Опрощение происходит понемногу, и время от времени наблюдаются переходные случаи «полуопрощения»: вкус уже нормально не связывается с кусок, кусать, не смотря на то, что в каких-то обстановках ветхие связи еще смогут «актуализироваться».
2. Переразложение имеется перераспределение «звукового материала» между
экспонентами соседних морфем, сдвиг «морфемного шва» Вот кое-какие примеры: в
парах обнять — объятия, принять— приятие, поднимать — подымать, предпринимать
— предприимчивей мы замечаем чередования /n’/ Ґ /j/ либо /n’/ Ґ нуль согласного. Первоначально корень, представленный в древнерусском глаголе яти, ст.-cл. #ти не начинался носовым согласным. Появление вариантов с таким согласным — итог переразложения на границе корня и префикса. Префиксы в- и с- имели параллельные варианты с носовым согласным на финише, употреблявшиеся перед корнем, что начинался гласным (ср. внушить и ухо, вовнутрь и утроба, внедрить и ядро, снискать и искать, еда и снедь). Относительная уникальность вариантов вн- и сн- вела к тому, что носовой согласный начал восприниматься как часть корня. Так появились нутро, недра и интересующие нас глаголы типа обнять, принять и т. д. (но не все производные от яти взяли носовой согласный в начале корня: ср. забрать и изъять). Такое же переразложение происходило на границе местоимения и предлога 3-го лица, откуда в современном языке параллельные формы его — от него, ему — к нему, им — с ним, ее
— в нее, ею — с нею, их — у них и т. д.1
Сходные примеры дают в славянских языках кое-какие глаголы, сочетающиеся с префиксом об-, что имел возможность переосмысляться как о- и «отдавать» собственный согласный корню. Так, в болгарском языке глагол, соответствующий русск. лизать, выступает в двух вариантах — лижа и ближа: второй вариант появился в следствии переразложения об+лижа о+ближа.
3. При «народно-этимологическом» осмыслении слова (см. § 124) часто
отмечается явление, противоположное опрощению,— осложнение морфологической
структуры, замена одной морфемы несколькими (в большинстве случаев двумя). Так, слово,
обозначающее гамак, было заимствовано испанцами из одного туземноамериканского языка в зоне Карибского моря и вошло во многие европейские языки как немо
тивированное слово с безаффиксной, корневой базой (исп. hamaca, фр. hamac, русск.
гамак и т. д.); но в нидерландском и в некоторых вторых германских языках в
результате народной этимологии оно было ассоциировано с глаголом ‘висеть’ и преобразовано в сложное, двухкоренное: нидерл. hangmat, нем. HAngematte, шведск. hAngmatta (букв. ‘подвесной коврик, мат’ и т. п.).
§ 243. Из приведенного краткого обзора исторических трансформаций в грамматическом строе возможно видеть, что они очень разнообразны и протекают в различных языках различными дорогами, иногда кроме того в противоположных направлениях. В языковедении неоднократно предпринимались попытки сформулировать, в чем содержится «прогресс в языке» в области грамматического строя, но эти попытки не приводили к убедительным итогам. Они только отражали субъективные рвения их авторов представить определенный тип грамматической структуры как «самый совершенный».
5. ИСТОРИЧЕСКИЕ Трансформации В ЗВУКОВОЙ СТОРОНЕ ЯЗЫКА. ПОНЯТИЕ О ЗВУКОВОМ ЗАКОНЕ
§244. Как все в языке, звуковая его сторона подвергается трансформациям в течении истории.
Г1 В современном русском языке формы с /n’/ взяли особенную функцию: они показывают, что!
]местоимение связано с предлогом (не просто стоит по окончании предлога, то есть связано с ним: ср. к нему и ]
1к ему подобным, для него и для его_жены)___________________________________________________ !
Изменяется звуковой вид отдельных морфем и слов, их фонемный состав, их
ударение: к примеру, др.-русск. феврарь превратилось ь февраль (см. § 45, 1); Пушкин
произносил музыка, словари середины XIX в. дают музыка и музыка, а на данный момент мы
говорим лишь музыка. Изменяются правила дистрибуции фонем, что затрагивает уже
не отдельные слова, а целые их классы; так, в древнерусском языке существовали
сочетания гы, кы, хы, а в современном русском языке такие сочетания в слова не
допускаются (за исключением некоторых сравнительно не так давно заимствованных слов наподобие акын),
не смотря на то, что и фонемы /g/, /k/, /x/, и фонема /ы/ существуют в русском языке.
Наблюдаются и более глубинные трансформации: изменяется система фонем и набор языка дифференциальных показателей, по которым фонемы противопоставляются друг другу. Так, в русском языке провалились сквозь землю существовавшие в нем когда-то носовые гласные (и следовательно, ДП назальность у гласных), фонема, обозначавшаяся в древнерусских текстах буквой ™, и другие гласные фонемы. Но превратились в отдельные фонемы палатализованные согласные, бывшие первоначально комбинаторными вариантами (и показатель палатализованности превратился в ДП, очень важный для совокупности в целом).
Наконец, в течении долгих периодов изменяются слоговая организация и характер ударения единиц языка и речевого потока. Так, от свободного словесного ударения общеславянской поры чешский и словацкий языки перешли к ударению, фиксированному на начальном, а польский к ударению, фиксированному на предпоследнем слоге слова. Раннее развитие праславянского языка было связано с устранением закрытых слогов, унаследованных от общеиндоевропейской эры; все закрытые слоги тем либо иным методом перестраивались в открытые, но в будущем «закон открытого слога» начал нарушаться (уже в старославянском), и в современных славянских языках закрытый слог опять представляет собой обычный (не смотря на то, что и менее частотный) тип слога.
Изучением исторических трансформаций в звуковой стороне языка занимается историческая фонетика и историческая (диахроническая) фонология.
§ 245. Звуковые трансформации, замечаемые в истории языков, возможно подразделить на регулярные и спорадические.
Спорадические трансформации бывают представлены только в отдельных словах либо морфемах и разъясняются какими-либо особенными условиями их функционирования. Так, слова семантически мало «весомые» и вместе с тем обширно употребительные (стандартные обращения, формулы вежливости, приветствия при встрече и прощании) подвергаются особенно сильному фонетическому разрушению: они довольно часто произносятся скороговоркой, неосторожно, потому, что содержание их и без того ясно. Исходя из этого ветхая британская формула прощания God be with you! ‘Всевышний да будет с вами’ превратилась в Good-bye ‘До свиданья’, а испанское почтительное обращение Vuestra Merced ‘Ваша милость’ в Usied ‘Вы’. По-русски пишут здравствуйте, но произносят в большинстве случаев здрасте либо драсте (при стремительном темпе кроме того драсть), а вводное слово говорит, вставляемое в цитируемую чужую обращение, преобразовывается в грит а также г-т [gt]. Более либо менее спорадический темперамент носят и кое-какие диссимиляции (вышеприведенные феврарь^ февраль), метатезы (перестановки) наподобие укр. ведмiдь из медв™дь, ли-товск. kepti ‘печь, жарить’ из более ветхого *pekti (ср. отечественное пеку) и т. п. Не смотря на то, что за такими трансформациями, само собой разумеется, стоят определенные неспециализированные тенденции, которые связаны с механизмом произношения (см. §45, 75), эти тенденции проявляются от случая к случаю, «поражая» лишь отдельные лексические единицы.
Значительно ответственнее, само собой разумеется, трансформации регулярные, проявляющиеся по отношению к определенной фонетической позиции либо фонологической единице во всех либо практически всех случаях, в то время, когда такая позиция либо единица наличествует в языке, независимо от того, в каких конкретно формах и словах она видится. Конкретно при наличии для того чтобы регулярного трансформации и говорят о звуковом (фонетическом) законе.
Так, замена вышеупомянутых древнерусских сочетаний гы, кы, хы современными ги, ки, хи подходит под понятие звукового закона, потому, что она коснулась всех слов с этими сочетаниями, не покинув исключений. Вместо гыб(ь)нути, богыни, кыплти, Кыевъ, хитрость, хыщ(ь)никъ, ногы, рукы и т. д. мы везде имеем гибнуть, богиня, кипеть, Киев, хитрость, хищник, ноги, руки. Сочетания /gы/, /kы/, /хы/ вероятны сейчас лишь в недавних заимствованиях, в большинстве случаев из тюркских языков, и на границе слов, а также предлога к и последующего слова: к Ире /k:ыr’i/.
§ 246. Звуковой закон не имеет того универсального характера (в смысле «независимости от места, и времени»), какой свойствен законам естественных наук. Наоборот, он сугубо историчен, настоящ в конкретно-исторических рамках определенного языка либо диалекта определенной эры. Уже, к примеру, в ближайшем родственном русскому языку украинском замены /kы/ и т. д. на /k’i/ не было (ветхие /ы/ и /i/ совпали тут в одном гласном). Да и в русском языке данный звуковой закон действовал только в течение определенного периода. Конкретно исходя из этого слова, которые содержат заднеязычный согласный перед /ы/, но вошедшие в русский язык позднее, уже не подпадают под воздействие этого закона.
До тех пор пока звуковой закон действует, он есть живым. Примером может служить русское «аканье», т, е. замена в литературном русском языке и в большинстве говоров (не считая «окающих») /о/ ударного слога на /а/ (фонетически [A] либо [ъ]) в безударном. Данный закон проявляется на каждом шагу в живом чередовании /o/~ /а/, он охватывает и новые слова, входящие в язык, в частности заимствования: ср. /mat: or/, /tr:aktar/ и т. д.1 Закономерное исключение составляют односложные неударенные в предложении слова, сохраняющие /о/, к примеру альянсы но, то. . .то и междометие ого г.
Г1 В более редких зарубежных словах наподобие боа, колье, де-факто и в именах собственных наподобие!
[Флобер, Палермо произнесение безударного /о/, предписываемое орфоэпической нормой, служит]
]именно показателем их «чуждости», неполной освоенности. ]
]2 В этих обстоятельствах само сохранение /о/ должно рассматриваться как не сильный степень ударенности, ]
]реализуемая качественным, тембровым ударением (см. §77). ]
По окончании того как звуковой закон, прекратив функционировать, перешел в разряд исторических, в языке остаются его результаты, порожденные им сдвиги звучания, созданные им чередования фонем и т. д.
§ 247. Регулярные звуковые трансформации возможно подразделить на (позиционно либо комбинаторно) обусловленные и фронтальные (классический термин «спонтанные»).
1. Примеры обусловленных трансформаций — вышеупомянутые явления: замена /o/ на /а/ в безударном слоге, обнаруживаемая при сравнении древнерусских и современных форм (изменение, обусловленное позиционно) и переход /ы/ в /i/ по окончании /g/, /k/, /x/, сопровождающийся смягчением этих согласных (изменение, обусловленное комбинаторно). Вне указанных условий «старое уровень качества» сохранялось: в ударном слоге /o/ не переходило в /а/, вне сочетания с предшествующим заднеязычным /ы/ не изменялось в /i/. Второй пример, относящийся к более старой эре,— так называемая первая палатализация — общеславянский переход заднеязычных в шипящие перед гласными переднего последовательности: ср., к примеру, русск. четыре с равнозначным литовск. keturi. В других позициях заднеязычные сохранялись: ср. русск. корова, кривой соответственно с литовск. karve и kreivas (те же значения).
2. Пример фронтального трансформации — потеря носовых гласных в русском и в большинстве вторых славянских языков. Эти гласные отражены старославянскими монументами, в которых они обозначались особенными буквами: носовой заднего последовательности (в транскрипции o либо o) — «юсом громадным» (@), а носовой переднего последовательности (e либо e) — «юсом малым» (#), к примеру д@бъ ‘дуб’, р@ка ‘рука’, нес@’несу’, п#ть ‘пять’, ж#ти ‘жать’. Сейчас эти гласные сохранились (не смотря на то, что в поменянной фонетической реализации и с рядом перегруппировок) в польском. Во всех остальных славянских языках носовые гласные изменились в неносовые, причем превращение это случилось во всех фонетических позициях, по какой причине мы и именуем его фронтальным. При таком, возможно сообщить, глобальном характере процесса нет ничего, что показывает на его вероятные обстоятельства, процесс думается «самопроизвольным» (из этого ветхий термин «спонтанное изменение»).
§ 248. Формулировка любого звукового закона предполагает сравнение. В различных случаях употребляются три вида формулировок:
1. Звуковой переход предполагает сравнение диахроническое, т. е. сравнение
более раннего и более позднего состояния одного языка (либо языка-потомка и языка-
предка) и записывается посредством знаков либо (острие в сторону более поздней
формы):
к примеру, др.-русск. /кы/ соврем, русск. /k’i/, то же в отдельных словах (Кыевъ Киев и т. д.) и в «обратной записи» (соврем. Киев русск. /u/, либо *dobъ дуб и т. д. «Обратная запись» вероятна в этом случае для слов (дуб *dobъ), но неспециализированная формула «русск. /u/ праслав. *o » была бы неполной, поскольку в русском языке имеется и второе /u/, не происходящее из носового гласного, к примеру в словах ухо, думать. Любой звуковой закон имеется закон диахронический и должен быть сформулирован в конечном итоге как переход. Но в том месте, где переход реально не засвидетельствован в монументах, его реконструкция опирается или на звуковое соответствие (2), или на чередование (3).
2. Звуковое соответствие устанавливается сравнением фактов двух различных
языков, в случае, если эти факты (значительно чаще и сами языки) генетически связаны (о родстве
языков см. § 251 и след.). В большинстве случаев соответствие записывается знаком «равенства»: ст.-
сл. @(либо польск. a, а в определенных случаях e) = русск. /u/ (орф. у), либо в отдельных
словах: ст.-сл. д@бъ, р@ка (польск. dab, reka) = русск. дуб, рука; литовск. k (перед
гласным переднего последовательности) = слав. /c/ (литовск. keturi ·= русск. четыре, болг. четири и т. д.). Приведем еще пример соответствий в области согласных между германскими и другими индоевропейскими языками, в частности следующих:
негерманскне языки германские языки соответствия
русск- полный англ. full ‘полный* и.-е. р = герм. f
русск. три, лат. ires ‘3’ англ. three *3′ и.-с. t = repM. /0/
др.-греч. kyon ‘собака’ англ. hound ‘охотничья
собака’, нем. Hund ‘со- и.-е. к— герм, h
бака*
лат. labium ‘губа’ англ. Ир, нем. Lippe ‘губа’ и.-е. Ь=герм. р
русск. десять, лат. йИсёт англ. ten * 10* ^
*10′ J- и.-е. d —герм. t
русск. еда, лат. tdo ‘ем’ англ. to eat ‘имеется’)
лат. genu ‘колено’ нем. Knie ‘колено’ и.-е. g=repM. k
Факт соответствия, замечаемый при сравнении языков, разрешает реконструировать звуковой переход, имевший место в прошлом и недоступный яркому наблюдению. Конкретно так был распознан в истории русского переход носовых гласных в неносовые, в ранней истории славянских языков «первая палатализация» заднеязычных, в ранней истории германских языков так именуемое первое передвижение согласных (переход и.-е. /р/ /f/ и т. д.).
3. Чередование отмечается при синхроническом рассмотрении одного языка. Констатируя чередование, мы сопоставляем различающиеся формы, сосуществующие в одном языке в одну и ту же эру. Символы, служащие для записи чередования (~ и «), отлично известны из предшествующего изложения. Чередования появляются лишь в следствии обусловленных трансформаций. При трансформации фронтальном, в то время, когда «старое уровень качества» не сохраняется ни в одной позиции, чередованию, конечно, нет места. Исходя из факта чередования (к примеру, к оо ч в теку течение, х оо ш в грех прегрешение и т. д.) мы можем реконструировать переход, происходивший в прошлом (во забранном примере общеславянский переход заднеязычных в шипящие). Подобная реконструкция, опирающаяся на чередования, по большому счету на отношения в одного языка одной эры, именуется внутренней.
§ 249. До тех пор пока звуковой закон есть живым, вероятны только отдельные отступления от него, объяснимые особенными условиями функционирования отдельных слов либо разрядов слов (ср. исключения из закона аканья, § 246). Но по окончании того как звуковой закон стал историческим, его результаты исторические звуковые соответствия и чередования фонем между языками уже ничем не «защищены» и смогут подвергаться на большом растоянии идущим преобразованиям и нарушениям.
1. Во-первых, они часто охватываются действием более поздних звуковых законов; происходит наложение новых процессов на результаты ветхих. Так, существенно позднее, чем общеславянская «первая палатализация», случился в русском языке переход в определенной позиции ударного /е/ в /o/: ср. /p’ic:os/, /z:oltыj/ вместо более ветхих форм с /е/ (отраженным орфографией). В следствии шипящие, развившиеся когда-то перед /е/, /i/ и т.д. из заднеязычных, уже не стоят в аналогичных формах перед гласным переднего последовательности. По окончании первого, общегерманского передвижения согласных имело место второе передвижение, охватившее лишь верхненемецкие говоры, на базе которых позднее сформировался германский литературный язык. В следствии этого второго передвижения, к примеру, общегерманское /t/ было заменено, в зависимости от позиции, или аффрикатой (соврем, нем. /t s/), или щелевым согласным (соврем, нем /s/, не чередующееся с /z/ и обозначаемое на письме в большинстве случаев как B либо ss): ср. нем. zehn ’10’, essen ‘имеется’ (== англ. ten, eat) либо нем. FuB ‘нога’ (== англ. foot ‘нога’). Учитывая подобные «наслоения» звуковых законов, возможно устанавливать
относительную хронологию звуковых трансформаций, т. е. их последовательность во времени относительно друг друга.
2. Во-вторых, картина соответствий нарушается позднейшими
заимствованнями. Так, в русском языке слово вензель заимствовано из польского и
содержит сочетание /en/, отражающее в нарушение обычных соответствий
польское e слова wezeЙ ‘узел, связка’ (обычное старое соответствие польскому e в
русском узел). Кроме этого при обычном соответствии лат. pes (род. п. pedis) ‘нога’ ==
англ. foot в англ. pedestrian ‘пешеход’ ученом заимствовании из латыни согласные
корня не подверглись передвижению. Во многих случаях нарушение соответствий дает
возможность опознать заимствования. Так, русск. князь, ст.-cл. кън зь, сербскохорв.
кнeз с тем же значением, словацк. knaz ‘священник’ и т. д. при сопоставлении с англ.
king ‘король’, нем. Konig с тем же значением, др.-верхненем. kuning и т. д.
обнаруживает отклонение от обычных соответствий согласных 1 и, следовательно,
является заимствованием , относящееся к эре по окончании общегерманского
передвижения согласных (по-видимому, это слово заимствовано праславянским из
прагерманского либо из готского). В случае, если примерно известно время вероятных
контактов между теми либо иными народами, заимствования с нарушениями простых
соответствий смогут пролить свет уже и на безотносительную хронологию звуковых
трансформаций. Так, фонема латинского языка, обозначавшаяся на письме буквой с, в
хорошей латыни звучала как заднеязычный согласный [k]. В современных
романских языках в тех
Г1 Нормально слав. /k/=герм. /h/ (к примеру, ковать соответствует нем. hauen ‘бить, рубить’), аi
|герм. /k/=слав. /g/ (нем. kahl ‘лысый’ соответствует отечественному обнажённый, англ. cow и нем. Kuh ‘корова’ — др.-j
|русск. говядо, ср. говядина).________________________________________________________________ |
случаях, в то время, когда за данной фонемой следовали гласные переднего последовательности (и дифтонг
ае, «стягивавшийся» в [е]), мы находим переднеязычные аффрикаты либо щелевые;
к примеру, лат. caelum либо coelum ‘небо* соответствуют ит. ci’elo /cj:elo/, фр. ciel /sjEl/,
исп. cielo /Ti:elo/ с тем же значением. Так, тут случился процесс,
пара напоминающий «первую палатализацию» славянских языков. Но в то время, когда он
имел место? Лат. Caesar (имя собственное, а после этого нарицательное ‘император’) было
заимствовано рядом языков, и в частности, дало в готском kaisar и в германском Kaiser
‘император’. Эти германские формы своим начальным согласным и нестяженным
дифтонгом отражают звучание имени Caesar, каким оно было в момент заимствования.
Потому, что германцы не могли заимствовать это слово раньше I в. до и. э. (Юлий
Цезарь жил с 100 до 44 г. до н. э.), ясно, что палатализация и стяжение дифтонга
латинского /k/ случились затем срока. На основании последовательности другой информации
устанавливают, что стяжение дифтонга распространилось около не сильный в. н. э., а
палатализация /k/ начиная с V в.
3. В-третьих, как мы знаем, кроме того живые, а тем более исторические чередования
фонем смогут нарушаться либо, наоборот, распространяться по аналогии (см. § 67). Так,
чередования /k/ оо/c/, /g/ oo/z/ в пеку — печешь, могу ~ можешь устраняются (правильнее
заменяются вторым чередованием) в диалектных формах пекёшь, м³гешь, а в глаголе ткать формы с /k’/ вместо /c/ стали литературными. Тут действовала
пропорция (запишем в транскрипции, но без указания ударений):___________________
В украинском языке, где нет чередования непалатализованного согласного в 1-м л. с палатализованным во 2-м и следующих лицах (ср. укр. иду, идеш с жёстким /d/), устранение чередования /k/ оо/c/ пошло в другом направлении, и мы имеем в современном языке печу, печеш (и и можу, можеш). Иначе, от недавних заимствований из западноевропейских языков пиджак, фрак, блок в русском
языке образуются пиджачный, фрачный, блочный, и чередование /k/ Ґ /c/ оказывается перенесенным в морфемы, которых в праславянском не было.
§ 250. Открытие звуковых законов сыграло большую роль в развитии отечественной науки и сделало вероятным начиная с XIX в. важное сравнительно-историческое изучение языков. Понятие звукового закона сложилось до происхождения учения о фонеме, до выработки сознательного функционального подхода к языку и к его истории. Но современный, функциональный, фонологический подход разрешает глубже осознать природу исторических звуковых трансформаций и по-новому осмыслить проблему звуковых законов. Так, к примеру, стало ясно, что обусловленное звуковое изменение (см. § 247, 1) само по себе еще не ведет к появлению новой фонемы и может остаться «внутрифонемным». В случае, если появляется новая фонема, то это связано не с большей степенью отдаления нового звучания от ветхого (так как мы знаем, что диапазон вариантов фонемы возможно весьма широким), а лишь с характером функционирования данной единицы: если бы шипящие, появившиеся из заднеязычных, виделись в праславянском лишь в позиции перед гласным переднего последовательности, они оставались бы всего лишь комбинаторными вариантами заднеязычных. Но рядом с ними весьма рано показались [z], [c], [s] из другого источника— из сочетаний (gj], [zj], [kj], [xj], [sj]. Эти сочетания и соответственно появившиеся из них шипящие имели возможность пребывать и перед гласными заднего последовательности (к примеру, кожа
ГЛАВА VI
СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ И ТИПОЛОГИЧЕСКОЕ ЯЗЫКОВЕДЕНИЕ
1. РОДСТВО и МАТЕРИАЛЬНОЕ СХОДСТВО ЯЗЫКОВ. СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ ЯЗЫКОВЕДЕНИЕ
§251. Выше мы неоднократно виделись с понятием родства языков. Сейчас разглядим это понятие подробнее. Родство языков проявляется в их систематическом материальном сходстве, т. е. в сходстве (правильнее, в связанности закономерными звуковыми соответствиями, см. § 248, 2) того материала, из которого (оставляя в стороне позднейшие заимствования) выстроены в этих языках экспоненты слов и морфем, тождественных либо родных по значению.
К примеру, русское числительное три по звучанию сходно с литовск. trys, лат. tras, исп. tres, фр. trois, др.- греч. trкis, др.-инд. trбyas, хеттск. tri, англ. three, нем. drei — все с тем же значением. Согласные в этих словах частично , частично же не совпадают, но все равно объединяются межъязыковыми звуковыми соответствиями, систематично повторяющимися и в других морфемах и словах. Так, соответствие русск. /t/ = англ. /T/ == нем. /d/ повторяется еще в узкий— англ. thin ‘узкий, худощавый’ — нем. dьnn ‘узкий’; в треск, трещать ~ англ. thrash, thresh ‘бить, молотить’ — нем. dreschen ‘молотить’; в тащить — англ. thong ‘ремень, плеть’ — нем. dehnen ‘тащить’ и др. Значения сравниваемых слов либо морфем смогут быть тождественными, как в примере с числительным ‘3’, либо же исторически выводимыми одно из другого, как в последних примерах.
Подобно и в грамматических морфемах: окончание 1-го л. ед. ч. в русских формах ем, дам материально сходно с окончанием др.-инд. bharomi ‘несу’, др.-греч. eimi ‘я есмь’, лат. sum, готск. im, англ. I am с тем же значением.
В то время, когда материальное сходство проявляется в таких словах, как мяукать, кукушка, т. е. в звукоподражательных словах (либо корнях) нескольких различных языков, это представляется более либо менее естественным, обусловленным самой природой соответствующей вещи. В какой-то мере естественным, продиктованным природой возможно и материальное сходство в различных языках слов, восходящих к детскому neifcry, и некоторых междометий. Но за пределами перечисленных групп лексики вопрос о «естественных» обстоятельствах материального сходства решается отрицательно: как правило между содержанием языкового символа и материальным составом его экспонента в принципе отсутствует «естественная», самой природой предуказанная сообщение (см.
§ 34, 4). Ясно, что в «природе» числа ‘3’ нет ничего для того чтобы, что имело возможность бы вынудить обозначать это число конкретно сочетанием «переднеязычный шумный + дрожащий + гласный» (т. е. сочетанием типа русск. три, англ. fhree и т. д.). И вправду, в других языках число ‘3’ обозначается совсем несхожими комбинациями звуков, к примеру в финском kolme, в турецк. ьз /Yc/, в кит. sдn и т. д. Равным образом и в «природе» 1-го л. ед. ч. нет ничего для того чтобы, что имело возможность бы вынудить высказывать это грамматическое значение звуком [m] либо сочетанием звуков [mi]. Чем же может разъясняться материальное сходство между различными языками в этих и в других аналогичных случаях?
В случае, если материальное сходство обнаруживается в одном-двух словах либо корнях (незвукоподражательных, немеждометных и не восходящих к детскому лепету) либо же в
территориальное распространение языковых явлений как в диалектах одного языка, так и в родственных и неродственных географически смежных языках.
Изучение линия структурного сходства независимо от их территориального распространения и, например, структурного сходства языков неродственных, географически далеких и исторически между собой не связанных образовывает задачу типологического языковедения, либо лингвистической типологии,— учения о типах языковой структуры. Лингвистическая типология может строиться на базе самых различных структурных показателей — фонологических, морфологических, синтаксических, семантических и т. д.
§ 261. Для фонологической типологии самый значительный показатель — темперамент главной фонологической единицы языка. В том месте, где в качестве таковой единицы выступает фонема, мы говорим о языках «фонемного строя» (к этому типу в собственности большая часть языков мира). В том месте же, где главной фонологической единицей выясняется слог (силлабема) либо финаль и инициаль слога, мы говорим о языках «слогового строя» (см. § 70). Вторая серьёзная черта — слова и просодическая характеристика слога: тональные, либо политонические, языки противопоставляются монотоническим (см. § 83), языки со свободным словесным ударением — языкам с различными типами фиксированного и палуфиксированного ударения (см. §80) и таким, в которых словесного ударения нет либо оно есть только потенциальным (см. § 82). Потом языки различаются по применению тех либо иных дифференциальных фонологических показателей: «слоговые» языки — по характеру инициалей и финалей слога, а «фонемные» — по степени богатства и разработанности фонемного инвентаря и намерено согласных фонем и репертуара гласных и по относительной частоте потребления тех и других в тексте. Примером языков с богатой совокупностью гласных могут служить французский (16 согласных и 20 гласных фонем), и английский язык , немецкий, шведский; примером языков, в совокупности которых мало гласных,— русский (6 согласных и 35 гласных), польский, арабский. В большинстве языков согласные преобладают над гласными в потоке речи, но имеется языки с обратным соотношением. Так, финский язык имеет всего 8 гласных фонем, но в финском тексте гласные преобладают над согласными в пропорции 100 : 96.
§ 262. Самый созданной есть морфологическая типология, учитывающая последовательность показателей. Из них самыми серьёзными являются: 1) неспециализированная степень сложности морфологической структуры слова и 2) типы грамматических морфем, применяемых в данном языке, в частности в качестве аффиксов. Оба показателя практически фигурируют уже в типологических построениях XIX в., а в современном языковедении их принято высказывать количественными показателями, так называемыми типологическими индексами. Способ индексов был предложен американским лингвистом Дж. Гринбергом, а после этого усовершенствован в трудах ученых различных государств 1.