Силы сплочения группы имеют две образующие: во-первых, степень привлекательности собственной группы, во-вторых, силу притяжения вторых дешёвых групп. Группу благодаря этого возможно выяснить как совокупность индивидов, связанных так, что любой расценивает преимущества от объединения как громадные, чем возможно взять вовне. Из этого, строго говоря, нужно заключить, что каждая несколько изначально сплочена. Но, даже в том случае, если предположить исходную сплоченность, нельзя обойти вопрос, как она поддерживается во времени и от чего зависит ее постоянство. В попытках решить его исследователи поставили цель отыскать средства измерить наличный уровень групповой сплоченности и выяснить, каким методом его возможно повысить.
Техника измерения групповой сплоченности включает два тесно соприкасающихся методических подхода. Первый — измерение эмоциональной привлекательности участников группы. Он строится на предположении: чем большее количество участников группы нравятся друг другу, тем привлекательнее несколько в целом, тем выше индекс групповой сплоченности. Методический аппарат представлен или социометрической техникой в разных вариантах, или особыми шкалами симпатии. Социометрический коэффициент групповой сплоченности — это, в большинстве случаев, частное от деления числа обоюдных хороших выборов на теоретически вероятное их количество. При применении шкал испытуемые оценивают обоюдную симпатию по континууму с полюсами от «весьма нравится» до «весьма не нравится». Итоговые индексы вычисляют как среднее арифметическое взаимооценок участников группы.
Второй методический подход — изучение эмоциональной оценки группы в целом — представлен техникой шкал-вопросов. В одних случаях испытуемые дают неспециализированную оценку группы: «Как привлекательна для Вас эта несколько?», «В какой степени Вы привязаны к участникам данной группы?» В других — оценивают привлекательность собственного членства в ней: «Желаете ли Вы остаться участником данной группы?», «Будь у Вас возможность делать ту же самую работу и за ту же самую плату в второй группе, что бы Вы сообщили по поводу перехода?» Итоговые показатели определяются методом сглаживания личных данных. Оценивая данный методический прием, возможно присоединиться к оправданному точке зрения, что столь «лобовые» вопросы не разрешают сохранять надежду на искренние ответы.
Нет автора, что не называл бы сплоченность свойством группы как целого, своеобразны групповым качеством и т.п. Придерживаясь схемы экспериментальных изучений, приходишь, но, к противоположному выводу: единственная форма «бытия» групповой сплоченности — личные эмоциональные предпочтения. «Индивидуальность», «целостность» только приписываются сплоченности: главным методом ее эмпирического изучения в любых ситуациях остается оценка степени удовлетворенности отдельного индивида. Большая часть экспериментаторов пробовали распознать факторы и терминанты сплочения.
Репертуар средств поддержания группового единства, предлагаемых западными авторами, особенных неожиданностей не содержит. Эти средства включают, во-первых, все, что содействует увеличению личных «выигрышей» и разрешает участникам группы достичь результата, нужного для удовлетворения их частных заинтересованностей. Во-вторых, все, что сокращает размер «издержек», затрачиваемых каждым в ходе реализации совместной цели. В-третьих, все, что поддерживает у участников группы ожидания взять дополнительные преимущества от нахождения в ней (престиж группы, ясность целей, четкость средств, особенные качества составляющих группу лиц и пр.).
Присмотримся к «трем китам», на которых покоятся сохранность и благополучие группы. Снаружи их черта традиционна: «выигрыши», «издержки», «удовлетворенность»… Но появилась и новая важная подробность: ни «во-первых», ни «во-вторых» не смогут быть реализованы вне перестройки функционального сотрудничества участников группы. Оба эти средства интеграции предполагают лучшую организацию совместного труда, более действенную кооперацию, требуют полно применять умения и компетентность каждого, что исключит дублирование упрочнений и т.п. Лишь такие меры приводят к радикальному улучшению в соотношении «издержек» и «выигрышей» и повышают долю «прибыли» каждого (благодаря того, к примеру, что значительно уменьшается число лиц, нужных для ответа групповой задачи, или более адекватно задействуются способности и таланты и т.д.).
Итак, не смотря на то, что продуктивная сторона групповой жизнедеятельности первоначально была вынесена за сферу детерминант группового сплочения, пускай через призму личного благополучия, исследователи вынуждены ее разглядывать в связи с проблемой интеграции. В противном случае и не имело возможности оказаться: выяснив кооперацию как условие существования группы и ее отличительный показатель, нельзя проигнорировать, что самочувствие ее участников зависит от изюминок их совместной деятельности. Обращение к настоящим условиям функционирования группы снова заставляет западных авторов вносить коррективы в ими же созданный теоретический миф о группе как сугубо эмоциональной общности. Так, в число факторов, содействующих интеграции, de facto попали явления, относящиеся к обеим внутригрупповым структурам: и внешней, и внутренней.
Кооперативное поведение. Потому, что кооперация рассматривается к основной показатель группы, обратимся для начала к изучениям, выявляющим факторы кооперативного отношения к партнеру. наметим сходу, кооперация в них понималась не столько как объективная взаимозависимость участников совместной деятельности, сколько как особенная форма мотивации. Задана она задачей: ориентироваться на личный выигрыш не смотря ни на что, пускай и ценой №ого поражения, либо учитывать запросы вторых участников группы, быть может, чем-то поступаясь наряду с этим. Экспериментальная обстановка —
игра в условиях лаборатории, в большинстве случаев, для двух человек, один из которых — «сообщник» экспериментатора. В ответ на яркие действия наивного испытуемого «сообщник» придерживается какой-либо предписанной экспериментатором стратегии поведения. По заблаговременно известным условиям игры партнеры смогут функционировать или в твёрдой, конкурентной манере — рискуя трудиться лишь на себя или кооперативно — разрешая частично побеждать второму, приобретать меньше максимального.
Какая стратегия поведения побудит к кооперации партнера, сначала не выказавшего аналогичного намерения? Так сформулирована основная задача широкой серии опытов М. Дойча. Отправным пунктом при ее ответе, в соответствии с М. Дойчу, помогает сформулированный им «закон» межличностных взаимоотношений, которому создатель присвоил собственное имя. Вот что он гласит: «эффекты и Характерные процессы, обусловленные определенным типом социального отношения (кооперативным либо конкурентным), имеют тенденцию усиливать позвавший их тип социального отношения», иными словами, стратегия силы, тактика угрозы либо обмана являются как результатом, так и предпосылкой конкурентных связей. Сходным образом стратегия неспециализированной тактика и проблемы убеждения порождаются кооперативной ориентацией и акцентируют ее. «Кооперация приводит к кооперации, борьба — борьбу», — упрощая, формулирует создатель собственный закон.
Основываясь на этом законе, М. Дойч внес предложение ассистенту придерживаться одной из четырех стратегий. Первая, названная стратегией «подставь другую щеку», заставляла в любых ситуациях демонстрировать кооперативное поведение, проявлять альтруизм кроме того в ответ на атаки либо угрозы. Вторая — «некарательная» стратегия — потребовала реагировать оборонительным образом на атаки соперника, действуя так, дабы «позитивно» противопоставиться его поведению. Третья, именуемая «устрашительной», вынуждала сообщника отвечать угрозой на любое некооперативное воздействие, контратаковать, в случае, если нападали, но в ответ на кооперацию вести себя кооперативно. Четвертая стратегия отнесена к типу «раскаявшийся безбожник»: первые 15 шагов соучастник игрался в угрожающей и агрессивной манере, а на 16-м — «умиротворял» поведение, избрав одну из трех прошлых стратегий. Выбор этих стратегии обусловлен тем, что они воображают, по словам М. Дойча, «три главные позиции обнаружения кооперации». Стратегия «подставь приятелю10 щеку» стимулирует кооперативное поведение методом воззвания к «совести» и «хорошей воле» субъекта. Стратегия «устрашения» — при помощи пряника «и политики кнута», вознаграждающей кооперацию и наказующей отступление от нее. «Некарательная» стратегия апеллируй к личному интересу субъекта через хорошие стимулы, разрешает избежать враждебности и тем самым приводит к кооперации.
Исходные догадки, в целом оправдавшиеся в следствии изучения, пребывали в следующем: стратегия «подставь другую щеку» приведёт к желанию «эксплуатировать» ассистента экспериментатора и приведет к его проигрышу. «Не карательная» стратегия окажется самый эффективным стимулом кооперативного поведения и приведет обоих партнеров к высоким итогам. Стратегия «устрашения» будет наименее действенной, кооперативного поведения «наивного» субъекта не позовёт и, более того, спровоцирует низкие результаты игры обоих участников. По поводу стратегии «раскаявшийся безбожник» М. Дойч отмечает, что представить метод поведения субъекта достаточно тяжело. Смена агрессивного поведения стратегией «подставь другую щеку» вероятнее приведёт к желанию отомстить и приведет к «эксплуатации», причем большей, нежели бы «сообщник» придерживался ее сначала. Нельзя исключать, но, что стратегия «раскаявшийся безбожник» будет принята как настоящая и приведет к кооперативному поведению с значительным выигрышем для обеих сторон.
Результаты опыта соответствовали догадкам. Но оказалось, что эффективность той либо другой стратегии как средства побудить субъекта к кооперации определяется не столько исходным типом действий «сообщника», какое количество характером обстановки сотрудничества. Так, к примеру, «устрашительная» стратегия неэффективна в условиях кооперации, а в конкурентной обстановке очень действенна. В довольно кооперативной ситуации самый действенна «некарательная» стратегия. В целом же действовало правило: чем менее «устрашающим» было поведение «сообщника», тем охотнее «простой» субъект прибегал к кооперативным действиям.
Кооперативная взаимозависимость и появляющиеся на ее базе социально-психотерапевтические феномены — основное условие, согласно точки зрения М. Дойча, предотвращения межличностного конфликта, а если он появился — его продуктивного разрешения. Этому содействуют сопутствующие кооперации: 1) открытость и свобода коммуникативного обмена, каковые разрешают правильнее сформулировать проблему, применять знания второй стороны и тем самым увеличить сферу способов ответа конфликта; 2) обоюдная помощь действий, убеждение в их правомерности и оправданности, каковые приводят к ограничению конфликтогенных заинтересованностей и умеряют потребность отстаивать лишь собственную точку зрения; обоюдное осознание неприятности, применение талантов каждой стороны сокращает необходимость дублировать упрочнения; 3) дружелюбие, доверие в отношениях сторон стимулируют конвергенцию точек зрения и увеличивают «чувствительность» к сходству.
Будет ли человек вести себя кооперативно, т.е. учитывать интересы партнера по сотрудничеству, сильно зависит от того, как он принимает его намерения. М. Дойч выдвигает серию догадок об условиях восприятия намерений другого как альтруистических. Согласно его точке зрения, «люди склонны трактовать намерения вторых как альтруистические (несущие им пользу), в то время, когда верят в любовь с их стороны, и не склонны — в случае, если данной верой не владеют». Убежденность человека в симпатии другого определяется: 1) количеством «польз», ранее предоставленных этим вторым; 2) частотой их получения в ситуации несходства установок; 3) степенью уверенности в том, что действия другого, отправившиеся ему на пользу, не были вынужденными; 4) степенью уверенности в благоприятных последствиях действий другого еще перед тем, как эти действия произведены; 5) убежденностью, что польза извлекаемая вторым человеком из собственной «благотворительности» менее велика, чем та, которую приобретает он; 6) уверенностью, что второе лицо, оказывая благодеяние, несет кое-какие убытки.
В большинстве случаев, исследователи именуют три условия, содействующие обоюдному доверию сторон. Первое — присутствие так называемых «третьих» (нейтральных) лиц. Их основная функция — уменьшить участникам сотрудничества, в особенности в ситуации конфликта, совершение обоюдных уступок, причем так, дабы эти уступки не воспринимались как показатель слабости и не повышали уровень притязания партнера.
Вторым условием конфиденциальных взаимоотношений есть темперамент коммуникативных связей взаимодействующих сторон. В случае, если любой из партнеров имеет возможность взять предварительную данные о действиях другого, обоюдное доверие более возможно.
Третье условие, от которого зависит степень обоюдного доверия, — личностные изюминки участников сотрудничества. По-видимому, их влияние есть наименее изученным: полученные эти или незначимы, или противоречивы. Самой значительной личностной детерминантой в изучениях выступает так называемый «тип личности», под которым понимается приверженность человека к кооперативным либо конкурентным способам сотрудничества. Подчеркивается, что у людей, кооперативно либо конкурентно настроенных, формируются разные представления о обстоятельствах поведения другого человека: «конкурентный» уверен, что второй кроме этого конкурентен, «кооперативный» предполагает в партнере как те, так и другие мотивы. По вопросу о том, дамы либо приятели более кооперативны, треть изучений говорит о большей склонности к кооперации у мужчин, треть результатов ведет к противоположному заключению, в оставшейся трети различий не установлено. Конкретно выяснить соотносительный вес личностных и ситуационных факторов в детерминации поведения человека (в том числе и в установлении конфиденциальных взаимоотношений) фактический материал не разрешает.
Подводя итоги изучения кооперативных тенденций в поведении участников группы, М. Дойч счел нужным выделить, что кооперация сама по себе не есть панацеей от распрей. Во многих случаях она возможно кроме того «преждевременна», и тогда нивелировка различий, акцентирование сходных позиций не только отрицательно скажутся на ответе совместной неприятности, но и породят излишние трения. Пара переиначив выражение М. Дойча, суть этого предостережения возможно выразить так: узы кооперации до тех пор хороши, пока результативны и не обременительны.
Цели группы. Не смотря на то, что большая часть авторов отмечают, что цели группы являются серьёзным источником ее привлекательности, экспериментальные эти тут меньше теоретических догадок. Наиболее значимым для понимания роли, которую цель играется в генезисе групповых процессов, есть, как утвердилось в литературе последних лет, различение двух ее качеств: операционального и символического.
Первый предопределен объективным характером цели, стоящей перед группой. К примеру, степенью ее сложности либо простоты, что предполагает в различной мере разветвленную и дифференцированную структуру операциональных (их именуют еще функциональными либо инструментальными) связей между участниками группы. Одна цель может потребовать большей специализации личных упрочнений, более тесной кооперации, чем вторая. В данной связи главная направленность социально-психотерапевтических разработок пребывает в том, дабы, уточнив заданные особенности цели, выяснить оптимальную структуру внутригруппового сотрудничества, т.е. такую, которая была бы адекватна решаемой задаче. Подобный подход достаточно четко зафиксирован в изучениях так называемых коммуникативных сетей в группе. При какой структуре коммуникативного процесса несколько самый действенна в ответе поставленной неприятности? В противном случае говоря, как должна быть налажена циркуляция информации в группе (кем, кому и как довольно часто обязана передаваться), дабы несколько стремительнее справилась с задачей? Еще в конце 40-х гг. А. Бейвелас постарался экспериментальным методом ответить на данный вопрос.
Пять человек рассаживаются около круглого стола, поделённого перегородками на пять кабин, причем так, что люди не видят друг Друга. Любой из них приобретает карту, на которой напечатаны пять знаков из шести вероятных (круг, треугольник, звезда, квадрат, крест, ромб). Их задача — выяснить неспециализированный для всех знак. Общаться они смогут только при помощи записок, передаваемых через прорези в стенках кабины. Задача считается решенной, в то время, когда любой назовет неспециализированный знак. Открывая одни и закрывая другие прорези, экспериментатор регулирует циркуляцию информации в группе.
В опыте А. Бейвеласа употреблялись три вида коммуникативных сетей: круг (первый испытуемый передает записку второму, второй — третьему, третий— четвертому, тот — пятому, а он — снова первому; циркуляция вероятна и в обратном направлении), цепь (то же, что и в прошлом варианте, но первый и пятый не связаны между собой) и крест (все записки передаются через одного испытуемого, занимающего центральную позицию, остальные между собой не связаны). В пара позднее совершённых опытах Г. Ливитта употреблялась та же процедура, но были применены и кое-какие к другие варианты связи. Оба автора исходили из неспециализированной догадки, что объективно заданная структура коммуникации значительно влияет на способ членов решения и поведение группы поставленных неприятностей. Позиция испытуемого в коммуникативной сети, предположили авторы, предопределяется числом информации, которая к нему поступает, и его возможностью оказывать влияние на коммуникативный обмен между вторыми участниками группы. Человек, владеющий громадным большей возможностью и объёмом информации регулировать ее циркуляцию, делает более значимую роль в ответе неприятности. Эта роль тем весомее, чем центральное позиция, которую он занимает. В этом случае он делается главным субъектом решения. Использованные виды коммуникативных сетей, так, различались по степени централизации (крест — большая, круг — минимальная), что, по догадке, скажется в эффективности ответа задачи. Замерялись время ответа, число записок, число неточностей.
В итоге опытов стало известно, что коммуникативная сеть типа крест обусловливает самоё быстрое ответ задачи при неспециализированном мельчайшем числе ошибочных решений и записок. Помимо этого, оказалось, что индивиды, занимавшие центральные позиции, взяли большее удовлетворение от работы в группе, чем пребывавшие на периферии коммуникативной сети. Как предположили авторы, это связано с тем, что позиция определяет шансы человека выдвинуться | в фавориты группы, т.е. оказывать влияние на поведение вторых, не подвергаясь влиянию с их стороны. Но неспециализированная удовлетворенность участников группы выше при децентрализованных сетях.
Во всех ли случаях централизованная сеть самый действенна? Обратимся к изучениям французских психологов К. Фашо и С. Московиси, где данный вопрос выступил главным предметом изучения, Использованная авторами экспериментальная обстановка значительно отличалась от прошлой: перед лицом поставленной неприятности несколько была вольна структурировать коммуникативную сеть. Никаких ограничений на ее циркуляции вид и процесс информации (письменная либо устная) не накладывалось. Проводилось тщательное наблюдение, которое разрешало отнести реально появившуюся коммуникативную сеть к более либо менее централизованным.
Авторы исходили из предположения, что между характером задачи, способностью группы и структурой коммуникаций к решению проблемы существует прямая зависимость. Центральная роль отводилась задаче, которая, по догадке, обусловливает формирование той либо другой сети коммуникаций. Испытуемым предлагалось два типа неприятностей: одна потребовала установить логическую последовательность предъявленных фигур и содержала единственное верное ответ; вторая предполагала активизацию творческих свойств испытуемых, каковые из заданного числа элементов составляли как возможно больше разных фигур. Ответ первой задачи предполагало выработку строгой стратегии, подчиняющейся единым правилам, и было нереально вне тесной координации участников группы. Во второй задаче необходимость объединения личных упрочнений отсутствовала, наоборот, она потребовала раскрепощения личной фантазии.
В следствии изучения оказалось, что при ответе той и второй задачи вырабатывались как централизованные, так и децентрализованные сети. Но группы, решающие первую проблему, вдвое чаше приходили к централизации коммуникативного обмена и в этом случае были действеннее. В группах, обсуждающих вторую проблему, втрое более продуктивной являлась децентрализованная сеть, и именно она формировалась первым делом. Исследователи пришли к оправданному выводу, что лучше функционирует несколько, в которой структура взаимодействий и коммуникаций соответствует структуре поставленной задачи. В противном случае говоря, в то время, когда реально сложившаяся коммуникативная сеть адекватна той, что оптимальна с целью достижения цели. Подобная оптимизация естественным образом происходит в ходе развития группы. Последующие изучения четко подтвердили эту закономерность. По причине того, что серьёзна их строгая последовательность, потому, что результат одной операции является условием начала второй, поставляя материал для предстоящего преобразования. Таковой подход — база для расчета функциональной значимости каждой операции в производстве конечного продукта, а тем самым, по мысли западных авторов, размера вознаграждения, причитающегося отдельным участникам группы. Критерием оптимальности надеется не технологическая целесообразность кооперации, в противном случае, как. Один из основных правил изучения операциональных
качеств цели — разделение их на две категории; цели, где кооперация проявляется только в конечном продукте деятельности, и такие, при которых она нужна в ее ходе. В первом случае личные операции аналогичны, осуществляются параллельно и не зависят от последовательности действий окружающих. Во втором — они взаимообусловлены: или по причине того, что должны реализовываться одномоментно, составляя компоненты комплексной операции; она содействует хорошему балансу «проигрышей» и «выигрышей» каждого. Чем больше сумма «полезностей», предоставляемых ассоциацией входящим в нее индивидам, тем привлекательнее, соответственно, сплоченнее несколько. Четкие и определенные цели, продемонстрировано в одном из изучений, давая ясное представление о методах их реализации, стимулируют тяготение человека к группе, усиливают доброжелательность межличностных взаимоотношений. Не просто так, как свидетельствуют изучения стиля управления, начиная с хороших опытов П. Липпита и Р. Уайта, демократический стиль, создающий дружественную эмоциональную воздух в группе, обязательно предполагает участие каждого в определении дорог успехи неспециализированной цели, ориентировку в возможностях совместной деятельности. Трактуя эту закономерность исследователи растолковывают, что особенная приверженность к группе продиктована тут возможностью дифференцированной оценки «веса» каждого человека в ответе неспециализированной задачи, повышающей справедливость распределения «выигрышей».
Второй, символический, нюанс групповой цели стал популярным предметом социально-психотерапевтических изучений в последние 10 лет. В качестве центрального был выдвинут вопрос: какую роль играется субъективное восприятие цели участниками группы в детерминации совместной активности? Как ни необычно, значение представлений о цели как факторе регуляции групповой деятельности недавно открыто западной социальной психологией. Правильнее, существуют два направления изучений. Одно, достаточно классическое, связано с изучением, соответствует ли групповая цель стремлениям и индивидуальным намерениям. Неспециализированный вывод был очень очевидным: в случае, если цель группы отвечает уровню и желаниям притязаний человека, несколько для него более привлекательна. Второе направление изучений представлено довольно недавними работами французских социальных психологов. Вопрос о цели был сформулирован в нетрадиционном ключе: как зависит деятельность группы как целого от тех представлений, каковые сложились об неспециализированной цели? Одинаковая экспериментальная задача представлялась участникам собранных в лаборатории групп по-различному, В одном случае сообщалось, что изучение направлено на изучение процесса совместного решения проблемы в условиях группы, в другом — на исследование творческих возможностей мышления каждого испытуемого. И в том и в другом случае употреблялись задачи двух типов: требующие координации общих усилий и не предполагающие ее, где кооперация затрудняла оригинальность ответов.
Исследователей интересовало, будет ли различаться поведение участников группы в обеих обстановках? Что окажет более сильное действие: задача как таковая либо представления о ней? Выяснилось, более замечательным влиянием на поведение участников группы владеют представления о цели групповой деятельности. В той ситуации, в то время, когда цель воспринималась как общегрупповая неприятность, испытуемые вели себя кооперативно, даже в том случае, если кооперация объективно затрудняла ответ. Определение цели как теста на логическое мышление мешало формированию сотрудничества между участниками группы, даже если оно было необходимостью. Самым необычным было то, что структура внутригрупповых связей, появляющихся в ходе реализации цели, соответствовала не столько объективным чертям задачи, сколько ее восприятию участниками группы. «Появляющийся у человека образ задачи, как и группы, к которой он в собственности, может’ иметь большее влияние на его поведение, чем объективные условия
ситуации», — к такому выводу пришли авторы. В рассмотренных опытах выговор сделан на содержании представлений о задаче, наряду с этим предполагалось, что эти представления аналогичны или сходны v всех участников группы. А если бы часть из них придерживалась иного мнения?
Какая несколько более привлекательна для ее участников: та, мнения в которой близки и сходны, либо та, где они разны? Сходство ценностных взглядов и ориентации. Идея о том, что близость сокровищ, установок, позиций возможно базой тяготения одного человека к второму либо группе в целом, прочно утвердилась в современной социальной психологии.
Уточним, что воображает феномен, о котором идет обращение. Исследователь, распознав систему ценностей и предпочтений человека, знакомит его с мнениями по тому же предлогу, принадлежащими вторым людям, и требует оценить вероятное эмоциональное отношение к ним. Предъявленные мнения (показываются якобы заполненные вторыми аналогичные вопросники) варьируют от полного совпадения с позицией испытуемого до безотносительного несоответствия с ней. Выяснилось, чем ближе чужое мнение к собственному, тем красивее высказавший его человек. Это правило имело и обратную сторону: чем привлекательнее некто, тем большего сходства взоров от него ожидают. Убежденность в этом так высока, что противоречий и разногласий с позицией привлекательного лица испытуемые попросту не склонны подмечать. Кое-какие авторы выделяют, что для межличностной привлекательности принципиально важно не столько настоящее сходство сокровищ, сколько его перцепция. Главным психотерапевтическим результатом сходства в сокровищах, полагают большая часть авторов, есть интенсификация и облегчение процессов взаимоотношений и непосредственного взаимодействия.
По аналогии делается заключение и об отношении человека к группе: он в основном тяготеет к общности, ценности которой разделяет и где его личные взоры находят сочувствие и помощь. По какой причине человек пытается к группам и людям, с позициями и установками которых он солидарен? В большинстве случаев, при объяснении данной закономерности западные психологи применяют два рода доводов. Первый апеллирует к лично-психотерапевтическим изюминкам личности, второй — к социально-психотерапевтическим изюминкам группы.
В первом случае утверждается, что поиски согласия с мнением вторых людей обусловлены потребностью в социальном признании, снабжающем личности эмоциональный комфорт и защищенность. Таковой позиции придерживается, к примеру, Т. Ньюком, в работах которого понятие «согласие» занимает особенное место. «Под понятием «согласие», — пишет он, — я подразумеваю ни больше, ни меньше, как тцествование у двух либо более личностей сходных ориентации по отношению к чему-нибудь». Несогласие, думает создатель, сопровождается эмоциональной напряженностью во взаимоотношениях, согласие же, наоборот, сокращает возможность ее происхождения. Согласие, сходство точек зрения, в случае, если направляться рассуждениям Т. Ньюкома и многих вторых авторов, — это в первую очередь следствие обоюдного приспособления во имя душевного равновесия. Близость ценностных ориентации в данной схеме выступает не как результат личной убежденности каждого, а как внешнее «приноравливание» поведения к обеспечивающим самообладание ценностным стереотипам. Во втором случае необходимость согласия разъясняется спецификой внутригруппового «бытия» человека. Она пребывает в том, что он по необходимости взаимосвязан с другими в ходе реализации цели и дробит с ними как успех, так и неудачи. Потому, что удовлетворение потребностей каждого обусловлено совместным успехом, а тот, со своей стороны, зависит от согласованности точек зрения о цели и средствах ее успехи, обеспечение согласованности делается предметом заботы всех участников группы. Продвижение группы к неспециализированной цели порождает, в соответствии с данной концепции, необычное «давление к единообразию», складывающееся из двух образующих. Первая выяснена силой личной мотивации: несогласный с группой человек принимает себя как препятствие на пути успехи значимой для него неспециализированной цели, от которой он ожидает персонального удовлетворения. Вторая образующая «давления к единообразию» задана силой общегрупповой мотивации: дабы достигнуть цели, члены группы неизменно должны предпринимать упрочнения, чтобы вернуть любого «отклонившегося» в лоно большинства.
Итак, отказ от императива абсолютного индивидуализма как движущей силы поведения? По внешним показателям, быть может, так; по сути, непременно, нет. Принцип анализа остался тем же, сменилась разве что «вывеска»: на место личного эгоизма подставлен групповой, источником которого есть все тот же прагматизм, но уже «совместный».
Корпоративный дух (именуемый время от времени в особой литературе «Группоцентризмом») утверждается решающей предпосылкой всех форм группового сплочения. И утверждение это отнюдь не просто так. Сплоченность, согласно точки зрения западных авторов, выяснена двумя главными факторами: степенью привлекательности собственной и иных групп. Несколько сплочена только при условии, в случае, если приверженность индивидов к ней посильнее тяготения к вторым группам. Характерна закономерность, установленная многими американскими и западноевропейскими исследователями: сплочённость и внутригрупповая симпатия сопровождаются враждебностью и антипатией к вторым группам. Наличие аналогичной связи фактически никем из западных экспертов не оспаривается, дискуссия идет о том, что есть обстоятельством, а что — следствием: внутригрупповое согласие провоцирует межгрупповую враждебность либо напротив.
В соответствии с первой из двух точек зрения, внутригрупповая сплоченность есть обстоятельством внегрупповой враждебности. Последовательность рассуждений примерно такова. Каждая организованная несколько неизбежно сталкивается по ходу деятельности с разнообразные ограничениями и трудностями. Они порождают противоречия и напряжённость в отношениях участников группы, накапливаясь, смогут приводить к стрессу и агрессивность. Полного «выхода» в группы агрессивность не имеет: конфликтуя со «собственными», возможно появляться «чужим», да и другие этого не разрешат. «Выход» для -агрессии и негативных переживаний, но, должен быть отыскан. Здесь-то в качестве самая подходящей и надёжной «жертвы» и появляется вторая — чужая — несколько. Несоответствие, несогласие, напряженность как бы выталкиваются за пределы собственной группы и приписываются второй, которая начинает восприниматься как подлинный источник проблем. Данной второй группе отныне и суждено делать незавидную роль «козла отпущения». Согласно данным Р. Левайна и Д. Кемпбелла, самый полно изложивших рассмотренный подход, самыми ярыми приверженцами собственной и соперниками вторых групп являются те члены группы, каковые испытывают трудности и наибольшие ограничения.
Вторая точка зрения, как это часто не редкость, противоположна первой: внутригрупповая сплоченность трактуется как следствие межгруппового конфликта. Межгрупповой конфликт, предполагающий угрозу извне, мобилизует защитные механизмы группы, отвечающей единством на опасность. Ослабление внешней угрозы увеличивает возможность происхождения подгрупп, разрушающих внутригрупповую солидарность. Таковы, кратко, группоинтегрирующие последствия межгрупповых столкновений, отмеченные одним из основателей американской «конфликтологии» Л. Козером и согласующиеся с мнением многих вторых авторов. М. Дойч, например, установил, что обстановка межгруппового соревнования стимулирует внутригрупповую сплоченность.