкретно вещное право оформляет принадлежность вещей — самых распространенных объектов гражданских прав — лицам, устанавливая тем самым нужные стартовые предпосылки для гражданского оборота. Не приводит к, что отчуждение материальных благ нереально без четкого предварительного различения собственного и чужого, т.е. без определения субъективного вещного права, на котором находится вещь у отчуждающего ее лица.
Исторически категория вещное право претерпевала падения и взлёты. По свидетельству экспертов, разделение прав на вещные и обязательственные рассматривалось уже римскими юристами как главное и обнимающее все права*(650). Область вещных прав, хотя бы фактически, знала тогда кое-какие права на чужие вещи (jura in re aliena), разрешающие осуществлять не зависящее от согласия хозяина применение имущества (в большинстве случаев земельных участков) иными законными обладателями*(651).
Во время феодализма концепция прав на чужие вещи трансформировалась в идеологию нескольких прав собственности на одну вещь (совокупность вассалитета, сформулированная в XII-XIV вв. глоссаторами на основании толкования норм римского права). Право собственности как бы расщеплялось, имея разное содержание для различных собственников — главного и подчиненного, при абсолютном приоритете первого*(652).
В Новое время, со сменой феодальных взаимоотношений на буржуазные, концепция расщепленной собственности прекратила удовлетворять историческим реалиям и стала одной из обстоятельств конфликта между предпринимательством, нуждавшимся в обеспечениях его прав, и главными собственниками (страной, церковью), не заинтересованными в ограничении собственных прав. На смену концепции расщепленной собственности пришла теория ограниченных вещных прав, которая купила значение в первую очередь в законодательстве континентальных государств-членов Евросоюза*(653).
Дореволюционная отечественная цивилистика разглядывала вещные (вотчинные) права как неполные права собственности (ст. 432 ч. 1 т. X Свода законов России).
Во время СССР категория вещное право была установлена особым разделом в ГК РСФСР 1922 г., где шла обращение о праве собственности, праве застройки и праве залога. Любопытно, что сейчас в первый раз в отечественном законодательстве был употреблен термин вещные права.
В будущем в литературе побеждала точка зрения о том, что право залога имеет скорее обязательственную природу. Право застройки было отменено в 1949 г. в связи с признанием права собственности граждан на жилые дома. На протяжении кодификации гражданского законодательства в 60-х гг. XX в. категория вещных прав уже не употреблялась, и в ГК 1964 г. обращение шла уже лишь о праве собственности*(654).
Восстановление законодательного понятия вещных прав случилось в Законе РСФСР О собственности в РСФСР от 24 декабря 1990 г.*(655) Помимо этого, этот термин употреблялся в Базах гражданского законодательства 1991 г.
Наконец, с 1994 г. праву собственности и вторым вещным правам посвящен разд. II ГК. Регулирование вещных прав осуществляется и посредством норм, заключенных в иных разделах ГК, и других законах . Но разд. II ГК играется системную роль, потому, что есть собственного рода неспециализированной частью для всего массива вещно-правовых норм*(656). В нем дается представление о праве собственности и других вещных правах, основаниях их прекращения и приобретения, и приводится список самые типичных ограниченных вещных прав. Одновременно с этим, к сожалению, в разделе II ГК отсутствуют неспециализированные положения данной подотрасли, применимые ко всем ее университетам и вынесенные как бы за скобки; по существу, раздельно рассматриваются право собственности и другие вещные права, что не содействует единству толкования*(657).
Значение вещного права. Главной трудностью толкования есть именно определение вещных прав, их отграничение от противоположной категории — обязательственных прав. Перед тем как решить данную проблему, направляться осознать, в чем значимость таковой классификации и по какой причине сейчас, в особенности на практике, не прекращаются попытки вместить в прокрустово ложе вещных прав предельное количество гражданских прав.
Во-первых, объяснение живучести вещного права пребывает в том, что именно оно закрепляет отношение лица к вещи (имуществу), снабжая за счет данной вещи удовлетворение самых разных потребностей*(658). Тут возможно усомниться, как полезно введение для данной цели особой категории. Вправду, разве запрещено того же результата достигнуть обязательственно-правовыми средствами? По всей видимости, сокровище вещного права содержится в его большей стабильности, поскольку оно не ставит отношение лица к вещи в зависимость от воли постороннего лица, что имеет место в обязательстве.
Во-вторых, закон (п. 3 ст. 216 ГК) прямо предусматривает, что переход права собственности на имущество к второму лицу не есть основанием для прекращения иных вещных прав на это имущество (так именуемое свойство следования). Иначе говоря отчуждение имущества не разламывает ограниченные вещные права на него.
Наконец, в-третьих, вещные права снабжены особенной вещно-правовой защитой (п. 4 ст. 216 ГК). Потому, что вещное право возможно нарушено всяким и каждым, оно защищается против любого нарушителя, тогда как обязательственное право пользуется защитой лишь против одного либо нескольких обязанных лиц*(659). Привлекательность вещно-правовых исков — виндикационного (об истребовании вещи из чужого незаконного владения, ст. 301 ГК) и негаторного (об устранении всяких нарушений права собственности, хотя бы эти нарушения и не были соединены с нарушением владения, ст. 304 ГК) пребывает в том, что истец обязан доказать только личный титул (по формуле: эта вещь — моя*(660)). Наоборот, истец по обязательственно-правовым искам (о взыскании убытков, неустойки, об отобрании лично-определенной вещи у должника и передаче ее кредитору на предусмотренных обязательством условиях и т.д.) обязан доказать не только факт и наличие обязательства его нарушения, но и причинную связь между поведением ответчика и наступившими последствиями, негативными для истца*(661).
Показатели вещного права
Методика определения показателей вещного права. Задача исследователя пребывает в отыскании показателей вещного права, в особенности в случае, если учесть, что законодатель покинул данный вопрос открытым. Юридическая наука выработала множество разнообразных концепций вещного права; мы вряд ли найдём хотя бы две точки зрения, каковые совпадают. Поэтому хотелось бы предварить анализ показателей вещных прав рядом методологических замечаний.
Во-первых, направляться выделять только те показатели, каковые свойственны всем вещным правам, а также праву собственности, но не ограничиваясь им*(662).
Во-вторых, совокупность этих показателей обязана отличать вещные права от обязательственных и не может быть свойственна как тем, так и вторым. Тезис о возможности взаимопроникновения, диффузии этих двух групп прав*(663) представляется неверным в первую очередь методологически. Разумеется, что он сводит на нет возможность разглядываемой дихотомии, не смотря на то, что законодатель связывает с ней определенные практические последствия.
В-третьих, абсолютной лакмусовой бумажкой, благодаря которой оценивается пригодность показателя, должны быть те права, каковые закон прямо (expressis verbis) именует вещными.
На данный момент законодатель (ст. 209, 216 ГК, ст. 31, 33, 34 ЖК — исходя из наименования разд. II ЖК, п. 3 ст. 53 ФЗ Об ипотеке (залоге недвижимости) от 16 июля 1998 г. (с изм. и доп.)*(664) прямо именует вещными следующие права: право собственности; право пожизненного наследуемого владения земельным наделом; право постоянного (бессрочного) пользования земельным наделом; сервитут; право хозяйственного ведения имуществом; право своевременного управления имуществом; право участникам семьи хозяина жилого помещения; право пользования жилым помещением по завещательному отказу; право пользования жилым помещением на основании соглашения пожизненного содержания с иждивением.
направляться исходить из приоритета разумеется выраженной нормативной воли и сказать о показателях вещных прав по действующему законодательству, de lege lata. Исходя из этого все права, прямо названные в законе вещными, должны отвечать выдвинутому показателю. Но это не означает, что в случае, если выдвинутый показатель подтверждается во всех указанных в законе вещных правах, то он удовлетворителен: нельзя исключать, что ему отвечают и обязательственные права. Исходя из этого он, хоть и прошел первичную диагностику, все-таки испытывает недостаток в будущем анализе.
Вещные права — это в любой момент продукт хорошего права. Конечно, данный принцип не ограничивает цивилистику в выработке собственных параметров, отличающихся от законодательных либо дополняющих их. Более того, комплект прямо названных в законе вещных прав выглядит достаточно эклектичным и, разумеется, испытывает недостаток в теоретическом переосмыслении. Но при таких условиях направляться уточнять, что новые критерии не следуют из действующего законодательства, не смотря на то, что, согласно точки зрения исследователя, должны быть в нем в будущем, de lege ferenda.
Из этого следуют два частных методологических замечания: 1) ссылки на зарубежный опыт правового регулирования вещных прав должны расцениваться не более как доводы de lege ferenda, потому, что в различных национальных юрисдикциях комплект вещных прав может значительно различаться; 2) обоснование исследователем собственной правоты, сопровождающееся оценкой позиции законодателя как ошибочной, кроме этого должно восприниматься конкретно как de lege ferenda.
Разглядим сейчас те показатели, каковые основываются на действующем законодательстве и которым удовлетворяют все вещные права, прямо названные таковыми в законе.
Объект вещного права — лично-определенная вещь. Уже исходя из собственного наименования вещные права — конкретно права на вещи. Вещь исторически определяется как материальный (телесный) предмет, не являющийся лицом*(665) (не обращая внимания на отрицательный оттенок и краткость, эта дефиниция имеется итог долгого развития и представляется самая удачной).
Но в литературе высказывалось мнение, что объектом вещных прав смогут быть не только вещи, но и нематериальные объекты.
Во-первых, указывается, что ч. 2 ст. 35 Конституции РФ говорит о праве иметь имущество в собственности. Но эта ссылка не опровергает тезиса о том, что лишь вещи смогут быть объектами права собственности и иных вещных прав. Конституция РФ ни прямо, ни косвенно не показывает , что любое имущество возможно объектом вещных прав в том смысле, в котором термин вещные права употребляется в ГК. Само собой разумеется, возможно высказать предположение, что применение в Конституции РФ словосочетания право собственности на имущество имеет собственной целью максимально полную защиту всех имущественных заинтересованностей, соответствующую западным стандартам*(666). Но для этого направляться вводить подобные с вещными правами по эффекту, не смотря на то, что и хорошие от них по природе механизмы защиты принадлежности нематериальных объектов*(667) а не растягивать исторически сложившееся понятие вещных прав до бесконечности.
Во-вторых, считается, что причисление к вещам бездокументарных ценных бумаг и безналичных денежных средств по ст. 128, 149 ГК свидетельствует, что они, не обращая внимания на нематериальность, являются объектами вещных прав. Но наряду с этим не учитывается, что ГК различает природу ценных бумаг и бездокументарных ценных бумаг, показывая в п. 2 ст. 149, что к бездокументарной форме фиксации прав используются правила, установленные для ценных бумаг, в случае, если иное не вытекает из изюминок фиксации. Бездокументарная полезная бумага, не имеющая материальной формы выражения, не имеет возможности порождать вещных взаимоотношений. Подобным образом дифференцируются деньги и безналичные финансовые средства.
В-третьих, в качестве основания для широкого понимания объектов вещных прав делается ссылка на понятие имущественных комплексов фирм, каковые прямо в законе названы недвижимостью (ст. 132 ГК) и смогут быть предметом продажи (ст. 559 ГК). Вправду, в состав таких комплексов наровне с вещами смогут входить и объекты гражданских прав, не являющиеся вещами, а в некоторых случаях и целый комплекс возможно нематериальным (в то время, когда имущество предприятия абсолютно исчерпывается обязанностями и имущественными правами). Но и в этом случае права требования, долги и необыкновенные права не являются независимыми объектами вещного права, а передаются в составе предприятия по правилам об уступке прав (п. 4 ст. 454, ст. 562 ГК). Исходя из этого сказать, что имущественный комплекс есть вещью, а также сложной вещью, и выступает в качестве объекта вещных прав, некорректно.
В-четвертых, указывается на последовательность статей ГК, где хозяин приобретает гарантии права обладать, пользоваться и распоряжаться своим имуществом, тогда как имущество включает в себя не только вещи, но и права требования*(668). Но наряду с этим теряется из виду, что фактически все положения разд. II ГК вычислены на то, что объектом вещного права есть конкретно вещь. Отдельные исключения (ст. 242 ГК Реквизиция, ст. 243 ГК Конфискация, применимые и для других видов имущества) не колеблют этого неспециализированного правила. Содержание субъекта и правомочий собственника иного вещного права зависит от натуральных особенностей объекта; в частности, владение (физическое обладание, господство, ст. 209 ГК) допустимо лишь в отношении материальных объектов*(669); риск случайной смерти (ст. 216 ГК) — понятие, которое может относиться лишь к вещам*(670).
Так, указанные доводы недостаточны для расширения круга объектов вещных прав и смогут рассматриваться только как предлог для уточнения законодательных формулировок чтобы не было предстоящих дискуссий.
Объектами вещных прав смогут быть не просто вещи, а вещи, определенные личными показателями, разрешающими отграничить их в пространстве от других вещей того же рода. С смертью вещи заканчивается и вещное право на нее, тогда как обязательственное право существует, пока имеется должник либо его правопреемник. В свое время упорно указывалось на необходимость ясного сознания о материальных границах владения, соответствующего праву: вещное право ни при каких обстоятельствах не достигнет собственной полной определенности, в случае, если граница, отделяющая владение одного лица от владения другого, не будет, как метко указал А. Радищев, глубока, всеми зрима и свято почитаема*(671). Исходя из этого дикие животные, находящиеся в естественной среде обитания и не обособленные от нее, в соответствии с интернациональным правом не смогут являться объектами вещного права*(672). Не смогут принимать во внимание объектом вещного права и вода, газ, а также воздушное пространство, в их свободном, неограниченном состоянии, потому, что при таких условиях они являются частью единой природы и не могут к различению.
Абсолютность вещного права. Абсолютность субъективного права определяется как возможность его осуществления только и независимо от вторых лиц. Она вытекает из смысла предоставляемых вещным правам средств защиты, то есть — особенных вещно-правовых исков против всех и каждого, кто эти права нарушает.
Вещное право возможно реализовано методом яркого действия на вещь, без активного поведения другого лица. Удовлетворение интереса субъекта вещного права, так, зависит только от действий самого управомоченного субъекта, от его усмотрения, только бы оно было законным, укладывалось в рамки предоставленного права.
Не требуя никаких действий от третьих лиц, субъект вещного права может рассчитывать на их воздержание от произвольного вмешательства в его сферу пользования вещью, исключать всех из реализации собственного права. Соответственно вещное право относится к категории необыкновенных и возможно нарушено любым и каждым (круг нарушителей неограничен). Наоборот, обязательственное право не может быть нарушено никем, не считая должника, т.е. лица, с которым кредитор пребывает в правоотношении (тут круг нарушителей по определению ограничен: продавец — клиент, клиент — подрядчик и т.п.). Должник по нему может иметь подобные обязанности и по отношению к вторым кредиторам, в следствии чего при несостоятельности должника кредиторы вынуждены соперничать между собой: вводится конкурсное производство.
Наличие правомочия пользования в вещном праве. Под правомочием в большинстве случаев понимается некая составная часть субъективного права, характеризующая его определенное направление, функцию, возможность; время от времени правомочие именуют еще субправом*(673).
Анализ говорит о том, что единственным неспециализированным для всех прав, прямо названных вещными в законодательстве, есть правомочие пользования. Конкретно в пользовании вещью и содержится суть, существо всех вещных прав*(674).
Пользование — это юридически обеспеченная возможность извлечения из вещи нужных особенностей, плодов и иных доходов в ходе ее эксплуатации. В большинстве случаев, пользование вещью осуществляется в соответствии с ее целевым назначением. Одновременно с этим направляться признать, что нарушение целевого назначения при применении вещи не есть противозаконным, в случае, если лишь наряду с этим не нарушаются права и законные интересы третьих лиц, и нравственности и основы правопорядка*(675).
Само собой разумеется, субъект вещного права может практически не пользоваться вещью, а, к примеру, держать ее про запас. Но необходимо понимать, что ему в принципе предоставлена сама возможность для того чтобы пользования, реализуемая по его воле; в этом состоит сущность его отношения к вещи, его интереса к ней.
ГК не проводит деления пользования на законное и незаконное, подобно владению. Но по неспециализированному правилу незаконное пользование есть формой противозаконного поведения, последствиями которого смогут быть как требование о возмещении убытков в виде компенсации причиненного вреда либо возврата неосновательно купленного имущества, так и — в отдельных случаях, — привлечение правонарушителя к административной либо уголовной ответственности*(676).
Пользование вещью осуществляется субъектом вещного права только в собственном интересе. В случае, если это происходит в интересах другого лица (к примеру, подрядчик применяет материал клиента по хозяйственному назначению, но делает это в интересе клиента), то такое пользование не имеет возможности создавать особенного субъективного вещного права. По неспециализированному правилу субъект вещного права осуществляет правомочия пользования и как правило владения, распоряжения вещью не только в собственном интересе, но и по собственному усмотрению, не смотря на то, что, нужно сообщить, самый полный темперамент этого усмотрения обнаруживается только в праве собственности. Субъекты иных, ограниченных вещных прав, не смотря на то, что и реализовывают их в собственном интересе, но все-таки изначально связаны усмотрением хозяина в совершении и выборе главных действий в отношении имущества: к примеру, на протяжении применения вещи они обязаны воздерживаться от ее уничтожения.
Дискуссия об иных показателях вещных прав. На данный момент иные свойства вещных прав, выделяемые в литературе, на отечественный взор, не смогут принимать во внимание их показателями или не подтверждаются во всех вещных правах, прямо названных таковыми в законе.
Самым важным претендентом на то, дабы являться показателем вещных прав, есть, само собой разумеется, правомочие владения вещью. Под владением понимается юридически обеспеченная возможность волевого, фактического и яркого господства лица над вещью. Владение характеризуется следующими показателями.
Во-первых, оно выражается в ярком господстве над вещью, т.е. независимом осуществлении над ней хозяйственной власти. Наряду с этим обладатель действует открыто: его владение материально, по всей видимости, явлено*(677).
Во-вторых, это господство — фактическое*(678), означающее, но, не столько постоянный физический контакт с вещью, сколько возможность вступления в таковой контакт любой раз так скоро, как это зависит от содержания и воли владельца предоставленного ему права*(679). Исходя из этого снятый в аренду рояль, что по условиям контракта остаётся в доме арендодателя, не имеет возможности принимать во внимание находящимся во владении арендатора, поскольку осуществление фактического контроля над вещью тут зависит не только от возможностей арендатора, но и от воли арендодателя.
В-третьих, такое господство должно быть волевым, т.е. прямо направленным на жажду обладать. О наличии таковой воли свидетельствует именно применение вещи (готовность начать такое применение в любую секунду). Этим, строго говоря, владение (possessio) как элемент вещного права отличается как от пространственного отношения близости к вещи, так и от владения как держания (detentio), которое предполагает обладание вещью, но не в целях извлечения из нее нужных особенностей, соответствующих ее хозяйственному назначению. Господство в держании — не самоцель, а вынужденное состояние, разрешающее решать задачи, стоящие перед держателем (хранителем, перевозчиком, комиссионером, доверительным управляющим)*(680). Исходя из этого с мнением о том, что держатель также действует в собственном интересе, поскольку пытается выполнить лежащую на нем обязанность, нельзя согласиться.
направляться различать законное и незаконное владение. Законное владение осуществляется на некоем правовом основании (титуле; из этого второе наименование: титульное владение). Иное владение согласится незаконным, либо беститульным.
Со своей стороны, незаконное владение подразделяется на добросовестное и недобросовестное. Добросовестность незаконного обладателя проявляется в тех случаях, в то время, когда он не знал и не имел возможности знать о незаконности собственного владения. В остальных случаях незаконный обладатель есть недобросовестным. В п. 3 ст. 10 ГК установлена презумпция добросовестности участников гражданских прав и обязанностей, в соответствии с которой добросовестность указанных субъектов, а также незаконных обладателей, предполагается; лица, заявляющие о недобросовестности, должны опровергнуть указанное предположение.
Классификация незаконного владения на добросовестное и недобросовестное имеет юридическое значение для решения вопроса о приобретении права собственности по приобретательной давности (ст. 234 ГК), и для калькуляции расчетов по расходам и доходам между истцом (хозяином) и ответчиком (незаконным обладателем) при удовлетворении виндикационного иска (ст. 303 ГК). Вопрос же о добросовестности законного обладателя не имеет правового значения.
Итак, владение свойственно практически всем вещных прав исходя из их назначения — оформлять яркое отношение лица к вещи. Более того, в литературе справедливо отмечается, что субъективных прав, в состав которых такая возможность входит, и каковые, однако, не являются вещными, нет и не может быть*(681). Но обратный вывод (о том, что все вещные права снабжены правомочием владения) при всем жажде будет явной натяжкой. Так как сервитут, прямо названный в законе вещным правом (п. 1 ст. 216 ГК), по собственной природе разумеется лишен правомочия владения (п. 1 ст. 274 ГК). Наряду с этим непросто устоять по крайней мере перед двумя соблазнами в этом вопросе.
Во-первых, возможно сослаться на авторитетное мнение о том, что при с сервитутом прохода по чужому участку имеет место не только пользование, но и владение вещью. Так, уже высказывалась точка зрения, что субъект частного сервитута наделен владением, не смотря на то, что и в усеченном виде, имея возможность собственной властью долгосрочно и стабильно осуществлять физическое прикосновение к вещи и хозяйственное господство над нею, пускай и строго в некотором роде*(682). Но эта позиция все-таки небесспорна, поскольку находится в несоответствии с понятием владения как независимого осуществления хозяйственной власти над вещью. Возможность вступления в физический контакт с вещью зависит не только от воли сервитуария, но и от добросовестности хозяина, что может чинить всяческие преграды в пользовании вещью. Помимо этого, нереально представить сервитуария в качестве истца по виндикационному иску, а ведь этот иск защищает владение. Сервитут с достаточностью защищается негаторным иском, в следствии удовлетворения которого устраняется препятствие в пользовании вещью.
Во-вторых, учитывая, что только сервитут разламывает стройную концепцию наличия правомочия владения в каждом вещном праве, возможно заявить его единственным исключением из правил и пренебречь им при формулировании определения. Но таковой подход будет противоречить обозначенному методологическому принципу: направляться выделять только те показатели, каковые свойственны всем вещным правам. В действительности, возможно в определение вещного права включить указание на правомочие владения, снабдив его оговоркой в большинстве случаев. Но нужного результата это включение не добавит, учитывая логическую функцию определения — не обрисовывать довольно часто видящееся, а обнаруживать нужное в явлении.
Перейдем сейчас к дискуссии о вторых выдвигаемых в литературе показателях вещного права.
В п. 3 и 4 ст. 216 ГК даны две легальные характеристики вещных прав: свойство следования и вещно-правовая защита, каковые, однако, не смогут принимать во внимание их показателями.
Свойство следования*(683) традиционно выделяется в цивилистике. Вещное право как бы прикреплено к вещи, следует за ней при смене хозяина независимо от воли последнего. Частным проявлением свойства следования есть то, что субъект вещного права не утрачивает его при выбытии вещи из его владения, в случае, если на то не было его воли. Но в тех случаях, в то время, когда вещь приобретается в порядке начального, а не производного правопреемства (см. гл. 20 книжки), равно как и при смерти вещи, все вещные права на нее утрачиваются.
Вещно-правовая защита обеспечивается при помощи особых исков, обрисованных в ст. 301-305 ГК. Субъект вещного права может потребовать имущество из чужого незаконного владения или устранения любых иных нарушений его права, даже в том случае, если эти нарушения и не были соединены с лишением владения (см. гл. 25 книжки).
И свойство следования, и вещно-правовая защита не являются показателями вещного права, а выступают как проявления его режима, т.е. как последствия*(684). Ошибочно сказать, что в случае, если право владеет свойством следования и вещно-правовой защитой, то оно — вещное; это логический круг. Для того чтобы выяснить, как защищать объект, требуется предварительно уяснить, что защищается. Исходя из этого, на отечественный взор, рассуждать направляться в противном случае: в случае, если право вещное, оно владеет свойством следования и вещно-правовой защитой. Из этого — пара особых замечаний.
Во-первых, нет необходимости в повторении этих последствий применительно к каждому конкретному вещному праву и, не смотря на то, что время от времени такое повторение делается (ст. 300 ГК), его отсутствие не должно машинально повлечь за собой вывод, что перед нами — не вещное право.
Во-вторых, в случае, если некое конкретное право, не смотря на то, что и не названное вещным, однако одновременно и прямо снабжено в законе свойством следования и вещно-правовой защитой, то логично высказать предположение, что перед нами вещное право (это конкретно предположение, поскольку, строго говоря, правильный вывод из предложенной посылки второй: перед нами право, последствия которого совпадают с режимом вещного права). Это предположение имеет суть лишь в том случае, в то время, когда закон прямо не именует некое право вещным и одновременно с этим придает ему в один момент оба указанных особенности*(685). В случае, если же особый закон, прямо именуя право вещным, столь же прямо лишает это право какого-либо одного из указанных последствий (к примеру, свойства следования, как это имеет место для права гражданина, живущего совместно с хозяином в принадлежащем ему жилом помещении, ст. 31 ЖК, п. 2 ст. 292 ГК), то мы однако должны сказать о вещном праве, отдавая приоритет формальному толкованию выражений и слов, и их размещению в тексте закона*(686).
Наконец, в-третьих, существует достаточно прав, довольно которых законодатель прямо не высказался, вещные ли они либо снабжены особенностями следования и вещно-правовой защиты. Сама по себе эта обстановка не исключает того, что перед нами вещные права, поскольку ст. 216 ГК, перечисляющая вещные права, снабжена оговоркой в частности, а свойство следования и вещно-правовая защита, напомним, смогут выводиться из пп. 3 и 4 ст. 216 ГК. Исходя из этого требуется анализ таких прав методом соотнесения с показателями вещных прав.
На данный момент вряд ли может принимать во внимание показателем вещных прав и закрепление их исчерпывающего списка в законодательстве (numerus clausus)*(687). Аргумент о том, что закрытость списка с очевидностью вытекает из смысла ст. 216 ГК*(688), неубедителен: именно разумеется, что ст. 216 дает незамкнутый список вещных прав, поскольку содержит оговорку в частности. Эта оговорка разрешает подметить, что вещные права смогут быть закреплены не только в ст. 216 и не только в Гражданском кодексе, но и, как время от времени утверждается, кроме того не в законодательстве. Подпункт 4 абз. 2 п. 1 ст. 8 ГК*(689) не колеблет это утверждение, поскольку посвящен основаниям приобретения имущества, допускаемым законом, а не вещным правам, предусмотренным законом и появляющимся из этих оснований*(690). Равным образом нельзя толковать ст. 216 ограничительно, т.е. без оговорки в частности. Эта невозможность направляться хотя бы из того, что, кроме гл. 13 ГК, в которой содержится ст. 216, имеется кроме этого гл. 17, 18 ГК, каковые прямо закрепляют вещные права, не указанные в пресловутой ст. 216 ГК.
Одновременно с этим необходимость установления в законодательстве de lege ferenda закрытого списка вещных прав не вызывает сомнений: с его помощью третьи лица смогут делать выводы о содержании этих прав, что отвечает требованиям стабильности оборота. Теоретическое обоснование данного принципа пребывает в том, что право собственности возможно сократить только законом; значит, иные, не считая права собственности, вещные права (ограниченные вещные права) не смогут быть установлены в противном случае как законом. Вещное право не должно конституироваться соглашением, поскольку обязательство не формирует обязанностей для лиц, не участвующих в нем в качестве сторон — для третьих лиц (п. 3 ст. 308 ГК)*(691). Наряду с этим направляться различать происхождение вещного права из контракта и его конституирование контрактом: появляется известное законодательству право, тогда как конституируется малоизвестное. Возможность происхождения вещного права из соглашения основана на законе (п. 2 ст. 218, ст. 223 ГК), чего нельзя сказать о конституировании. На сообщённое смогут возразить ссылаясь на п. 3 ст. 274 ГК, в соответствии с которому сервитут (прямо названное в ст. 216 ГК вещное право) устанавливается по соглашению сторон. Но в этом случае предел усмотрения сторон при согласовании содержания сервитута все равно ограничен законодательным определением этого понятия, данным в п. 1 ст. 274 ГК, — это право ограниченного пользования чужой вещью. Конституирования вещного права не происходит.
Учитывая важность данного вопроса, и тот факт, что в иных законах , закрепляющих вещные права, одноименный термин употребляется редко, направляться предусмотреть данный список не просто в законах , а конкретно в ГК, и конкретно в ст. 216 ГК, снабдив ее положением, что новые виды вещных прав смогут вводиться иными законами только с одновременным внесением трансформаций в настоящую статью. Причем закреплению подлежит список самих вещных прав, а не их показателей (по аналогии с закрытым списком коммерческих структур, установленным в п. 2 ст. 50 ГК)*(692). Опасения в том, что данный механизм — через чур твёрдый, поскольку не разрешит вовремя реагировать на новые виды вещных прав, порождаемые судьбой, беспочвенны. Как показывает опыт, русский законодатель при жажде может очень оперативно и гибко реагировать на запросы гражданского оборота*(693).
Правомочие распоряжения входит в содержание права ряда и собственности иных вещных прав, но не свойственно, к примеру, сервитуту, исходя из этого не может быть общим показателем.
Бессрочность (отсутствие установленного срока существования) кроме этого не имеет возможности рассматриваться как показатель вещного права уже по причине того, что свойственна не всем его разновидностям*(694). Сервитут (пп. 3, 4 ст. 23 ЗК), право пользования жилым помещением, предоставленным по завещательному отказу (п. 1 ст. 33 ЖК), смогут иметь срок собственного существования и тем самым подтверждать, что вещное право — не обязательно вечное. Но, время от времени бессрочность вещного права выводится через интерес его субъекта в сохранении таковой возможности в течении максимально продолжительного времени (в отличие от субъекта обязательственного права, что заинтересован в скорейшем прекращении обязательства надлежащим выполнением)*(695). Но таковой субъективный подход, при всех его преимуществах, приводит к возражению. Обычно субъект обязательственного права кроме этого заинтересован в его допустимо более долгом сохранении (страховщик, что имеет дело с добросовестно выполняющим собственные обязанности страхователем).
Вряд ли можно считать показателем вещных прав и их преимущественное удовлетворение перед обязательственными правами на одну и ту же вещь при коллизии этих прав. Как пример обратного в большинстве случаев дается ссылка на то, что требования залоговых кредиторов удовлетворяются раньше требований кредиторов, не имеющих обеспечения. Но кроме того без вступления в дискуссию о природе права залога можно подчернуть, что залоговым требованиям сейчас предшествуют иные очереди, причем обязательственно-правовые (п. 2 ст. 64 ГК, ст. 123 ФЗ О несостоятельности (банкротстве) от 26 октября 2002 г. (с изм. и доп.)*(696).
Наконец, не рассматривается сейчас как показатель вещного права так именуемое старшинство, означающее громадную силу вещного права, предшествующего во времени перед вторыми подобными правами. Оно не нужно из действующего законодательства (за исключением п. 1 ст. 342 ГК о залоге) и, помимо этого, свойственно и обязательственным правам (абз. 7, 8 п. 2 ст. 855 ГК).