Сейчас нам направляться разглядеть зрительное восприятие. Имеется известное сходство между осязательным, восприятием и ручным восприятием зрительным, и это сходство пребывает в том, что, как и тактильное восприятие, осязательное, зрительное восприятие есть значительно предметным. Это что может значить? Это значит, что это восприятие, дающее пространственный образ; предмет выступает, в противном случае говоря, в собственной форме, объемности и, наконец, в собственной симультанности. Другими словами, зрительный образ, как и тактильный, является картиной , изображение, выступающие одномоментно, другими словами, как я сообщил, симультанно. Как и осязание, зрительное восприятие дает кроме этого и образ фактуры объектов внешнего мира.
Но имеются и значительнейшие отличия зрительного восприятия от осязательного, тактильного. В первую очередь, это отличие пребывает в том, что зрение имеется восприятие дистантное, другими словами не требующее прямого контакта с принимаемыми объектами. Оно происходит на расстоянии. Это не означает, само собой разумеется, что нет никакой материальной связи между органом зрительного восприятия и принимаемым объектом. И эта сообщение осуществляется при помощи передатчика, что имеется поток света, световые лучи, имеющие физическую природу.
«Щупало», как бы продолжение субъекта в мир, рука, зонд, палка, благодаря которой мы ощупываем пространство в темноте и выделяем предметы в этом пространстве, тут заменено вот этим потоком частиц, волновой световой энергией. Другими словами это необычное щупало, которое может удлиняться практически вечно. Ну и сокращаться до известных пределов. Итак, дистантность. Вот первое отличие. А поэтому кроме этого и неординарная, необычная свобода. Я имею в виду, что зрительное восприятие и орган этого восприятия, в этом случае не рука с ее продолжениями, а глаз, движется вольно по поверхности объекта. Это перемещение не ограничено границами объекта, как это мы замечаем в осязательном восприятии, где рука либо зонд наталкиваются на границу предмета. Зонд может обойти эту границу, но не имеет возможности пройти через эту границу. Моя рука наталкивается на сопротивление вещи и как бы останавливается чтобы сделать обходный путь. В зрении данный обходный путь не необходим. Я могу пересечь, так сообщить, принимаемый объект, и из этого появляется свобода, которая отличает зрительное восприятие от тактильного.
Ну и наконец, в случае, если осязательное восприятие имеет в качестве собственного органа совокупность чувствительных образований, рассеянных по большой поверхности, даже в том случае, если сказать о ручном осязании, то и сама рука на громадных поверхностях снабжена множеством чувствительных окончаний, рецепторов, расположенных на границе внешнего мира и организма, на поверхности кожи. На большей либо меньшей глубине. Наконец, нереально тактильное восприятие, ограниченное лишь работой конкретно кожных, поверхностных рецепторов; вступают в игру, кроме этого и более глубоко, менее поверхностно расположенные рецепторы, не говоря уже о нужном участии рецепторов, каковые дают двигательные ощущения (ощущения от положения руки, тела и без того дальше). Нужно заявить, что глаз в зрительном восприятии является органом с высоким сосредоточением чувствительных элементов, рецепторов. Так как зрение для некоторых животных и, по крайней мере, безоговорочно для человека, есть основным источником отечественных знаний об окружающем мире, то понятен большой интерес, что является изучением конкретно зрения, зрительного восприятия. В случае, если сопоставить количество изучений, соответственно и число упрочнений, сделанных в отношении осязательного восприятия, и число изучений зрительного восприятия, то последнее, само собой разумеется, значительно более значительно, чем первое. Вот и у нас в советской литературе относительно скромное число работ посвящено тактильному, осязательному восприятию, и очень много изучений посвящены различным нюансам, различным вопросам восприятия зрительного.
Необходимо сообщить, число данных, взятых в отношении зрительного восприятия, столь громадно, что весьма тяжело дать кроме того сжатый их обзор. Трудность содержится не только в том, что этих данных довольно много, вместе с тем и в том, что они планируют в весьма различных направлениях, имеют различное научное значение, были взяты, так сообщить, слоями, другими словами внимание исследователей завлекали к себе то одни явления, то другие. Довольно много собрано противоречивых данных, и до сих пор составить некое непротиворечивое и стройное изображение итогов изучений зрительного восприятия — дело достаточно тяжёлое. И не смотря на то, что мы имеем на данный момент важные монографические работы, важные сводки, ни одна из них, на мой взор, не исчерпывает проблему хотя бы в некоем приближении. В силу того, что вы отлично осознаёте, что никакая научная неприятность по большому счету не может быть по природе собственной исчерпана. Всякие удачи в изучении рождают новые вопросы, новые неприятности, другими словами, по сути, ответ капитальных вопросов остается делом нескончаемого приближения ко все большему и большему знанию.
В целом я обязан характеризовать состояние неприятности восприятия в современной психологии как весьма продвинутое. И вот, не обращая внимания на это, все же многие весьма значительные вопросы остаются неосвещенными. И, значительно хуже того, многие такие вопросы, возможно сообщить, неприятности восприятия, до сих остаются в положении «прикрытых». Что я разумею, в то время, когда я говорю о прикрытых проблемах? Они выясняются в положении как бы (как это говорили по отношению к древним индийским кастам) «неприкасаемых», что ли? Вот эти неприятности появились в какой-то категории неприкасаемых. И это не хорошо по причине того, что в то время, когда вы не отдаете себе отчет в этих прикрытых, неприкасаемых проблемах, то вы нечайно ограничиваете собственные возможности в изучении частных вопросов. Не видя как направляться целого, вместе с прикрытыми проблемами, каковые обходят на современном этапе развития изучений, весьма тяжело вести и эти частные изучения.
Само собой разумеется, и каждое частное изучение нужно, желает либо не желает того создатель, исходит из некоторых неспециализированных схем, неспециализированных представлений о зрительном восприятии в целом, с его источником, с его течением, с его продуктом, другими словами зрительным образом, зрительной картиной мира. Схемы эти постоянно подразумеваются, но не всегда эксплицируются, другими словами раскрываются, излагаются, развертываются. И весьма важные монографии, среди них и хорошие по собственному значению, исходя из некоей схемы, ее иногда не высказывают. Я на данный момент имею в виду такую превосходную работу в области психофизиологии зрения, какой есть, на мой взор, хорошая монография Сергея Васильевича Кравкова — «его работа и Глаз»1, отличная книга, выдержавшая пара изданий. Последнее издание, либо, по-моему, предшествующее, четвертое, было удостоено высокой отвлечённой премии. И это справедливо, по тому времени, для 1950 года, само собой разумеется, это была прекрасная монография по психофизиологии зрения, опиравшаяся на важные, громадные успехи, каковые уже были к тому времени в области психофизиологии зрения. По крайней мере, на те успехи, каковые к тому времени возможно было признать довольно неоспоримыми, фундаментальными, другими словами устанавливающими главные факты.
Все же из данной монографии, повторяю, не весьма четко выступает запрятанное, практически не высказываемое некое неспециализированное представление о зрительном восприятии. Что это за схема? Я цитирую Кравкова: «Подобно тому, как в фотографическом аппарате получается изображение на светочувствительной пластинке, в глазу получается изображение на сетчатке». Потом Кравков приводит фотографии, полученные некоторыми авторами. Фотографии, каковые должны убедить читателя в том, что дело обстоит конкретно так, что зрительный аппарат (а это психофизиология, речь заходит о работе зрительного аппарата, в первую очередь) трудится по оптико-геометрическим законам, так сообщить, другими словами трудится в начальных собственных этапах, главных, фактически, этапах, подобно тому как трудится фотоаппарат. Фотографии, о которых я сказал, сделаны так: производится разрез на вынутом глазе в саггитальной плоскости, часть сетчатки либо практически вся сетчатка отделяется, а на место сетчатки вставляется фотографическая пленка. После этого перед этим глазом ставится некое изображение. Таким хорошим объектом есть переплет окна. Он обращается к свету. А после этого пленка извлекается и проявляется. И оказывается, что на пленке имеется, правда не весьма хорошее, но все же изображение, проекция предметов, ситуации, картины. Отбрасываемые лучи падают на глаз — вот и выходит изображение.
Так, мы приходим к весьма несложной схеме, которая одно время всецело господствовала, по крайней мере, в элементарных книжках физиологии, психологии и психофизиологии. Об данной схеме я уже в второй связи сказал, я ее на данный момент еще раз. Она несложна, наивна и как-то подспудно держится весьма устойчиво. Возможно, по причине того, что она весьма импонирует здравому смыслу либо привычке для того чтобы физикального мышления. Значит, речь заходит о том, что мы имеем некий объект. Ну, хорошую свечку. Я уже изображал ее в второй связи пара раз. После этого мы имеем прибор, приемник, что схематически представляет собой следующее. Это диафрагма, линза, сфера, на которую происходит проекция. Вот это и имеется глаз. Значит, что тут происходит? Вот ко мне поставим линзу, которая имеется хрусталик, вы осознаёте. Вот тут мы и приобретаем проекцию сетчатки, а после этого идет совокупность весьма сложная, с перекрестами и т.д. Мы знаем совершенно верно, где — в затылочной коре, 17-е поле по Бродману, вот производится эта самая сетчаточная проекция. Изобразим эту мелкую свечку тут. Ну, а дальше что происходит? А дальше происходят дополнительные процессы, имеются какие-то сверхсложные кортикальные связи, 18-е поле и дальше соответствующее распространение возбуждения. Словом, динамическая игра, которая разыгрывается уже в коре и в некоторых подкорковых образованиях. Мы можем усложнять эту схему—в общем, она остается сводимой к этому примитивному изображению.
К тому же эта схема относится не к настоящему глазу, а скорее, к глазу совершенному, упрощенному, притом мы допускаем не бинокулярное, а монокулярное зрение либо, вернее, допуская бинокулярное зрение, мы разглядываем совокупное зрение обоих глаз, необычное циклопическое зрение, другими словами как бы зрение одним глазом, центрально расположенным. Возможно сообщить, идеализируем схему, отбрасываем последовательность осложнений, зависящих от бинокулярности и от вторых событий. Вот таковой идеализированный, теоретический, возможно сообщить, глаз, с его предстоящими проводящими дорогами, с корковыми проекциями, в первую очередь в 17-м проекционном поле, после этого с предстоящими элементами, каковые разбросаны в других областях коры. И как словно бы бы все сходится с теми данными, которыми мы располагаем, о устройствах, участвующих в зрительном восприятии, реализующих это зрительное восприятие. И это соответствие, которое легко обнаруживается, представляет собой некое коварство, проявляющееся в тот же миг же, как мы дадим себе отчет в отлично известном факте, что появляющийся зрительный образ объекта не соответствует его проекции на сетчатке. Другими словами оказывается, что допущение о происхождении первым делом сетчаточной проекции, данной пластинки, а после этого где-то какой-то видоизменения, приводящей к появлению фактически видимого образа объекта, внешнего мира по большому счету, тут не проходит легко по причине того, что нельзя допустить прямого перевода зрительной проекции предмета в образ. Они не совпадают между собой.
В первую очередь, это несовпадение обусловлено устройством сетчатки и глаза глаза, другими словами чувствительным аппаратом, зрительным рецептором, сосредоточенным на внутренней поверхности сферы, которая образует глаз. Вы понимаете устройство глаза. Я не буду на этом останавливаться. Давайте разглядим самую малость внимательнее, как все-таки устроен глаз и, в особенности, какова морфология сетчатки. Тут довольно много необычных явлений, с которыми мы на данный момент встретимся. Я попытался дать себе отчет в этих необычных явлениях по причине того, что они-то и образуют то, что я бы назвал «тайной глаза». Ну, в первую очередь, нужно заявить, что в случае, если вам пригодилось конструировать некий прибор на практике, как, к примеру, конструируют камеру-обскуру либо фотографический аппарат, хотя бы несложного типа, и в случае, если задача такая — выстроить максимально идеальный проект, то хуже, чем это сделала природа, решить эту задачу запрещено. А ведь природа, другими словами эволюция, усовершенствование органов, как и организма в целом, это важная вещь. И в случае, если так устроено, в случае, если так сложилось в эволюции, то это имеет собственные основания. Так как же устроено, как сложилось? Посмотрите, я сообщил — хуже не придумаешь. Вот сейчас давайте посмотрим, по какой причине я так говорю. В первую очередь, я желаю напомнить вам, что сетчатка глаза, совокупность-совокупность чувствительных элементов, зрительных рецепторов, она так как двойственна. Так и говорят время от времени кое-какие авторы о двойственности сетчатки. Вы понимаете, что она складывается из весьма различных элементов. Это палочковый и колбочковый аппараты, каковые сосуществуют на сетчатке. Наряду с этим палочек плохо довольно много. Кое-какие показывают количество порядка ста тридцати миллионов. И колбочковый аппарат, весьма скромный. Всего семь миллионов. Очень неравномерно. Причем, по-видимому, колбочки являются главными, крайне важными элементами потому, что именно колбочки снабжают дневное зрение, цветовое зрение. Палочки владеют высокой световой чувствительностью. Но все-таки, наиболее значимыми, по-видимому, являются колбочковые элементы. И вот они-то и представлены в довольно скромных количествах. Довольно. Семь миллионов на таковой маленькой поверхности! Это не метры квадратные, как для осязательных рецепторов, правда? Тут концентрация крайняя! На небольших поверхностях.
Но сущность кроме того не в этом, а в распределении чувствительных элементов. Необычное распределение с позиций допускаемой проекции сетчаточного изображения. Вот я снова также в неотёсанном приближении изображу, как распределяются эти элементы по сетчатке. Вот давайте выпрямим сетчатку, сделаем ее плоской поверхностью. Окажется, что количество колбочек быстро значительно уменьшается к периферии. В случае, если по абсциссе отложить направо и налево расстояния от центра сетчатки, а позже по вертикали, по ординате, отложить число элементов на площадь (скажем, на квадратный миллиметр), то окажется, что громаднейшее количество в самом центре. Позже что? Их число падает, они становятся все более и более редкими. Палочковые элементы дают иную картину.
Сейчас представьте себе еще одну неприятность. Дело все в том, что в случае, если мы посмотрим чувствительность отдельных участков сетчатки глаза, сферы внутренней, то неспециализированное правило пребывает в том, что в направлении от центральной части к периферии чувствительность падает. Я также имел возможность бы изобразить какую-то схематическую кривую, но в этом нет необходимости. Наряду с этим на сетчатке глаза четко выделяется центральная область, фовеальная область, которая особенно чувствительна, — это ямка. Ямка маленькая по собственной площади. Это настоящее углубление, причем оно превосходно вот в каком отношении. Согласно данным морфологических изучений, неспециализированное правило пребывает в том, что эта центральная ямка, другими словами поле громаднейшей чувствительности, состоит лишь из основных элементов, как я сказал, другими словами колбочек. И эти колбочки находятся в таком положении, что им приходится ощущать себя приблизительно так, как пассажиру в переполненном вагоне метро либо автобуса. Они прижаты друг к другу, исходя из этого они кроме того деформированы. Они кроме того отличаются, эти колбочки, они кроме того вытянуты. Они, так сообщить, наподобие палочек по форме, а не колбочек. Они просто сжаты. Другими словами не в том смысле, что механически сжаты и их вытянуло, а в том смысле, что в них уже морфологически, генетически была заложена более узкая форма. Дабы их побольше уместилось на единицу поверхности.
Еще одно положение. Любая из колбочек, каковые образуют фовеальную часть, непременно, имеет собственные связи с одной биполярной нервной клеткой. Другими словами, в противном случае говоря, любая говорит своим голосом. Они не говорят хором. А вот в то время, когда мы движемся от центра к периферии, то оказывается, что колбочки связаны группами, действительно, маленькими, с одной и той же клеткой, другими словами их вклад не редкость совместным. Тут же все раздельно. Вы видите, что плотность распределения главных чувствительных элементов, колбочек, весьма разна в фовеальной, прецентральных, другими словами окружающих fovea, и, наконец, в более периферических частях сетчатки. То же относится и к чувствительности. В самой fovea чувствительность падает, не смотря на то, что находится на высокой отметке, от центрально расположенных элементов, другими словами в глубине ямки, к периферии. И наряду с этим падает эта чувствительность весьма существенно. Словом, мы приходим с вами к поразительному результату. Данный поразительный итог содержится в том, что в случае, если мы имеем проекцию на пластинке (не забывайте, я с цитаты кравковской начал об изображении на фотографической пластинке), то мы возьмём необычную пластинку. В случае, если сказать фотографическим жаргоном, мы можем снимок взять в условиях разной чувствительности и разной зернистости поверхности, на которую происходит проекция.
Товарищи, занимающиеся фотографией, отлично знают, что означает «различная зернистость». Выясняется, вот что. Детальная прорисовка в одном случае; в другом случае, если двигаться от центра к периферии, зерно будет все больше и больше, другими словами разрешающая свойство будет быстро падать. Это во-первых. И во-вторых, требуется различная выдержка. Чувствительность-то различная! Эти аналогии с фотопластинкой отдаленные и, само собой разумеется, мнимые. Так вот: возможно ли взять изображение сколь-нибудь приемлемое, сколь-нибудь правильное, сколь-нибудь сопоставимое с тем, что появляется в зрительном образе, а не в проекции на сетчатке? Нет. Это нереально.
Сейчас еще одна неприятность, которую необходимо учесть. Отечественная с вами пластинка, мнимая пластинка, другими словами сетчатка глаза, сломана еще в одном отношении. И природа все это разрешила. В том месте же скотома — слепое пятно. Дырка, попросту говоря, и дырка громадная. Не преуменьшайте ее! Она по площади весьма маленькая, в то время, когда я говорю в квадратных миллиметрах либо в градусах. Ну, она различная не редкость — от 1,3 до 1,7 миллиметра — что-то в этом роде. Но это большая площадь. Это пять угловых градусов. А дабы вам было нагляднее, я вам сообщу: по некоторым остроумным расчетам, этого хватит для того, чтобы поместить одиннадцать полных лун, на небе соединить одиннадцать лун одна с другой, и если они попадут на слепое пятно, то они будут именно этим слепым пятном, другими словами вы их не заметите. Большая, само собой разумеется, дыра. А как же мы наблюдаем? В этот самый момент имеется одно совсем наивное мысль, с которым мне приходилось видеться и у весьма важных морфофизиологов зрения. Так как мы же бинокулярные существа-то, двуглазые, так устроено: то, что попадает на слепое пятно одного глаза, не попадает на слепое пятно другого. Легко они не совмещаются в проекции. Это легко продемонстрировать.
Хорошее объяснение! Но «хорошее» в кавычках! В силу того, что я закрыл один глаз, а вижу все без дырок. Значит, второй глаз тут ни при чем. С монокулярным зрением я также не вижу пятна. Но имеется же испытания, сообщите вы мне, в каждом книжке продемонстрированы, монокулярное зрение — один глаз закрыт — тут крестик, тут еще что-то. Фиксируете крестик, придвигаете, и наступает момент, в то время, когда нет второго изображения. Так! Что тут за чудо?!
Тогда приходит второе объяснение — я цитирую Кравкова: дело в том, что это слепое пятно (и после этого у аккуратного исследователя следующее неаккуратное выражение) «нечайно заполняется образами соседних частей поля зрения»! Тут неясно все. Нечайно — это еще ясно. Само собой, правда? Но вот второе совсем не ясно — соседних частей поля зрения. А как, в случае, если я соседнюю часть поля зрения на слепое пятно — я же ее деформирую, правда? И в то время, когда я на данный момент провожу край бумаги, фиксируя монокулярно его, то у меня нигде не происходит деформация этого края.
Значит, подлежит объяснению не тот факт, что слепое пятно видит, а, скорее, подлежит объяснению второй факт: как же получается, что при известных условиях оно не видит? В силу того, что в обычном случае оно видит. Это, само собой разумеется, парадокс: оно не имеет возможности видеть, в том месте нет фоточувствительных элементов, нет фоторецепторов.
Но я вам сообщу еще об одной неприятности. Все говорят о скотоме. Всем известно это известное пятно. Пять градусов, одиннадцать лун вмещает, и вещь важная. Но экспертам известны, не считая фиксированной скотомы, слепого пятна, другие скотомы. Они не описываются, не фиксируются, в силу того, что они, ко всему другому, блуждающие. Они появляются на сетчатке, эти пятнышки, и исчезают. Появляются на одном участке сетчатки, позже в том месте исчезают и появляются новые.
Отечественная с вами мнимая пластинка не только имеет дыру, но она имеет довольно много дырочек. По большому счету никуда не годная поверхность. Смотрите — различной зернистости, различной чувствительности и с дырами. Еще остается присоединить одно — она сферическая. Для проекции, понимаете, сфера — не весьма подходящая поверхность. Ну, допустим, в том месте так трудится отечественный преломляющий аппарат, что он приспособлен. Но это нас не выручает. В том месте минимум два радиуса кривизны преломляющей поверхности, а мы говорили об одном для упрощения. Ну, отлично, преломляющий аппарат приспособлен к проекции на сферу. А на какую? На fovea centralis? На место самоё отчётливого видения? Нет, возможно. На сферу. В то время как быть с fovea centralis? Так как нужно все видеть, все обеспечить.
Говоря о fovea centralis, я потерял еще одну подробность, а в том месте еще имеется один движение, что сделала природа, другими словами эволюция. Она, fovea centralis, так конфигурирована, что лучи света падают по отношению к стенкам, другими словами к кривизне данной фовеа, под некоторым углом, что именуется углом альфа. Другими словами чуть-чуть по касательной. Какой это эффект проекционный будет? Еще уплотняются элементы. Вот данный угол альфа еще повышает дискриминационную свойство, легко я забыл об этом сообщить. Сказал о сжатии, о сжимании колбочек, и потерял заявить, что они и сжаты, и расположены весьма остроумно с оптической точки зрения.
Это уже подробности. Но мы приобретаем в общем такое положение. Сферическая поверхность с двумя, как минимум, радиусами кривизны, и вот в случае, если мы себе на данный момент представим, учитывая все это, как выглядят сетчаточные проекции, сетчаточные образы, условно говоря, то мы заметим, что они выглядят совсем не так, как видимые образы вещей. Вот и приходится различать сетчаточный образ (говорят время от времени — сетчаточные паттерны) и фактически видимый образ.
Заблаговременно могу сообщить, то, что на сетчатке, не похоже на объект и на образ этого объекта. Образ похож на объект, но не похож на сетчатку. Сетчаточная проекция не похожа на объект. Другими словами похожа, но в некоем отдалении. Несопоставимо ближе к миру образ видимый, а не сетчаточная проекция.
Еще одна, и, я бы сообщил, пожалуй, самая громадная проблема. Довольно много различных, неравномерно распределенных чувствительных рецепторов, фоторецепторов в глазе, сферическая, с двумя радиусами кривизны, поверхность, дырки, блуждающие скотомы. Но все обстоит еще хуже! Дело все в том, что изображение скользит, движется по сетчатке. И в условиях, каковые я обрисовал, скольжение по сетчатке не имеет возможности не привести к искажению контура. Перемещение проекции непременно связано с переходом от периферических частей к центральной части сетчатки. И вот тут при наличии особенной кривизны fovea centralis создается перелом изображения. Весьма сложно.
Получается необычный эффект, не похожий на эффект перехода лучей из одной среды в другую. Топологический эффект. Вы имеете угрубленно один радиус кривизны, второй радиус кривизны, опять первый радиус. Сейчас сместите изображение, сделайте его скользящим. Что будет при переходе от одного радиуса к второму? Неотёсанное нарушение формы. Другими словами все время происходит некий поток искажения, поток смещения. А мы видим эти перемещения объектов по сетчатке? Я вот наблюдаю на предметы, меня окружающие. Наряду с этим я сам нахожусь в движении, предметы неподвижны. Перемещение имеется. Перемещение — понятие относительное. Каждый это знает. Правда? Не все ли равняется — движется объект либо смещается глазное яблоко? Либо глазные яблоки. Два глаза. Да, и бинокулярно я наблюдаю. Значит, возможно упростить до для того чтобы совершенного, теоретического глаза. Отлично. Но он же стоит. Он неподвижен и не меняет собственную форму ни в какой степени.
Я делаю вывод. Когда-то, развивая теоретические, теоретико-методологические, теоретико-познавательные мысли, я сказал о том, что мы видим не сетчатку, а мир, объекты. Не забывайте, я сказал еще о физиологическом идеализме. То, что происходит в чувствительных аппаратах, не отгораживает от нас мира. Мы все-таки видим мир, вещи, а это лишь входные ворота, так сообщить, — аппараты этого видения.
Ну, а сейчас я могу, проанализировав сообщённое, сделать еще ход вперед. Я тут желаю оговорить, это вам позже в литературе будет довольно часто видеться. У нас имеется такая эллиптическая форма выражения мысли. Сокращенное выражение. Мы довольно часто говорим
так (и это — крайне важное различение): нужно различить видимый мир и видимое поле (имея в виду зрительное восприятие). Но не в смысле видения предметов мира, их взаимоотношений, по большому счету объективного предметного мира. Это видимый мир и видимое зрительное поле. Я имею в виду то, что проецируется? Нет, это не верно. Это эллипсис, эллиптическое выражение. Само собой разумеется, зрительное поле не есть сетчаточное изображение. Не так легко, тут имеется собственные отношения. И в то время, когда мы время от времени их как бы приравниваем — это для простоты, для упрощения. Дабы не нагромождать, лишние звенья не вводить в рассуждение. Но, повторяю, если бы мы имели возможность заметить то, что творится на сетчатке, мы бы не заметили мира. Кроме того в его уплощенности, кроме того в его неконстантности. По большому счету бы его не заметили. Мы бы заметили весьма необычно извращенную картину, необычно извращенный образ. К этому я обязан заявить, что если доверять тем изучениям непременно (а тут имеется некая трудность собственная, не буду в подробностях вникать в это), что имеется однозначная проекция точек сетчатки к элементам проекционного зрительного поля, 17-го затылочного поля, если доверять, что в том месте имеется однозначное топологичное соответствие, то тогда нужно сообщить так — мы не заметим ничего, в случае, если мы будем наблюдать на это проекционное поле. Оно зрительное, сетчаточное поле, перетранслированное, переданное на эти проекционные поля. Недаром же они именуются проекционными. Какое-то соответствие в том месте имеется, лишь как оно совершенно верно — вот в чем вопрос. Как оно вправду точка к точке отнесено, в полном соответствии. Но это второе. В случае, если в правильном соответствии, тогда мы не можем ничего заметить — никакой картины в этом проекционном поле, никакой картины мира. Мы заметим что-то. Верно?
Какой возможно сделать главный вывод? Я его на данный момент сформулирую, и желал бы, дабы вы обратили на него внимание. Вывод, товарищи, что не хочется, а приходится делать. Под давлением, как говорят, улик. Это, так сообщить, следовательская, криминалистическая терминология. Так вот, под давлением улик, большую часть которых я сейчас привел, приходится сделать таковой вывод. По-видимому, процессом зрительного восприятия сетчаточный образ «снимается». Или иначе. По-видимому, сетчаточный образ, сетчаточная проекция снимается работой зрительной совокупности. Снимается, а не уничтожается. Что означает слово «снимается»? Это не весьма успешный перевод германского слова «Anfhebnag», гегелевского, и Марксова, в случае, если желаете. Это значит, что что-то уничтожается в собственном начальном бытии, так сообщить, но вместе с тем сохраняется. Оно не просто выбрасывается, уничтожается. Да, сетчаточная проекция непременно сохраняется, участвует в работе зрительной совокупности. Сама эта проекция не выступает в своем виде.
Давайте посмотрим, какие конкретно вопросы остаются довольно часто прикрытыми, обходятся. Первый вопрос. природа и Отношение видимого образа, зрительного образа предмета к механизмам зрения, к механизмам работы зрительной совокупности. Это самое серьёзное. Что за необычный процесс? Мы исходим с вами в изучении из жизненной действительности. Эта жизненная действительность содержится в том, что я держу данный стакан в руках и имею отчетливый образ этого стакана. Верно? Хороший образ. Так вот и спрашивается, как появляется данный хороший образ в условиях работы зрительной совокупности? Тяжело не доводить до конца изучение — до порождения настоящего образа. Возможно законно не доводить его до конца, запрещено и незаконно не иметь в виду на каждом шаге изучения, что это имеется этап, механизм, процесс, что в неспециализированном-то обязан завершиться чем? существованием и Порождением симультанного зрительного образа предметного мира объектов. И уж, само собой разумеется, не точки. Само собой разумеется, не светового пятнышка. Конкретно образа вещи по причине того, что зрение нам необходимо не как земляному червю чтобы реагировать «свет — не свет» (либо каким-нибудь вторым организмам с их чувствительными клетками, где-то рассеянными — в головной части, по всей периферии, как осязательные рецепторы). Нет, нам необходимо заметить вещь, отношение вещей, всю обстановку.
Посмотрю я на данный момент на аудиторию. Вижу неподвижную аудиторию. Широким полем наблюдаю и не могу выделить в образе этого мира во всей его непосредственности никаких осветленных и затемненных, никаких более грубо изображенных либо более тонко видимых элементов. И убеждаюсь я в этом весьма легко. Беру, например, на расстоянии вытянутой руки двухкопеечную монету, у меня проекция непременно окажется в пределах фовеального зрения, закрываю один глаз и вижу что-то, окружающее эту монетку, как что-то, не такое ясное, не такое правильное, не такое узкое, с недостатками? Нет, никаких недостатков нет! Равномерное поле. Вот я на данный момент на стену проецирую монетку, вот я закрыл фовеальное зрение, парафовеальное поле совсем четко. Я вам сообщу по секрету, в силу того, что это не совпадет с измерениями по периметру. Понимаете, в то время, когда двигается вещь от периферии к центру, я вижу периферию превосходно, у меня нет тумана на периферии, нет расфокусировки. И у вас ни у кого нет, само собой разумеется. Мы видим, имеем симультанную картину. У нас с вами лошадиного зрения нет, ограниченного известным образом каким-то углом зрения.
Ну, я самую малость на этом задержался, товарищи, по причине того, что это все обрисовывают, но на этом не настаивают, и исходя из этого снова появляются старые ошибки и старые проблемы. Мне сейчас остается сообщить еще о том, чем превосходна зрительная совокупность. Кроме неординарно необычного и весьма сложного устройства чувствительных зрительных рецепторов, этого колбочко-палочкового аппарата, распределения на сетчатке, проводящих дорог, кроме всего этого имеется одна превосходная черта. Глаз имеется высокоподвижный орган. Я бы сообщил больше. Он не просто высокоподвижный. Он непрерывно действующий, трудящийся, непрерывно движущийся. Покоящийся глаз имеется отечественный условно неподвижный глаз. В силу того, что, если вы начнете изучить и записывать достаточно совершенно верно и тонко перемещения глазного яблока, глаза, что фиксирует точку, то вы заметите, что не смотря на то, что он довольно неподвижен (вот так вот, я наблюдаю на эту точку, узкую точку), оказывается, что все-таки он совершает перемещения около данной точки. Маленького размера, правда. Но все-таки это ни при каких обстоятельствах не будет точка. Это будет совокупность линий, ограниченная маленьким полем, по которому происходит траектория перемещения. Исходя из этого возможно сообщить так. Глаз по большому счету не бывает неподвижным. Он постоянно движется. Целый вопрос содержится в том, что в одном случае перемещения явные, большие, громадные, в другом — маленькие, замечаемые лишь инструментально. В то время, когда я наблюдаю на глаз человека, разглядывающего точку, я не вижу перемещения. Но в то время, когда я фиксирую прибор на глазном яблоке и записываю точки, так сообщить, микроскопически фиксирую перемещения, то оказывается, что глаз продолжает перемещение кроме того тогда, в то время, когда он фиксирует точку, другими словами в то время, когда он макроскопически, так сообщить, неподвижен. В то время, когда он не редкость в покое, к примеру, в случае, если закрыть глаз, в особенности в темноте, он покоится, будет в состоянии стопора, как аптекарские весы бывают в состоянии стопора. Но это необыкновенные случаи. В то время, когда глаз открыт, в то время, когда вы смотрите, глаз подвижен. Вопрос лишь в том, как он подвижен.
Тайна решения этих неприятностей возможно, вправду, раскрыта тем, что глаз трудится с материалом, что он приобретает в виде источника образа, но не в виде образа. Возможно, нам направляться заняться значительно более пристально этими перемещениями, каковые мы находим в работе зрительной совокупности. На этом мы закончим, и я следующую лекцию начну с описания, анализа деятельности, активности зрительной совокупности человека.
1 Кравков С.В. его работа и Глаз. М.; Л., 1950.