Заберите любую из книг Чарлза Диккенса — «Записки Пикквикского клуба», «Оливер Твист», «Николас Никклби», «Рождественская песнь», «Домби и Сын», «Давид Копперфильд»… — написанные более ста лет назад, они нисколько не устарели. Нам и сейчас тяжело оторваться от них — так занимательно ведет собственный рассказ создатель. Он может везде заметить и продемонстрировать читателю забавное и растрогать и умилить читателя до слез. Диккенс будит любовь к своим великодушным храбрецам, приводит к ненависти к злым, корыстным и лицемерным.
В то время, когда в 1836 г. начали выходить ежемесячными выпусками «Посмертные записки Пикквикского клуба», их создатель был только единицам не известен. А приблизительно через год в Англии не было писателя, чья слава равнялась бы славе Диккенса. С того времени комические приключения мистера Пикквика, его слуги Сэмюэля Уэллера, его друзей Тапмена, Снодграса и Уинкля радуют читателей, вызывая у них хороший и радостный хохот.
Начиная с 1837 г. друг за другом выходят социальные романы Диккенса. И в них звучал диккенсовский хохот, но лишь он все чаще получал сатирическую окраску. Автор все настойчивее обращался к изображению противоречий и пороков буржуазной Англии.
Диккенс сам еще в детские годы изведал унижения и нужду, выпадавшие на долю бедняков. Его папа, небольшой служащий, не имел возможности обеспечить существование собственной семьи. С годами он совсем опустился и, наконец, за бессчётные долги попал в колонию.
Одиннадцатилетний замкнутый и мечтательный Чарлз кинул обучаться и из-за грошового дохода отправился трудиться на фабрику. Сейчас он жил один в громадном и враждебном для него Лондоне.
Страдания, перенесенные в юные годы, обострили внимание писателя к неблагополучной судьбе молодого поколения Англии. Он писал романы, храбрецами которых были дети — сирота Оливер Твист, воспитанник приюта при работном доме («Приключения Оливера Твиста», 1839), ласковая и мужественная девочка Нелл Трент, единственная опора собственного ветхого деда («Лавка древностей», 1840), Флоренс и Поль Домби, дети надменного и черствого коммерсанта («Домби и Сын», 1848), Давид Копперфильд, во многом напоминающий юного Чарлза Диккенса (Давид Копперфильд», 1850).
Автор плакал сам и заставлял плакать читателей над картиной смерти мелкого Поля Домби, увядшего в холодном доме собственного отца. С бешенством обвинял он общество, допустившее смерть уличного оборвыша Джо («Холодный дом», 1853).
Диккенс создал в образы богачей и своих романах, жадных эгоистов, и несложных и скромных людей. Он разоблачал преступность дел и помыслов корыстолюбцев — чёрного дельца Ральфа Никклби («приключения и Жизнь Николаса Никклби», 1839), лицемера Пекснифа, отцеубийцы Джонаса Чезлвита («приключения и Жизнь Мартина Чезлвита», 1844).
Мир романов Диккенса полон контрастов. Они сосредоточены в Лондоне — городе шикарных жалких трущоб и кварталов. На одном полюсе тут зло, на втором — добро.
Все собственный реалистическое мастерство Диккенс дал народу, стал его защитником, выразителем его эмоций. В сердце самого обычного человека романист заметил целый мир красоты, хороша, бескорыстия. Вот кочегар Туддль и его супруга Полли — кормилица Поля Домби, мать целого выводка детей; ветхий Соломон Джайлз, хозяин лавчонки морских инструментов, на вывеске Которой красуется фигура древесного мичмана; капитан Каттль, приятель Джайлза. Кто из читателей не отыщет в памяти металлический крюк, заменявший ему кисть правой руки? («Домби и Сын»), А вот Пеготти — нянюшка ее брат и Давида Копперфильда господин Пеготти, приютивший в собственном домике-баркасе двух сирот. Они все легко чудаковаты и наивны, и мы смеемся вместе с писателем над их мелкими слабостями, и хохот оказывает помощь нам лучше осознать, какие конкретно огромные запасы человеческого тепла таятся в этих людях.
Собственную веру в то, что человек красив, Диккенс положил в прекрасные образы таких героинь, как самоотверженная Флоренс Домби, как деятельная в собственной любви к людям Крошка Доррит.
Диккенс не отлично воображал себе, каким должно быть радостное человеческое общество. Но бешенство народа против эксплуататоров и угнетателей захватывал и писателя. Это придавало особенный пафос его сатире.
демократичность творчества и Подлинная гуманность Диккенса, одинаково дорогого и юным, и взрослым читателям, принесла очень способному британскому реалисту мировую славу, не померкшую сейчас.