В 1986 г. Пистонс получили еще двух новых игроков, разрешивших команде близко приступить к гонке за чемпионское звание. В том драфте детройтцы числились где-то в середине очереди, но выбор новичков был богатый. Клуб купил Джона Сэлли, большого и подвижного эксперта по блок-шотам, и Денниса Родмана, о котором все в Детройте грезили. Управление клуба успело уже прослышать о молодом крепки сложенном юноше, студенте Оклахомского университета. Макклоски, встретившись с ним как-то в игре, сразу же положил на него глаз. Стремительный и прыгучий, Деннис напоминал скорее легкоатлета, случайно попавшего на баскетбольную площадку. В то время, когда он бежал, казалось, что он не затрачивает никаких упрочнений.
Макклоски уловил в нем кроме этого огромное желание занять прочное место на баскетбольном Олимпе. Это сходу меня в нем привлекло, — говорил менеджер Детройта. — Честолюбие практически светилось в его глазах. Юноша прошел тяжёлую школу. Многие не признавали его талант, насмехались над ним. А на данный момент у него появился настоящий шанс доказать всем, что он посильнее многих, которых уже записали в звезды. Его уже нет ничего, что остановит.
Так, клуб сколотил хорошей коллектив. Оба первогодка были очевидно гениальные парни, и у тренера Дейли показалась хорошая возможность варьировать состав в зависимости от хода матча. Ни одна команда не имела возможности сравниться с детройтцами в яростной борьбе под щитом (это место на площадке Джонни Бах именовал прудом, где кишат аллигаторы). Тут Леймбир, Махорн, Сэлли и Родман просто-таки творили чудеса. Пистонс имели возможность приспособиться к любой команде и отыскать против нее оружие. Баскетболисты клуба одинаково отлично игрались и в нападении, и в обороне. Детройтцы, как отметил Матт Добек, отвечавший в клубе за связи с общественностью, чаще вторых команд вели по ходу игры с разрывом в пять либо более очков. Имея к концу матча такое преимущество, они выстраивали замечательную оборону и доводили встречу до победного финиша.
Соперники очень нехотя выходили на матчи с Детройтом. Их ожидала нелегкая борьба с игроками, физически сильными и стремительными. Леймбира вычисляли хитроумным трюкачом, талантливым одурачить любого приставленного к нему сторожа. К точке зрения публики он был совсем равнодушен. В то время, когда на выездных матчах трибуны неодобрительно гудели в его адрес, Билл сохранял полное самообладание. Скоро команда взяла неофициальное наименование — Нехорошие юноши. Оно навеяно репликой Аль Пачино из фильма Лицо со шрамом. (Подойди ко мне и поздоровайся с нехорошим юношей — юноши хуже, чем я, ты больше в жизни ни при каких обстоятельствах не заметишь!) В сезон 1988/89 г. Детройт израсходовал на штрафы более 29 тысяч долларов. Второе место заняли грубияны из Портленда, разорившие собственный клуб всего на 10 с половиной тысяч долларов. Троица Леймбир — Родман — Махорн была оштрафована общей стоимостью 11 тысяч долларов. Ни одна другая команда НБА не догнала всего лишь трех задир.
Тренировки в клубе стали интенсивней и насыщенней, а тренировочные игры проходили иногда в более твёрдой борьбе, чем многие официальные матчи в НБА. Дейли потребовал от игроков полной отдачи — в другом случае рассчитывать на удачи в чемпионатах нечего. Все, но, с ним соглашались. Мы были последними баскетбольными гладиаторами, — вспоминал позже Исайя Томас. Для таковой команды Дейли являлся, возможно сообщить, совершенным тренером. Он владел отличным чувством и незаурядным умом юмора. Жизнь его в баскетболе складывалась непросто. Начав тренерскую карьеру с работы в сельской школе где-то в Пенсильвании, которой он дал восемь лет, Дейли после этого продолжительно трудился в провинциальных колледжах, причем чаще занимал пост не старшего тренера, а его ассистента. Наконец-то его талант, труд и накопленный опыт заслуженно окупились. Успех не вскружил ему голову. Старший тренер либо один из его ассистентов, миллионная заработная плат в год либо намного меньшая — всему этому он значения не придавал. Он просто жил баскетболом и обречен был не расставаться с ним до конца своей жизни. Кстати, работу в Детройте он взял только по причине того, что никто из его сотрудников не желал связываться со столь не сильный командой, какой она была в те времена. За пара лет до прихода Дейли в Детройт он в один раз столкнулся на одном мероприятии с Бобом Райаном. Дейли в то время как раз искал работу, потому, что его только что выгнали с работы из Кливленда, где он трудился недолго (клуб данный тогда считался одним из нехороших в НБА). Дейли далеко не оптимистично наблюдал на собственный будущее. Поделившись своим бедами с Райаном, он сообщил: Мне уже 50, а на данный момент на хорошую работу берут молодежь. Кому необходимы такие старики, как я?
Сейчас же благодаря удачам его команды к нему пришли и слава, и деньги. В клуб потекли средства, полученные от рекламодателей и телевизионных станций, среди которых были кроме того обладатели магазинов одежды. Кстати, об одежде. Разбогатев, Дейли преобразился в настоящего щеголя. Отечественный богатенький папаша, — добродушно именовали его за глаза игроки.
Дейли достаточно рано усвоил непростые уроки судьбы в мире баскетбола. Он ни при каких обстоятельствах не забывал, что баскетбол не война на выживание, а просто игра, всего лишь часть людской комедии. Ирландские корни его происхождения вселили в него очень скептическое отношение к происходящему около. Не просто так узнаваемый драматург и ирландский поэт Уильям Йейтс (1865-1939) увидел как-то, что кроме того и радостные мгновения его соотечественники радуются тому, что на новом повороте жизненной судьбы их подстерегает еще одна катастрофа.
Приблизительно то же самое и произошло с Пистонс в сезоне 1986/87 г., в то время, когда они только что купили Сэлли, Родмана и Дэнтли. Грозный Селтикс начал тогда сдавать и не смотря на то, что и победил в том сезоне 59 встреч, Детройт, одержавший меньшее число побед — 52, смотрелся посильнее и свежее. Его игроки были моложе, и скамья запасных предоставляла тренеру больший выбор. Не смотря на то, что Детройт и уступил Селтикс в серии плей-офф Восточной конференции, однако всем светло было, что он находится на подъеме и скоро именно он, а не бостонский клуб станет лидирующей командой в восточной части береговой полосы США. Годом позднее это и случилось: Пистонс победил Селтикс и вышел в финальную серию, где также имел возможность бы стать победителем, если бы не обидная травма, постигшая Исайю Томаса в шестой встрече.
Детройтцы в те времена были весьма неудобной командой для Быков, каковые тогда лишь еще обнаружили зрелую игру. Юные игроки чикагцев были, непременно, гениальны, но чтобы стать чемпионами, им еще не хватало физической выносливости и психологической устойчивости. Для команды, еще набиравшей силу, Детройт был, само собой разумеется, суровым соперником. Он постоянно мог нащупать уязвимые места соперника и умело этим воспользоваться. Детройтцам игрался кроме того на руку и неудержимый спортивный азарт Майкла Джордана. Чак Дейли создал оборонительную совокупность, назвав ее сюрприз для Джордана. Она вынуждала Майкла играть на пределе собственных физических возможностей, и он, будучи прирожденным бойцом, легко на эту приманку купился. И, как он ни старался, чуть-чуть для победы над Пистонс его неимоверных упрочнений не хватало.
Не смотря на то, что Пистонс уже готовься сместить бостонцев на пьедестале Восточной конференции, умный Чак Дейли осознал, что их царствование будет недолгим. Воли к одарённости и победе игроков может для этого и не хватить. В следующем драфте им уже так не повезет, а у Буллз (Дейли в этом не сомневался) показалась будущая суперзвезда — Скотти Пиппен. Не так долго осталось ждать чикагцам не нужно будет рассчитывать только на Майкла Джордана, приносящего команде за матч 40 либо 50 очков. У него покажутся красивые партнеры. И предвестник изменений — конкретно Скотти Пиппен. Может, он еще не готов к собственной будущей роли, но, потренировавшись вместе с Майклом Джорданом, он осознает что к чему.
| Глава 19. Чикаго, 1988-1990 гг. Нью-Йорк, 1967-1971 гг. |
К 1988 г. чикагцы все же сообразили, что для победы над детройтцами им нужен хороший центровой огромного роста. У Пистонс был Леймбир, которому помогали Джеймс Эдвардс, и Махорн, Сэлли и Родман. У Буллз были два весьма хороших ударных нападающего, но они не могли положиться на надежного центрового. Дэйв Корзайн, само собой разумеется, вовсю старался, но мастерства ему не хватало, чем он приводил к постоянному негодованию болельщиков. Джерри Краузе, пристально изучавший перечень игроков, стоящих в ближайшем драфте, и учитывавший шансы собственного клуба на их приобретение, пришел к неутешительному выводу. В перечне числились Рик Смитс, гигант ростом 7 футов 4 дюйма, игрок достаточно техничный, но еще сырой, не смотря на то, что и считался среди центровых кандидатом номер один, и Рон Сейкали и Уилл Пердью. Заполучить последнего у Буллз было больше всего шансов, но выйдет ли из него центровой, что окажет помощь команде получить чемпионский титул, — этого еще не было человека, кто знал.
Краузе решил плюнуть на драфт и присмотреть центровых, уже игравшихся в лиге. Его внимание привлек нью-йоркский клуб Никс, куда сравнительно не так давно забрали Патрика Юинга, в следствии чего в команде выяснилось сходу два центровых — ветеран и Патрик клуба Билл Картрайт. Они между собой не поладили, так что Краузе поразмыслил, не купить ли Картрайта. Менеджер Буллз разработал замысел. Не смотря на то, что Чарльз Оукли уже два года числился вторым в НБА рекордсменом по подборам, в один момент рос на глазах талант Хораса Гранта, игрока более талантливого и к тому же универсального. Его уже не было возможности продолжительно держать на скамье запасных, следовательно, стоило реализовать Оукли. Краузе пробовал сбыть его, дабы заполучить права в драфте на приобретение Смитса, но замысел его не удался. Тогда Джерри занялся Картрайтом, что пришел в лигу уже в ранге звезды — еще играясь в колледже, он попал на обложку издания Спортс Иллюстрейтед. Действительно, сложение у него было не через чур подходящее для НБА. Большой и стройный, он был узкоплеч и далеко не так мускулист, как Юинг. Но, как говорится, наружность обманчива. В действительности Картрайт был твёрдым умным игроком и, вопреки своим физическим недочётам и стандартам НБА, лучше игрался в защите, чем в нападении. Картрайт, отличавшийся живым умом, пристально изучал действия более гениальных центровых, против которых ему приходилось выступать, и в следствии стал весьма цепко играться в обороне. Конкретно таковой игрок и нужен был Буллз.
У Картрайта были неприятности с ногами — сказывались последствия бессчётных травм. Исходя из этого доктора Буллз шепетильно его обследовали. Краузе потом вспоминал, что эта сделка была самой сложной и тяжёлой в его жизни. Итак, он решил расстаться с Оукли. Делал он это с громадной неохотой: Оукли был прекрасным парнем и отличным игроком. Потому, что у Картрайта никак не заживали ветхие травмы, Краузе, в то время, когда начался драфт 1988 г., действовал очень осторожно. Он остановил собственный выбор на Пердью. Вообще-то он предпочел бы Сейкали из Сиракьюсского университета, игравшегося более враждебно, но его успел перехватить второй клуб.
Так уж произошло, что управление Буллз, занятое интригами в драфте, не предотвратило заблаговременно Оукли о собственном намерении обменять его на Картрайта. Оукли же в данный сутки отправился вместе с Джорданом, что из всех партнеров был самым родным его товарищем, в Лас-Вегас — на боксерский поединок с участием Майка Тайсона. Именно там из газет они определили эту новость. Оба пришли в неистовство, причем Джордан был кроме того более разъярен, чем Оукли.
Оукли в команде делал функции милицейского, избранного товарищами. Он смотрел за порядком на тренировках и всячески опекал Майкла. К примеру, в случае, если кто-то давал Джордану неточный пас либо отпускал в его адрес язвительное замечание, Оукли набрасывался на того чуть ли не с кулаками. И вот сейчас Майкл расстанется с ним. И для чего клубу данный Картрайт, чего в нем хорошего как в игроке?
Возвратившись в Чикаго, Джордан задал вопрос Баха: Ну, Джонни, кто же у нас будет новым копом? — Может, Хорас Грант? — предположил Бах. Линия побери, с Хорасом я и сам справлюсь, — ответил Джордан. — Ему ли меня защищать?
Джордан не уважал Картрайта ни как человека, ни как игрока. Больной Билл — так он прозвал его, с намеком на то, что не стоило брать в клуб игрока, которому не дают спокойствия ветхие травмы. Полагая, что Картрайт не хорошо обращается с мячом, он на тренировках намеренно давал ему очень сложные пасы, тот, конечно, довольно часто ошибался при их приеме, а Джордан торжествовал: я же, дескать, сказал. А в следствии оказалось, что ни в ком Майкл так не ошибался — как в игроке, так и в человеке — как в Билли Картрайте. Действительно, собственную неточность Джордан понял только спустя два года. Картрайт был конкретно тем, кого так недоставало Буллз — высокотехничным и замечательно видящим площадку гигантом. Недочёты у него были: он, вправду, не через чур виртуозно обращался с мячом, да и его игра в нападении со временем потускнела — ветхие травмы все же сказывались. И все же он оставался игроком умным и цепким, благодаря чему в защите был надежен. Но, не обращая внимания на появление Картрайта, тот год для Буллз выдался нелегким.
Где-то в середине сезона 1988/89 г. Дуг Коллинз, тренировавший команду уже третий год, почувствовал, что в ней и в его отношениях с игроками происходит что-то неладное. Это был тяжёлый сезон. В прошедшем сезоне Буллз победили в 50 матчах, а на данный момент, с приходом Картрайта, казалось, что они должны добиться еще громадных удач. Коллинз, возможно, был совершенном тренером для таковой юный команды. Он положил довольно много сил в Гранта и Пиппена, и, наверное, они заметно прогрессировали. Но Коллинз совершил одну неточность. Сезон в НБА продолжительный и напряженный, и не было возможности так загонять парней. Ассистенты Коллинза предостерегали его: не требуется так болезненно принимать поражения, в НБА так было не принято: спорт имеется спорт, и загадывать ни при каких обстоятельствах запрещено.
Но Коллинз не планировал плыть по течению. Какой я уже имеется, таким и останусь и провожу тренировки на собственный усмотрение, — постоянно говорил он. И вот из-за его повышенной эмоциональности и драйва заряда игроки как-то потускнели. Они начали жаловаться на него, на резкие перемены в его настроении. То целый сутки он на них кричит, то обнимается с ними, разъясняясь в любви. Нарушилась психотерапевтическая воздух, простая для клубов НБА.
перепады и Эмоциональные всплески позволяются только игрокам, а тренер в любой момент должен быть невозмутим и хладнокровен. Лишь тогда он способен создать в коллективе обычный климат. Майкл Джордан воздерживался от публичных высказываний: родители достаточно отлично его воспитали, дабы он не спорил со старшими.
Авторитет боссов был для него непререкаем (исключение составлял только Краузе), но товарищи Майкла по команде почувствовали, что он не через чур одобряет поведение Коллинза. Но, он и сам сказал приятелям: Через чур молод отечественный тренер — чувства перевешивают у него рассудок.
Именно в то время разладились отношения между Коллинзом и Краузе. В то время, когда Коллинз пришел в клуб, в том месте уже заблаговременно знали, что, во-первых, его ассистентом будет Текс Уинтер, а во-вторых, что избранная в свое время Уинтером тактика нападения (тройка форвардов находится треугольником) останется неизменной. Кстати, конкретно Уинтер, что из всего тренерского состава клуба был в самый родных и давешних отношениях с Краузе, дал окончательное добро на назначение Коллинза старшим тренером. А в свое время Уинтер стал первым из тренеров Буллз, кого нанял Краузе. Это случилось в 1985 г. в сутки, в то время, когда было официально заявлено о том, что Краузе стал главным менеджером чикагского клуба, Уинтер, которому было тогда 63 года, наблюдал, как в любой момент, по телевизору спортивные новости. Внезапно он, тыча пальцем в экран, закричал жене: Скорей иди ко мне! Посмотри на того юноши. Это Джерри Краузе. Готов поклясться — в течение ближайших 24 часов он позвонит мне и предложит у него трудиться! Так в действительности и произошло.
Фирменная треугольная атака Уинтера включала в себя множество вариантов. Игроки должны были изменяться местами, занимая разные позиции, и всегда оказывать сильное давление на оборону соперников, выискивая в ней не сильный места. Уинтер сохранял надежду, что при таковой схеме атака будет строиться не только на личном мастерстве Джордана, но и на стараниях вторых игроков. Но эта мысль была неудачной.
Майклу Джордану такая тактика вовсе не нравилась. Скептически отнесся к ней и Коллинз. Скоро от нее по большому счету отказались, и вся игра опять строилась на Джордане. Но, Коллинз все же варьировал тактику. В то время, когда в очередной встрече соперники Буллз игрались в неудобной для них манере, он уже на другой сутки производил противоядие, применяя во многом тактику вчерашних соперников.
В третий год нахождения Коллинза на его посту на тренировках возможно было замечать необычную сцену. Как водится, все тренеры сидели совместно, только Текс Уинтер садился подальше и делал в блокноте какие-то заметки. Его в полной мере возможно было принять за эксперта из другого клуба, приехавшего изучать методику, принятую в Буллз. Такое его поведение смотрелось плохим предзнаменованием, и в один раз Уинтер сообщил Коллинзу: Понимаете ли, Дуг, меня удивляет, как вы, таковой умный человек, не осознаёте, что вы делаете.
Хуже того — испортились отношения между Коллинзом и Краузе. Началось все со споров по поводу приоритетов в выборе новобранцев. Противоречия между тренером и менеджером обострились в связи с дискуссией кандидатур Брэда Селлерса и Джонни Доукинза. После этого были и другие предлоги для важных споров. К 1988 г. противостояние достигло апогея. Коллинз, ни при каких обстоятельствах не могший скрывать собственные эмоции, все высказывал в открытую. Для чего Краузе всегда путается под ногами у тренеров? Для чего он все время ездит с командой на выездные матчи? Краузе ссылался на то, что он все же главный менеджер. Коллинз в ответ парировал: главному менеджеру не обязательно сопровождать команду во всех ее перелетах — такая назойливость ни к чему. Да и присутствие Краузе на тренировках также злило Коллинза. Встретившись с ним в зале, он постоянно кричал: Что вы тут делаете? Какая от вас тут польза?
Фил Джексон почувствовал, что обстановка делается страшной. Сам он ладил со всеми. Он был в красивых отношениях с Джонни Бахом, что преподал ему множество нужных уроков. Джексон испытывал столь же утепленные эмоции к Тексу Уинтеру а также ладил помой-му с Джерри Краузе. Он, само собой разумеется, знал все его недочёты, но ценил его ум (хотя бы за то, что все-таки конкретно Краузе додумался его нанять) и легко с ним уживался. У Джексона кроме того была возможность стать со временем старшим тренером клуба. Но практически десять лет спустя, в 1997 г. стало известно, что Краузе присмотрел в штате Айова тренера Тима Флойда и собрался забрать его на место Джексона. Филу сказали, что Джерри легко без ума от Флойда. Джексон, поразмыслив секунду, отреагировал: Когда-то он был без ума и от меня.
В общем, в сезоне 1988/89 г. все началось разваливаться. Одним из тревожных сигналов стала незадолго до Рождества игра Буллз в Милуоки. Коллинза перед этим матчем от должности временно отстранили, и он передал бразды правления Джексону, шепетильно предписав ему, что и как делать. Буллз пребывали тогда в плохой форме, и Джексон, бережно записав наставления Коллинза, отправился на риск, предоставив своим подопечным свободу — пускай, дескать, сами выяснят ритм игры. Буллз в следствии победили. Что особенно болезненно воспринял Коллинз, так это то, что Краузе и его супруга Тельма пригласили жену Джексона Джун сесть рядом с ними на трибуне стадиона. Все чикагские телезрители это, само собой разумеется, отметили. Напрасно я приняла их приглашение — это настоящая политическая неточность, — сообщила Джун Джексон через пара лет, в то время, когда ее супруг совсем разругался с Краузе. А предлогом для данной реплики послужила свадьба падчерицы Джерри. На торжества были приглашены все тренеры клуба вместе с женами а также Тим Флойд из Айовы (также с женой), а вот Джексонов об этом событии кроме того не известили. О том, что состоится свадьба, они определили случайно. Шери, супруга Билла Картрайта, позвонила Джун, спросив, в каком костюме она явится на прием.
Но это было позднее. А тогда присутствие Джун Джексон на трибуне рядом с четой Краузе разъярило Коллинза. Для него это смотрелось каким-то заговором. На следующий сутки он открыто обвинил Джексона в том, что тот подрывает его авторитет, а заодно ставит под сомнение всю его философию баскетбола. Помимо этого, он объявил, что Джексон вместе с Краузе затеяли против него важную интригу, что в принципе было не так. Скоро состоялась продолжительная и малоприятная беседа Коллинза с Краузе и Джексоном, из-за которой отношения между старшим его помощником и тренером совсем разладились.
Через пара недель Джексон полетел в Майами на матч, где ему необходимо было присмотреться к потенциальным новобранцам Буллз. Но произошло так, что на игру он опоздал. На следующий сутки ему позвонил Краузе и предотвратил, дабы до конца сезона он аналогичных оплошностей больше не допускал. Это пожелание менеджера раздалось достаточно зловеще. Ко всему прочему и для команды финиш сезона не сложился: из оставшихся десяти матчей Буллз проиграли восемь. Управление клуба рассчитывало, что в том сезоне чикагцы одержат приблизительно 55 побед. На самом же деле Буллз победили только в 47 встречах. По окончании сезона Дуга Коллинза выгнали с работы, и место старшего тренера занял Фил Джексон.
Фил этого кроме того не ожидал. Он полагал, что на смену Коллинзу придет Билли Маккинни, которому покровительствовали и Уинтер, и Краузе. Но Билли внесли предложение хорошую работу в Миннесоте, и он ушел в тот клуб, не ждя благословения Краузе. Джексону было тогда 44 года. Перед тем как окончательно решить о его утверждении на столь важный пост, Джерри Рейнсдорф позвонил Биллу Брэдли, ставшему к тому времени сенатором США. Обладатель Буллз знал его с давних пор, они совместно приняли участие в политических играх демократической партии. Как ты думаешь, хороший ли старший тренер выйдет из Джексона? — задал вопрос Рейнсдорф. Брэдли ответил утвердительно: Он думает о команде в целом, но наряду с этим видит в каждом игроке индивидуальность. Это тебе не сержант морской пехоты, что старается всех подогнать под одну гребенку. Он в каждом ценит личность — в этом его громадное преимущество.
Джексон, кстати, к тому времени стал в полной мере респектабельным джентльменом. Никто уже не принимал его за стареющего хиппи. Уже в первоначальный год работы в Буллз он оказался на людях шепетильно выбритым. На второй год он разрешил себе отрастить усы, но это в НБА не возбранялось. В случае, если же мы посмотрели бы на его фото, снятые за последующие десять лет, то удивились бы, как скоро он седел — то ли гены, то ли изнурительно нервная работа.
С годами Джексон увлекся буддистской философией, но это не помешало ему оставаться бескомпромиссным бойцом на ниве баскетбола. У него было необычное раздвоение личности. Но, и в обыденной жизни он сохранял бойцовский дух, привитый ему с детства. Не напрасно же его мать постоянно подстёгивала его стремиться к большему. В то время, когда Филу было два года, она с определенным намеком сказала ему, что лексикон его старшего брата в таком возрасте составлял около тысячи слов. Так что Фил с ранних лет привык ставить перед собой громадные цели.
С годами Фил Джексон разошелся с родителями в религиозных убеждениях, не смотря на то, что и не в той мере, что его братья. Чак Джексон по большому счету отверг все идеи христианства, а Джо Джексон, по образованию психолог, увлекся восточными религиями — причем в основном, чем Фил. Фил же с годами пришел к религии, которая представляла собой замысловатую смесь христианства, дзен-верований и буддизма американских индейцев.
Верования Джексона были следствием его тридцатилетних духовных исканий, на протяжении которых он пробовал объединить в одно целое этики и вопросы религии. В итоге он создал для самого себя некоторый кодекс поведения, где поставил во главу угла терпимость по отношению к окружающим.
Он выработал в собственном характере черты, основанные скорее на общечеловеческих сокровищах, чем на материальных мыслях. Джексон желал наслаждаться не благами потребительского общества, а что-то громадным, не смотря на то, что, само собой разумеется, как преуспевающий тренер, он не был обделен земными эйфориями. Любимой фразой его матери была Единственный, кто знает ответы на все вопросы, — это Христос. Но он относился к таким окончательным утверждениям очень скептически. Мать, действительно, ни при каких обстоятельствах не теряла надежды, что ее сын возвратится в лоно классической церкви. Пара лет назад видного журналиста Гарри Уиллса попросили представить Джексона широкой чикагской аудитории. Гарри в первую очередь позвонил матери Фила Элизабет и, дабы определить кое-какие подробности, поболтал с ней о ее сыне. Заканчивая беседу, Элизабет сообщила: Сообщите, прошу вас, моему сыну, что я все же надеюсь, что когда-нибудь он возвратится к себе и станет священником.
Надежды матери, очевидно, не сбылись. В собственных духовных отыскивании Джексон пробовал в той либо другой форме остаться христианином, но религиозные догмы, каковые ему прививали в юные годы, он решительно отвергал. Весной 1998 г. Джексон отправился в кинотеатр взглянуть Апостола, блестящий фильм, где Роберт Дюваль игрался евангелистского священника. Усаживаясь в кинозале рядом с мужем, Джун почувствовала, что все его тело напряжено. По мере того как воздействие в картине разворачивалось, Фил все более и более окаменевал. Видно, фильм затронул какие-то тайные струны его души. Бывая в родных краях, Джексон посещал церковь собственных своих родителей: ему не хотелось огорчать мать и нарушать обещание, данное отцу, в то время, когда тот стоял одной ногой в гробу. Но ощущал он в том месте себя неприкаянным.
Как-то пара лет назад в Бигфорке, штат Монтана, местный священник, обращаясь к прихожанам, призвал их еще крепче уверовать в Христа и сказал, что среди них находится один общеизвестный человек (это был Джексон), что удостоился многих мирских почестей. Но эти почести, сын мой, не приведут тебя в царство Божие. Ты слышишь, как Христос негромко говорит тебе: Возвращайся в дом родной, безбожник?
Слова священника больше взволновали Джун, чем Фила. Джун, — успокаивал он жену, — священник попросту делает собственные обязанности. Одна из них — вынудить меня ощутить собственную вину.
Детство Фила проходило в строгой, кроме того жёсткой атмосфере. В том месте, в Северной Дакоте, сама почва неласковая, да и родители мальчика отличались несгибаемым религиозным фундаментализмом. Билл Брэдли, товарищ Фила по нью-йоркскому клубу Никс, на всегда оставшийся его втором, сам происходил из хорошей, крепкой семьи уроженцев Среднего Запада. Он вспоминал, как по окончании первого сезона Джексона в Никс он приехал погостить к нему в Северную Дакоту. Он скоро осознал, что детство их прошло приблизительно в однообразных условиях — неприхотливый быт, почитание старших и другое. Но Джексон каким-то необычным образом воплощал в себе людскую разобщенность, постоянное одиночество. Для того чтобы Билл еще не видел. Колеся совместно со своим другом но равнинам Северной Дакоты, Брэдли испытывал чувство, что около простирается лунный пейзаж. Люди тут были болле разобщены, чем кроме того обитатели сельской глубинки штата Миссури.
Людской речи практически не слышалось. В то время, когда приятели проехались по нескольким мелким городишкам, Брэдли весьма четко представил себе, в какой обстановке прошло детство Джексона. Фактически говоря, приблизительно в такой же обстановке прошло детство и самого Брэдли, лишь в другом штате — Миссури, в местечке с громким заглавием Хрустальный город. Да, Фил такой же, как я, — поразмыслил Билл, — но в нем посильнее сидит чувство одиночества.
Родители Джексона, Чарльз и Элизабет, оба были пятидесятники — представители харизматического религиозного перемещения, прокатившегося по стране по окончании Первой мировой. Папа Билла был родом из Восточной Канады, мать появилась в западной части США, а познакомились они между собой в Виннипеге, в центральном колледже Священного Писания. В церквях, куда их забрасывала будущее, папа вел утренние работы, а мать — вечерние. Как вспоминал Фил, в их проповедях через чур довольно часто упоминался адский пламя, ожидающий грешников. Никто из них в семье не ходил ни в кино, ни на танцы. Никто не выпивал и не курил. В доме кроме того не было телевизора, не смотря на то, что телестанцию в окрестностях со временем соорудили. Все религиозные течения и остальные религии категорически отвергались.
В то время, когда Фил, придя в один раз из школы, сказал родителям, что в их классе показался новичок, мать тут же его задала вопрос: Он христианин? Фил опоздал поболтать с новичком на эту тему, но если бы он ответил матери: Нет, он католик, — то заслужил бы ее похвалу. Единственной книгой в доме была Библия. Действительно, Джексоны выписывали издание (всего один) Ридерс Дайджест — издание в полной мере светское. Дети обязаны были вырасти людьми и достойными гражданами уравновешенными. Терять терпение считалось недопустимым. Не просто так Джун, супруга Фила, увидела как-то, что ее мужу несвойственно такое естественное для человека чувство, как бешенство, а в то время, когда он подмечает, что в ком-то втором вспыхивает гнев, он сразу же начинает нервничать. Таковы уж его верования, — пояснила Джун, — да и домашнее воспитание сказалось. В их семье бешенство считался громадным грехом.