Как это блестяще обосновано Ю.Н. Карауловым [1987], мотивационный уровень в организации языковой личности многогранен по собственному устройству, играется главенствующую роль в организации когнитивного и коммуникативного уровней. Он оказывается труднодоступным для изучения, потому, что интенциональность (мотивы, интересы, устремления, цели), как и творческие потребности человека, в значительной степени строятся на эмоциях и аффектах, исходя из этого изучение их языкового выражения, не говоря уже о психологической сущности, представляет собой одну из «вечных» неприятностей языкознания. Человеческие потребности по большому счету бесконечны и неисчислимы. В базе людской общения лежит «обоюдная нуждаемость». В данной «обоюдной нуждаемости» людей, осознаваемой в широком социальном смысле, и направляться искать истоки когнитивно-дискурсивных потребностей речевого общения (см. схему на следующей странице).
Мы вычисляем нужным сказать о когнитивных потребностях личности как главных единицах мотивационного уровня, лингвистическим коррелятом которых могут служить, например, образы прецедентных текстов (термин Ю.Н. Караулова) – главная форма «творимой действительности» граффити.
В случае, если направляться концепции анализа прецедентных текстов, предложенной Ю.Н. Карауловым [там же], то граффити как жанр современного дискурса возможно охарактеризовать как: 1) значимый для той либо другой личности в познавательном и эмоциональном отношении; 2) имеющий сверхличностный темперамент, т.е. широко известный широкому окружению данной личности, включая её современников и предшественников; 3) много раз возобновляемый в дискурсе данной языковой личности (жанр обязан владеть эмоциональной и познавательной значимостью).
Ю.Н. Караулов разводит три тенденции (метода) функционирования ПТ: 1) натуральный метод, при котором текст в первозданном виде доходит до читателя либо слушателя как прямой объект восприятия, понимания, переживания, рефлексии; 2) вторичный метод предполагает изменение исходного текста в другой вид мастерства, рекомендован для яркого восприятия (или это вторичные размышления по поводу исходного текста, представленные в критических и литературоведческих, искусствоведческих статьях, рецензиях, изучениях); 3) семиотический метод, в то время, когда обращение к уникальному тексту даётся намёком, отсылкой, показателем, тем самым в процесс коммуникации включается или целый текст, или соотнесённые с обстановкой общения либо более большим жизненным событием отдельные его фрагменты. В этом случае целый текст либо большой его фрагмент выступает как целостная единица обозначения. В случае, если два первых метода дешёвы любому жанру, то семиотический свойствен лишь прецедентному.
Процесс реализации ПТ, согласно точки зрения Ю.Н. Караулова, пребывает в следующем: «В обращение, дискурс говорящего (его аргументацию) вводится тот либо другой текст, и ввод данный осуществляется подобно замыканию наведённой в сознании слушающего рефлекторной дуги условного рефлекса: намёк либо цитата, имя, — и вот уже явление социально-психотерапевтического характера либо какое-то событие публично-политического, исторического содержания – оживает, активизируется в сознании слушателя, прецедент вступает в игру». Из трёх способов существования ПТ в граффити занимателен последний, поскольку именно он имеет языковую природу – в большинстве случаев семиотическую. Особенно серьёзны поэтому три особенности семиотики ПТ: частичная номинативная функция, акцентирование лишь одного свойства, экспрессивная насыщенность.
Ещё одним методом введения ПТ в дискурс языковой личности, по Ю.Н. Караулову, это цитирование. Функции этого метода оказываются неоднозначными. Одна – включается некое высказывание, носящее темперамент формулы, правила; вторая – цитата естественным образом продолжает и развивает течение уникального дискурса, но ключевая её роль – в облегчении метода аргументации говорящего и в подкреплённости выраженной в нём мысли ссылкой на авторитет, т.е. в апелляции к участнику референтной (антиреферентной) группы. Формальным показателем принадлежности цитаты к данному типу есть по большей части не прямое, а косвенное указание на его источник, или отсутствие всякого указания, т.е. эти цитаты готовы оторваться от своих корней и войти в корпус генерализационных высказываний.
Е.А. Земская именует широкое а также широчайшее применение разного рода цитат и клише характерной чертой современного дискурса по большому счету (будь это язык художественной литературы, официальное выступление по ТВ либо радио, реклама, непринужденная устная обращение, газета). Так же и граффити в той либо другой степени – отражение, зеркало нашей жизни. Тут, как и во многих вторых сферах реализации языка, демонстрируется отказ от «лицемерия и показухи», рвение выразить личное мнение, повышенную экспрессивность, раскованность, раскрепощённость, пафос, резкость, время от времени доходящей до грубости.
По Р. Якобсону, цитация в современном дискурсе помогает реализации поэтической функции языка. Цитация, другими словами «текст в тексте», обостряет диалогичность текста, повышает момент игры, помогает, по словам Ю.Н. Лотмана, порождению подтекста.
Что же является источником цитации? Употребляются самые разные виды текстов. Один из самые значительных и ответственных по социальному звучанию тот пласт, что идет от бюрократического языка тоталитарной эры. Для заглавия языка тоталитарного советского общества используются различные термины: «древесный язык» (langue de bois), «язык лжи», «новояз».
Наиболее значимые черты новояза – высокая степень клишированности, эвфемистичность, нарушение главных постулатов общения, используемое с целью лингвистического манипулирования, ритуализованное применения языка, десемантизация не только отдельных слов, но и громадных отрезков дискурса (Е.А. Земская). Клише новояза, в большинстве случаев, ориентированы или на слишком общий, условный референт, или на референт, отсутствующий в конечном итоге. Ср.: «Я лежу на жене, Одеяло прилипло к ж…, И штампую кадры Советской Стране, Назло буржуазной Европе»; «Ударим по проституции мозолистой рукой онанистов!».
Довольно часто иронически употребляются в бытовом контексте цитаты из речи вождей перестройки и постперестройки: горбачевское «процесс отправился», «кто имеется ху?», «нужно определятся»; черномырдинское «желали как лучше, вышло как в любой момент». Ср.: «Туалета не отыскал, А процесс уже отправился»;
Особенную разновидность этого типа образовывает скрытое цитирование, а также трансформированные цитаты, другими словами поменянные говорящим, данной языковой личностью применительно к случаю, но в жёсткой убеждённости, что они остались узнаваемы, восстанавливаемы. В подобном потреблении ощущается отчётливая аналогия с пословично-поговорочными выражениями, владеющие одновременно и генерализующими и ситуативно-оценочными возможностями, и заметной экспрессивной окраской. Широкий корпус текстов граффити возможно трактовать как ПТ. Тут мы встречаем как прямое цитирование: «Живи наслаждаясь! Лови мгновенье: оно неповторимо!» (Эпикур); так и тексты – прецеденты, имеющие аналогии в хорошей литературе, фольклоре, библейских заповедей, девизах и лозунгах настоящего и прошлого. Возможно сказать о трёх типах текстов прецедентного характера.
1. Во-первых, тексты, где полностью повторяется лексический состав аналога, за исключением одной / двух лексических единиц, каковые обыгрываются заменой. Такое искажение создаёт комический эффект. К примеру, «Ленин жил, Ленин жив, Ленин – Дункан Маклауд». Сопоставление кумира прошлого с современным храбрецом популярного среди молодёжи сериала создаёт параллель, иронично отождествляющую современности и культовых героев прошлого. С одной стороны, эти два имени совсем различных эр, сфер, рангов, статусов, вызывают ассоциации, сближающие их по чести, справедливости, бессмертию. А с другой, все храбрецы живы лишь на время, нужны лишь на определённый период. Новое поколение «ткёт» собственных храбрецов. Данный текст подчёркивает, что галерея кумиров относительна, сиюминутна, неустойчива во времени и подвержена разным веяниям. Исходя из этого в граффити, в творческом сознании молодёжи, произошло соотнесение несоотносимого: в один последовательность поставлен «великий вождь» народа прошлой эры и новоиспечённый борец за справедливость настоящего. Приведённый текст граффити демонстрирует, за счёт чего прецедент получает экспрессивную окраску. Во-первых, соотнесение разнородных фактов, где один – историко-политический; второй – современного киноискусства; во-вторых, храбрец реально существовавший (Ленин) и вымышленный (Маклауд); в-третьих, вкрапление в когда-то важный лозунг сериального персонажа, эпатажного, массовой культуры. Снижает содержание лозунга и совершённая аналогия: герой сериала и исторический деятель. К текстам аналогичного типа возможно отнести и: «Любви все плоскости покорны», «Не перепились ещё в Киевской Руси богатыри, хороши молодцы». Как и в проанализированном выше примере, тут кроме этого производится замена или искажение слова в известном широкому кругу людей афоризме, чем и достигается комический эффект, создавая иную коннотацию текста за счёт замены одного слова. Ассоциативное поле первичного (пушкинского) текста «Любви все возрасты покорны», соединяясь или пересекаясь с содержанием новой лексемы воспроизводит совсем содержание и иной смысл в граффити: «Любви все плоскости покорны». Общеизвестная цитата с заменой возрасты на плоскости получает сниженное, скабрезное содержание. Такие «перевёртыши» с большого на низкий иллюстрирует ментальность, характерную молодёжи и, следовательно, мастерству граффити.
Смысловое понижение пушкинской цитаты происходит при помощи мены философской категории времени (возраста) на физиологическое – плоскости. Замена романтического начала физиологической трактовкой любви создаёт в граффити комизм.
В граффити «Не перепились ещё в Киевской Руси богатыри, хороши молодцы» происходит изменение пословицы. В данном тексте происходит замена «перевелись» на «перепились». Семантика глагола «еще остались» воспроизводит образ Руси замечательной, богатырской. «Не перепились» подчёркивает актуальность и злободневность настоящего, ёрничая над современными «богатырями». Цитата из былинного эпоса, трансформированная так, переставляет выговоры с мысли о мощи Руси на идея о ее «богатырском» пьянстве.
2. Ко второй группе мы отнесём граффити, применяющие аналог без искажения, но с новаторским «творческим комментарием». Ср.: «Девиз учителя: каждой твари по паре» (вторая часть текста – ветхозаветная цитата), «Сон в руку, — сообщил он и стёр руку об одеяло» (обыгрывается фраза народной приметы), «Дамы обожают ушами, приятели – глазами: в ухо поморгал, что ли, вот и вся любовь?!» (народная мудрость взяла такую интерпретацию в контексте ПТ).
3. Третью группу мы составляют тексты граффити, где в качестве схемы-аналога выступает уже существующий афоризм фактически студенческого граффити: «Универ давясь от хохота, от…ал полполитеха», «Не могу смотреть без хохота на б…й из политеха», «Лучше ж съехать с тёрки, чем обучаться на пятёрки» и пр.
Несколько проанализированных афоризмов студенческих граффити разрешает сделать вывод о том, что комический эффект, экспрессивная окраска, эмоциональная встряска, является следствием выговоров на физиологическом (скабрезном, похабном, иногда и без применения сниженной лексики). В качестве материала помогают как фольклорные шедевры, так и политические лозунги, хорошая литература, поговорки и пословицы. Границы комического (юмора – иронии – сатиры) размыты. Любой в силу значимости для себя той либо другой всколыхнувшейся ассоциации (рождающейся при пересечении семантического поля аналога с семантикой новой единицы) определяет эмоциональную силу прецедента.
Граффити – антология афоризмов. Это и совокупность правил, норм, приемов, трафаретов, благодаря которым реализуется высказывание-рефлексия. Это и особенный вид студенческого мастерства, подразумевающее собственный канон, философию, «этикетность». Синтаксические средства создания экспрессии разнообразны. В граффити как сильное средство эмфатической интонации употребляются стилистические фигуры, пародирование, вышучивание, травестирование официальной фразеологии, лозунгов, призывов, всем известных цитат, названий марксистко-книг и ленинских статей – одно из самых нередких средств ясности. Ёрническое применение клише новояза (см. [Земская 1996]) имеет весьма широкое распространение. Высоко частотны трансформированные клише цитаты и новояза: «Влюблённые всех полов, соединяйтесь». Особенная ясность достигается объединением клише с жаргонизмами, демонстрацией сниженно-бытового замысла. В фрагменте возможно видеть пародийную перекличку, создаваемую как фразеологией и лексикой, так и интонационным строением текста, каковые смогут опираться на типические зачины и церковных проповедей, и классических призывов партий, и пр. Расхожие общеизвестные цитаты (к примеру, советской художественной литературы) довольно часто скрещиваются с клише новояза, создавая резкий пародийный эффект. Наряду с этим цитата в большинстве случаев даётся без кавычек, вплавляясь в авторский текст, как бы имитируя собственную принадлежность автору. Ср.: «Как много девушек хороших, но тянет все-таки к нехорошим». Но общеизвестность текста столь громадна, что цитатность не только не вызывает сомнений, но кидается в глаза. самая частая функция для того чтобы цитирования – понижение большого, пародирование, развенчание кумиров («Ленин» – «Дункан Маклауд»). Занимателен вопрос об адресате дискурса, включающего трансформированные клише цитаты и новояза советской поэзии. Адресат обязан знать и ощущать наличие подтекста. Включение в современный дискурс цитат иного рода (идущих не из новояза) в высшей степени характерно для разных сфер современного языка.
Как отмечает Ю.Н. Караулов, употребляются прецедентные тексты из различных источников, имеющие различную степень известности. Это прежде строки известных прозаических и поэтических художественных произведений и современных, и ветхих; кинофильмов, строки из песен, поговорки и пословицы. Цитаты включаются в текст как в неизменном, так и в трансформированном виде (квазицитаты). функции цитации и Виды трансформации и квазицитации более сложны и многообразны, чем функции включения в текст клише новояза. Цитаты – часто тайная, которую создатель предлагает разгадать читателю, призванный думать, угадывать. Успешная разгадка порождает чувство удовлетворения повышает читательский интерес. Трансформированная цитата создаёт языковую игру, в чём содержится ведущая особенность граффити.
Текст может воображать монтаж из трансформаций и цитат, проецируемых на текущую обстановку. Игра с цитатами разнообразные (а также, и с клише новояза) – любимое средство ясности в русском языке. Присутствие «чужого слова» придаёт резкую экспрессивность современному дискурсу. «Текст в тексте» создаёт «двуплановость / многоплановость» восприятия. Функции цитации и квазицитации многообразны: пародирование, травестирование, осмеяние догм, поэтизация, создание тайной. Дискурс получает диалогичность, что характерно современному языку в целом (М.В. Панов). Читатель из пассивного получателя текста преобразовывается в соавтора. Манипулирование с цитатами свойственно не только публицистическому языку, но и разговорному, и языку современной художественной литературы. «Энергия клишированных форм», по М.Н. Кронгаузу, образовывает специфику последовательности направлений (таких, как постмодернизм, концептуализм) современной художественной литературы.
Концепция создания/воплощения граффити в некоей степени сродни постмодернизму. По Р. Барту, хороший текст отдаёт дань лицедейству и лукавству, потому, что мнит себя определённым, не имея к тому оснований. А в современных текстах, утверждает Р. Барт, говорит сам язык. Тут нет места голосам автора и персонажей; на смену последнего как носителю определённой позиции приходит Скриптор (пишущий), появляющийся лишь в ходе письма и перестающий существовать, коль не так долго осталось ждать текст уже создан.
Подобного рода текст (с большой буквы у Р. Барта) ликвидирует произведение как таковое. Он имеет собственной базой не чью-то обращение (личностную), а безликое письмо игрового характера, талантливое доставить наслаждение читателю: «Читателя возможно уподобить праздному человеку; он прогуливается».
Наряду с этим текст утрачивает такую собственную линии, исконную линии, как равенство и стабильность самому себе. Он мыслится как появляющийся заново в каждом акте восприятия, как полностью принадлежащий читателю и им творимый не смотря на волю автора.
Подчас граффити соотносимо с концептуальным мастерством, мастерством интеллектуальным, во многом ироничным. По представлениям концептуалистов, от живописца не нужно вечных творений. Основное – передать чувство настоящего времени. Зрителю, если он расположен к размышлению, предлагается игра с ассоциациями, ощущениями. Тут выговор переносится с произведения искусства на его восприятие. Наряду с этим коренным образом изменяется отношение зрителя и художника. Они преобразовываются в соавторов – в том случае, само собой разумеется, в случае, если зритель примет условия игры.
В концептуальном мастерстве принципиально важно не само изображение, а его суть, значение. В то время, когда, к примеру, видишь в затемнённой помещении экспонат американского концептуалиста Д. Кошута, на котором высвечивается неоновая строки: «Пять слов из оранжевого неона», – складывающаяся из одной данной надписи, нечайно сопоставляешь данный образ с ощущением игры в мастерстве граффити. Перед нами тот же сумбур ассоциаций, поток мыслей, диалог со скриптором, автором лукавой игры.
Хохот, юмор граффити связан с формой осуждения и неприятия того, что окружает, это насмешка над чем-либо, конкретно-эмоциональное постижение неких противоречий, часто связанное с отчуждением от того, что воспринимается. Юмор направлен на мир людских взаимоотношений, студенческую судьбу в целом, на осмысление конкретных, локальных, в один момент глубоко бытия и значимых противоречий жизни. Конкретно для того чтобы рода настроенность присутствует в мастерстве граффити.
Граффити демонстрирует мастерство игрового начала. Тут игра – это деятельность, свободная от каких-либо целей и притом непродуктивная, не имеющая результатов, содержащая цель в самой себе. В ней выражается весёлость духа и избыток чувств, характерная воздух лёгкости, беззаботности, беспечности. Читатель перевоплощается в Homo ludens. Опыт изучения игрового элемента в культуре, находящийся в собствености голландскому учёному Хейзинга, говорит о том, что «настроение игра имеется восторг и отрешённость – священный либо легко торжественный…. Само воздействие сопровождается эмоциями напряжения и подъёма и несёт собой радость и разрядку».
Граффити – это игра, развлечение, «танец пера». Такая игра с языком, при которой основное – наслаждение, приобретаемое от текста.
Повседневная обращение имеется пространство самораскрытия языковой личности. К тому же, она делается лабораторией, в которой происходит трансформация и накопление смутных впечатлений речевого бытия индивида. Они же со своей стороны отливаются в языковую картину мира. По словам М.М. Бахтина, «личный речевой опыт всякого человека начинается и формируется в постоянном и постоянном сотрудничестве с чужими личными высказываниями. Данный опыт в известной мере возможно охарактеризован как процесс освоения – более либо менее творческого – чужих слов (а не слов языка)… Эти чужие слова приносят с собой и собственную экспрессию, собственный оценивающий тон, что осваивается, перерабатывается, переакцентируется нами». Исходя из этого становление личности человека происходит в мире текстов – в сфере так именуемого дискурсивного мышления. Время от времени носитель языка выделяет в этом речевом массиве респектабельные, нужные для создания собственного внутреннего мира дискурсы, пытается к их включению в собственный сознание. Но многие речевые высказывания окружают языковую личность, как воздушное пространство. Они составляют то, что М.М. Бахтин именовал «житейской идеологией», входя в совокупность речевых жанров бытового общения и воздействуя на формирование данной совокупности. Эти тексты просачиваются в языковое сознание путём многократного повторения. Они откладываются в памяти, всплывая в речевом поведении в виде готовых формул, клише. Подобные реминисценции, цитаты, парафразы наполняют обыденное общение, образуя то, что носит название речевой субкультуры.
функционирование и Возникновение субкультуры нельзя представить в виде механического накопления обрывков речевых произведений. Контекстная семантика фраз, выхваченная из бессчётных текстов, преломляется индивидуально в сознании носителей языка. И сами эти фразы попадают в сферы коллективного бессознательного. Каждое поколение создаёт собственную речевую субкультуру. Её функционирование связано с языковой модой, с языковым вкусом эры. На отечественный взор, особенного внимания заслуживает описание и студенческой речевая субкультуры, демонстрирующей преломление и обработку в сознании студенчества для того чтобы потока информации, по силе и количеству источников не сравнимую ни с чем. Одним из источников студенческой субкультуры стала реклама, один из популярных и навязываемых жанров телевидения и радио. Маленькая, подчас передаваемая из уст в уста, реклама стала мгновенной реакцией на каждые проявления в жизни социума. Из рекламы в студенческую речевую субкультуру вошло множество фраз, словечек, кусочков текста. Но, отражая большой сегмент молодёжной субкультуры, граффити не просто слепо воспроизводит рекламные штампы и клише, а, ёрнически передёргивая и выворачивая наизнанку, высмеивают ординарность и глупость рекламного слогана. Ср.: «Коля обожает Мамбу, Толя обожает Мамбу, А Мамба вас ненавидит!», «На-кася – сникерсни-выкуси!».
Речевая субкультура имеется частичное выражение и отражение коллективного мироощущения. Представленные примеры наглядно демонстрируют механизм формирования студенческой речевой субкультуры. Коллективное бессознательное не просто черпает материал из смеховых текстов. В интерличностном функционировании контекстная семантика этих высказываний ещё более травестируется, наполняясь карнавализованным смыслом.
без сомнений, тексты аналогичных речевых жанров воображают особенную значимость для изучения коммуникативной системности языка. Но без сомнений да и то, что специфика их «очень естественной» нормативно-речевой формы не имеет возможности не приводить к интересу в свете тех культурно-речевых неприятностей, каковые выделены культурой речи в особенный раздел изучений, посвященный этике современной речевого общения (см. следующую главу). К сожалению, многие из тех речевых показателей вульгаризированного постмодернизма, каковые мы разглядывали на материале студенческого граффити, находят в полной мере естественные формы собственного выражения в письменной и разговорной практике отечественных современников. Это, непременно, снижает пафос коммуникативной системности жанров естественной письменной речи, предопределяя далеко идущие выводы о языковом вкусе эры.
Литература
Арутюнова Н.Д. его смысл и Предложение. М., 1976.
Арутюнова Н.Д.Жанры общения // Антропогенный фактор в языке. Коммуникация, модальность, дейксис. М., 1992.
Арутюнова Н.Д. человек и Мир. М., 2000.
Баранов А.Г.Когнитивность текста (и неприятности уровневой абстракции текстовой деятельности») // Жанры речи. Саратов, 1997.
Барт Р. Текстовый анализ // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1980, вып. 9.
Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1989.
Бахтин М.М. Неприятность речевых жанров // М.М. Бахтин. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
Бахтин М.М. эстетики и Вопросы литературы. М., 1975.
Бенвенист Э. Уровни анализа языка // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1965, вып. 4.
Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по неспециализированному языкознанию: В 2 т. М., 1963.
Болотнова Н.С. Художественный текст в коммуникативной нюансе и комплексный анализ единиц лексического уровня. Томск, 1992.
Борисова Е.Г. Современный молодёжный жаргон // Русская обращение, №5, 1980.
Бояринцева Г.С. речи и Эстетика языка. Саранск, 1984.
Брудный А.А. Психотерапевтическая герменевтика. М., 1998.
Васильева А.Н. Базы культуры речи. М., 1990.
Введенская Л.А., Павлова Л.Г. искусство и Культура речи. Ростов н/Д., 1995.
Вежбицка А. Речевые жанры // Жанры речи. Саратов, 1997.
Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., 1963.
Виноградов С.И. Ясные средства в парламентской речи // Культура парламентской речи. М., 1994.
Винокур Т.Г.Информативная и фатическая обращение как обнаружение различных коммуникативных намерений говорящего и слушающего // Русский язык в его функционировании: Коммуникативно-прагматический нюанс, М., 1993.
Витгенштейн Л. Философские изучения // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1985, вып.16.
Волков А.А. Грамматология: Семиотика письменной речи. М., 1982.
Волков А.А. Базы русской риторики. М., 1996.
Гавранек Б. О функциональном расслоении литературного языка // Пражский лингвистический кружок. М., 1967.
Гайда С.Жанры разговорных высказываний // Жанры речи. Саратов, 1993.
Гальперин И.Р. О понятии «текст» // Вопросы языкознания, 1974, № 6.
Гальперин И.Р. Текст как предмет лингвистического изучения. М., 1981.
Гиндин С.И. Что такое лингвистика и текст текста // Нюансы изучения текста. М., 1981.
Головин Б.Н. Базы культуры речи. М., 1980.
светло синий И.Б. Стилистика русского. М., 2001.
светло синий И.Б., Розенталь Д.Э. Книга о хорошей речи. М., 1997.
Грайс Г.П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1985, вып. 16.
Граузенблас К. Культура языковой коммуникации // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1988, вып. 20.
Гридина Т.А.Языковая игра: творчество и Стереотип. Екатеринбург, 1996.
Дейк ван Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989.
Дейк ван Т.А., Кинч В. Стратегии понимания связного текста // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1988, вып. 23.
Девкин В.Д. Специфика разговорного текста // Языковые средства в функциональном нюансе. М., 1988.
Дементьев В.В.Фатические и коммуникативные инвенции и информативные замыслы: неприятность коммуникативной компетенции и типология речевых жанров // Жанры речи. Саратов, 1997.
Дементьев В.В. Изучение речевых жанров: обзор работ в современной русистике // Вопросы языкознания, 1997, № 1.
Дементьев В.В. Фатические речевые жанры // Вопросы языкознания, 1999, № 1.
Демьянков В.З. Загадки диалога и культура понимания // Текст в коммуникации. М., 1991.
Демьянков В.З. Главные лингвистические теории в конце ХХ века // наука и язык финиша 20 века. М., 1995.
Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000.
Дридзе Т.М. структура и Текстовая деятельность социальной коммуникации. М., 1984.
Долинин К.А. Интерпретация текста. М., 1985.
Доронина С.В. внутренняя форма и Содержание русских игровых текстов: когнитивно-деятельностный нюанс (на материале речевых шуток и анекдотов): АКД. Барнаул, 2000.
Дубровина К.Н.Студенческий жаргон // Филологические науки, 1980, № 1.
Земская Е.А. Русская разговорная обращение: проблемы обучения и Лингвистический анализ. М., 1987.
Земская Е.А.Клише новояза и цитация в языке постсоветского общества // Вопросы языкознания, 1996, № 3.
Земская Е.А.виды и Цитация её трансформации в заголовках современных газет // Поэтика. Стилистика. культура и язык. М., 1996.
Каган М.С.Мир общения. Неприятности межсубъективных взаимоотношений. М., 1988.
Казарцева О.М.Культура речевого общения. практика и Теория. М., 1998.
Казарцева О.М.Речевое общение // Педагогическое речеведение. М., 1998.
Караулов Ю.Н. Русский языковая личность и язык. М., 1987.
Кожин А.Н., Крылова О.А., Одинцов В.В. Функциональные типы русской речи. М., 1982.
Кожина М.Н. Стилистика русского. М., 1993.
Колшанский Г.В.Контекстная семантика. М., 1980.
Костомаров В.Г. Русский язык на газетной полосе. М., 1971.
Кочеткова Т.В.Языковая личность носителя речевой культуры // Языковая личность: Социолингвистические и эмотивные нюансы. Сталинград – Саратов, 1998.
Кронгауз М.А.Новейшая история русского: Эра социализма. М., 1993.
Крылова О.А. Базы функциональной стилистики русского. М., 1979.
Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во века и второй половине (опыт парадигмального анализа) // наука и язык финиша 20 века. М., 1995.
Культура парламентской речи. М., 1994.
Культура русской речи. М., 1998.
Лебедева Н.Б. Русская естественная задачи и: письменная речь Проблемы лабораторного изучения // Проблемы русистики. Томск, 2000.
Лебедева Н.Б. Студенческое граффити: Жанроведческий нюанс // Вестник алтайской науки. Барнаул, 2001.
Леммерман Х. Учебник риторики. М., 1998.
Леонтьев А.А. Язык, обращение, речевая деятельность. М., 1969.
Леонтьев А.А. общение и Речь // Зарубежные языки в школе, 1974, №6.
Лихачёв Д.С. Текстология. Л., 1983.
Лихачёв Д.С., Павленко А.М.Хохот в Старой Руси. Л., 1984.
Лихачёв Д.С. Поэтика Средневековой литературы. М., 1979.
Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970.
Лотман Ю.М. понятие текста и Семиотика культуры // семиотика и Структура текста. Тарту, 1981.
Львов М.Р. Риторика. М., 1995.
Матвеева Т.В. Функциональные стили в нюансе текстовых категорий. Свердловск, 1990.
Матвеева Т.В.Непринуждённый диалог как текст // Человек – Текст – Культура. Екатеринбург, 1994.
Мурзин Л.И., Штерн А.С. его восприятие и Текст. Свердловск, 1991.
Мучник Б.С. Культура письменной речи. М., 1996.
Панов М.В. Из наблюдений над стилем сегодняшней периодики// Язык современной публицистики. М.,1988.
Плещенко Т.П., Федотова Н.В., Чечет Р.Г. культуры речи и Основы стилистики. Минск, 1999.
Психолингвистические неприятности массовой коммуникации. М., 1974.
Русская разговорная обращение. М., 1983.
Русский язык финиша ХХ столетия (1985-1995). М., 1998.
Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. М., 1999.
Седов К.Ф.Жанры речи в становлении дискурсивного мышления языковой личности // Русский язык в нюансе культуры. Екатеринбург,1999.
Седов К.Ф.Риторика речевого общения и речевая субкультура.// Риторика, 1996, №1 (3).
Седов К.Ф.Типы языковых стратегии и личностей речевого поведения (о риторике бытового конфликта) // Вопросы стилистики. человек и язык. Саратов, 1996, вып. 26.
Седов К.Ф.Внутрижанровые стратегии речевого поведения «ссора», «комлимент», «колкость» // Жанры речи. Саратов, 1997.
Седов К.Ф.Жанровое мышление языковой личности (о ритрике бытового мышления) // Речевое общение. Красноярск, 2000, вып. 2 (10).
Сиротинина О.Б. Русская разговорная ее особенности и речь. М., 1974.
Сиротинина О.Б. Разговорный стиль // формы речи и Функциональные стили. Саратов, 1993.
Сиротинина О.Б.Кое-какие размышления по поводу «речевые и» риторические «жанры » // Жанры речи 2. Саратов, 1999.
Сиротинина О.Б.Социолингвистический фактор в становлении языковой личности // Языковая личность: Социолингвистические и эмотивные нюансы. Сталинград – Саратов, 1998.
Скворцов Л.И.Теоретические базы культуры речи. М.,1980.
Сковородников А.П. О состоянии речевой культуры в русских средствах массовой информации (опыт описания обычных нарушений литературно-языковых норм // Теоретические и прикладные нюансы речевого общения. Красноярск, 1997.
Соколова В.В. культура общения и Культура речи. М., 1995.
Сопер П. Базы мастерства речи. Ростов н/Д., 1999.
Степанов Ю.С. Стиль // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
Степанов Ю.С. Другой мир, Дискурс, принцип и Факт Причинности // наука и язык финиша 20 века. М., 1995.
Торопцев И.С. речь и язык. Воронеж, 1985.
Ушакова Т.Н. Обращение человека в общении. М., 1989.
Федосюк М.Ю. Нерешённые вопросы теории речевых жанров // Вопросы языкознания, 1997, № 5.
Федосюк М.Ю. Изучение средств речевого действия и теория жанров речи // Жанры речи. Саратов, 1997.
Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М., 1992.
Шарифуллин Б.Я. Герменевтика и прагматика современной русской эпиграфики // Речевое общение. Красноярск, 2002, вып. 4 (12).
Щерба Л.В. речевая деятельность и языковая система. Л., 1974.
Шмелев Д.Н. Русский язык в его функциональных разновидностях. М., 1977.
Шмелёва Т.В.Речевые жанры: Опыт общефилософского осмысления // Collegium. Киев,1995.
Шмелёва Т.В. Модель речевого жанра // Жанры речи. Саратов, 1997.
личность и язык. М., 1982.
Языковая деятельность в нюансе лингвистической прагматики. М., 1984.
Якубинский Л.П. О диалогической речи // его функционирование и язык. М., 1986.
Глава 2