Отношения между Джорданом и Пиппеном напоминали скорее взаимоотношения между студентом и преподавателем. Майкл видел, что Скотти гениален, не смотря на то, что его талант был сыроват, не отшлифован. И немудрено, в отличие от Майкла ему не довелось обучаться мастерству по блестящей программе каролинской школы. Исходя из этого Джордану приходилось учить Пиппена с самого начала, на примере элементарных упражнений. Учил он его и жесткости, столь нужной в НБА. Действительно, был один прием, что Скотти удавался, а Майклу — нет. Если они становились за боковой линией наоборот кольца, то Пиппен, совершая к нему один прыжок, не касаясь пола, тихо укладывал левой рукой мяч в корзину. Джордану это было недоступно. Как справедливо подмечал Джонни Бах, руки у Скотти были настоящее, чем у Майкла. Вот и подоплека его коронного трюка.
Чем больше Джордан ощущал, что Пиппен без шуток взялся за дело, тем больше сил он вкладывал в него. Какое-то время он сомневался, потому, что не был уверен, хорош ли Скотти его трудов и по большому счету предан ли он, а заодно и Грант, чикагскому клубу. Они с Пиппеном оставались партнерами, которых связывал спортивный талант, но настоящими приятелями они не были — частично из-за громадного разрыва в их социальном статусе. Джордан от природы верил в себе и в собственных жизненных удачах. Пиппен же никак не имел возможности избавиться от комплексов юноши, выросшего в бедной глуши Арканзаса.
Однако понемногу они сближались. Джордан так же, как и прежде был осмотрителен, потому, что сомневался в настоящих преимуществах Скотти как игрока, а Пиппен принимал Майкла если не как учителя, то, по крайней мере, как пример для подражания. Все чаще и чаще Коллинз подмечал, что эти двое оставались в спортзале по окончании тренировки, отрабатывая броски в прыжке. Либо же Джордан показывал новичку, как необходимо уходить сходу от двух защитников либо функционировать, в то время, когда тебя прижали к лицевой линии. Спустя десятилетия, в то время, когда Пиппен в собственной игре достиг больших высот, Коллинз осознал, что Джордан, трудясь с новичком, по сути дела клонировал в его лице самого себя. Иначе, молодых подопечных Майкла смело возможно было бы назвать учениками Дина Смита, так прочно усвоил Джордан известную программу собственного университетского тренера из Северной Каролины.
Само участие Джордана в тренировках существенно облегчало задачи Коллинза. Майкл подавал всем красивый пример, и, кстати, его требовательные возгласы слышались на площадке чаще, чем выкрики тренера. Коллинз этому лишь радовался: он осознавал, что, будучи человеком эмоциональным, он может загнать игроков и тем самым утратить собственный авторитет, а юноши попросту разочаруются в баскетболе и завянут. А тут у него таковой ассистент — лучший игрок клуба, которому игроки доверяют как товарищу. Значит, у тренера остается время, дабы сконцентрироваться на каких-то более серьёзных моментах.
По окончании ежедневных тренировок Коллинз оставался с Джорданом в спортзале и мин. двадцать пять отрабатывал с ним бросок в прыжке. Позже такой же урок проводил с Пиппеном. После этого два защитника устраивали поединки один на один. Время от времени к ним присоединялся Паксон. Обычно игра шла на деньги, баскетболисты заключали пари. Особенно обожал данный необычный тотализатор Майкл Джордан. Он кроме того придумал ему наименование — Клуб голубей. По окончании каждой тренировки он имитировал голубиное воркование, давая этим осознать, что целый банк победил он. Банк был, само собой разумеется, мал — в лучшем случае 100 американских долларов, но он придавал тренировкам некоторый азарт.
в один раз Джордан, взяв легкую травму, следил за тренировкой из офиса тренеров. Как в любой момент, занятия заканчивались поединками. В тот раз Хорас Грант, в большинстве случаев не отличавшийся точностью бросков, побеждал всех. В то время, когда Грант победил всех, включая Пиппена, Джордан вышел на площадку и внес предложение ему сыграть на деньги. Майкл смотрелся наряду с этим, как кобра, приготовившаяся к смертоносному броску. Он заявил, что хорошо бы поставить на карту целый банк. Грант, уверенный в собственном успехе, дал согласие, но проиграл.
Майкл Джордан владел немыслимой страстью побеждать во всем. В те годы игроки в ожидании очередного рейса проводили в аэропортах много времени в залах игровых автоматов. Особенно преуспевал в этих забавах Дэйв Корзайн, у которого в карманах всегда было полно 25-центовых монет, нужных для игры. Джордан захватил к себе инструкцию с описанием игры, пристально ее изучил и в следствии превысил рекорд Корзайна.
Ранее, в то время, когда Майкл только что переехал в Чикаго, он поставил в собственной квартире стол для настольного тенниса. Сначала эта игра ему не давалась, и его бесило, что он постоянно проигрывал Говарду Уайту, представителю Найк и собственному другу. Чарльз Оукли также отлично игрался в настольный теннис, и вместе с Уайтом они всегда огорчали Джордана. Уайт с любопытством следил за поединками Джордана и Оукли: два парня внушительного сложения резвятся в тесной помещении с низким потолком, и эта помещение, думается, на данный момент взорвется от исходящей от них энергетики. По большому счету же, как вычислял Уайт, играться с Майклом в пинг-понг было занятием очень изнурительным — Джордан отходил от стола только по окончании того, как ему получалось победить партию.
В то время, когда Майкл подружился с Ричардом Дентом, звездой бейсбольного клуба Чикагские Медведи, он и с ним, само собой разумеется, начал соревноваться. Дент был заядлым велосипедистом и в один раз сообщил Джордану, что только что проехал целых 30 миль. Через пара недель, прилетев на Гавайи по окончании поездки в Японию, Майкл, поспав с дороги два часа, позвонил Говарду Уайту и сказал ему, что отправляется на велосипедную прогулку. На большом растоянии собрался? — задал вопрос Уайт. Думаю, проеду 30 миль. Боже мой, поразмыслил Уайт, он что, решил соревноваться с самим Ричардом Дентом?
А вот что Майклу не давалось, так это громадный теннис. По всей логике при его скорости, стремительной реакции и физической мощи из него Должен был бы оказаться хороший теннисист, но он, разумеется, поздновато взялся за данный спорт. А также Говард Уайт с его всегда больными коленными суставами неизменно его обыгрывал, гоняя по всему корту. В итоге любимым спортивным хобби Майкла остался гольф.
в один раз, в то время, когда Буллз летали еще простыми, а не чартерными рейсами, они прибыли в Портленд на игру с местным клубом Портленд Трейл Блейзерс. Когда самолет подрулил к терминалу, грузчики, вместо того дабы заняться багажом, ринулись в салон лайнера: им не терпелось поглазеть на Майкла Джордана, пожать ему руку, взять автограф. Один из тренеров Буллз, Марк Пфайль, заметил, что Майкл добывает из кармана 50-долларовую купюру и сует ее грузчику. Майкл, — сообщил он, — ни к чему это. Чаевые — моя забота. Подожди, Марк, ты еще не то заметишь, — загадочно сказал Джордан.
Придя в грузовое отделение, тренер застал команду, столпившуюся около окна, из которого выползала лента с багажом пассажиров. Джордан положил на ленту 100-долларовую купюру. Его примеру последовали остальные. Поспорили на то, чей багаж покажется первым. Очевидно, первым выехал багаж Джордана. Положив в карман около 900 американских долларов, Майкл расплылся в широкой ухмылке и сообщил Пфайлю: Хорошая прибыль, правильно? Положил-то я всего 50 долларов…
Джордан не просто стремился побеждать, казалось, он был рожден, дабы побеждать. Как-то перед очередной тренировкой он спросил у Джонни Баха, что ему предстоит делать в защите. Тренер ответил, что выпустит против него игрока, давшего обещание показать новый финт и выставить Майкла на посмешище. Конечно же все случилось напротив, по окончании чего Джордан со своей неизменной ухмылкой задал вопрос Баха: Ну что, Джонни, вышло не по вашему замыслу?
За все время Джордан только один раз поссорился с Дугом Коллинзом. Причем предлог был пустяковый — обращение шла о счете в тренировочной игре. Договорились закончить встречу, в то время, когда одна из команд соберёт 7 очков. Матч уже доходил к концу. Джордан сообщил: Счет — 5:4. Нет, — исправил его Коллинз, — 5:3. Вы невнимательно вычисляли! — со злобой вскричал Майкл. Разгорелся спор. Все в зале притихли, слушая, как юный тренер старается перекричать собственного самого гениального воспитанника, что ни разу не разрешал себе спорить с наставниками.
Весьма интересно, сказал ли бы ты таким тоном с Дином Смитом? — язвительно увидел Коллинз. Нет, — ответил Майкл, взявший совершенно верно вычисленный удар, и, покидая площадку, заявил: — Я ухожу. — Постой, Майкл, мы еще не закончили тренировку, — постарался успокоить его Коллинз. Тренируйтесь без меня. Пресс-секретарь клуба Тим Хэллем с удивлением замечал, как самый трудолюбивый игрок, которого он видел за всю собственную жизнь, подхватив спортивную сумку, покидает спортзал.
Послушай, Майкл, запрещено так поступать, — с упреком сообщил Тим. Не лезьте в мои дела, — оборвал его Джордан.
На следующий сутки Джордан, будто бы ничего не случилось, пришел на очередную тренировку. Коллинз решил не вспоминать о вчерашнем эпизоде, что в неспециализированном-то было с его стороны верным. Но через несколько дней, в то время, когда он разговаривал со спортивными репортерами, кто-то из них, почувствовавший сенсацию, задал вопрос, уладили ли они конфликт с Джорданом. Формально говоря — нет, — ответил тренер, — но я уверен, что Майкл все-таки меня обожает. Тут в дверях раздевалки показался Джордан. Майкл, — сообщил Коллинз, — не желаешь меня поцеловать, дабы все знали, как ты меня обожаешь? Джордан согнулся и поцеловал тренера в щеку. На том инцидент был исчерпан.
Буллз пребывали тогда на половине пути к вершине собственного восхождения. Раньше это была команда с одним великим игроком, и, даже если он приносил ей за матч 40 либо 50 очков, она однако довольно часто проигрывала. После этого она начала побеждать в каждой второй встрече. А в сезон, в то время, когда в клуб пришли Пиппен и Грант, она победила 50 матчей — показатель сильнейших команд НБА. У Буллз так же, как и прежде не было хорошего великана-центрового, но за них выступали Джордан, Пиппен и Грант, считавшиеся одними из самых лучших молодых игроков лиги. Помимо этого, Краузе присмотрел еще нескольких гениальных парней из студенческих команд. Так что возможности с составом у чикагцев были хорошие.
Но появились неприятности. Чем лучше игрались Буллз, тем чаще Краузе заводил беседы о приоритете организационной работы в клубе. Менеджеры, а не только тренеры и игроки завоевывают чемпионское звание — такова была его точка зрения. Для управления клуба, за что выступала такая звезда, как Майкл Джордан, это была достаточно необычная идея-фикс. Подобные высказывания злили и Джордана, и Дэвида Фалька. Разглагольствования Джерри Краузе означали, среди другого, что он причастен к успешным выступлениям Буллз в такой же мере, как и Майкл. С его стороны это было не весьма умно. Но у Краузе была собственная цель: принижая роль игроков, он готовил землю для составления новых контрактов с ними. Иначе говоря планировал сэкономить на их платах.
В 1988 г. Дэвид Фальк, Джерри Рейнсдорф и Джерри Краузе стали обсуждать проект возобновляемого договора с Джорданом. Майкл тогда был, быть может, лучшим опытным баскетболистом США и приносил Буллз громадный доход, но переговоры затягивались, не смотря на то, что в принципе Фальк и Рейнсдорф в полной мере ладили между собой. Потому, что из троицы, участвовавшей в дебатах, двое были тезками, то, дабы их не путать, Краузе временно назвали Джейком. Фальк напирал на пользу, которую принес клубу Джордан: увеличилась многократно продажа сезонных билетов, выросла оплата парковки у стадиона, Буллз заключили удачные договора с радио и телевидением. Оперируя конкретными цифрами, Фальк обосновывал, что благодаря Джордану годовой доход клуба возрос на 40 миллионов долларов. Так отчего же обладатели Буллз так и не решаются подписать с ним новый договор на 4 миллиона в год? (Увижу, что по тем временам самым высокооплачиваемым опытным баскетболистом был Мэджик Джонсон: общая сумма его договора, осуждённого на 10 лет, равнялась 25 миллионам.) Да посмотрите, что Майкл сделал для вас! — не уставал повторять Фальк.
У Краузе лопнуло терпение. Послушайте, Дэвид, мы не спорим, что Майкл блестящий игрок. Но по какой причине вы не цените заслуги администрации? — взорвался он. — Мы не успеваем оформлять заказы на сезонные билеты. Служащие отечественного офиса печатают эти чертовы билеты ночь и день. Дуг Коллинз до полуночи просматривает записи матчей и корпит над новыми тактическими схемами. Билли Маккинни на данный момент, возможно, летит на Аляску либо на Гавайи — рыщет в отыскивании будущих звезд. — Джейк, — холодно отпарировал Фальк, — желаете узнать, во что я оцениваю ваш вклад в удачи клуба? В полный ноль! Ну, что еще вы мне поведаете.
Краузе было завелся, но Рейнсдорф оборвал поток его брани. Помолчи мало, — сообщил он ему и, обратившись к Фальку, сказал: — Соглашусь, в истории спорта не было игрока, что снабжал бы таковой зрительский сбор, но все же платить ему 4 миллиона в год я не планирую.
Рейнсдорф внес предложение 3 миллиона, по окончании чего стороны пошли на компромисс и договорились о долговременной сделке, рекордной в НБА, — договор на 8 лет неспециализированной ценой 26 миллионов. Иными словами, годовой доход Майкла составлял 3,25 миллиона. Фалька особенно радовало, что его клиент будет получать на 30 процентов больше самого Мэджика Джонсона.
Но, в то время, когда дело дошло до официального объявления о перезаключении договора, Краузе опять захотел сделать вид, что он победил: срок договора решил опубликовать, а о сумме его умолчать. Фальк, само собой разумеется, поднялся на дыбы: для чего же объявлять, что Джордан повязан с клубом, быть может, до самого окончания собственной спортивной карьеры, и не упомянуть наряду с этим, что он самый высокооплачиваемый игрок НБА? В итоге, спор решил Рейнсдорф: Джейк, Дэвид прав. К чему нам играться в молчанку?
Фальк ожидал, что пресс-конференция, посвященная новому договору Джордана, станет историческим событием: как-никак обращение шла о судьбе лучшего игрока лиги. Но на данной встрече с журналистами Краузе заявил всего лишь, что договор — долговременный. С таким же успехом он, согласно точки зрения Фалька, имел возможность бы сказать об игроке, не покидающем скамью запасных. Один из репортеров задал вопрос Краузе, по какой причине договор подписан на целых 8 лет. Краузе начал выкручиваться, уверяя, что правильного срока он не упоминал. Репортер заявил, что данный срок указан в пресс-релизе, и вся встреча с журналистами была скомканной. Одно было очевидным: чем лучше выступает клуб, тем хуже материальные возможности игроков.
| Глава 18. Детройт, 1980-е гг. |
Проблемой для Буллз стал взлет еще одной команды, кинувшей вызов Селтикс — клубу Бёрда, Макхейла и Пэриша. Я имею в виду Детройт Пистонс, где задавали тон Исайя Томас, Билл Леймбир и Адриан Дэнтли. Пистонс была твёрдая команда, делавшая ставку на силовую борьбу, за что в НБА ее назвали Нехорошие юноши. Игрались детройтцы в любой момент на грани фола. Детройт — отечественный альбатрос, показывающий нам путь в океане, — поговаривал Джонни Бах, ассистент Коллинза. — До тех пор пока мы его не побьем, нам нечего думать о выходе в финальную серию.
Пистонс сложился как хороший коллектив ранее Буллз. Главными архитекторами успешной перестройки стали главный менеджер клуба Джек Макклоски и тренер Чак Дейли, его друг. В то время, когда Буллз стали повышать уровень собственной игры, они почувствовали, что Пистонс их все же опережает — и по сплоченности, и по физической подготовке, и по целеустремленности. В случае, если в сезоне 1987/88 г. чикагцы купили двух выдающихся игроков, усиливших их не сильный (за исключением, само собой разумеется, Джордана) состав, то в составе детройтцев, и без того весьма приличном, показались годом ранее Джон Сэлли и Деннис Родман. Над чикагским стадионом повисла ужасная тень уже не Ларри Бёрда, фаворита Селтикс, и не Мэджика Джонсона, колдуна из Лейкерс, а Исайи Томаса, лучшего игрока Пистонс.
Взлет Пистонс начался в 1981 г., в то время, когда клуб, находившийся вторым в очереди за игроками с драфта, заполучил Исайю Томаса из университета Индианы. Он был относительно низок — 6 футов 1 дюйм, но весьма гениален, сообразителен и бесстрашен. Как сказал Матт Добек, отвечавший в Детройте за связи с общественностью, если бы Томас вымахал под 6 футов 6 дюймов, из него оказался бы второй Майкл Джордан. Первым в очереди в драфте тогда стоял Даллас, но от его приглашения Томас увильнул, заявив на всю территорию страны, что ему не хочется вляпываться в это ковбойское дерьмо. Техасцы, очевидно, обиделись и забрали в собственный клуб Марка Эгуайра. Если бы он, игрок гениальный, но не выдающийся, достался бы Детройту вместо Томаса, эта команда ни при каких обстоятельствах бы не добилась броских удач.
Нужно заявить, что Томас и в Детройт очень не стремился, но Джек Макклоски давил на него приложив все возможные усилия. Клубу был нужен конкретно таковой опорный защитник, цементирующий всю команду.
Но я не желаю играться у вас в Детройте, — сообщил Томас на протяжении первой встречи с главным менеджером клуба. — Я предпочел бы Чикаго. — Хорошо, Исайя, — ответил Макклоски, — так или иначе, мы остановили выбор на вас, в этот самый момент уже ничего не сделаешь. — А кому из ваших форвардов я буду делать передачи? — Не волнуйтесь, отыщем кому, — заверил его менеджер.
Детройтцы сразу же осознали, какого именно полезного новичка они купили. При собственном довольно низком для баскетболиста росте Томас так тонко ощущал игру и без того совершенно верно бросал по кольцу, что сразу же стал фаворитом команды и постоянно диктовал темп матча. Он был стремителен, легок и владел несомненным шармом. Причем вырос он в негритянском гетто Чикаго — в районе, где большая часть его сверстников становились наркоманами, а путь к материальному достатку практически для всех был закрыт. Закаленный в уличных драках, Исайя и в баскетболе оставался настоящим бойцом, не смотря на то, что богатырским сложением не отличался. Но больше всего удивлял его природный ум. Он сообразительней всех нас, совместно забранных, — сказал тренер Дейли.
А вот что сначала не увидели окружающие, так это его неутолимую жажду успеха, прирожденное лидерство и незаурядную силу воли.
На собственной самой первой пресс-конференции Томас заявил, что попытается поднять Пистонс до отметки Селтикс и Лейкерс. Репортеры открыто смеялись над ним. А на первой тренировке в Детройте против него выставили Ронни Ли, игрока, физически весьма замечательного, неоднократно сурово наказывавшего соперников. Ли сразу же начал досаждать Томасу блокировками, появляясь перед ним, как гор. Наконец Исайя сообщил ему: Еще раз так сделаешь — подеремся. Ли утихомирился. Да, поразмыслил замечавший за тренировкой Макклоски, драка оказалась бы очень зрелищная.
Не смотря на то, что Томас и не испытывал энтузиазма, попав в Детройт, он однако сумел привить клубу культуру игры. В университете Индианы, где он обучался, была создана одна из лучших баскетбольных тренировочных программ в Соединенных Штатах, а тренировал Исайю выдающийся эксперт Бобби Найт. Исайя, приученный к высоким требованиям и привыкший к определенным традициям, ничего аналогичного в Детройте не заметил. Решив не мириться с таким положением дел, он в первые годы собственного нахождения в НБА всегда посещал все матчи финальных серий чемпионатов лиги, пробуя осознать, в чем же секреты клубов-фаворитов. Но, выведать эти секреты было не так-то легко. Друг Томаса Мэджик Джонсон в те годы практически в любое время играл в матчах серии плей-офф, но, в то время, когда Исайя пробовал расколоть его, он достаточно быстро отвечал: О том, как необходимо побеждать в матчах для того чтобы уровня, я тебе ничего не сообщу. Обучишься на своем опыте.
Так как же все-таки докарабкаться до серии плей-офф? А вдруг докарабкаться, то как в том месте победить? Томас советовался не только с баскетбольными авторитетами, он сказал и с известными футбольными тренерами Элом Чаком и Дэвисом Ноллом. Понемногу он пришел к мысли, что в команде обязан царить дух единомыслия. Ничего не считая победы — вот неспециализированная цель. Томас, например, обратил внимание на то, что игроки Селтикс, ранее поддерживавшие другие клубы, перебравшись в Бостон, психологически перестроились. В случае, если раньше их больше тревожили собственные показатели (очки, подборы и другое), то сейчас они безоговорочно приняли концепцию командной игры. Отвергнув индивидуальные цели, они стремились к целям неспециализированным. Любой четко выполнял собственную роль, пускай кроме того и не столь большую. Исайя подметил и такую подробность: в случае, если у клубов-фаворитов не было хороших соперников, они их придумывали — только бы ощутить стимул к тяжёлой победе.
В первоначальный сезон Томаса в НБА Пистонс купил еще одного игрока — центрового Билла Леймбира из Кливленда. Сначала никто не пологал, что он успешная находка, которая впишется в костяк команды, стремящейся к чемпионскому титулу. В собственные студенческие годы Билл поддерживал сборную колледжа Нотр-Дам. Макклоски, видевший тогда его в игре, посчитал его через чур медлительным, неуклюжим и бездарным. После этого Билл уехал в Европу, где отшлифовал собственный мастерство, а возвратившись в Штаты, начал играть за Кливленд, трудясь по большей части на нападающего Джеймса Эдвардса. Макклоски, рыская по всей лиге в отыскивании пополнения состава собственного клуба, с удивлением увидел, что Леймбир очень сильно переменился к лучшему. Он весьма хорошо бросал по кольцу, не смотря на то, что, как сказал Чак Дейли, подпрыгивал не выше чем на два дюйма, был на уникальность оптимален в подборах, чувство позиции у него выработалось хорошее. Само собой разумеется, как и каждый гигант, он имел собственные природные недочёты, но у Пистонс и для того чтобы центрового не было. Макклоски и Дейли решили: пускай данный верзила и медлителен, но совершенно верно бросает по кольцу, побеждает подборы. Заберём его, а те, кто пошустрее, будут ему помогать. В итоге сделка с Кливлендом состоялась.
Скоро Макклоски и Дейли увидели, что Билл не испытывает особенной страсти к игре как такой. Дейли решил кроме того, что он по большому счету не обожает баскетбол. На тренировках Леймбир открыто ленился, а перед матчами довольно часто жаловался на психотерапевтическую усталость. По окончании тренировок он первым покидал спортзал, тогда как другие игроки задерживались в нем, отрабатывая броски.
Но вот в чем не было возможности отказать Леймбиру, так это в спортивном азарте. Может, он вправду не обожал баскетбол — его победа. Как вычислял ассистент старшего тренера Дик Хартер, Билл стремился доказать всем, что он не просто обыкновенный центровой, медлительный, не через чур ловкий (к тому же белокожий!), а баскетболист, что способен играться в НБА на наибольшем уровне. В итоге Леймбир и Томас составили базу обновленной команды, принесшей заслуженные лавры Джеку Макклоски. Большая часть ее игроков не были звездами и к тому же очень сильно отличались друг от друга по манере игры, но, что страно, собранные совместно, они представляли собой что-то выдающееся.
Иметь дело с Леймбиром пришлось тяжело. В обыденной жизни он слыл настоящим грубияном, а на площадке довольно часто вел себя как дворовый забияка. Репортеров он ненавидел и, в то время, когда перед матчами время, отпущенное журналистам, истекало, вслух отсчитывал: Так, писаки, 50 секунд… Сейчас уже 30… Все, убирайтесь к чертовой матери!
Игрался он грязно, причем сознательно, осознавая, что в противном случае, при его ограниченных спортивных данных, ему в лиге продолжительно не удержаться. Обожал похвастаться успешными бросками, идеальными из очень неудобного положения, приговаривая наряду с этим: В баскетболе основное — мыслить, а не бегать. На выездных матчах местные болельщики встречали его с неприязнью, да и игроки вторых команд его недолюбливали, полагая, что он в любой момент не прочь нанести им важную травму, сделав это как бы случайно.
Непросто с ним было и его товарищам по команде, и тренерам его клуба. Казалось, что он постоянно находится в нехорошем настроении. Он намеренно грубил тренерам, кроме того Дейли, что столько для него сделал. В то время, когда между старшим игроками и тренером Детройта происходили какие-то стычки, Леймбир ни при каких обстоятельствах не занимал сторону Дейли, напротив, в открытую противостоял ему. Дейли, но, с этим мирился: человека не переделаешь. С партнерами по команде Леймбир был резок и неотёсан. В то время, когда его упрекали в этом, он в большинстве случаев отмахивался: В то время, когда я закончу играться тут, вряд ли я захочу, дабы кто-нибудь из этих ребят остался моим втором. Но каким бы неприятным нравом Билл ни отличался, партнёры и тренеры не могли не дать ему должное: на матчах он выкладывался вовсю и владел очень узким пониманием игры.
В первый раз оказавшись в тренировочном лагере Детройта, Леймбир и Томас были соседями по помещению. Исайя поразмыслил, что нет, возможно, на свете человека, столь разительно отличающегося от него, сколь Билл. Большой, белый, выходец из верхних слоев среднего класса. Папаша Билла был главой какой-то компании, и про Леймбира сначала говорили, что он один из тех редких игроков НБА, каковые получают меньше собственных отцов. Билл являлся сторонником и атеистом республиканцев, тогда как выросший в тёмном гетто Исайя был весьма религиозен и собственные симпатии отдавал демократам. Однако они поняли друг друга. В особенности Томасу нравилась одержимость Леймбира — его увлеченность политикой и рвение постоянно побеждать. Исайя сделал вывод, что они в полной мере смогут подружиться, а основное — организовать костяк обновленной команды. Дик Хартер увидел позднее: Эти двое были умнейшими игроками, которых я когда-либо видел. Команда получила не просто психотерапевтическую стабильность — это еще ничего не означает. У нас наладилась умная, узкая коллективная игра.
Медлено дела в Детройте налаживались, но, согласно точки зрения Томаса, процесс обновления шел через чур медлительно. Потому, что гениальных партнеров у него было мало, то в первый раз собственные сезоны он через чур довольно часто брал игру на себя, совершая больше бросков, чем потребовали от него тренеры. К примеру, за второй сезон он бросал по кольцу более 1500 раз (на 300 раза больше, чем в сезоны, в то время, когда детройтцы побеждали чемпионаты). Дейли потребовал от Исайи, дабы он чаще делал результативные передачи партнерам, но Томас, как и Джордан позднее в Чикаго, не очень-то надеялся на товарищей по команде. И не без обстоятельств. Несколько раз, не легко переживая печаль поражений, Томас по большому счету желал окончательно уйти из баскетбола. в один раз Дейли в панике позвонил его ассистент Майк Абденур и попросил его срочно прийти к нему и поболтать с Исайей, что на данный момент находится в его офисе и твердит, что распрощается с баскетболом срочно и на всегда. Прибежавший Дейли задал вопрос Томаса: А чем ты займешься, в случае, если завяжешь со спортом? — Возвращусь в колледж, дабы доучиться и взять ученую степень в криминологии. — Степень магистра? Исайя ничего конкретного ответить не имел возможности. Ну, даже в том случае, если магистра, то какое количество тебе будут платить?
Томас опять не дал ответа, но в одном он был уверен. Не могу больше мириться с проклятыми, обидными проигрышами, — твердил он. — Еще одна такая игра, как сейчас, и я .
Дейли не стал его уговаривать, сделал вывод, что все обойдется. Внес предложение Исайе отлично обдумать собственный ответ. Он знал, что спортивный азарт Томаса не разрешит ему расстаться с баскетболом, а его временные депрессии — обратная сторона медали, другими словами его любви к страсти и игре к победам.
Еще одним полезным новобранцем Пистонс стал Винни Джонсон, прекрасный атакующий защитник, купленный в следствии сделки с Сиэтлом. У того клуба и без того хватало хороших защитников, исходя из этого Винни проводил на скамье запасных значительно больше времени, чем того заслуживал. А в Детройте он пришелся весьма кроме того к месту, а в страсти и спортивном азарте к победам он не уступал Томасу и Леймбиру. С этого момента детройтский клуб скоро отправился в гору. В следующем сезоне он победил уже не в 21 встрече, а в 39. После этого наступил временный спад, а в середине 80-х гг. команда опять начала выглядеть на уникальность сплоченной и отлаженной. Во многом этому содействовала успех в очередном драфте — клубу достался Джо Думарс из университета штата Луизиана. Высокий юноша был хорошим снайпером и в один момент надежно игрался в защите. Для дуэта с Томасом он доходил идеально, действенно действуя и в нападении, и в обороне.
В том же году Пистонс купили кроме этого Рика Махорна, высокого, замечательного атлета. Особенным талантом он не отличался, но тренеры его обожали за дружелюбность, чувство товарищества, отличное чувство и лёгкий нрав юмора. Рик умудрялся со всеми быть в красивых отношениях. Он всегда заботился о партнерах моложе его по возрасту, которым терпеливо и толково растолковывал превратности судьбы в мире опытного баскетбола. С возникновением Рика Махорна команда стала значительно лучше ощущать себя в повседневной судьбе. Неспециализированное настроение заметно встало, всем стало радостнее. Но на площадке соперники его побаивались. Ощущая за спиной замечательную помощь Махорна, Леймбир, могший отлично сыграть в подборе, но мало кого пугавший, прямо-таки расцвел.
Годом позднее Детройт совершил успешный обмен с Ютой, дав ей Келли Трипаку, хорошего снайпера, но не хорошо действовавшего в защите и взяв вместо Адриана Дэнтли, сыгравшего за собственную спортивную карьеру шесть матчей с участием всех звезд. Относительно низкий для нападающего, он отличался недюжинной силой и смелостью, а в игре на нижнем этаже был непревзойден. Дэнтли, может, не через чур удачно дополнял для того чтобы скоростного игрока, как Томас, но он, без сомнений, придал мощь атакам Пистонс. Неизменно прорываясь к корзине, Адриан вынуждал соперников нарушать правила и получал для команды штрафные броски. Боб Райан, спортивный корреспондент газеты Бостон глоб, постоянно подсчитывал, сколько раз поразил Дэнтли кольцо соперников с игры и какое количество — со штрафных. в один раз он написал следующее: На его могиле будет начертано: Тут лежит великий Дэнтли. Его рекорд — 9, 28, 46, что свидетельствует 9 правильных двухочковых бросков с игры и 28 — со штрафных, а в общей сумме — 46 очков. Макклоски стиль игры Дэнтли нравился конкретно за его умения провоцировать соперников на фол: до тех пор пока он делал штрафные броски, его партнеры успевали тихо организовать оборону.