В доставшемся нам научном наследии имеются два фундаментальных вопроса, на каковые отечественным предшественникам не удалось отыскать ответ. Один из них — вопрос об отношении порядка и хаоса. Известный закон возрастания энтропии обрисовывает мир как без конца эволюционирующий от порядка к хаосу. К тому же, как показывает биологическая либо социальная эволюция, сложное появляется из несложного. Как такое возможно? Как именно из хаоса может появиться структура? В ответе на данный вопрос сейчас удалось продвинуться довольно далеко. Сейчас нам как мы знаем, что неравновесность — поток вещества либо энергии — возможно источником порядка.
Но существует и второй, еще более фундаментальный вопрос. Хорошая либо квантовая физика обрисовывает мир как обратимый, статичный. В их описании нет места эволюции ни к порядку, ни к хаосу. Информация, извлекаемая из динамики, остается постоянной во времени. Налицо явное несоответствие между статической эволюционной парадигмой и картиной динамики термодинамики. Что такое необратимость? Что такое энтропия? Вряд ли найдутся другие вопросы, каковые бы столь довольно часто обсуждались на протяжении развития науки. Только сейчас мы начинаем достигать той степени понимания и того уровня знаний, каковые разрешают в той либо другой мере ответить на эти вопросы. хаос и Порядок — сложные понятия. Единицы, применяемые в статическом описании, которое дает динамика, отличаются от единиц, каковые пригодились для эволюционной парадигмы, высказываемой ростом энтропии. Переход от одних единиц к вторым ведет к новому понятию материи. Материя делается «активной»: она порождает необратимые процессы, а необратимые процессы организуют материю.
Какой суть вкладывают авторы в понятие «детерминированных процессов»?
Какой фактор функционирования сложных совокупностей содействует формированию порядка из хаоса?
Теоретическое и эмпирическое как предмет философско-методологического анализа в работе В. С. Швырева «Теоретическое и эмпирическое в научном познании»
В чем различие, в соответствии с В.С. Швыреву, между эмпирическим познанием и эмпирическим исследованием?
Приведите примеры идеализированных объектов науки, каковые разглядывает создатель.
Закон Бойля-Мариотта есть эмпирическим либо теоретическим законом?
Чем отличается способ мысленного опыта от формально-дедуктивного метода рассуждения?
Швырев В. С. «Теоретическое и эмпирическое в научном познании». М., 1978. Гл. 3. С. 247–252, 283–285, 306–310, 32–328, 334–342, 362–373.
Дополнительная литература
Философы России XIX – XX столетий. Биографии, идеи, труды. М., 1995. С. 656–57.
Черняк В. С. Теоретическое и эмпирическое в историко-научном изучении //Вопр. философии. 1976. № 6.
В. С. Швырев
Теоретическое и эмпирическое в научном познании.
Сформулируем кратко кое-какие главные положения относительно понимания категорий теоретического и эмпирического в научном познании, каковые мы стремились выдвинуть и обосновать. Исходные представления о теоретическом и эмпирическом изучении как о двух нужных, взаимно обусловленных и взаимно предполагающих друг друга сторонах научно-теоретического мышления задается уже на базе обнаружения деятельности, направленной на совершенствование понятийных средств науки, и деятельности, направленной на использование концептуального аппарата для идеализации и ассимиляции в понятийных схемах внешнего по отношению к этим схемам материала, доставляемого «живым созерцанием». Деятельность последнего типа, лежащая в базе эмпирического изучения, есть для научного мышления в целом средством деятельности и необходимым условием первого типа. Развитие научного познания, с методологической точки зрения, возможно охарактеризовать как процесс теоретизации науки, конкретизации и совершенствования ее понятийного аппарата, что нужно, но, связан с эмпирическим изучением. Между эмпирическим изучением, направленным на освоение в понятийных схемах науки данных «живого созерцания», добываемых в следствии эксперимента и наблюдения, и теоретическим изучением, связанным с развитием и совершенствованием концептуального аппарата науки, построением «теоретического мира», существуют разнонаправленные, но нужные связи. Эмпирическое изучение открывает новые факты, расширяет горизонт видения научного мышления и ставит перед теоретическим изучением новые задачи. Иначе, исследование, развивая и конкретизируя теоретическое содержание науки, открывает предвидения перспективы фактов и новые объяснения, ориентирует и направляет эмпирическое изучение, в первую очередь целенаправленный опыт.
Подчеркивание функциональной роли эмпирического изучения в научном познании в целом как собственного рода «оселка» концептуально-теоретического аппарата науки не свидетельствует отрицания независимой роли эмпирического изучения и основанного на нем установления эмпирических знаний об объекте, каковые смогут существовать в относительной самостоятельности от теории, воображая собой в конечном итоге проверочную базу для формирующихся конструкций и теоретических гипотез.
Конкретизация понимания теоретического и эмпирического в научном познании связана, в первую очередь, с различением теоретической и эмпирической стадий в развитии науки в целом и теоретического и эмпирического изучения как двух нужных компонентов научного познания на каждой из этих стадий.
Так, говоря об эмпирическом и теоретическом в научном познании, нужно различать, с одной стороны, фазы, стадии в развитии науки, характеризующиеся большей либо меньшей теоретизацией, и взаимосвязанные и взаимопредполагающие типы познавательной деятельности, направленной соответственно на развитие концептуального аппарата и на его апробирование, опробование в эмпирическом изучении. Эмпиричность в научном познании может исходя из этого пониматься двояко: как нужный момент всякого научного познания, который связан с функцией опробования концептуального аппарата в его применении к данным эксперимента и наблюдения, и как исторически преходящая фаза науки, которая связана с недостаточным развитием концептуального аппарата, описательностью и пр. Эту двузначность термина «эмпирическое» нужно принимать к сведенью и при рассмотрении неприятности эмпирического и теоретического языка науки, эмпирических и теоретических терминов. Согласно нашей точке зрения, направляться сказать о «языке науки», учитывая взаимодействие и существование в научном знании разных генетических слоев, отражающих разные стадии его теоретизации. Дихотомическое деление «языка науки» на «теоретический» и «эмпирический», если оно имеет целью различение развитого языка науки и неразвитого, конкретно связанного своим происхождением с донаучным обыденным языком, через чур грубо, поскольку оно не учитывает градации, многообразия генетических фаз, соответствующих разным стадиям теоретизации науки.
В противном случае говоря, представление о некоем едином теоретическом языке, противопоставляемом языку наблюдения либо эмпирическому языку, должно быть замещено понятием о разных уровнях «теоретизации» языка науки, его специализации, обусловливаемых развитием выраженного им концептуального содержания науки. Идея о необходимости более дифференцированной типологии языка науки, чем дихотомия теоретического и эмпирического языка, выдвигалась многими авторами. Принципиально важно, но, выдвинуть некий неспециализированный принцип основания таковой типологии. На отечественный взор, таким основанием обязан помогать критерий развитости концептуального содержания.
Так, вопрос о том, есть ли этот термин либо данное предложение теоретическим либо нет, должен быть замещен вопросом о том, к какому типу, уровню теоретизации языка относится данное выражение — заимствовано ли оно просто из семантических ресурсов обыденного языка, и какую наряду с этим прошло теоретическую «обработку» (в случае, если по большому счету ее прошло), есть ли оно каким-либо «конструктом» эмпирической стадии науки либо относится к промежуточной фазе между эмпирической и теоретической стадиями, выступает ли элементом языка, в котором формулируется развитая теоретическая совокупность, помогает ли элементом эмпирической интерпретации теоретического аппарата соответствующего типа и пр.
В чем содержится двузначность термина «эмпирическое»?
Каковы главные задачи эмпирического и исследования?
Эволюция типов научной рациональности
в концепции В. С. Степина
Какие конкретно компоненты включаются в основания науки, и что свидетельствует их перестройка?
Каковы обстоятельства перестройки оснований науки?
Какие конкретно глобальные революции возможно выделить в истории науки?
Как связаны между собой стадии исторического развития науки и типы научной рациональности?
Степин В. С. Теоретическое знание. М., 2000. С. 610 – 636.
Дополнительная литература
Философия. Наука, Цивилизация. М., 1999.
Касавин И. Т. Теория как понятие и образ //Вопр. философии. 2001. № 3.
«Круглый стол» изданий «Вопр. философии» и «Науковедение», посвященный дискуссии книги В. С.Степина «Теоретическое знание» //Вопр. Философии. 2001. №1.
В. С. Степин
Теоретическое знание.
Глобальные научные революции: от хорошей к постнеклассической науке
В развитии науки возможно выделить такие периоды, в то время, когда преобразовывались все компоненты ее оснований. Смена научных картин мира сопровождалась коренным трансформацией нормативных структур изучения, и философских оснований науки. Эти периоды правомерно разглядывать как глобальные революции, каковые смогут приводить к трансформации типа научной рациональности…
Три большие стадии исторического развития науки, каждую из которых открывает глобальная научная революция, возможно охарактеризовать как три исторических типа научной рациональности, сменявших друг друга в истории техногенной цивилизации. Это — хорошая рациональность (соответствующая хорошей науке в двух ее состояниях – дисциплинарном и дисциплинарно – организованном); неклассическая рациональность (соответствующая неклассической науке) и постнеклассическая рациональность. Между ними как этапами развития науки существуют необычные «перекрытия», причем появление каждого нового типа рациональности не отбрасывало предшествующего, а лишь ограничивало сферу его действия, определяя его применимость лишь к определенным типам задач и проблем.
Любой этап характеризуется особенным состоянием научной деятельности, направленной на постоянный рост объективно-подлинного знания. В случае, если схематично представить эту деятельность как отношения «субъект-средства-объект» (включая в познание субъекта ценностно-целевые структуры деятельности, знания и навыки средств и применения методов), то обрисованные этапы эволюции науки, выступающие в качестве различных типов научной рациональности, характеризуются разной глубиной рефлексии по отношению к самой научной деятельности.
Хороший тип научной рациональности, центрируя внимание на объекте, пытается при описании и теоретическом объяснении элиминировать все, что относится к субъекту, операциям и средствам его деятельности. Такая элиминация рассматривается как нужное условие получения объективно-подлинного знания о мире. ценности и Цели науки, определяющие способы фрагментации и стратегии исследования мира, на этом этапе, как и на всех остальных, детерминированы главными в культуре ценностными ориентациями и мировоззренческими установками. Но хорошая наука не осмысливает этих детерминаций.
Схематично данный тип научной деятельности возможно представлен следующим образом:
Неклассический тип научной рациональности учитывает связи между знаниями об объекте и характером операций и средств деятельности. Экспликация этих связей рассматривается в качестве условий объективно-объяснения мира и истинного описания. Но связи между внутринаучными и целями и социальными ценностями так же, как и прежде не являются предметом научной рефлексии, не смотря на то, что имплицитно они определяют темперамент знаний (определяют, что именно и каким методом мы выделяем и осмысливаем в мире).
Данный тип научной деятельности схематично возможно изобразить так:
Постнеклассический тип научной рациональности расширяет поле рефлексии над деятельностью. Он учитывает соотнесенность приобретаемых знаний об объекте не только с изюминкой операций и средств деятельности, но и с ценностно-целевыми структурами. Причем эксплицируется сообщение внутринаучных целей с вненаучными, целями и социальными ценностями.
Данный тип научного познания возможно изобразить при помощи следующей схемы:
Любой новый тип научной рациональности характеризуется особенными, характерными ему основаниями науки, каковые разрешают выделить в мире и изучить соответствующие типы системных объектов (простые, сложные, саморазвивающиеся совокупности). Наряду с этим происхождение нового типа образа и нового рациональности науки не нужно осознавать упрощенно в том смысле, что любой новый этап ведет к полному исчезновению методологических установок и представлений предшествующего периода. Наоборот, между ними существует преемственность. Неклассическая наука вовсе не стёрла с лица земли хорошую рациональность, а лишь ограничила сферу ее действия. При ответе последовательности задач неклассические представления о познании и мире появились избыточными, и исследователь имел возможность ориентироваться на традиционно хорошие образцы (к примеру, при ответе последовательности задач небесной механики не требовалось завлекать нормы квантово-релятивистского описания, а достаточно было ограничиться хорошими нормативами изучения). Совершенно верно так же становление постнеклассической науки не ведет к уничтожению всех познавательных установок и представлений неклассического и хорошего изучения. Они будут употребляться в некоторых познавательных обстановках, но лишь потеряют статус главных и определяющих вид науки.
В чем заключаются изюминке хорошего, неклассического и постнеклассического типов рациональности?
Существует ли преемственность между типами научной рациональности?
Философско-методологические неприятности естествознания
И. ПРИГОЖИН О НОВОМ Взоре НА ВРЕМЯ В РАБОТЕ
«ПОРЯДОК ИЗ ХАОСА. ПЕРЕОТКРЫТИЕ ВРЕМЕНИ»
О каких подходах к пониманию времени говорит И. Пригожин? В чем их сущность и принципиальные различия?
Какое значение для понимания мироздания имеет открытие универсальных постоянных?
Чем определяется объективность описания? Как трактуется объективность в хорошей и неклассической физиках?
В чем состоит главная мысль квантовой механики? Что нового вносит квантовая механика в картину мира?
Каково познавательное значение принципа дополнительности?
См.: Пригожин И. Переоткрытие времени. – Пригожин И., Стенгерс Э. Порядок из хаоса. Гл. 7. Переоткрытие времени. – М., 1986. С. 275 – 297.
ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Молчанов Ю.Б. Сверхсветовые скорости, направление и принцип причинности времени //Вопросы философии. 1998. № 8.
Хокинг С. Стрелы времени //Природа. 1990. № 1.
И. Пригожин «Переоткрытие времени. Неравновесная Вселенная» // Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. – М., 1986. С. 295 – 297.
Две научные революции … начались с попыток включить в неспециализированную схему классической механики универсальные постоянные c и h. Это повлекло за собой далеко идущие последствия… Вместе с тем нельзя не подчернуть, что другие квантовой теории механики и аспекты относительности говорят об их принадлежности к мировоззрению, лежащему в базе ньютоновской механики. В особенности это относится к значению и роли времени. Коль не так долго осталось ждать в квантовой механике волновая функция известна в нулевой момент времени, ее значение ?(t) выяснено в любую секунду времени t, как в прошлом, так и в будущем. Подобным образом в теории относительности статический, геометрический темперамент времени довольно часто подчеркивается применением четырехмерных обозначений (трех пространственных измерений и одного временного). Как совершенно верно увидел Минковский в 1908 г., «отныне пространство само по себе и время само по себе должны обратиться в фикции и только некий вид соединения обоих обязан еще сохранить самостоятельность».
Но за последние пятьдесят лет обстановка быстро изменилась. Квантовая теория стала главным средством при рассмотрении элементарных их превращений и частиц. Описание фантастического многообразия элементарных частиц, найденных за последние годы, увело бы нас на большом растоянии в сторону от отечественной главной темы.
… Опираясь на квантовую механику и теорию относительности, Дирак предсказал существование античастиц: каждой частице с массой m и зарядом е соответствует античастица с массой т и зарядом противоположного символа. Предвидение Дирака подтвердилось: к настоящему времени на ускорителях высоких энергий взяты позитроны (античастицы электронов), антипротоны. Антиматерия стала простым предметом изучения в физике элементарных частиц. При столкновении частицы и античастицы аннигилируют с выделением фотонов – безмассовых частиц света. Уравнения квантовой теории симметричны относительно замены частицы – античастицы либо, правильнее, довольно более не сильный требования, известного называющиеся СРТ-симметрии. Не обращая внимания на СРТ-симметрию, между античастицами и частицами в окружающем нас мире существует превосходная дисимметрия. Мы складываемся из частиц ()электронов, протонов). Что же касается античастиц, то они остаются собственного рода лабораторными «раритетами». Если бы частицы и античастицы сосуществовали в равных количествах, то все вещество аннигилировало бы. Имеются веские основания считать, что в отечественной Галактике антиматерия не существует, но нельзя исключать, что она существует в других галактиках. Возможно представить себе, что во Вселенной действует некоторый механизм, разделяющий античастицы и частицы и «прячущий» последние где-то на большом растоянии от нас. Но более возможно, что мы живем в несимметричной Вселенной, в которой материя преобладает над антиматерией.
Как такое допустимо? Модель, растолковывающая замечаемую обстановку, была предложена А.Д. Сахаровым в 1966 г. На данный момент неприятность отсутствия симметрии в антиматерии и распределении материи усиленно разрабатывается. Значительным элементом современного подхода есть утверждение о том, что в момент образования материи Вселенная должна была пребывать в неравновесных условиях, потому, что в состоянии равновесия из закона действия весов … следовало бы антиматерии и количественное равенство материи.
В данной связи мы желали бы выделить, что неравновесность обретает сейчас новое, космологическое измерение. Без неравновесности и связанных с ней необратимых процессов Вселенная имела бы совсем иную структуру. Материя нигде не виделась бы в заметных количествах. Везде наблюдались бы только флуктуации, приводящие к локальным избыткам то материи, то антиматерии.
Из механической теории, модифицированной с учетом существования универсальной постоянной h, квантовая теория превратилась в теорию взаимопревращения элементарных частиц. На протяжении предпринятых сейчас попыток выстроить единую теорию элементарных частиц высказывалась догадка о том, что все элементарные частицы материи, включая протон, нестабильны (действительно, время судьбы протона достигает большой величины – 1030 лет). Механика, наука о перемещении, вместо того дабы соответствовать фундаментальному уровню описания, низводится до роли приближения, годного только благодаря огромного времени судьбе таких элементарных частиц, как протоны.
Подобным изменениям подверглась и теория относительности. …Теория относительности начинала как геометрическая теория, очень сильно акцентировавшая собственный безвременной темперамент. Сейчас теория относительности есть главным инструментом изучения тепловой истории Вселенной, разрешающим раскрыть те механизмы, каковые стали причиной замечаемой сейчас структуре Вселенной. Тем самым получила новой значение неприятность времени, необратимости. Из области инженерии, прикладной химии, где она была сформулирована в первый раз, неприятность необратимости распространилась на всю физику – от теории элементарных частиц до космологии.
В случае, если к оценке квантовой механики доходить, имея в виду основную тему отечественной книги, то главной заслугой ее нужно считать введение возможности в физику микромира. Возможность, о которой идет обращение, не нужно путать со стохастическими процессами, обрисовывающими химические реакции… В квантовой механике волновая функция эволюционирует во времени детерминистическим образом, за исключением тех моментов, в то время, когда над квантовой совокупностью производится измерение.
Мы видим, что за пятьдесят лет, прошедших со времени создания квантовой механики, изучения неравновесных процессов продемонстрировали, что флуктуация, стохастические элементы ответственны кроме того в микроскопическом масштабе. …Длящееся сейчас концептуальное перевооружение физики ведет от детерминистических обратимых процессов к процессам стохастическим и необратимым. Мы думаем, что в этом ходе квантовая механика занимает собственного рода промежуточную позицию: она вводит возможность, но не необратимость. Мы ожидаем, … что следующим шагом будет введение фундаментальной необратимости на микроскопическом уровне. В отличие от попыток вернуть хорошую ортодоксальность посредством скрытых переменных мы думаем, что нужно еще дальше отойти от детерминистических описаний и принять статистическое, стохастическое описание.
Какое значение имеет квантовая механика в изучении неравновесных процессов? Как изменился вид физики в связи с переходом к изучению неравновесности?
ОБОСНОВАНИЕ КОНВЕНЦИАЛИЗМА В НАУКЕ А. ПУАНКАРЕ
есть ли характерная для научной теории гармония отражением гармонии в природе?
Какое направление в философии А. Пуанкаре характеризует как номинализм?
Какой ответ дает А. Пуанкаре на вопрос «Проистекает ли геометрия из опыта?».
Пуанкаре А. О науке. М., 1983 (гипотеза и Наука. С.7—9, 41, 89—90; Сокровище науки. С. 155—158, 180, 258).
Дополнительная литература
Панов М. И., Тяпкин А. А Анри Пуанкаре и наука начала XX века. М., 1990.
Панов М .И., Тяпкин А. А., Шибанов А. С. Анри Пуанкаре и наука начала XX века // Пуанкаре А. О науке. М., 1983. С. 521–558.
А. Пуанкаре
О науке.
Для поверхностного наблюдателя научная истина не оставляет места никаким сомнениям: логика науки непогрешима, и в случае, если ученые время от времени ошибаются, то это по причине того, что они забывают логические правила
Но, вдумавшись, увидели, что математик, а тем более экспериментатор не смогут обойтись без догадки. Тогда появился вопрос, достаточно ли прочны все эти построения, и явилась идея, что при мельчайшем дуновении они смогут упасть. Быть скептиком для того чтобы рода значит быть лишь поверхностным. Сомневаться во всем, верить всему — два решения, одинаково эргономичные: и то и другое избавляют нас от необходимости думать.
Итак, вместо того дабы произносить огульный решение суда, мы должны шепетильно изучить роль догадки; мы определим тогда, что она не только нужна, но значительно чаще и законна. Мы заметим кроме этого, что имеется догадки разнообразные: одни допускают диагностику и, подтвержденные опытом, становятся плодотворными истинами; другие, не приводя нас к неточностям, смогут быть нужными, фиксируя отечественную идея, наконец, имеется догадки, лишь кажущиеся таковыми, но сводящиеся к определениям либо к замаскированным соглашениям.
Последние видятся в большинстве случаев в науках математических и соприкасающихся с ними. Из этого конкретно и проистекает точность этих наук; эти условные положения являются продуктом свободной деятельности отечественного ума, что в данной области не знает препятствий. Тут отечественный ум может утверждать, поскольку он тут предписывает; но его предписания налагаются на отечественную науку, которая без них была бы неосуществима, они не налагаются на природу. Но произвольны ли эти предписания? Нет; в противном случае они были бы бесплодны. Опыт предоставляет нам вольный выбор, но наряду с этим он командует нами, помогая выбрать путь, самый удобный. Отечественные предписания, следовательно, подобны предписаниям полного, но умного правителя, что советуется со своим госсоветом.
Кое-какие были поражены этим характером свободного соглашения, что выступает в некоторых главных началах наук. Они предались неумеренному обобщению и к тому же забыли, что свобода не есть произвол. Так, они пришли к тому, что именуется номинализмом, и пред ними появился вопрос, не одурачен ли ученый собственными определениями и не есть ли всю землю, что он думает открыть, несложным созданием его прихоти. При таких условиях наука была бы точна, но она была бы лишена значения.
Какова природа умозаключения в математике? Вправду ли она дедуктивна, как думают обыкновенно? Более глубочайший анализ показывает нам, что это не верно, — что в известной мере ей характерна природа индуктивного умозаключения и потому-то она столь плодотворна. Но от этого она не теряет собственного характера безотносительной строгости, что в первую очередь мы и продемонстрируем.
Познакомившись ближе с одним из орудий, каковые математика дает в руки естествоиспытателя, мы обратимся к анализу другого главного понятия — понятия математической величины. Находим ли мы ее в природе либо сами вносим ее в природу? И в последнем случае не подвергаемся ли мы риску все извращать? Сличая неотёсанные эти отечественных эмоций да и то сверхсложное и узкое понятие, которое математики именуют величиной, мы вынуждены признать их различие; следовательно, эту раму, в которую мы желаем заключить все, создали мы сами, но мы создали ее не наобум, мы создали ее, так сообщить, по размеру и потому-то мы можем заключать в нее явления, не искажая в значительном их природы.
Вторая рама, которую мы налагаем на мир, — это пространство. Откуда происходят начальные правила геометрии? Предписываются ли они логикой? Лобачевский, создав неевклидовы геометрии, продемонстрировал, что нет. Не открываем ли мы пространства при помощи отечественных эмоций? Также нет, поскольку то пространство, которому смогут научить нас отечественные эмоции, полностью превосходно от пространства геометра. Проистекает ли по большому счету геометрия из опыта? Глубокое изучение продемонстрирует нам, что нет. Мы заключим из этого, что эти правила сущность положения условные; но они не произвольны, и если бы мы были перенесены в второй мир (я именую его неевклидовым миром и стараюсь изобразить его), то мы остановились бы на вторых положениях.
В механике мы придем к подобным заключениям и заметим, что правила данной науки, не смотря на то, что и более конкретно опираются на опыт, все-таки еще разделяют условный темперамент геометрических постулатов. До сих пор преобладает номинализм; но вот мы приходим к физическим наукам в собственном смысле. Тут картина изменяется; мы встречаем догадки иного рода и видим всю их плодотворность. Несомненно, они с первого взора кажутся нам хрупкими, и история науки показывает нам, что они недолговечны; но они не умирают полностью, и от каждой из них что-то остается. Это что-то и нужно стараться выявить, в силу того, что тут, и лишь тут, лежит подлинная действительность.
Пора сделать выводы.
Мы не владеем конкретно ни интуицией одновременности, ни интуицией равенства двух промежутков времени. В случае, если мы считаем, что имеем эту интуицию, то это иллюзия. Мы заменяем ее некоторыми правилами, каковые используем, редко отдавая себе в том отчета. Но какова природа этих правил? Нет правила неспециализированного, нет правила строгого; имеется множество ограниченных правил, каковые используются в каждом отдельном случае. Эти правила не предписаны нам и возможно было бы позабавиться, изобретая другие; но нереально было бы уклониться от них, не усложнив очень сильно формулировку законов физики, астрономии и механики. Следовательно, мы выбираем эти правила не по причине того, что они подлинны, а по причине того, что они самый эргономичны…
Какова роль догадки в научном познании? Какие конкретно виды догадок выделяет А. Пуанкаре?
Имеет ли для науки значение удобность применения знания?
В. Гейзенберг о роли традиций в развитии науки
В чем проявляется влияние традиций на научно-исследовательскую деятельность?
Кто из древних мыслителей, согласно точки зрения В.Гейзенберга, открыл значение математических пропорций в природных явлениях?
Говоря о будущем науки, какие конкретно три ее области В. Гейзенберг вычисляет самые актуальными?
Гейзенберг В. Традиция в науке //Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М., 1987. С. 226-240.
Дополнительная литература
Овчинников Н. Ф. Ученый-мыслитель.XX века // Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М., 1987. С. 5-22.
Клайн Б. В отыскивании. квантовая теория и Физика. М., 1971. С. 132—154.