Я отыскал в памяти легендарную историю: Гурджиев в большинстве случаев кликал собственных учеников в самые необычные часы. Его собрания не были похожи на мои собрания, где имеется определенное время. Вы должны быть тут перед тем, как я приду, а вдруг я опаздываю на пять мин., не забывайте, это не по моей вине.
Мои водители привозили меня мало позднее, дабы те люди, каковые все еще приходили, имели возможность усесться, в силу того, что в то время, когда я приехал, я не обожаю, дабы люди ходили туда-сюда, приходили и уходили. Я желаю, дабы все совсем прекращалось. Я могу начать собственную работу лишь при полной остановке. Маленького беспокойства достаточно, дабы поменять то, что я желаю сообщить. Что-то я сообщу в любом случае, но это не будет тем же, и я могу что-то ни при каких обстоятельствах не сообщить снова.
Вы понимаете мою манеру; манера Гурджиева была прямо противоположной. Телефоны его учеников начинали звонить. Он назначал где-то встречу, быть может, в тридцати милях, и сказал им, дабы они торопились и приехали одновременно с. И, дабы проехать тридцать миль и прибыть вовремя, в действительности, раньше назначенного времени, без какой-либо подготовки, вам, по крайней мере, нужно транспортное средство. Вы должны отменить другие встречи. Вы бросаете все это и торопитесь в назначенное место, лишь, дабы найти записку, что сегодняшняя встреча отменяется!
На следующий сутки телефон опять начинал звонить. В случае, если день назад приезжало сто человек из 200 обзвоненных, то на следующий день приезжало лишь пятьдесят. Опять они обнаружили объявление, висящее на двери: «Собрание откладывается» — нет кроме того «простите». В том месте никого не было, кто бы имел возможность сообщить «простите», лишь доска. И это длилось, а на четвертый, либо на седьмой сутки он оказался. Я говорю про Гурджиева.
Из первых двухсот людей до того времени оставалось всего четверо. Он наблюдал на них и сказал: «Сейчас я могу сообщить то, что желал, а все те люди, которых я ни при каких обстоятельствах не желал тут видеть, пропали сами. Это вправду великолепно, остались лишь те, кто хороши слушать меня».
Манера Гурджиева была другой. Это также манера, но лишь одна; их существует довольно много. Я постоянно уважаю и обожаю то, что дает результаты. Я верю в определение Гаутамы Будды, что «правда — это то, что трудится»
Сейчас, зто необычное определение, в силу того, что время от времени может сработать и неправда, и я знаю, что довольно часто правда совсем не работает; трудится неправда.
По я согласен с Буддой. Само собой разумеется, он бы не дал согласие со мной, но я щедрее, чем сам Гаутама Будда. В случае, если что-то трудится, дает прекрасные результаты, какое это имеет значение, была ли это в начале правда либо неправда? Имеет значение финиш, окончательный итог. Я могу не применять способ Гурджиева, в силу того, что я ни при каких обстоятельствах не использую ничей способ, не смотря на то, что люди верят в противоположное. Да, я притворяюсь. Я использую лишь то, что трудится, чье — совсем не имеет значения. Истина ни моя, ни ваша.
Данный третий человек, я обожаю его. С первого мгновения, как мы заметили друг друга, мы признали друг друга. Он был единственным из трех флейтистов, что прикоснулся к моим ногам перед тем, как Баба сообщил ему об этом. В то время, когда это случилось, Баба сообщил: «Это что-то! Харипрасад, как ты имел возможность прикоснуться к ногам ребенка?»
Харипрасад сообщил: «Разве имеется закон, запрещающий это? Это правонарушение прикоснуться к ногам ребенка? Мне понравилось, я полюбил, исходя из этого я прикоснулся к его ногам. И это не твое дело, Баба».
Баба был вправду радостен. Он всегда был радостен с этими людьми. В случае, если Панналал Гхош был овцой, Харипрасад был львом. Он хороший человек, редкий, хороший человек. Третий — я имею в виду Сачдеву; я не обожаю кроме того произносить его имя он не причинил мне никакого вреда, но, однако, само имя — и я вижу его некрасивое лицо. Л вы понимаете мое уважение к красоте. Я могу забыть обиду все, что угодно, но не уродство. А в то время, когда имеется уродство не только тела, но и души, тогда это через чур. Он был полностью ужасен.
Что касается этих флейтистов, мой выбор — Харипрасад. В его флейте соединена красота обоих вторых, и, однако, он не похож ни на Панналала Гхоша — через чур громкого и напыщенного — он не таковой острый, дабы резать и причинять вам боль. Он мягок как бриз, холодный бриз летним вечером. Он как луна; свет имеется, но он не тёплый — прохладный. Вы имеете возможность ощутить его прохладу.
Харипрасад обязан принимать во внимание величайшим флейтистом, что когда-либо рождался, но он не легендарен . Он не может быть таким, он весьма смиренный. Дабы быть известным, вы должны быть агрессивным. Дабы быть известным, вы должны бороться в амбициозном мире. Он не боролся, и он — последний человек, что будет бороться, дабы его признали.
По Харипрасад был признан таким человеком, как Пагал Баба. На-гал Баба кроме этого открыл пара вторых, кого я обрисую позднее, в силу того, что они также вошли в мою жизнь через него.
Это необычно: Харипрасад был совсем мне малоизвестен , пока Пагал Баба ни представил его мне, а позже он так заинтересовался, что приходил к Пагал Бабе, лишь дабы посетить меня. в один раз
Пагал Баба, шутя, сообщил ему: «Сейчас ты не приходишь ко мне. Ты знаешь это, я знаю это, и человек, к которому ты приходишь, знает это».
Я захохотал, Харипрасад захохотал и сообщил: «Баба, ты прав».
Я сообщил: «Я знал, что Баба непременно упомянет об этом». И в этом была красота этого человека. Он приводил ко мне многих людей, но не разрешал мне кроме того благодарить его. Он сообщил мне лишь одно: «Я всего лишь делаю собственный долг. Я прошу лишь об одном одолжении: в то время, когда я погибну, ты разожжешь мой пламя?»
В Индии это считается крайне важным. В случае, если у человека нет сына, он страдает всю собственную жизнь, в силу того, что кто зажжет костер на его похоронах? Это именуется «разжечь пламя».
В то время, когда он задал вопрос меня, я сообщил: «Баба, у меня имеется мой личный папа, и он будет весьма зол и я не знаю твою семью; быть может, у тебя имеется сын…»
Он сообщил: «Ни о чем не волнуйся, ни о собственном отце, ни о моей семье. Это мое ответ».
Я ни при каких обстоятельствах не видел его в таком настроении. Я знал, что его финиш весьма близко. Он не имел возможности терять время кроме того на дискуссию.
Я сообщил: «Отлично, я не спорю. Я разожгу твой костер. Не имеет значения, будет ли возражать мой папа либо твоя семья. Я не знаю твою семью».
Случайно Пагал Баба погиб в моей деревне. По, быть может, он организовал это — я думаю, он подстроил это. И в то время, когда я начал его похороны, разжигая костер, мой папа сообщил: «Что ты делаешь? Это возможно сделано лишь старшим сыном».
Я сообщил: «Дада, разреши мне сделать это. Я дал ему обещание. Что касается тебя, я не смогу сделать это; это сделает мой младший брат. В действительности, он твой старший сын, не я. Я не принадлежу семье, и ни при каких обстоятельствах не буду. В действительности, я всегда был проблемой для семьи. Мой младший брат, второй по окончании меня, разожжет твой костер, и он позаботится о семье».
Я весьма благодарен собственному брату, Виджаю. Он не смог пойти в университет лишь из-за меня, в силу того, что я не получал, а кому-то нужно было снабжать семью. Другие мои братья также пошли в университет, и их затраты также нужно было оплачивать, исходя из этого Виджай остался дома. Он вправду принес себя в жертву. Это легко успех иметь для того чтобы красивого брата. Он пожертвовал всем. Я не желал жениться, не смотря на то, что моя семья настаивала.
Виджай сообщил мне: «Бхайя» — бхайя свидетельствует «брат» — «если они через чур тебя мучают, я готов жениться. Лишь давай слово мне одну вещь: тебе нужно будет выбрать девушку». Это было организованная свадьба, как и все свадьбы в Индии.
Я сообщил: «Я могу это сделать». Но его жертва прикоснулась меня, и это мне сильно помогло. Когда он женился, обо мне совсем забыли, в силу того, что у меня были сестры и другие братья. В то время, когда он женился, жениться необходимо было вторым. Я не готовься заниматься никаким делом.
Виджай сообщил: «Не волнуйся, я готов делать любую работу». И с весьма раннего возраста ему было нужно заниматься весьма земными вещами. Я вечно благодарен ему. Моя признательность ему огромна.
Я сообщил собственному отцу: «Пагал Баба попросил меня, и я давал слово ему, исходя из этого я обязан разжечь костер. Что касается твоей смерти, не волнуйся, в том месте будет мой младший брат. Я также в том месте буду, но не как твой сын».
Я не знаю, по какой причине я сообщил это, и что он поразмыслил, но это выяснилось правдой. В то время, когда он погиб, я был рядом. Па самом деле, я позвал его жить со мной, дабы мне не требуется было ехать в город, где он жил. По окончании смерти моей бабушки я ни при каких обстоятельствах не желал в том направлении возвращаться. Это было второе обещание. Мне приходилось делать столько обещаний, но к настоящему времени больше половины я выполнил. Осталось всего пара обещаний.
Я сообщил собственному отцу, и я находился при его погребении, но не имел возможности разжечь пламя. И, само собой разумеется, я находился не как его сын. В то время, когда он погиб, он был моим учеником, саньясином, а я был его мастером.
Стоп.
БЕСЕДА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
П агал Баба в собственные последние дни был неизменно тревожен. Я имел возможность видеть это, не смотря на то, что он ничего не сказал, и никто больше не подмечал это. Быть может, никто больше не осознавал, что он волновался. Это было не из-за его болезни, старости либо приближающейся смерти, они полностью не существовали для него.
в один раз ночью, в то время, когда мы были с ним одни, я задал вопрос его. В действительности, мне было нужно разбудить его среди ночи, в силу того, что так сложно было поймать момент, в то время, когда с нами никого не было.
Он сообщил мне: «Это должно быть что-то огромной важности, в противном случае ты не стал бы будить меня. Что произошло?»
Я сообщил: «Это вопрос. Я следил за тобой — я ощущаю около тебя маленькую тень тревоги. Ее раньше не было. Твоя аура была так чиста, как броское солнце, но сейчас я вижу маленькую тень. Это не может быть смерть».
Он захохотал и сообщил: «Да, тень имеется, и это не смерть, это также правильно. Мое беспокойство в том, что я ожидаю человека, которому я могу передать мою ответственность за тебя. Я волнуюсь, в силу того, что он еще не пришел. В случае, если я погибну, ты не сможешь отыскать его».
Я сообщил: «В случае, если мне вправду кто-нибудь пригодится, я отыщу его. Но мне никто не нужен. Расслабься перед тем, как придет смерть. Я не желаю быть обстоятельством данной тени. Ты обязан погибнуть таким же замечательно сияющим, каким жил».
Он сообщил: «Это нереально… Но я знаю, что данный человек придет — я зря волнуюсь. Он человек слова, он давал слово прийти ко мне перед тем, как я погибну»,
Я задал вопрос его: «Как он определит, что ты планируешь умереть?» Он захохотал и сообщил: «Исходя из этого я желаю представить тебя ему. Ты весьма молод, и я желал бы, дабы кто-нибудь был рядом с тобой». Он сообщил: «В действительности, это старое поверье, что в случае, если ребенок может стать пробужденным, необходимо хотя бы три пробужденных, дабы признать его в раннем возрасте».
Я сообщил: «Баба, все это ерунда. Никто не имеет возможности помешать мне проснуться».
Он сообщил: «Я знаю, но я пожилой человек с предрассудками, так что, пожалуйста, в особенности на протяжении моей смерти, не скажи ничего о поверье».
Я сообщил: «Отлично, для тебя я буду хранить полное молчание. Я ничего не сообщу в силу того, что, что бы я ни сообщил, это каким-то образом будет против поверья, традиции».
Он сообщил: «Я не говорю, дабы ты молчал, но то. что ощущаю я. Я старик. У меня нет в мире никого, о ком бы я беспокоился, не считая тебя. Я не знаю, по какой причине, либо как, ты стал так близок мне. Я желаю, дабы кто-нибудь был на моем месте, дабы ты не скучал по мне».
Я сообщил: «Баба, никто не имеет возможности заменить тебя, но я обещаю, что буду весьма стараться не скучать по тебе».
Но тот человек пришел на следующее утро.
Первым пробужденным человеком, что признал меня, был Магга Баба. Вторым был Пагал Баба, а третий был более необычным, чем я имел возможность себе представить. Кроме того Пагал Баба не был таким безумным. Человека кликали Маста Баба.
Баба это уважительное слово, оно просто означает «дед». Но кто-то, кто узнается людьми как просветленный, его также именуют Баба, в силу того, что он вправду, пожилой человек в общине. Он может им в конечном итоге не быть, он бывает молодым человеком, но его должны кликать Баба, дед.
Маста Баба был прекрасен, легко прекрасен, и таким человеком я желал быть. Он был в точности как словно бы сделанный для меня. Мы стали приятелями еще перед тем, как Пагал Баба познакомил нас.
Я стоял рядом с домом. Я не знаю, по какой причине я стоял в том месте, по крайней мере, я не могу отыскать в памяти цель, это было так в далеком прошлом. Быть может, я также ожидал, в силу того, что Пагал Баба заявил, что человек сдержит слово, он придет. А я был интересным, как любой ребенок. Я был ребенком, и остался им вопреки всему. Быть может, я ожидал, либо притворялся, что был занят чем-то еще, и наблюдал на дорогу — и вот он! Я не ожидал, что он придет так! Он бежал!
Он не был весьма ветхим, не более тридцати пяти лет, на вершине юности. Он был высоким другом, весьма дистрофичным, с красивыми прекрасной бородой и длинными волосами.
Я задал вопрос его: «Вы Маста Баба?»
Он был мало удивлен и сообщил: «Откуда ты знаешь мое имя?»
Я сообщил: «В этом нет ничего загадочного. Пагал Баба ожидал вас, конечно, он упомянул ваше имя. Но вы вправду тот человек, с которым я желал бы быть. Вы таковой сумасшедший, каким был Пагал Баба, в то время, когда был молодым. Быть может, вы — легко возвратившийся юный Пагал Баба».
Он сообщил: «Думается, ты еще более сумасшедший, чем я. В любом случае, где Пагал Баба?»
Я продемонстрировал ему дорогу и отправился за ним. Он прикоснулся к ногам Пагал Бабы, что тогда сообщил: «Это мой последний сутки и. Масто», -так он именовал его, — «я ожидал тебя, и начал мало тревожиться».
Масто ответил: «По какой причине? Смерть ничего для тебя не означает».
Баба ответил: «Само собой разумеется, смерть для меня ничего не означает, но посмотри назад. Данный мальчик значит для меня очень многое, быть может, он сможет сделать то, что я желал, но не смог. Прикоснись к его ногам. Я так продолжительно ожидал, что смогу представить тебя ему».
Маста Баба взглянуть в мои глаза… и он был единственным настоящим человеком из многих, кого Пагал Баба воображал мне и кого просил прикоснуться к моим ногам.
Это стало практически стереотипом. Все знали, что если вы идете к Пагал Бабе, вам нужно будет прикоснуться к ногам этого мальчика, от которого одни неприятности. И вы должны прикоснуться к его ногам — что за вздор! Но Пагал Баба сумасшедший. Данный человек, Масто, определенно был вторым. Со слезами на глазах и сложенными руками он сообщил: «С этого мгновения ты будешь моим Пагал Бабой. Он покидает собственный тело, но он будет жить в тебе».
Я не знаю, сколько прошло времени, в силу того, что он не разрешал мне уйти. Он плакал. Его красивые волосы были рассыпаны по земле. Он плакал. Опять и опять я сказал ему: «Маста Баба, хватит».
Он сообщил: «До тех пор пока ты не назовешь меня Масто, я не оторвусь от твоих ног».
«Масто» это слово, которое употребляется пожилыми людьми по отношению к детям. Как я имел возможность кликать его Масто? Но был лишь один выход. Мне было нужно. Кроме того Пагал Баба сообщил: «Не ожидай, назови его Масто, дабы я имел возможность погибнуть без единой тени около меня».
Конечно, в таковой ситуации мне было нужно именовать его Масто. В то мгновение, в то время, когда я сказал это имя, Масто сообщил: «Сообщи это трижды».
На Востоке это также есть контрактом. До тех пор пока вы не повторите что-то трижды, это не довольно много значит. Так что я сообщил три раза: «Масто, Масто, Масто. Сейчас, прошу вас, ты покинешь мои ноги?» И я захохотал, Пагал Баба захохотал, Масто захохотал — и данный отечественный хохот соединил нас совместно во что-то не разбиваемое.
В тот самый сутки Пагал Баба погиб. Но Масто не остался, не смотря на то, что я сообщил ему, что смерть весьма близка.
Он сообщил: «Для меня сейчас существуешь лишь ты. В то время, когда бы мне ни пригодилось, я приду к тебе. Он в любом случае погибнет, в действительности, сообщу тебе правду, он должен был погибнуть три дня назад. Он жил лишь для тебя, дабы смог представить меня тебе. И это не только для тебя, это кроме этого для меня».
Я задал вопрос Пагал Бабу перед смертью: «По какой причине ты смотрелся таким радостным, в то время, когда ко мне пришел Маста Баба?»
Он сообщил: «Это легко обусловленный ум, забудь обиду меня».
Он был таким милым стариком. Принести свои извинения, в то время, когда вам девяносто лет, у мальчика, и с таковой любовью…
Я сообщил: «Я не задаю вопросы, по какой причине вы ожидали его. Дело не в вас и не в нем. Он хороший человек и заслуживает ожидания. Я задаю вопросы, по какой причине вы так волновались».
Он сообщил: «Я снова прошу, дабы ты не спорил на данный момент со мной. Не то, дабы я был против спора, как ты знаешь. Я весьма обожаю то, как ты споришь, да и то, как ты оперируешь собственными доводами, но на данный момент не время для этого. Вправду не время. Я живу на заимствованном времени. В действительности, его уже нет. Я могу сообщить тебе лишь одно: я радостен, что он пришел, и радостен, что вы оба отнеслись друг к другу по-дружески и с любовью, как я и желал. Быть может, в один раз ты заметишь истину в данной ветхой, классической мысли».
Идея содержится в том, что до тех пор пока три просветленных человека не признают ребенка как будущего будду, ему практически нереально стать таким. Пагал Баба, ты был прав. Сейчас я вижу, что это не просто соглашение. Выявить кого-нибудь как просветленного, значит неизмеримо оказать помощь ему. Особенно, в случае, если вас выявит таковой человек, как Пагал Баба и прикоснется к вашим ногам — либо таковой человек, как Масто.
Я продолжил именовать его Масто, в силу того, что Пагал Баба сообщил: «Ни при каких обстоятельствах больше не именуй его Маста Баба, он обидится. Я кликал его Масто, и с этого момента ты будешь делать так же». И это вправду было зрелище! Ребенок, именующий того, кто был глубокоуважаем сотнями людей, «Масто». И не только это, он срочно делал все, что бы я ни сообщил ему.
в один раз, к примеру… Он проводил беседу. Я поднялся и сообщил: «Масто, срочно прекрати!» Он был на середине предложения. Он кроме того не закончил его, остановился. Люди попросили его закончить то, что он сказал. Он кроме того не ответил. Он указал на меня. Мне было нужно выйти к микрофону и сообщить людям, что бы они, прошу вас, пошли по зданиям, лекция закончена, а Масто был забран под мою опеку.
Он звучно захохотал и прикоснулся к моим ногам. И без того, как он это сделал… Тысячи людей прикасались к моим ногам, но это был его личный метод, легко неповторимый. Он прикасался к моим ногам практически —как сообщить это — как словно бы бы он предстал перед самим Всевышним. И у него постоянно появлялись слезы, и его долгие волосы… Я постоянно помогал ему опять усесться.
Я сказал: «Масто, достаточно! Достаточно — это достаточно». Но кто слушал? Он плакал, пел либо произносил мантру. Я должен был ожидать, пока он закончит. Время от времени я сидел полчаса, лишь дабы сообщить ему: «Хватит». Но я имел возможность это сообщить лишь тогда, в то время, когда он заканчивал. Не считая всего, у меня также имеется определенное воспитание. Я не имел возможности : «Стоп!» либо «Покинь мои ноги!», в то время, когда они были в его руках.
В действительности, я не желал, дабы он оставлял их, но у меня были другие дела, и у него также. Это практический мир, и не смотря на то, что я весьма непрактичен, но в том, что касается вторых, я не таков, я в любой момент прагматичен и практичен. В то время, когда я имел возможность уловить мгновение, дабы вмешаться, я сказал: «Масто, остановись. Достаточно. Ты выплачешь собственные глаза, а твои волосы — мне нужно будет мыть их. Они пачкаются в глине».
Вы понимаете индийскую пыль: она вездесуща, везде, в особенности в деревне. Все в пыли. Кроме того людские лица в пыли. какое количество раз они смогут мыться? Кроме того тут, не смотря на то, что эта помещение с кондиционером, где нет пыли, лишь по привычке, в то время, когда я иду в ванную — это секрет, никому его не рассказываете — я умываюсь, не смотря на то, что для этого нет обстоятельства, много ежедневно… легко ветхая индийская привычка.
Я был таким пыльным, что опять и опять бегал в ванную.
Моя мать сказала мне: «Думается, нам нужно будет сделать ванную в твоей комнате, дабы тебе не приходилось столько раз бегать по всему дому. Что ты делаешь?»
Я сообщил: «Я — весьма пыльно». Я сообщил Масто: «Мне нужно будет вымыть твои волосы». И я в большинстве случаев мыл их. Они были такими прекрасными, а я постоянно любил все прекрасное. Данный человек, Масто, о котором так волновался Пагал Баба, был третьим просветленным человеком. Он желал, дабы три просветленных человека прикоснулись к ногам мелкого непросветленного мальчика, и ему удалось это,
У сумасшедших собственные методы. Он замечательно справился с этим. Он кроме того убедил просветленных прикоснуться к ногам мальчика, что точно не был просветленным.
Я задал вопрос его: «Ты не думаешь, что это маленькое принуждение?»
Он сообщил: «Вовсе нет. Настоящее должно быть предложено будущему. А вдруг просветленный человек не имеет возможности наблюдать в будущее, он не просветленный. Это не просто идея сумасшедшего человека», — сообщил он, — «но одна из старейших и самых глубокоуважаемый идей».
К Будде, кроме того в то время, когда ему было двадцать четыре часа отроду, пришел просветленный человек и прикоснулся к ногам ребенка. Папа Гаутамы Будды не имел возможности поверить в то, что произошло, в силу того, что человек был весьма известный, кроме того папа Будды приходил к нему. Он что сошел с ума? Прикасаться к ногам ребенка, которому двадцать четыре часа?
Папа Будды задал вопрос: «Могу я задать вопрос, господин, по какой причине вы прикасаетесь к ногам мелкого ребенка?»
Просветленный сообщил: «Я прикасаюсь к его ногам, в силу того, что я могу видеть, что допустимо. на данный момент он бутон, но он станет лотосом». И папа Будды — его кликали Шуддходана задал вопрос: «Тогда по какой причине вы плачете? Радуйтесь, что он станет лотосом».
Старик сообщил: «Я плачу, в силу того, что меня в то мгновение не будет».
Да, время от времени плачут кроме того будды особенно в подобные мгновения. Видеть ребенка, что станет буддой и знать, что погибнешь перед тем, как это случится, это вправду не легко. Это практически как чёрная ночь: вы имеете возможность видеть, птицы начали петь, солнце не так долго осталось ждать поднимется, на горизонте кроме того показалось мало света, а вы должны погибнуть, не заметив следующего утра.
Само собой разумеется, человек, что плакал и прикасался к ногам Будды, был прав. Я знаю это из собственного собственного опыта. Эти три человека самые серьёзные люди, которых я когда-либо встречал, и я не пологаю, что встречу кого-нибудь, кто будет более ответственным, чем они. Я встречал и других просветленных людей по окончании собственного просветления, но это вторая история.
Я виделся со собственными учениками по окончании того, как они стали просветленными, это также вторая история. Но быть признанным, в то время, когда я был всего лишь мелким ребенком, это была необычная будущее. Моя семья всегда была против меня по несложной обстоятельству и я могу осознать их, они были правы что я вел себя как сумасшедший, и все они волновались.
Все в этом мелком городе жаловались на меня моему отцу. Я обязан заявить, что у него было нескончаемое терпение. Он выслушивал всех. Ежедневно — с каждым днем, время от времени кроме того среди ночи — кто-нибудь приходил, в силу того, что я делал то, чего не нужно было делать. Па самом деле, я удивляюсь, как я выяснял, что не нужно было делать, в силу того, что кроме того случайно я не сделал ничего, что должно быть сделано.
в один раз я задал вопрос Пагал Бабу: «Быть может, ты можешь растолковать это мне. Я имел возможность бы осознать, если бы пятьдесят процентов того, что я делал, было бы не хорошо, но у меня нехороши все сто процентов. Как я умудряюсь это делать? Ты можешь растолковать это мне?»
Пагал Баба захохотал и сообщил: «Ты замечательно со всем справляешься. Это также метод что-то делать. И не волнуйся о том, что говорят другие, делай все по-своему. Слушай все эти жалобы, а если тебя наказывают, наслаждайся».
Я вправду наслаждался, я обязан сообщить, кроме того наказанием. Мой папа прекратил наказывать меня, в то время, когда узнал, что это приносит мне наслаждение. К примеру, в один раз он мне сообщил: «Пробеги семь раз по кварталу. Беги скоро, а позже возвращайся».
Я задал вопрос: «Могу я пробежать семьдесят раз? Утро такое красивое». Я имел возможность видеть его лицо. Он пологал, что наказывает меня, Я вправду пробежал семьдесят раз. Понемногу он попил, что меня сложно наказать. Я наслаждался этим.
Я постоянно симпатизировал собственному отцу, в силу того, что он страдал без необходимости. У меня были долгие волосы, и я обожал это. И не только, я носил пенджабскую одежду, которую в этом районе не носили. Я влюбился в пенджабскую одежду, в то время, когда заметил группу певцов, каковые приезжали в город. Я поразмыслил, что это самая красивая одежда в Индии. С моими долгими волосами, одетый в курту и шаровары, люди считали, что я девочка. Я постоянно проходил мимо магазина отца, по пути к себе и из дома.
Люди задавали вопросы моего отца: «Что это за девочка? Что за одежду она носит?» Само собой разумеется, мой папа обижался. Я не вижу ничего нехорошего в том, что кто-нибудь принимает мальчика за девочку. Но в этом обществе мужского шовинизма мой папа бегал за мной, говоря: «Слушай, прекрати носить эти шаровары и курту. Эти одежды кажутся женскими. И более того, остриги волосы, в другом случае я сделаю это сам!»
Я сообщил ему: «В тот момент, в то время, когда ты сделаешь это, ты пожалеешь».
Он сообщил: «Что ты имеешь в виду?»
Я сообщил: «Я сообщил. Сейчас ты можешь это обдумать и осознать, что я имею в виду. Ты будешь раскаиваться».
Он весьма разозлился. Это был единственный раз, в то время, когда я видел его таким злым. Он принес из магазина ножницы. Это был магазин одежды, и в том месте всегда были ножницы, дабы подрезать одежду. Тогда он обрезал мои волосы, говоря: «Сейчас ты можешь ноши в парикмахерскую, дабы он сделал это лучше, в противном случае ты будешь смотреться как карикатура».
Я сообщил: «Я отправлюсь, но ты будешь раскаиваться».
Он сообщил: «Снова? Что ты имеешь в виду?»
Я сообщил: «Данный твой поступок. Обдумай его. По какой причине я обязан тебе растолковывать? Я никому ничего не должен растолковывать. Ты отрезал мои волосы и будешь сожалеть».
Я отправился к парикмахеру, что употреблял опиум. Я выбрал его, в силу того, что он был единственным человеком, что бы сделал все, что я его ни попрошу. Ни один парикмахер не будет ничего делать, пока не примет решение, что это верно. Мне нужно будет объяснить вам, что в Индии голову ребенка обривают, в то время, когда его папа умирает. Я отправился к этому человеку, которого обожал. Его кликали Паттху. Я сообщил ему: «Паттху, ты способен хотя бы обрить меня?»
Он сообщил: «Да, да, да», — трижды.
Я сообщил: «Замечательно. Это метод Будды — трижды. Так что, прошу вас, сделай это». И он абсолютно обрил мою голову.
В то время, когда я возвратился к себе, мой папа взглянуть на меня и не имел возможности поверить: я смотрелся как буддийский монах. Между буддийским и индусским монахом имеется отличие. Индусский монах обривает голову, оставляя на макушке клочок волос, где расположена сахасрара, седьмая чакра. Это дабы защищать и давать маленькую тень от жаркого солнца. Буддистский монах более смел, он сбривает все, бреет всю голову.
Мой папа сообщил: «Что ты сделал? Ты знаешь, что это указывает? Сейчас будет еще больше неприятностей, чем раньше. Все будут задавать вопросы: «По какой причине данный ребенок совсем обрит? Его папа погиб?»
Я сообщил: «Это сейчас твоя забота. Я заявил, что ты будешь раскаиваться». И он раскаивался пара месяцев. Люди задавали вопросы его: «Что произошло?»… в силу того, что я не разрешал, дабы мои волосы росли.
Наттху всегда был рядом, а он был таким милым человеком. В то время, когда бы я ни пришел и его кресло было безлюдным, я садился и сказал: «Наттху, прошу вас, сделай это опять».
И в то время, когда вырастало мало волос, он сбривал их. Он сказал мне: «Я обожаю брить головы. Дураки приходят ко мне и говорят: «Подстриги меня так либо так». Все это ерунда. Это лучший стиль: ни мне не приходится переживать, ни тебе. Это весьма легко и весьма свято».
Я сообщил: «Ты сообщил собственный слово. Это весьма свято. Но ты осознаёшь, что в случае, если мой папа определит, что ты — тот человек, что все это делает, у тебя будут неприятности?»
Он сообщил: «Не волнуйся. Все знают, что я употребляю опиум. Я могу сделать все, что угодно. Отлично, что я по большому счету не отрезал твою голову». И он захохотал.
Я сообщил: «Это отлично. В следующий раз, в случае, если я захочу, дабы мне отрезали голову, я приду к тебе. Я знаю, что могу положиться на тебя».
Он сообщил: «Да, мой мальчик, да, мой мальчик, да, мой мальчик».
Быть может, из-за опиума, ему приходилось повторять все по три раза. Быть может, лишь тогда он имел возможность услышать, что сказал.
Но мой папа усвоил урок. Он сообщил мне: «Я достаточно раскаялся. Я больше не буду так делать». И он ни при каких обстоятельствах не делал. Он сдержал слово. Это было моим первым и последним наказанием. Мне кроме того не верится, в силу того, что я причинял столько бед. Он терпеливо слушал все жалобы и ни при каких обстоятельствах мне ничего не сказал. В действительности, он старался быть моей лучшей защитой.
в один раз я задал вопрос его: «Ты давал слово не наказывать меня, но ты не давал слово защищать меня. Нет необходимости защищать меня».
Он сообщил: «Ты таковой озорной, что в случае, если я не буду защищать тебя, не пологаю, что ты выживешь. Кто-нибудь убьет тебя. Я обязан защищать тебя. Более того, данный Пагал Баба постоянно говорил мне «защищать этого ребенка». Я уважаю и обожаю его. Если он говорит, что тебя нужно защищать, то он прав. Тогда я могу поверить, что вся деревня не нрава, включая меня. Но я не могу поразмыслить, что не прав Пагал Баба».
И я знаю, что Пагал Баба сказал всем, моим преподавателям, моим дядям: «Защищайте этого ребенка». Кроме того моей матери сообщили защищать меня. Я замечательно не забываю, что он не сказал этого единственному человеку — моей Нани. Это было такое явное исключение, что я задал вопрос его: «По какой причине ты ни при каких обстоятельствах не говоришь моей Нани защищать меня?»
Он сообщил: «В этом нет необходимости: она будет тебя защищать, даже в том случае, если ей придется для этого погибнуть. Она будет бороться кроме того со мной. Я могу доверять ей. Она единственный человек в твоей семье, которому ничего не нужно сказать о твоей защите»..
Его проникновение было чистым. Да, имеется глаза, каковые смогут видеть через туман, что каждое человеческое существо формирует около себя, дабы скрыться за ним.