Упомянув о громадных открытиях «центров речи», мы близко приблизились к тому вопросу, что так занимал нас сначала. Возможно, этим мы уже практически решили вопрос о «центрах» в головном мозге, каковые руководят психологическими свойствами? Возможно, Галль, не обращая внимания на всю фантастичность его френологии, был все-таки прав, и в мозге — пускай совсем не в тех местах и не в том виде, о котором он сказал, — возможно отыскать «центры», управляющие сложными видами психологической деятельности?
Мы поведаем, как три человека утратили свойство писать, и отечественный рассказ окажет помощь разобраться в этом вопросе.
Больной с поражением левой височной области. Он не хорошо принимает обращенную к нему обращение.
Один из этих людей взял на войне ранение в левую височную область, в ту самую область, которую практически девяносто лет назад обрисовал германский психиатр Вернике. Затем ранения, уничтожившего части его мозговой коры, принимавшие участие в синтезе и анализе доходивших до него звуков, больной прекратил четко разбирать обращенную к нему обращение. Звуки, из которых состояла обращение, путались у него, становились слишком мало четкими; он был не в состоянии выделить отдельные звуки из слов, каковые слышал и произносил. Больной не имел возможности писать под диктовку. Вот он садится за стол и принимается за работу. До тех пор пока он списывает готовый текст, все идет отлично, но когда начинает писать под диктовку — все разрушается: больной не знает, с какого именно звука начинается слово «летит», что это — «л» либо «р», и какой звук идет дальше. Он начинает писать, зачеркивает написанное, опять пробует, опять перечеркивает…
Рядом с ним в палате лежит второй больной. Он также был ранен: осколок засел у него в той области левого полушария мозга, которая регулирует узкие перемещения. Больной продолжает отлично слышать и осознавать обращенную к нему обращение, но какие конкретно мучения испытывает он, в то время, когда пробует сказать какое-нибудь слово! Язык не слушается его и создаёт совсем не те перемещения, каковые необходимо, и вместо слова «стол» у него получается то «слот», то «слон». Так как перемещения, необходимые чтобы сказать звук «л», «н», «т», так похожи одно на второе… Вот он пробует писать — в этот самый момент его постигает неудача: лишившись возможности верно проговорить слово, он начинает неправильно писать его; неправильное произнесение ведет за собой неправильное написание.
А вот и третий больной: он лежит в той же палате. Пуля уничтожила у него левую сторону затылочной области на границе с теменной. Он отлично говорит и кроме этого отлично осознаёт обращенную к нему обращение. Казалось бы, ранение не отнять у него никаких значительных сторон деятельности. Но это не верно, и отечественный больной весьма страдает от тех неожиданных трудностей, каковые неожиданно показались у него. Он был раньше армейским топографом. Возможно, ему совсем не тяжело просматривать карты? Но вот карта перед ним — и он выясняется совсем беззащитным. Где тут восток и где запад? Где необходимо искать Уральские горы — справа либо слева от Москвы? А где проходит линия фронта? Нет, он не имеет возможности разобраться кроме того в самой несложной карте, он разучился пользоваться ею. А как пройти из палаты в помещение доктора? Куда нужно развернуть — направо либо налево? Те совокупности мозга, каковые так отлично разбирали пространственные отношения, уничтожены ранением — и везде, где человек обязан опираться на их работу, он оказывается беззащитным.
Ну а его письмо? Оно также пострадало от ранения, но совсем не так, как у двух первых больных. Ему ничего не следует выделить в слове необходимые звуки и сохранить их порядок. Но как написать необходимые буквы? Как изобразить их, в то время, когда это так тяжело: так как поперечная палочка в букве «Б» отходит куда-то в сторону, но в какую?.. Направо либо налево? А куда идет то полукольцо, которое входит в букву «Б»? И какая тяжёлая эта буква «В»: тут два полукольца, и их нужно как-то расположить, дабы они придали букве необходимое очертание… Нет, положительно, это невыполнимая задача.
У трех больных разные по месту ранения мозга. Они задевают различные совокупности: совокупность слухового анализа у одного, совокупность двигательного анализа у второго, совокупность зрительного анализа у третьего. И у всех нарушено письмо по совсем различным обстоятельствам и в совсем различных формах.
Значит, кроме того таковой процесс, как письмо, представляет собой сложнейшую деятельность, которая складывается из многих составных элементов. Может ли эта деятельность осуществляться одним «органом» мозга — каким-то «центром письма»? Само собой разумеется, нет. В ходе письма человек обязан на слух выделить звуки принимаемой им речи — и в этом принимает участие слуховая часть коры громадных полушарий головного мозга. Дальше человек обязан сказать звуки. И тут он опирается на сложнейшие устройства двигательной части мозговой коры. Наконец человек обязан изобразить буквы, расположив их в пространстве. И зрительно-двигательные участки коры с их пространственным анализом снабжают эту возможность.
Значит, мозг , снабжающий замыкание сложнейших временных связей и создание множества совместно трудящихся «динамических совокупностей», вовсе не складывается из отдельных «органов», любой из которых ведает определенной свойством. Его скорее возможно уподобить сложнейшему оркестру, в котором любой инструмент сохраняет собственную роль и в котором только в следствии слаженной игры появляется стройная симфония.