—
2
Условная Действительность-бесконечность (мир, мироздание, иллюзия, сознание-материя, искажённая Полная ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ) – нескончаема.
В бесконечности нет места для точки, равно как и для чего бы то ни было другого, разрешающего выяснить отсчёт и центр из центра, поскольку бесконечность по природе собственной нескончаема и, следовательно, нескончаема в любом проявление собственном, в любой закрепление.
В Условной Действительности-бесконечности нет противоположностей, нет концов и начал. Нет и бесконечности. И вместе с тем – имеется и противоположности, имеется начала и финиши, и – она сама.
Условная Действительность-бесконечность вечно полна и безлюдна – в один момент. пустота и Полнота являются одним и тем же, являясь при том – как и каждые качества-проявления – противоборствующими противоположностями.
—
3
Суть существования-нахождения Условной Действительности (как такой) – неоднозначен: 1) Самоосознание, и при неосуществимости самоосознания (так как Условная Действительность – то, что могло быть, но чего не-было-и-нет) – перемещение к самоосознанию себя Полной Действительностью, и, значит, к освобождению, к изникновению-исцелению себя как Условной Действительности. 2) В момент порождения однозначности перемещения к самоосознанию себя Полной Действительностью (и, значит, к изникновению-исцелению себя как Условной Действительности) – обнажается-порождается и условие стабилизирующее самость Условной Действительности как такой: з а к о н с а м о с о х р а н е н и я Условной Действительности, и перемещение – чтобы не было разрушения (преображения) самости – направляется в противоположную сторону.
Круго-спираль замыкается-рвётся.
(Условная Действительность (мир, мироздание, иллюзия, сознание-материя, искажение Безотносительной ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ) тяготеет к съединению всех – бесконечно-многих – фрагментов в ЕДИНОЕ, в Полную ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ, но, к тому же, будучи по сути и во всех собственных проявлениях двояко-бесконечно-множественной, раздираемая противоречиями и противоречиями скрепляемая, Условная Действительность – тяготея к ЕДИНОМУ – обнажает-порождает закон самосохранения, основной стержневой принцип самости.)
—
4
Условная Действительность – то, чего нет, не было и быть не имело возможности – своим существованием-несуществованием, отталкиванием-и-притяжением искажает для самой себя собственное собственное самовосприятие, как того, что имеется, но чего нет, не было и быть не имело возможности. Тем самым Условная Действительность искажает (принимая через существование-несуществование, отталкивание-и-притяжение) восприятие настоящей собственной сущности-природы вне иллюзорной самости – Безотносительной ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ.
Соответственно, искажается и восприятие проявлений Полной ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ в-из Условной Действительности.
В-из Условной Действительности проступает как единственно связующая и подлинно-реально наполняющая – каждый, бесконечно-многий вовне и внутри, фрагмент – сущность: ВСЕВЫШНИЙ.
Единое-единственное проявление Безотносительной ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ в-из Условной Действительности, – как из-личное восприятие Безотносительной ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ, – ВСЕВЫШНИЙ – применительно к Условной Действительности не есть ни Верхом, ни Низом, ни Добром ни Злом, ни Творцом ни Разрушителем, а – СЪЕДИНИТЕЛЕМ. ЕГО присутствие в незрячем – Надежда и Совесть, в прозревающем – Вера, в прозревшем – Любовь.
ВСЕВЫШНИЙ – зеркало Условной Действительности, ищущее её лица.
Будучи отражённой – Условная Действительность самоосознаётся как то,
ч е г о н е т, н е б ы л о, и б ы т ь н е м о г л о
—
2
1
Условная Действительность – промежуток внемгновенья, которого не было, нет и быть не имело возможности, – принимает себя как бесконечность-множественность, и дробится (не дробясь) на нескончаемое множество фрагментов, любой из которых и имеется сама Условная Действительность – нескончаемая самость, по природе собственной не имеющая шансов на саморазделение либо повтор подобия. И – имеющая, поскольку есть искажением Безотносительной ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ, ЕДИНОГО, другими словами – по сути-базе – сутью-базой не-единой, бесконечно-множественной (обмельк многоцветных переливов, в падающей – вечно, из ниоткуда в никуда – капле).
Любой из нескончаемых фрагментов-сознаний – в силу стабильности самости – принимает «вовне» и «в» раздельно. Тем самым – принимает бесконечность-множественность кроме себя. Тем самым, стабилизируясь, принимает-осознаёт себя точкой отсчёта бесконечности-множественности, центром, из которого разворачивается мир-материя-Условная Действительность.
Любой из нескончаемых фрагментов принимая «вовне» и «в» раздельно – существует-несуществует сообразно собственной природе, но природы собственной не осознаёт: Условная Действительность самоосознаёт себя в данном состоянии действительностью непреходящей, само собой разумеющейся, единственной и единственно вероятной. Тем самым – закрепляется разделение нескончаемой множественности на нескончаемую множественность. Тем самым, Условная Действительность начинает осознавать себя – в-себе-и-из-себя – из нескончаемого множества центров, неизбежно, в силу самости, условно-поделённых и условно-обособленных (тяготеющих к съединению, но и отторгающихся от него, чтобы не было изникновения самости). Осознавая – осознаёт себя в многочисленных, якобы-неповторимых образах, перемешанных друг в друге, скреплённых между собой, обусловленных приятель втором. Осознавая себя в образах, из образов – Условная Действительность проминается, продёргивается, расцветает многочисленными, якобы-неповторимыми законами существования, разнородными по обличью, однородными по сути, равнозначными.
(Возможно представить себе нескончаемое множество сфер, каковые в действительности – одна сфера, а также – не сфера вовсе. Любая из нескончаемого множества сфер – и имеется Условная Действительность, нескончаемая в бесконечности, но – не осознающая себя такой. Любая из сфер, не обращая внимания на взаимоперемешение, взаимоскрепление, взаимообусловленность, не обращая внимания на то, что все сферы в действительности – это одна сфера, – условно (но не осознавая данной условности) как бы-изолирована от всех других сфер, и – в изолированности – независима. Любая из нескончаемого множества сфер дробится (не дробясь) – кроме этого – на нескончаемое множество сфер, где любая сфера – не осознающая себя Условная Действительность (одна одинёшенькая, не имеющая никаких шансов на саморазделение либо повтор подобия)… И без того потом. И без того потом.)
И, очевидно, любой из вечно многих, вечно разноликих нескончаемых фрагментов – являясь Условной Действительностью (неразделяемой-неповторяемой) – есть всего лишь промежутком между возможностью происхождения и изникновением самой данной возможности; тем, чего не было, нет и быть не имело возможности. Различие между Условной Действительностью как такой и Условной Действительностью в состоянии фрагментов – следующее: 1) Условная Действительность как таковая в ходе самоосознания – осознаёт себя условностью и порождает перемещение к самоосознанию себя Полной Действительностью; 2) Условная Действительность в статусе фрагментов – условностью себя не осознаёт, полагая себя действительностью абсолютной и само собой разумеющейся. Тут – фундамент закона самосохранения Условной Действительности.
—
2
Все пульсации – пульсация – Условной Действительности всешарообразны. Всешарообразность – как шар, развёрнутый-свёрнутый из-себя-в-себя в нескончаемом, ни при каких обстоятельствах не завершающемся длении. Это состояние, в котором бесконечность-в-бесконечности пробует – стремясь к самопознанию – познать себя наделённой сторонами; познать себя со стороны. Но, будучи бесконечностью и не имея сторон, не имеет и возможности со-стороннего познания.
И, не смотря на то, что бесконечность-в-бесконечности, устремлённая к самопознанию со стороны, находится в нескончаемом, ни при каких обстоятельствах не завершающемся длении, однако, в этом длении она сокасается с присутствием в себе-из себя-помимо себя-во всём – ВСЕВЫШНЕГО. Возможно заявить, что Дух, Ум, Тело и Душа-Образ – проявления дления.
—
3
Перемещение бесконечно-многих, поделённых, фрагментов к съединению (всего со всем), и, односвязно, перемещение самости (собственной для каждого из фрагментов; собственной-неспециализированной) к самосохранению – порождает напряжение. Сам факт напряжения опровергает иллюзорный статус иллюзорной самости как цельной самодостаточности.
Напряжение (напряжение-вибрация) не могущее завершиться ни так, ни этак, ни как бы то ни было – это наделение вечно многих нескончаемых фрагментов наполнением, закрепляющим (напряжение-вибрация-закрепление) самоосознание Условной Действительности (в статусе фрагментов) самой себя, как единственной и само собой разумеющейся действительности. Напряжение-вибрация-закрепление; наполнение; бытийности.
Бытийности взаимоперемешанны-слиты и взаимоизолированны. Бытийности как равнозначны, так и неповторяемо разнообразны. Из-бытийностно – бытийности возможно представить как угодно: нереально представить в нескончаемой бесконечности что-то такое, что в нескончаемой бесконечности не находилось бы. Любая из бесконечно-многих бытийностей-фрагментов проступают Телом-Образом, Душой, Умом и Духом, принимаемыми из-бытийностно как отдельное-личное, множественное.
Возможно сообщить: бытийности. Возможно сообщить и без того: отзвуки; нескончаемое множество отзвуков. Нескончаемое множество промельков-обмельков. Люди, и животные, и птицы… насекомые, камни, бактерии, травы, запах… и деревья, и звук, и цветы… и цвет, и реки, и горы, и ветер, и ливень… планеты и звёзды, галактики, вселенные, всевозможные энергии, всякомерные пространства, жажды, страсти, понятия, соразмерности, направления… и т. д. и т. п. …мысли, слова, поступки… и т. д. и т. п. …и, к примеру, табуретки (Из-бытийностный человек может возразить; может заявить, что именно он сделал табуретку, и тем распознал-выяснил её существование. Но: утверждение этого человека, что он сделалэту табуретку – будет столь же нелепо, как и утверждение данной табуретки, что она сделала этого человека. Но, в случае, если допустить первое, то, конечно, в полной мере равноправным явится и второе.)
Любая из бытийностей наделена свободой и предопределением воли.
Везде – ВСЕВЫШНИЙ, как из-бытийностно, из-лично принимаемая Полная ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ.
—
4
Безотносительная ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ – Безотносительное БЛАГО. У БЛАГА противоположности нет; нет «не-благо», имеется лишь иллюзия ЕГО отсутствия.
Это – страдание.
Условная Действительность (направленная к самости) – осознаёт страдание, пребывает в нём и есть им.
Осознание наполненности бытия страданием – отрицает самоценность бытия. Отрицание самоценности бытия – отрицает самоценность самости. Отрицание самоценности самости – отрицание самоценности Условной Действительности. Это ведёт к изникновению Условной Действительности. Изникновение же не происходит по причине того, что страдание – как и все производные Условной Действительности – иллюзия, то, что есть данностью, но чего нет, не было и быть не имело возможности.
Условная Действительность по направлению к Полной ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ – осознание иллюзорности страдания.
—
3
1
Из-бытийностно – бытийности принимают себя круговращением в круговращении; круговращение начинается по спирали. Из-круговращательно – круговращение принимает себя нескончаемым множеством фрагментов-форм: оформляется. Любая из нескончаемого множества форм – в силу самости – иллюзорно закрепляется как иллюзорная цельность и принимает себя точкой отсчёта мироздания. Означается как бы обособленная закреплённость.
…Туман в потоке ветра, нравно осознающий себя гором; нравно и несуразно…
Любая форма, будучи нескончаемой в бесконечности, однако – из-лично – принимает себя в начальности и конечности: рождение – смерть; нескончаемая прямая, осознающая себя отрезком, где промежуток между смертью и рождением получает значение основной, само собой разумеющейся ценности: жизнь.
Это устроение-порядок – одно из проявлений закона самосохранения Условной Действительности. Из-бытийностно – бытийности принимают себя фактом и реальностью, устроение-порядок – фактом и реальностью, а ВСЕВЫШНЕГО – Полную ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ – предположением и нереальностью, заведомо (из-бытийностно) недоказуемой возможностью.
Из-бытийностно – бытийности принимают Всемирный Дух, Всемирный Ум, Мировую Душу, Мировое Тело-Образ как дух, ум, душу, тело-образ: личное, конкретно-личностное; Общее Сознание – как сознание личное. Такое восприятие Мировых проявлений – поделёнными на нескончаемое множество и принимаемых из-лично – усиливает устойчивость самости Условной Действительности, впредь до как бы незыблемости.
—
2
Итак, человековый мир. Человек; бытийность от микро-я (я) до макро-я (мы): самозванное и тщетное осознание себя действительностью, венцом природы, точкой отсчёта мироздания (совершенно верно так же осознаёт себя любая бытийность).
Человек реагирует на мир и характеризует его двумя методами: конкретно-личностно-субъективным и конкретно-личностно-объективным ( что, но, одно да и то же, но создаёт иллюзию подхода «из себя» и «со стороны»).
—
3
В Условной Действительности, пребывающей в состоянии фрагментов, всё оформлено (другими словами: наделено иллюзорной формой-закреплением, иллюзорной цельностью – по подобию и образу Условной Действительности). Всё оформленное выражено Телом-Образом, Душой, Умом и Духом в конкретно-личностном статусе: тело-образ, душа, ум…
—
Отшельник почувствовал на щеке затеплевший овлажнившийся ветерок. Он взглянул около. …Снег таял. Юный узкий покров, проседая, жался к почва. Буквы стягивались и темнели. Уже не хватая строки по сторонам – он старался, сколько успеет, дочитать это…
—
«Как ты, из-бытийностно осознающееся существо, как ты, человек, осознаёшь себя существующим-пребывающим-живым-и-смертным, так же осознаёт себя пребывающей-существующей-живой-и-смертной любая форма-закрепление; поделённое одно, имеющее иллюзию личного, разнородного и несхожего. Всё выражено телом-образом, душой, умом и духом. Всё, что ты можешь определить наличествующими у тебя органами эмоций, всё, что можешь представить себе, всё, что можешь вообразить – живое ( так, как живое – ты); живое-равнозначное.
С развитием органов эмоций, представлений, воображения – свойство узнавания раздвигается от…» …
…Снег таял с немыслимой быстротой…
—
…«Так: твоё «я» и имеется центр-ядро Условной Действительности; твоё личное «я» – и имеется Общее «я». Определи собственное «я» – определишь всё. Определив всё – осознаешь: ты не определил ничего.
Ты миновал сложное. Следующее – легко: не определив ничего – ты определил иллюзорность собственного «я»; сотри собственное «я» – станешь всем. Став всем – станешь ничем; тут – изникновение самости Условной Действительности. Изникновение самости Условной Действительности – изникновение Условной Действительности.
С изникновения Условной Действительности – её нет, не было и быть не имело возможности.
Слияние с Полной Действительностью » …
—
Отшельник закрыл глаза. «Всё верно…» Ему стало легко.
Открыв глаза, он заметил, что надписи больше нет. Снег растаял, и множество букв, везде, везде – и за сутки не обойти, провалилось сквозь землю совместно со снегом. Но это не огорчило. Не примяло досадой. Он легко и весело захохотал; припомнив же собственную недавнюю лихорадку, собственное сквозьбуквенное бежанье – и вовсе захохотал, в изнеможении усевшись на мокрую траву, вытирая рукавом слёзы.
…Ноздрей окоснулся запах дыма. Отшельник, упрочнением воли утишивая хохот, огляделся. Ого! Он был рядом со своей стоянкой! Кроме того не увидел… За деревьями – шагов сто – показывается его шалаш. …Необычно, но в то время, когда он уходил – костёр практически погас, да ещё – снег падал… падал… Если судить по дыму – пламя полыхал в полную силу, топлива ему было всласть.
Отшельник скоро, иногда оглядываясь на исчезающие клочки снега, зашагал к стоянке.
—
Его низенький самодельный – из толстых сушин – стул у костра был занят. На стуле восседала огромная румяная тётка.
В новеньком тулупе, в высоких тёмных валенках, с цветастым платком на голове; улыбчивая, домашняя такая. Рядом с ней стоял, попыхивая дымком через неплотно прикрытую крышку, самовар. Серьёзный, блестящий! Тётка сидела, приятственно щурясь на костёр, и поджаривала на огне хлеб.
– Здравствуй, бродяга! – загудела она. – Что мокрый таковой? – в снежки игрался? У-тю-тю…
– Привет…
Он не обманывался. Он видел глаза. Перед ним был пёс.
Тётка перевернула хлеб второй стороной.
– Погодь, хлеб дожарю – чаёвничать будем. У меня варенье и тут припасено! – Дотянулась из-за пазухи литровую, запечатанную обвязанной бумажкой и доверху полную банку. – Земляничное! Кушаешь земляничное?
– Кушаю. Но у меня лишь одна кружка…
– Собственная имеется!
Тётка отложила в сторону палочку с хлебом, поёрзала, покряхтела – извлекла из кармана тулупа чашку. Чашка была развалистая, ажурная – узкий прозрачный фарфор. Страно, как она в кармане не то, что в осколки – в порошок не стреснулась! Но тётке этого было мало: из другого кармана она дотянулась совершенно верно такое же блюдечко. Сбрякнула – вызвенев – с чашкой. Поставила около самовара.
– Вот как! – Хлопнула себя по колену. Устроилась распоряжаться: – Волоки, давай, вон тот чурбачок – будет у нас столик. И хворосту, хворосту! – сядешь на него. … Да находись ты, увалень! Куда прёшь? – чуть чайник заварочный не опрокинул!
Отшельник, затормошась, в самом деле чуть было не наступил на чайник. А прежде не увидел; мелкий серебряный чайничек стоял, наполовину врытый в тёплую золу, настаивался. Тётка покачала головой:
– Аккуратней, кроха. Присматривай за собой.
Отшельник в соответствии с кивнул. Он по большому счету – стал очень многое видеть, слышать, очень многое осознавать. Так и по сей день: он осознал – о чём; не о чайнике была обращение… но и о чайнике – также.
Тетка, тем временем, скоро и опрятно облекла чурбачок в обличье чайного столика: накрыла его пёстрой тряпицей, нарезала поджаренный хлеб, открыла банку с вареньем и выложила две ложки.
– Э-гэ-гэй! – Позвякала чашкой о блюдце. – Лапуля, тащи ко мне заварочник, да кружку собственную прихвати!
Отшельник принёс и то и другое. Поставил на чурбачок.
Тётка щедро наляпала варенье на куски поджаренного хлеба. Все – пододвинула отшельнику, себе забрала самый мелкий кусочек. Набулькала чай.
– Кушай, золотце, не стесняйся!
– Благодарю.
Чаёвничали без звучно. Казалось, сказать-то не о чем: всё и без того ясно, ясно давным-давно, всё – само собой очевидно. Легко: прихлёбывали душистый крепкий чай, лопали варенье, закусывали хрустящим поджаристым хлебом. Легко: наблюдали на снова показавшиеся снежинки – тяжёлые, медленные, неуклюжие; снежинки сходили на землю, комфортно и прочно прижимались к почва, и скоро – таяли, таяли, таяли. Легко: прислушивались к сырому, чуть дрёмному шуму поднявшегося на цыпочки леса. Легко: посматривали иногда друг на друга – и всё осознавали, ни в чём не обнаруживая неудобства совместному нахождению. Отлично молчалось.
Лишь раз, подбавляя себе и отшельнику чай, тётка негромко пропела-напомнила:
– Аккуратней, кроха. Присматривай за собой…
Отшельник опять кивнул. Прикрыл глаза; отыскал в памяти: буквы на снегу…
—
«– Люди так настойчиво ищут забвения, что неизбежно (в то время, когда? как? – для чего?) наделяются забвением. И люди забывают, забывают… Они кроме того забывают, что искали забвение (и – неизбежно – были им наделены), и негодуют – негодуют! – на собственную мимолётность. И к мимолётности прижимаются как возможно крепче. И ударяются о неё. И ищут забвения.
– Как же оказать помощь им отыскать в памяти?
– Им – никак. А память – не испытывает недостаток ни в чьей помощи: необходимо просто не мешать ей быть. Так как забвение – это не отсутствие памяти, а всего лишь то, что мешает её бытию.
– Выходит, они – они сами – и имеется забвение.
— Очевидно!
– И они – память.
– Допустимо.
– Так как же им прекратить являться собой-препятствием для себя-памяти?
– Стать самими собой, прекратив быть кем-то ещё.
– В случае, если им сообщить – они не послушают…
– Ух ты! – не послушают!.. Да они и совсем не услышат, чего уж тут слушать… Желаешь сообщить – сообщи самому себе. Желаешь промолчать – промолчи самому себе. И тогда – допустимо – услышат. И тогда – допустимо – послушают.
– «Допустимо»?
– С «допустимо» – неосуществимое и проходят.
– Ты не путаешь меня?
– А ты – меня…? Нас тут – один. Все путанья и ясности – мы. Что выберем? …Что выберем – то и ответ.»
—
За спиною хрустнула ветка. Отшельник обернулся.
С ближнего дерева – комфортно усевшись на нижней ветке, прижавшись спиною к стволу – на него наблюдала белка. Пушистая, с мелкими смешливыми глазёнками. …Когда её увидели – белка сходу занялась собой: умылась, почистила от сора хвост, расправила блестящие усы. Егозя, она как бы предлагала наслаждаться собой, намекала: по какой причине бы и не восхититься? где ещё отыщешь такую красавицу? в любое дупло посмотри – не отыщешь! Ну вот попытайся!..
Отшельник улыбнулся. Отшельник потянулся к чурбачку – отломить и предложить белке кусочек хлеба с вареньем. Потянулся – нашёл: тётки нет, нет ни самовара, ни фарфоровой чашки с блюдечком… На чурбачке осталось варенье, мало хлеба и его ветхая облупленная кружка, доверху полная золотистым дымящимся чаем. Он забрал хлеб для белки и поднялся.
Белки также не было. Разве что – чуть подрагивала ветка на месте её недавнего сидения.
«Разбежались! – радостно поразмыслил отшельник. – И мне пора… Пора дремать.»
Он пригасил костёр, допил чай и убрал остатки еды в шалаш. Потягиваясь у входа – продолжительным немигающим взором коснулся темнеющего неба. Помахал небу рукой.
Засыпая, он слышал: лес наполняется шорохами, шелестами, шагами… Лес подходит – со всех сторон – к его уединённому пристанищу, и всматривается, всматривается… И наблюдает.
—
…«За окном ночь; в помещении отключён свет.
Ты наблюдаешь в окно; ты видишь всё, что позволяет заметить тебе ночь. Ты видишь очень многое, очень многое, очень многое… Ты включаешь свет; ночь остаётся ночью; ты видишь в окне себя.
…очень многое, очень многое, очень многое. В случае, если закроешь глаза – ты заметишь всё другое.» …
—
«Иви, Иви, кроха…»
—
Он проснулся. Ночь была стремительной и обволакивающей, ночь была глубокой и тёплой. Отдыха хватило ему в полной мере, и тело признательно постанывало, побуждая подняться, потянуться к разведению огня, наполнить у родника и подвесить над огнём котелок. Отшельник лежал зажмурившись; сильный свет, оплеснувший глаза из сна, во всей собственной крепости и силе оставшийся по пробуждении – мешал сосредоточиться.
Просторный броский тёплый свет…; почему-то стены шалаша не мешали солнечным лучам вдосталь колобродить в его жилище, – напряжённым и жарким упрочнением поднимать его жилище практически под облака…
Отшельник открыл глаза. Отшельник открыл глаза, и заметил себя лежащим высоко-высоко, на листке тополя.
Приподнялся. К лицу немного поднял поющие руки: утро… Ах! А кругом, кругом!: отовсюду медвяный шум тополиной листвы – зелень! зелень! – узорная темень веток. За спиною – могучий, бурный, облитый трещинками фонтан вознесённого в высь ствола. Около – через листву – цветущие, пышущие размахом и высотой деревья: берёзы, ясени, дубы, каштаны, липы, осины, ели, баобабы, клёны, сосны… раскидистые пальмы… немыслимо огромные папоротники… и многие, многие… На какое количество хватало взора: зелень, зелень, зелень, и лишь в первых рядах, из этого не определимый, чувствовался некоторый просвет.
Отшельник сел, скрестив ноги, на листике. Замер.
…То ли тишина приподнялась на облаке, то ли облако вынырнуло из тишины…
Листик под ним качнулся. Обернувшись – отшельник заметил карабкающегося по черенку муравья. Муравей оскальзывался, пыхтел, но очевидно не планировал оставлять это надрывное, но и чем-то приятное для него занятие. Наконец, оскользнувшись основательно – он повис, отчаянно уцепившись за черенок.
– Караул! – негромко пискнул муравей.
Отшельник быстро встал и протянул муравью руку. Муравей вскарабкался на страницу.
– Благодарю, мой хороший храбрец! – прослезившись, выдохнул он.
– Я не храбрец, – захохотал отшельник. – Легко: вы появились в недоразумении и я вам помог.
– Да-да, – муравей утёр слёзы. – Благодарю, мой скромный храбрец!
– Вижу, вам нравятся храбрецы, – деликатно увидел отшельник. – У вас тяжёлая судьба?
– Ясно! Муравейник – не танцплощадка, попотеть приходится! – Муравей вскипел: – То – принеси!.. В том направлении – сходи!.. Того – не делай!.. Собратья злобствуют! Руководство – поедом ест! – Огорчился. – Да ну их…
– Утешьтесь, – улыбнулся отшельник. – Я думаю, вы имеете возможность оттуда.
Муравей был рад:
– А я и ушёл! – Умильно взглянуть на отшельника: – Заберите меня с собой!
– С какой стати? – оторопел тот. – Я – отшельник, я иду один…
Тут он задумался. Личные слова встряхнули его.
– А разве я помешаю? – неуверено задал вопрос муравей. – Я – тихо…
Отшельник промолчал. Он, наконец, осознал, что именно встряхнуло его:
«Всё, что приходит в мир – ты. Ничего, не считая тебя, в мире не происходит. Всё, что ты можешь понять, воспринять, чего можешь коснуться – ты.»
– Хорошо, – кивнул муравью. – В случае, если желаешь – можешь быть рядом. Лишь для чего тебе это?
– Ха! – удивился муравей. – Как же без Наставника?
– Наставника… А что такое – Наставник? – Отшельник подставил щёку налетевшему тёплому сквознячку. взглянуть на муравья: – Наставник, это то, чему предстоит быть промежуточным между тобою, твоей муравейником и печалью?
– Примерно… – стеснительно сообщил муравей. – Я попытаюсь не тревожить вас напрасно, Наставник. Я попытаюсь идти собственными ногами.
– Хорошо! …Как знаешь.
Муравей присел рядом. отшельник и Муравей сидели – плечо к плечу – и, не мигая, наблюдали на плывущих-мелькающих в звенящих солнечных волнах изумрудных листвяных рыбёшек. Бликами по солнечной ряби – порхала в воздухе всевозможная крылатая мелюзга. Гудя, жужжа, трепыхая мелкими перламутровыми крылышками, из сиятельной пучины вынырнул округлый блестящий жук. Вынырнул, шепетильно примерился – сел на соседний страницу.
– Здрасьте! – Крылышки сложил. Усами качнул. – Мне бы – также…
– Что – также? – строго задал вопрос муравей.
– Что, что… – передразнил жук. – То!.. Мне также Наставник нужен!
– Привет-привет! – сообщил отшельник. – Нужно же! И ты из муравейника сбежал?
– Из жучарника!.. – хмыкнул жук. Смущённо почесался. – Мне бы – того…
– Ну-ну, – ободрил его отшельник. – Чего?
– Не легко мне! – не выдержал жук. – Устал!
– Вот как… – сообщил отшельник.
– Как словно бы резинку ко мне привязали! – жук всплеснул лапками. – Я ж и сам… я сам пробовал… Сначала – легко. Позже – тяжелее и тяжелее; ощущаю, резинка натягивается… И – хлоп! – кубарем обратно! Кубарем!.. – в голосе жука послышались надрывные нотки. – Два раза пробовал! Все крылья стёр… А? Это ж нужно…? Так устал, так устал! – дорога так тяжела…
– Вот как… – сообщил отшельник, закрывая глаза.
«Не может быть усталости в дороге, в то время, когда – в дороге.
Когда присел на обочине – усталость обволакивает тебя; усталость просачивается в тебя; усталость подменяет тебя собой. Вот: думается тебе, что усталость конкретно из дороги; думается тебе, что усталость конкретно от дороги; что устал ты в дороге, и усталость твоя неподъёмна, и усталость твоя горька. И это правда; это конкретно твоя действительно, тебя – сидящего на обочине.
…Ты легче пушинки. Ты слаще потоков мёда на устах умирающего от голода. И – ты лишь представь себе! – крепче Северного Ветра.
Единственный метод избавиться от усталости в дороге – дорога.
Кадкина всякий знает
Интересные записи:
- Ты любезна мне, и всякому ты любезна, — от всякого неотделима; все тобою согреты… кто же согреет тебя? 17 глава
- Ты любезна мне, и всякому ты любезна, — от всякого неотделима; все тобою согреты… кто же согреет тебя? 24 глава
- Ты любезна мне, и всякому ты любезна, — от всякого неотделима; все тобою согреты… кто же согреет тебя? 21 глава
- Ты любезна мне, и всякому ты любезна, — от всякого неотделима; все тобою согреты… кто же согреет тебя? 25 глава