Глава 4.1. реконструкция протокультуры и определение прародины

I. Лексика праязыка как источник исторических сведений.— II. Трудности в применении способа слов и вещей.— III. Реконструкции, полученные для некоторых семей Евразии.— IV. Локализация прародины.— V. Определение дорог миграций.

I. Лингвистические эти, приобретаемые при реконструкции праязыка, являются полезным источником информации о дописьменном периоде истории. Так, в прагерманском языке восстанавливается слово *pl{o_}gaz `плуг’ (ср. др.-исл. pl{o_}gr, д.-в.-н. pfluog, др.-англ. pl{o_}{3Z} и др.) — это говорит о том, что народу, сказавшему на прагерманском языке, было известно соответствующее орудие обработки земли. Источником исторических сведений есть культурная лексика праязыка — заглавия предметов, созданных человеком, социальных университетов и т. д. Помимо этого, реконструируемая лексика говорит о области обитания народа, сказавшего на реконструированном праязыке, — так именуемую прародину. направляться, но, подчернуть, что данный народ вовсе не обязательно есть предком для всех народов, говорящих на языках-потомках этого праязыка: так, к примеру, народ, сказавший на прагерманском языке, ни в коей мере не может быть назван предком народов, говорящих на языках идиш либо ток-писин, афразийцы — северные берберы голубоглазы, афразийцы — арабы принадлежат к средиземноморскому варианту громадной европеоидной расы, а афразийцы — чадцы являются чистыми негроидами [Дьяконов 1984, 17] (в будущем изложении термины типа прагерманцы, праиндоевропейцы употребляются без особых оговорок).

восстановления локализации и Метод прародины протокультуры на основании лексических данных именуется германским термином W{o:}rter und Sachen, либо, по-русски, способ слов и вещей (время от времени кроме этого лингвистическая палеонтология). Базируется он на следующем несложном наблюдении: в случае, если в некоей культуре (у некоего народа) имеется некая вещь, то для нее имеется и наименование (вправду, в случае, если некая вещь существует, о ней приходится сказать, а при отсутствии заглавия это было бы очень затруднительно). Исходя из этого, в случае, если для праязыка восстанавливается наименование некоего объекта, то это значит, что носителям праязыка он был известен.

На основании данной информации делаются выводы о культуре народа, сказавшего на праязыке, и о природных условиях, в которых он жил. Носители прагерманского языка, знавшие плуг, возможно, были земледельцами, восстановление слова со значением `снежная лавина’ в пракартвельском разрешает сделать вывод, что его носители жили в горах, реконструкция в прауральском слов `ель’, `сосна’, `сибирский кедр’ и `пихта’ позволяет заключить, что прауральцы жили в зоне распространения этих деревьев.

Смогут употребляться и косвенные свидетельства: так, сохранность уникальной номенклатуры небесных тел (в основном — отдельных созвездий и звёзд), в большинстве случаев, является аргументом, говорящим в пользу недавно пройденного обществом этапа кочевого образа судьбы. Наоборот, исторически унаследованная терминология свиноводства достаточно конкретно говорит о давности земледельческой традиции [Климов 1990, 145], этимологическое тождество в языках-потомках указательных местоимений третьего лица, противопоставленных по показателю нахождения референта на одном уровне с говорящим, выше либо ниже его, показывает на то, что носители языка-предка жили в горах [там же, 150].

Веским доказательством наличия некоей вещи в культуре помогает обилие вторичных обозначений, разного рода синонимов и (в большинстве случаев) полусинонимов [Дьяконов 1984, 8] для нее — оно говорит о важности данной категории объектов либо явлений для общества [там же]. Один из самые ярких примеров — много различных обозначений для верблюда в языке кочевых арабов; они видятся практически на каждой странице словаря [там же].

Как и при любой реконструкции, при реконструкции протокультуры изолированные факты не могут служить доказательством, а следовательно, принципиально важно разглядывать совокупность в целом. Вправду, в случае, если народ занимается, допустим, земледелием, то в его языке будет не только слово `хлеб’, но и слова `пахать’, `сеять’, `убирать урожай’, заглавия сбора обработки урожая и орудий земли, пара названий выращиваемых злаков (а быть может, и слово для `сорняка’), пара названий блюд, приготовляемых из них, заглавия обработанной и необработанной почвы и т. д. Для скотоводческих культур характерна очень сильно детализированная совокупность названий домашних животных — отдельные слова (довольно часто кроме того различные корни) для взрослого самца, взрослой самки, новорожденного детеныша, годовалого детеныша, молодого самца, юный самки, время от времени и для кастрированного самца — в случае, если имеется такая практика (ср. рус. бык, корова, теленок, телка, вол и т. д.). У охотников довольно часто различаются заглавия пушного зверя в летнем и зимнем костюме; обязательно имеется заглавия различных видов охотничьего оружия (к примеру, в прауральском языке восстанавливаются слова `лук’, `стрела’, `тетива’, `копье/острие’, `загородка для ловли рыбы’, быть может, кроме этого `силок’ и `тупоконечная стрела для охоты на белок’, см. [Хайду 1985]). У народов, занимающихся мореходством, в праязыках будут восстанавливаться заглавия судов (к примеру, как у праавстронезийцев, катамарана), паруса либо весел (к примеру, австронезийцы плавали под парусом, а индоевропейцы — на веслах: восстанавливается слово *er{э}?tro- `весло’, производное от глагола *er{э}- `грести’, см. [Гамкрелидзе, Иванов 1984]). Народы, могущие обрабатывать металл, имеют развитую металлургическую терминологию — пара названий разных металлов, обозначение того, чем куют, сам глагол `ковать’ (к примеру, для прасеверно-кавказского восстанавливаются заглавия золота, серебра, свинца, олова/цинка; слово `ковать’, см. [Nikolaev, Starostin 1994]). О развитой технологии винопроизводства свидетельствует совокупность соответствующих терминов — к примеру, для прагрузинско-занского (не позднее самого начала I тысячелетия до н. э.) реконструируются слова `давить (в основном о винограде)’, `осадок молодого вина (в сосуде)’, `уксус (как продукт брожения вина)’, глагол `осаждать(ся)’, см. [Климов 1990, 146].

То же правильно и для определения прародины: к примеру, то событие, что этимологи фиксируют в абхазско-адыгских языках исконные лексемы со значением `море’, `берег (с галькой)’, `рыба (большая, морская)’, `гора, большой’, `лес, колючий кустарник’ и т. п., достаточно надежно локализует их праязыковой ареал приблизительно на местах и нынешнего расселения абхазо-адыгов в северо-восточной части черноморского побережья Кавказа (с этими данными компаративистики согласуются и прямые исторические свидетельства о очень позднем проникновении адыгов вглубь кавказского перешейка с запада) [Климов 1990, 141]. Совершенно верно так же для обитателей гор будет восстанавливаться не только слово `гора’, но и такие слова, как `ущелье’, `лавина’, `перевал’, обозначения различных типов склонов, для обитателей лесов — бессчётные заглавия деревьев, животных, обитающих в лесу, для народов, живущих в тундре, — много наименований различных видов снега и т. д.

II. Чтобы выводы о прародине и протокультуре были адекватными, нужно весьма шепетильно доходить к составлению перечня праязыковых этимологий. На праязыковую древность смогут претендовать только те слова, в которых выполняются регулярные фонетические соответствия, определенные на совокупности базовой лексики. Привлечение к рассмотрению слов, фонетические соответствия в которых нерегулярны, может привести исследователя к фальшивым выводам. Так, к примеру, Т.В. Гамкрелидзе и Вяч.Вс. Иванов (см. [Гамкрелидзе, Иванов, 1984]) в качестве одного из обоснований малоазийской прародины индоевропейцев приводят заглавия барса, льва, обезьяны и слона в различных индоевропейских языках. Но сближения эти не в полной мере убедительны, поскольку демонстрируют соответствия, хорошие от простых, к примеру:

`барс’: хетт. parsana, греч. {pardoS} — соответствие анатолийск. s {~} греч. d уникально;

`обезьяна’: др.?инд. kapi?, греч. {kEboS / kEpoS}, д.?в.?н. affo, др.?рус. опица — соответствие индо?ир., греч. k {~} герм., слав. {0/} больше ни в одном слове не видится.

Наверное, эти лексемы являются миграционные термины (другими словами слова, многократно заимствовавшиеся языками различных семей): для `барса’ вероятный источник — северно-кавказское *b{h=}er{c.}V `волк, большой хищник’ и его хаттский рефлекс haprassi `барс’; для `обезьяны’ — семитские слова, родственные аккадскому u{k.}{u_}pu / a{k.}{u_}pu и древнееврейскому {k.}{o_}f (при заимствовании в европейские языки сем. *{k.} утрачивался).

не меньше ответственна и большая точность при реконструкции праязыковой семантики, ср. замечание П. Хайду: из того, что, как утверждает языкознание, венгерское наименование кровати… имеет финноугорское происхождение и было известно финноугорскому праязыку, мы не имеем права заключить, что в жилищах древних финно-угров существовал тот предмет меблировки, образ которого поднимается перед нами, в то время, когда мы произносим, слышим либо читаем слово кровать [Хайду 1985, 142].

Реконструкция в праязыке заглавия некоего объекта при отсутствии вторых элементов того же семантического поля может свидетельствовать о том, что данный объект был известен носителям праязыка как часть культуры соседнего народа (быть может, объект импорта). Так, наличие общекартвельских архетипов *{g}wino- `вино’ и *ter?/t{r0}- `напиваться, пьянеть’ вероятнее говорит в пользу знакомства картвелов с импортировавшимся вином [Климов 1990, 146], происхождение же винопроизводства, как и соответствующей терминологии, относится к более позднему времени (по окончании отделения сванской ветви) [там же].

Другая обстановка в прауральском языке, где не восстанавливается никакой металлургической терминологии, но восстанавливается слово `металл’ (см. [Хайду 1985]), — по-видимому, это указывает, что прауральцы не умели обрабатывать металл (это подтверждается и археологическими данными – на территории, где имели возможность бы жить прауральцы, металлургия появляется существенно позднее), но отличали куски самородного металла от вторых камней.

В случае, если же наименование некоего объекта в праязыке не реконструируется, то это не свидетельствует, что в протокультуре его не было: во-первых, постоянно остаётся возможность, что с развитием науки эта реконструкция покажется (к примеру, новые языковые эти разрешат спроецировать некое слово на праязыковой уровень), а во-вторых, наименование данной вещи могло быть по различным обстоятельствам потеряно во всех языках-потомках (особенно в случае, если семья делится на маленькое число ветвей). Так, к примеру, в праавстронезийском языке, разумеется, существовала гончарная терминология — об этом свидетельствуют археологические находки старой керамики на пути расселения австронезийцев, но, в то время, когда потомки праавстронезийцев переселились в Полинезию, они прекратили изготавливать керамику (оказалось, что на островах нет подходящих материалов для этого) и потеряли гончарную терминологию. Довольно часто обстоятельством потери заглавия некоей вещи есть повсеместное распространение одного из сортов данной вещи — тогда наименование этого сорта вытесняет наименование самой вещи.

Лакуна, позванная отсутствием реконструкции того либо иного слова, возможно восполнена с учетом системных мыслей. Так, к примеру, для прауральского языка не восстанавливается слово `чум’, но восстанавливаются слова `шест чума’ и `дымовое отверстие’, что разрешает сделать уверенный вывод о наличии чума у прауральцев. В книге [Гамкрелидзе, Иванов 1984, 477, 480] предположение о наличии университета рабства у праиндоевропейцев обосновывается следующим образом: хеттскому слову e{s^}{h(}a{s^} `господин(раба)’ соответствует латинское erus (видится у Плавта) `господин, хозяин раба’ — оба эти слова возводятся к и.?е. праформе *esHos. Помимо этого, восстанавливается корень *leudh- `свободный, лично свободный человек’, ср. др.?рус. людинъ `свободный человек’, лит. li{a/}udis `народ, люди’, д.?в.?н. liut `народ’ и производное от него прилагательное *leudh?ero- `свободный’, ср. греч. {eleu/theroS} `свободный’, лат. какое количество `свободный’. Начальным прилагательным, обозначавшим `свободный’, было, возможно, и.?е. *ar{u)}?, ср. хетт. ara{u)}a- `свободный, высвобожденный от повинностей’, лик. arawa `свободный (от налогов)’, лит. arvas `свободный’.

Само же слово `раб’ в праиндоевропейском не восстанавливается — в различных индоевропейских языках для выражения этого значения употребляются различные корни. Возможно, на громаднейшую древность может претендовать архетип, к которому восходит русское раб, ср. старосл. {РАБЪ} `слуга, раб, работник’, арм. arbaneak `слуга, ассистент’, и гот. arbai{tp}s `нужда, работа, труд’, нем. Arbeit `работа’, др.?рус. робота `работа, рабство, неволя’. Эти слова связаны с и.?е. *orbho- `сирота’ (греч. {orphano/S} `сирота’, арм. orb `сирота’, лат. orbus `лишенный, осиротевший’), соответственно, развитие значений `сирота’, `обездоленный’ {?} `находящийся в услужении, невольник’ возможно растолковать беззащитным положением сирот, которых брали в дом в услужение [там же, 479], помимо этого, такие `сироты’ имели возможность появляться при в большинстве случаев практиковавшемся убийстве мужчин-пленных и оставлении в качестве работников лишь женщин и детей [там же].

Невозможность реконструкции праязыковых растений и обозначений животных, и своеобразных для определенной местности явлений природы возможно обусловлена тем, что носители праязыка по окончании отделения одной из ветвей ушли в другую природную территорию: в этом случае соответствующие праязыковые заглавия смогут утратиться, а для элементов новых природных условий заглавия смогут быть созданы из имеющихся в языке морфем, методом переноса значений либо же заимствованы из языков местных обитателей. Подобная обстановка, по-видимому, имела место в индоевропейском по окончании отделения анатолийской ветви: не считая названий очень обширно распространенных медведя и волка, неспециализированных названий животных у праанатолийского языка с другими индоевропейскими нет. Исходя из этого вопрос об индоевропейской прародине остается открытым — или она была в Малой Азии, но носители всех языков, не считая анатолийских, ушли оттуда и потеряли заглавия для льва, слона, барса, мартышки и т. п., или, напротив, предки анатолийцев пришли в Малую Азию из второй природной территории, потеряв заглавия характерных для нее животных.

Для получения обоснованных выводов о локализации прародины реконструкцию названий животных направляться соотносить с данными палеозоологии, реконструкцию названий растений — с данными палинологии и палеоботаники (раздела ботаники, занимающегося изучением пыльцы растений): за время, прошедшее с момента распада праязыка, ареалы распространения соответствующих растений и видов животных имели возможность существенно измениться.

III. К настоящему времени для большого числа языковых семей Ветхого Света взяты реконструкции лексики, дающей сведения о прародине и протокультуре соответствующих народов. Разглядим фрагменты нескольких таких реконструкций:

Таблица 4.1.1

Значения приводятся через / в том случае, в то время, когда они восстанавливаются для одного и того же праязыкового корня.

Кроме того столь маленькие фрагменты реконструкций дают представление об виде соответствующих протокультур и природных условиях, характерных для прародин рассмотренных семей.

IV. При установлении территории прародины, кроме данных лексической реконструкции, смогут употребляться и другие сведения.

Относительная локализация прародины возможно взята на базе анализа заимствований. Изучение их источников позволяет установить, какие конкретно языки были распространнены по соседству с прародиной данной семьи. К примеру, в праиндоевропейском были заимствования из семитских и северно-кавказских языков, значит, праиндоевропейцы должны были жить поблизости от прасемитов и прасеверно-кавказцев. В случае, если прародина соседних языков уже локализована, то местонахождение прародины разглядываемой семьи возможно установить совершенно верно, но кроме того и в другом случае мы располагаем данными, разрешающими отсечь некое число ошибочных догадок.

Кое-какие исследователи уверены в том, что прародина семьи локализуется в том месте, где распространены самые архаичные языки данной семьи. К примеру, прародина полинезийской семьи — острова Тонга (это подтверждается и археологически). Данный подход подразумевает, что на территории прародины контакты с другими языками сведены к минимуму, в то время как языки народов, осваивающих новые территории, неизбежно испытывают влияние вторых языков. Данное положение не в полной мере правильно: минимальная вовлеченность в контакты с другими языками возможно характерна для языка, носители которого отселились с территории прародины в незаселенные регионы, — таков, к примеру, исландский язык. Материковые скандинавские языки — оставшиеся на территории общескандинавской прародины — значительно менее архаичны. Одновременно с этим при завоевания прародины язык, распространенный в том месте, не редкость должен вступать в очень интенсивные контакты. Помимо этого, архаичных языков в семье возможно более одного, и не ясно, как сравнивать степень архаичности современного языка со относительно маленькой письменной традицией и мертвого языка древних монументов (прародина могла быть на территории, занятой любым из них).

Часто употребляется кроме этого принцип большого разнообразия: прародина языковой семьи находится в том месте, где отмечается громаднейшая плотность максимально разных языков данной семьи. Верность для того чтобы подхода демонстрируют диалекты английского: на территории Англии — небольшой — диалектная дробность значительно выше, чем на Австралии и гигантских территориях Америки. Разъясняется данный факт тем, что британские диалекты в Англии изменяются раздельно друг от друга приблизительно с VIII века отечественной эры, в то время как обособление британских диалектов в Австралии и Америке не имело возможности начаться ранее шестнадцатого века (а реально началось существенно позднее). При таком подходе прародиной, к примеру, австронезийцев должен быть признан остров Тайвань: генеалогическое древо семьи выглядит так:

Рисунок 4.1.1

праавстронезийский язык

паиванские атаяльские цоуские малайско-полинезийские

языки языки языки языки

распространены на о. Тайвань

При применении этого способа направляться иметь в виду, что под разнообразием понимается плотность языков, характеризующихся большим временем свободного развития. В другом случае появляется опасность локализовать прародину на территории, которая была заселена недавно, но на которой происходили интенсивные языковые контакты (так, к примеру, большая плотность весьма непохожих друг на друга малайско-полинезийских языков отмечается в Меланезии — территории интенсивных контактов с папуасскими языками, распространение же малайско-полинезийских языков идет с острова Тайвань).

Если прародина была завоевана, принцип большого разнообразия может давать неадекватные результаты, потому, что завоевание имело возможность повлечь вымирание языков, распространенных на ее территории.

Громадное значение при локализации прародины имеют эти вторых наук — этнографии, генетики, археологии. Так, по наблюдениям этнографов, народы в большинстве случаев переселяются в места с похожими природными условиями; при переходе в другие условия начальные условия отражаются в мифах. К примеру, на прародине прауральцев была громадная река, которая текла с юга на север — в мифах уральских народов конкретно так направлена Мировая Река (пример в собственности Е.А. Хелимскому).

С громаднейшей точностью локализовать прародину оказывается вероятным в том случае, в то время, когда удается отыскать археологическую культуру с тем же комплектом показателей. Наряду с этим необходимо помнить, что единичный факт (как лингвистический, так и археологический) доказательством помогать не имеет возможности: вправду, в случае, если, к примеру, в праязыке восстанавливается лексема со значением `боевой топор’, но археологического подтверждения это не находит, либо напротив, для глиняного сосуда, найденного при раскопках, в праязыке не восстанавливается заглавия, то это возможно случайностью, обусловленной, к примеру, тем, что некая этимология либо некая вещь еще не отыскана, либо тем, что некое праязыковое слово было потеряно всеми языками-потомками (конкретно так значительно чаще обстоит дело с заглавиями бессчётных типов керамических сосудов), либо тем, что некая этимология ошибочна и соответствующей вещи в данной протокультуре не было. Следовательно, нужно сопоставлять культуру, реконструированную по лингвистическим данным, и археологическую культуру в комплексе: к примеру, для прауральцев направляться искать мезолитическую культуру охотников и рыболовов, для праиндоевропейцев — неолитическую скотоводческую культуру с подсобным земледелием (см. [Дьяконов 1984, 17-18]) и т. д. Нужно кроме этого, дабы пути миграций представителей данной археологической культуры соотносились с дорогами распространения языков данной семьи.

Посредством этого способа была локализована прародина афразийской семьи. Культурная лексика праафразийцев дает основания относить их культуру к периоду перехода от присваивающего хозяйства к создающему [Милитарев, Шнирельман 1984, 35], распад праафразийского языка датируется приблизительно XI?X тысячелетием до н. э.; восстанавливаются животных и названия растений, распространенных в те времена в Передней Азии. В XI?X тысячелетии до н. э. единственной переднеазиатской культурой, осуществившей переход от мезолита к неолиту, была натуфийская культура, распространенная в сиро-палестинском регионе. Многие хозяйственно-бытовые термины, восстанавливаемые для праафразийского языка, выявляют яркие параллели с историческими реалиями натуфийской культуры. Следовательно, Натуф с большой возможностью и есть прародиной афразийцев (см. [там же, 50]).

Но прародину индоевропейцев таким методом установить не удается — 6 тысяч лет назад в зоне медведя и распространения волка неолитических культур было уже довольно много.

V. Ответственным для локализации прародины есть определение дорог миграции носителей языков данной семьи (по ним может оказаться вероятным установить начальную точку этих миграций, другими словами прародину). Существует пара источников сведений о дорогах расселения древних народов:

1. Реконструкция лексики промежуточных праязыков: при переходе в другую природную территорию в языке появляются новые заглавия животных, явлений и растений природы, не характерных для прошлого места обитания. Соответственно, в случае, если заглавия некоторых животных, явлений и растений природы реконструируются лишь для одного из промежуточных праязыков, значит, его носители ушли с территории прародины в те регионы, где распространены эти растения и животные.

Но, тут направляться проявлять крайнюю осторожность, потому, что в таких обстановках довольно часто происходят семантические переносы ветхих растений и названий животных на новые для говорящих объекты. Так, на рубеже I?II тыс. н. э., осваивая ранее необитаемую Новую Зеландию, предки современных маори забыли привезти с собой распространенную по всей Полинезии домашнюю курицу, а ее общеполинезийское наименование moa перенесли на кое-какие виды распространенных в том месте птиц. Одна из них — огромный (до трех метров высотой) страусоподобный Dinornis maximus, истребленный к середине XIX в., — стала известна в науке под маорийским именем моа.

2. Заимствования: наличие в праязыке заимствований из некоего языка L говорит о наличии контактов между ними. В случае, если у более старого праязыка контактов с этим языком не было, значит, возможно сказать о миграции. Вероятны две интерпретации: или носители разглядываемого языка пришли в том направлении, где был распространен язык L, или напротив, носители языка L пришли в том направлении, где был распространен разглядываемый праязык. Так, в финно-угорских языках имеется заимствования из индо-иранского (к примеру, финно?угорск. *ora `сверло, шило’ заимствовано из источника, родственного санскритскому {a_}r{a_} `шило’ — на заимствование конкретно из индо-иранского источника показывает наличие *r на месте индоевропейского *l: и.?е. *{o_}l{a_} `шило’, ср., к примеру, нем. Ahle `тж.’) — это указывает, что индо-иранцы мигрировали с территории индоевропейской прародины в места обитания финно-угорских племен (либо напротив, остались на территории прародины, куда после этого пришли финно-угры). Заимствования, так, дают только относительную локализацию дорог миграций.

3. Топонимика: в случае, если народ продолжительно жил на некоей территории, об этом свидетельствуют топонимы (в особенности гидронимы — они оптимальнее сохраняются и исходя из этого отражают в большинстве случаев язык самый древних обитателей данной территории). К примеру, по Дону, Днестру и Днепру раньше обитали индо-иранцы — заглавия этих рек производны от индоиранского *d{a_(}nu- `вода’, в центральной России жили финно-угорские племена — об этом говорят такие заглавия, как Мста (слав. *mъsta *musta), практически `черная’ (река). Время от времени этимологизация топонимов возможно затруднена переосмыслениями, народными этимологиями: к примеру, наименование реки Царица имеет в действительности не русский (как может показаться на первый взгляд), а тюркский источник — Сары-су, практически `Желтая вода’. Следовательно, нужно разглядывать гидронимику в комплексе (случайное совпадение многих слов статистически маловероятно).

Фараоны Египта ходили в одежде из русского льна

Интересные записи:

• Глава 46. романтическое течение в культуре
• Глава 4. бег наперегонки с самим собой.
• Глава 42. реформация и секуляризация культуры
• Глава 4. длительность молитвы