«Господь дает молитву молящемуся», — так свидетельствуют св. отцы. В противном случае говоря, молитва делается тем идеальнее и благодатнее, чем больше молится христианин. Вот путь и для очищения сердца, и для развития чистой молитвы. Он таков же, как и для всякой науки, ремесла и искусства: трудись и упражняйся в них неустанно, и успех не замедлит последовать.
«Молитва, — пишет св. Исаак Сириянин, — требует обучения, дабы долгосрочным нахождением в ней ум упремудрился (молиться как должно). По нестяжании, избавляющем отечественные помышления от уз, молитва испытывает недостаток в долгосрочном нахождения в ней, потому что от продолжительного нахождения в ней ум приемлет обучение, познает методы отгонять от себя помыслы, научается многим опытом своим тому, чего не имеет возможности принять от иного».
Как говорит прп. Иоанн Лествичник:
«Будем молиться довольно много. Количество является причиной качества. Господь дает чистую молитву тому, кто молится безленостно, довольно много и неизменно, не смотря на то, что и оскверняемою развлечением молитвою».
Может показаться, что долгая молитва будет противоречить словам Господа: «Молясь, не рассказываете лишнего, как язычники: потому что они считаюм, что в многословии собственном будут услышаны; не уподобляйтесь им» (Мф. 6, 7). Но Господь Сам показывал пример долгих молитв. Евангелист Лука пишет про Него: «Пробыл всю ночь в молитве к Всевышнему» (Лк. 6, 12).
Возможно думать, что под «многословием» Господь тут осознавал перечисление прошений о всяких житейских потребностях. Он додаёт к Своим словам о «многословии» разъяснение: «Потому что знает Папа ваш, в чем вы имеете потребность, прежде вашего прошения у Него» (Мф. 6, 8).
Но Он дал нам пример повторения Собственного прошения: так в Собственной молитве в Гефсиманском саду Он повторял Собственную просьбу три раза — «сообщил то же слово» (Мф. 26, 44).
Как пишет о. Александр Ельчанинов:
«Многословие в молитве хотя бы тем уже отлично, что отечественное сознание продолжительнее привязано к святым словам.
В случае, если наряду с этим нет кроме того полной погруженности в суть произносимых слов, а лишь отвлечение от пустяков, суеты, забот, нечистых мыслей, да и то это довольно много. А вдруг к этому — переживание хоть 1/100 читаемого, то душа получает этим неисчислимые сокровища».
Но при молитве, само собой разумеется, нужно учитывать и собственные силы, потому что и тут, как говорят св. отцы, «всякую добродетель красит мера».
Так, лишь при неторопливой молитве возможно сохранять надежду на то, что ум будет постигать, в случае, если уж не все, то хотя бы солидную часть мыслей из молитвы. Исходя из этого ни при каких обстоятельствах не нужно задаваться через чур громадным числом молитв и их число соразмерять так, дабы неторопливо прочесть их в то время, которое мы можем уделять молитве.
Нам нужно не забывать, что, по словам еп. Феофана Затворника, «молитвенное правило не числом, а в качестве, все в сердце, в благоговеинстве… необходимо быть господином, а не рабом правила».
Старец Силуан пишет:
«Молитва дороже всего. Но без конца пламенно молиться душа не имеет сил. И исходя из этого нужно давать ей отдых от труда молитвенного; тогда возможно просматривать, либо думать, либо писать о Всевышнем. Кому как внушает Господь».
Смогут быть и другие случаи, в то время, когда продолжительность молитвы будет кроме того во вред. Это тогда, в то время, когда молящийся, по словам архиеп. Антония (Храповицкого), «услаждается не содержанием молитвы, а лишь длительностью, видя в ней подтверждение силы собственной воли и взирая на молитву, как на заслугу перед Всевышним, вопреки словам Христовым».
В таковой молитве отсутствует горделивое самолюбование и смирение портит и отравляет молитвенный подвиг, как, но, и всякое второе хорошее дело и всякую добродетель. Это исключение, но, отнюдь не меняет неспециализированной установки о необходимости для смиренной христианской души посвящать молитве достаточное время.
Одним из значительных препятствий к подлинной молитве есть кроме этого отечественная привычка относиться к ней формально. Мы довольно часто думаем, что достаточно, в случае, если мы выстоим перед иконами определенное время и «вычитаем» молитвенное «правило».
Такое познание молитвы, как «вычитывание» правила либо «выстаивание» известного времени при нехорошем понимании смысла молитвы, без участия в ней не только сердца, но и ума, далеки от подлинной молитвы. Такую молитву св. отцы именуют «подневольным трудом», «рабским» деланием.
Кое-какие духовные наставники говорят кроме того, что при только формальном исполнении правила мы в этом случае более будем похожим «молитвенные шарманки» буддистов из Тибета, чем на людей, общающихся в духе с Всевышним.
При рвении не смотря ни на что исполнить молитвенное «правило» мы впадаем в другую опасность — смущение либо уныние, кода это правило нам почему-либо не удается выполнить.
В этом отношении прпп. Варсонофий Великий и Иоанн дают такое указание:
«Отнюдь ничего не назначай себе в правило, потому что через это ты подвергнешь себя заботам и смущению; но испуганно Божиим испытывай, что подобает выполнить в данное время, и ничего не делай по рвению».
А епископ Варлаам (Ряшенцев) дает таковой совет:
«Твори всякую молитву от сердца, не как правило и урок, а как крик твоего сердца, скорбящего болезненно, ищущего Господа и Его животворящей благодати».
Время от времени возможно и один псалом просматривать и перечитывать битый час и наплакаться всласть; это и будет настоящая молитва и заменит все «правило».
Физическая усталость либо заболевание не помогают сосредоточенной, нерассеянной, сердечной молитве. И тогда не нужна продолжительность молитвы, но только вероятная глубина ее.
Имеется мнение у св. отцов, что Господу при таких условиях (при изнурении тела) неугодна продолжительность молитвы.
Тут нужно отыскать в памяти случай, в то время, когда св. Симеон Благоговейный приказал усталому и еще молодому св. Симеону Новому Богослову сократить все вечернее правило до одного «Трисвятого».
И именно затем св. Симеона посетило Божественное озарение.
Прпп. Варсонофий Великий и Иоанн говорят по этому поводу:
«Лучше сделать немногое испуганно Божиим, чем очень многое со смущением вражиим. Нежели ты будешь выполнять псалмопение и молитву сидя, но с умилением, это не мешает тому, дабы служение твое было угодно Всевышнему: потому что кто и стоя совершает его, но рассеянно, труд того вменяется ни во что».
И в тех случаях, в то время, когда мало сил либо времени, Господь, разумеется, очень многое и не спросит. Он говорит: «Милости желаю, а не жертвы». Исходя из этого при отсутствии физических сил либо достаточного времени направляться сократить простое правило до для того чтобы размера, дабы оно все же читалось неторопливо и пристально. Как пишет прп. Исаак Сириянин: «И в случае, если снова будет смущать и стеснять тебя помысл, покинь стихословие, преклони колена на молитву и сообщи: Хочу не слова вычитать, но обителей достигнуть».
Как пишет о. Иоанн С: «В болезни и по большому счету в немощи телесной, равно как и в скорби, человек сначала не имеет возможности гореть к Всевышнему любовью и верою, в силу того, что в болезни и скорби сердце болит, а любовь и вера требуют здравого сердца, покойного сердца; исходя из этого и не нужно весьма скорбеть о том, что в скорби и болезни мы не можем, как бы следовало, верить в Всевышнего, обожать Его и усердно молиться Ему. Всему время. Время от времени и молиться — негативное время».
«Посильное служение ближним — выше молитвы и поста», — пишет еп. Герман.
Исходя из этого, в то время, когда нужно послужить ближним и это допустимо только при сокращении молитвы, то нужно ее сократить и этим не смущаться: служение ближним ответственнее полноты исполнения молитвенного правила.
Наряду с этим старцы уверены в том, что полнота исполнения молитвенного правила более ответственна для новоначальных в молитве, которым принципиально важно приучить себя к молитве. В то время, когда уже показался навык к ней, то количество молитвы должно соответствовать количеству свободного времени.
Глава 5. Внутренняя подготовка к молитве
В то время, когда молишься, войди в помещение твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Что втайне.
Мф 6, 6
Последуем за этим призывом Господа. Уйдем из этого шумного, рассеянного мира и войдем во внутреннюю клеть собственного существа, осветим ее светом веры, проберёмся к миру, что не видим вещественными глазами.
Не забудем затворить дверь собственного сердца за собою, дабы в тот невидимый мир не пробрались за нами страсти и волнения этого гибнущего, суетного мира. И тогда мы можем приобщиться к тайне, к величайшей, сладостнейшей тайне единения души людской с Всеблагим, Любящим Небесным Отцом и с ликом святых торжествующей Церкви.
Из земных существ только человеку дан молитвы и дар веры, дар постижения непостижимого, ведение невидимого, проникновение верою за грани трех измерений видимого мира, дар разрывать оболочки временного, суетного и смертного и приобщиться к вечному, бессмертному, вневременному.
Что нам сообщить Небесному Отцу отечественному, допустившему нас к общению с Собою в благостном снисхождении к Собственному творению?
Не будем пробовать измышлять отечественным поврежденным умом каких-либо умных речей — перед нами Предвечный Непостижимый Разум.
Господь сообщил: «В случае, если… не станете как дети, не войдете в Царствие Небесное» (Мф. 18, 3). Исходя из этого старец Силуан пишет: «Молись легко, как дитя, и Господь услышит твою молитву».
Будем же сердцем, как самые малые дети. И будем обучаться тем молитвам, каковые были угодны Господу, будем обучаться, как молиться, дабы эти молитвы были не отринуты как недостойные Небесным Отцом.
Итак, молитва имеется общение человека с Всевышним, основанная на вере в то, что Всевышний как всемогущий и вездесущий Дух не только слышит отечественные слова, но и знает все отечественные помышления и все эмоции сердца.
Слово «общение» не раскрывает, само собой разумеется, всю сущность молитвы, которая постигается только на опыте. Это раскрытие может совершаться только понемногу, по мере роста внутреннего человека; молитва совершенствуется по мере стяжания Святого Духа Божия.
Из этого форма молитвы будет неизбежно изменяться в зависимости от духовного роста человека, и, так, молитва имеет довольно много ступеней. Идеал молитвы — это общение с Всевышним не только ума, но и сердца человека.
Каковы же условия с целью достижения самая совершенной молитвы и что может мешать молитве?
В первую очередь, как пишет епископ Вениамин (Милов), «слова молящегося должны быть наполнены эмоцией глубокой убежденности в соприсутствии ему Всевышнего и проникнуты сокрушением, смирением, всепрощением, глубочайшим благоговением и горячим жаждой уйти от зла».
Главным препятствием для единения души с Всевышним есть наличие в душе человека нераскаянных грехов, страстей, маловерия и пристрастий. Все это стеной стоит перед человеком, отделяет его от Всевышнего и мешает чистоте и теплоте молитвы.
Исходя из этого главным условием действенной молитвы есть подготовка духовной одежды христианина — совести и очищение сердца. В случае, если последняя неспокойна и имеется грехи, за каковые еще не принесено покаяние, то молитва не может быть сердечной и горячей. Исходя из этого у невнимательных к собственной жизни не может быть настоящей молитвы. Лишь при искреннем покаянии во всяком увиденном постоянном спокойствии и грехе совести возможно достигнута и настоящая молитва.
«Кто не почитает себя безбожником, того молитва не приемлется Господом», — говорит прп. Исаак Сириянин.
Итак, непременным условием для действенной молитвы имеется покаяние.
Исходя из этого старец о. Алексий Зосимовский сказал, что до начала молитвы «нужно согреть в себе чувство собственного недостоинства, сознавание совершенных ранее грехов, огорчивших Господа, и из этого глубокое чувство раскаяния в них. В противном случае говоря, перед молитвой нужно облечь собственную душу в ризу сокрушения, глубочайшего смирения и нищеты духа и ощутить себя недостойнее и хуже всех».
Второе условие чистоты духовного одеяния — это полнота примирения со всеми и прощение всем и искренне всякой обиды, оскорбления, несправедливости и т. п. Как видно из молитвы Господней (Отче отечественный…), лишь наряду с этим условии смогут быть прощены Всевышним и отечественные грехи.
«Быть злопамятным и молиться значит то же, что сеять в море — и ожидать жатвы», — пишет прп. Исаак Сириянин.
Третье условие чистоты духовной одежды — это отрешение сердца христианина от пристрастий и страстей.
Прп. Макарий Великий говорит:
«К чему привязано сердце человека и к чему влечет его пожелание, то и не редкость для него Всевышним.
Исходя из этого, приступая к молитве, обращая внимание на сердце собственный и на ум, хоти, дабы чистая молитва воссылалась тобой к Всевышнему, в основном же наблюдай наряду с этим, нет ли чего, мешающего молитве, чиста ли молитва, занят ли ум твой Господом так же, как у земледельца — земледелием, у мужа — женою, у торговца — торговлею; и в то время, когда преклоняешь колена собственные на молитву — не расхищают ли помыслов твоих другие.
И в случае, если кто принуждает себя к одной лишь молитве, но не принуждает себя к кротости, любви и смиренномудрию и выполнению других заповедей Господних, — тот, в случае, если и приемлет сначала благодать молитвенную, то утрачивает ее скоро по приятии и падает от высокоумия, в силу того, что не предает себя от всего произволения выполнению заповедей Господних».
Как пишет еп. Игнатий (Брянчанинов):
«Страсти — эти нравственные болезни человека — являются основною обстоятельством развлечения при молитве. Соответственно ослаблению страстей значительно уменьшается развлечение».
Из этого довольно часто на протяжении молитвы сердца отечественные бывают даны не Предвечному Всевышнему, а страсти либо жалкому божку — отечественному пристрастию, которое полновластно обладает отечественным сердцем.
Как-то св. Василий Блаженный, будучи с Иоанном Суровым, заявил, что не видел его на богослужении. Царь отвечал блаженному: «Разве ты не видел, что я вместе с тобой молился в соборе?» — «Нет, — отвечал блаженный, — ты сейчас занимался постройкой дворца на Воробьевых горах». Этими словами блаженный обличил Иоанна и указал ему на то пристрастие, которое обладало его сердцем на протяжении молитвы.
И в случае, если, молясь, мы приглашаем Царя, Творца вселенной в отечественные внутренние чертоги души, то позаботимся же о том, дабы Он, войдя, не отыскал в них сора и грязи — отечественных земных пристрастий и страстей.
Четвертое, что кроме этого будет оскорблять Господа, — это отечественное маловерие, суетные неспокойные мысли и заботы об устройстве всех отечественных внешних дел. Эти мысли мешают молитве и приходят оттого, что мы не желаем вверить себя и все отечественные дела в руки Господа. Мы исповедуем Господа устами, но сердце отечественное как бы не доверяет Ему, и мы страдаем от этого и в жизни, и при молитве.
Нужно не забывать, что все отвлекающие нас от молитвы посторонние мысли внушаются нам чёрной силой и имеется следствие отсутствия в нас веры, ревности к богоугождению и любви к Всевышнему.
Пятое условие чистоты духовной одежды — это примирение отечественной души с Самим Всевышним.
Как словно бы бы неразумно ссориться с Самим Владыкой Вселенной, но мы довольно часто, не подмечая того, не находимся с Ним в мире. Правильнее — мы ропщем на Него, выступаем в протест Его определений, не согласны с Ним в направлении Им всех дел нашей жизни.
Мы бываем обиженны судьбой, судьбой, тем, как складываются отечественные дела, тяготимся заболеваниями, ропщем в скорбях и т. д. Все это ропот — на Всевышнего, оскорбление Его, недоверие к Его мудрости и управлению отечественной судьбой, непонимание Его неизменной благодати. Исходя из этого, поднимаясь на молитву, душа должна быть настроена так, дабы искренне сказать: «Да будет воля Твоя — слава Всевышнему за все».
* * *
Молитва имеется таинство, это ласковая песнь сердца человеческого, выполненная любви и смирения к Искупителю и своему Создателю.
Поэтому-то при молитве и необходимо уединение — «затворенные двери», необходимо более эмоции сердца, чем мысли ума; необходимо смиренное сознание собственной ничтожества и греховности; необходимо глубокое благоговение перед Тем, к Кому мы в мыслях простираем руки, нужна боязнь за то, дабы небрежностью, невнимательностью и торопливостью не обидеть одновременно и Благостного, но вместе с тем и ужасного по Собственному могуществу Духа. Человек — это ничтожная пылинка перед создавшим его Творцом. И исходя из этого беседа человека с Всевышним — это величайшее из дерзновений; дерзновение — непременная принадлежность молитвы. Как его купить?
Св. отцы дают определенный ответ: лишь через подвиг для Христа.
Прп. Исаак Сириянин говорит:
«В какой мере вступил кто в подвиг для Всевышнего, в таковой сердце его приемлет дерзновение».
Всех вышеперечисленных условий: чистоты сердца, наличия живой покоя и веры души, дерзновения и подвига, — конечно, может и не быть у несовершенного еще христианина. Но, само собой разумеется, это не означает, что не нужно становиться на молитву. Мы уже говорили ранее, что нужно затевать с внешнего — с молитвословия, и от него начать восхождение по лестнице приближения к подлинной молитве.
В то время, когда можно считать, что молитва достигла собственной цели? На данный вопрос так отвечает еп. Вениамин (Милов):
«Божий ответ на молитву приходит к нам в действии Святого Духа… Дух успокаивает взволнованные сердца молящихся, озаряя их светом эйфории, холодность сменяется согреванием, сетование — ликованием, беззащитность — эмоцией осененности крылами Божиими, сердечное стеснение — эмоцией широты… Всевышний возвращает молящемуся потерянное — радость спасения… Горячо молившийся переживает прилив духовного мужества и бодрости».
Но в случае, если человеком владеют раздражение, беспокойство, скорбь, ропот, неприязнь к кому-либо и т. п. — это показатель того, что к молитве христианин подошел не так, как этого желает Всевышний. Возможно думать, что в этом случае не было принесено покаяния, не было показано всепрощения и смирения и что духовные одежды христианина при молитве были нечисты и его сердцем обладали страсти и пристрастия.
Про недостаточность рассеянной молитвы так говорит пастырь о. Иоанн С:
«Молитву старается лукавый рассыпать, как песчаную насыпь, слова желает сделать, как сухой песок, без связи, без жидкости, т. е. без теплоты сердечной. Молитва то не редкость домом на песке, то — домом на камне.
На песке строят те, каковые молятся без веры, рассеянно, с холодностью, — такая молитва не приносит пользы молящемуся; на камне строят те, каковые во все продолжение молитвы имеют очи, устремленные ко Господу, и молятся Ему как живому — лицом к лицу разговаривающему с ними».
О. Иоанн даёт предупреждение кроме этого о недостаточности той молитвы, в то время, когда человек стоит на ней не как «сын свободы», а как «раб долга и необходимости».
Вместе с тем нужно не забывать, что молитва далеко не всегда бывает негромкой беседой с Всевышним либо горним миром, и у новоначальных особенно она значительно чаще имеется подвиг усердия, тяжёлой борьбы и терпения со злым духом, всеми средствами старающимся помешать отечественной молитве, рассеять внимание, положить какую-либо преграду между Всевышним и молящимся. И по обстоятельству великой злобы, которую имеет на нас лукавый бес, эта борьба не редкость довольно часто весьма тяжела.
Исходя из этого к молитве необходимо понуждать себя и тогда, в то время, когда нет к ней размещения. Св. отцы говорят, что молитва насильственная, вынужденная, исторгнутая, очень приемлема и угодна Всевышнему.
Молитва есть нелегким трудом кроме того и для подвижников, преуспевших в ней: авва Агафон Египетский сказал:
«Молитва до последнего издыхания сопряжена с большим трудом тяжёлой борьбы».
А старец Варсонофий из Оптиной пустыни пишет: «Рассеянность не редкость в молитве кроме того и у ветхих иноков. Но все-таки и эта ваша рассеянная молитва запишется на небе».
Как говорит епископ Иоанн:
«Ни при каких обстоятельствах не бывает, дабы совсем нас не слушал Господь».
А о. Иоанн С. пишет:
«Не обращай внимания на омрачение, пламя и тесноту вражию на протяжении совершения молитвы, и твердо положись сердцем на самые слова молитвы, с уверенностью, что в них сокрыты сокровища Духа Святого: истина, свет, животворящий пламя, прощение грехов, пространство, радость и покой сердца, блаженство и жизнь».
Как пишет о. Александр Ельчанинов:
«О ненужности делать упрочнения в молитве (т. е. в любви к Всевышнему) смогут сказать лишь люди, не имевшие опыта в этом. Всякое, кроме того самое не сильный, кроме того вынужденное устремление к Всевышнему дает неопровержимый опыт и живой в Его любви. Тот, кто имел данный опыт, уже его не забудет».
Не будем же оставлять молитвы, хотя бы сухость наполняла сердце и мысленное море бушевало и бросало, как щепку, отечественную ладью — отечественное внимание. Господь оценит отечественный труд, отечественное прилежание, отечественную настойчивость в искании Его. И в случае, если Ему не редкость угодно, то Он повелит отойти от нас лукавому духу и утешит разбушевавшееся мысленное море. Отчего же Он довольно часто медлит делать это?
Ответ на данный вопрос возможно отыскать в рассказах о подвигах прп. Антония Великого.
По попущению Божию прп. Антоний был жестоко избит бесами. Но преподобный не покинул собственного подвига. Пара оправившись от побоев, он приказал отнести себя опять в собственную уединенную пещеру. Не имея более сил находиться на ногах, он молился лежа и молитвою отгонял не оставлявших его бесов. Видя его подвиг, Господь утешил раба Собственного. в один раз, подняв кверху собственный взгляд, прп. Антоний заметил, что свод пещеры раскрылся и к нему нисходит яркий луч. С возникновением света провалились сквозь землю окружавшие его дотоле бесы и мгновенно утихла телесная боль. Уразумев в этом посещение Господне, преподобный вскрикнул с лицом, обращенным к свету: «Где Ты был, Милосердный Иисусе? Где был Ты и по какой причине сначала не явился исцелить мои раны?» — и был к нему голос: «Антоний, Я был тут, но ожидал, хотя видеть твое мужество. Сейчас же, по окончании того как ты твердо выдержал борьбу, Я буду постоянно помогать тебе и прославлю тебя во всем мире».
Так были вознаграждены терпение и мужество прп. Антония.
Вознаградит Господь за молитвенный подвиг и всякого верного раба Собственного, в случае, если лишь тот не ослабеет в собственном усердии.
И тогда период сухой, напряженной молитвы сменится сердечной умилением и радостью.
направляться не забывать, что чередование периодов сухой и горячей молитвы естественны не только для новоначальных в духовной судьбы.
Господь попускает тяжесть и сухость, дабы приучить труженика на Его ниве к мужественному перенесению и терпению тяжести молитвенного труда. Видя же терпение и труд, Он ободряет после этого теплотой и умилением сердечной, а после этого опять отнимает их, дабы возвести подвижника на высшую ступень.
Приступая к каждой молитве, христианину нужно не забывать, что, по словам еп. Игнатия (Брянчанинова), «молитва — это пламя, и не имеет возможности не согреваться молящийся».
Исходя из этого, как бы тягостна и рассеянна ни была молитва сначала, но при усердии она понемногу преображается. И часто уже практически сразу после начала она делается легче, дух мирнее, ум начинает сосредоточиваться в словах молитвы. Понемногу умягчается сердце, появляется умиление.
В то время, когда же заканчивает христианин усердную молитву, он отходит от нее совсем успокоенным, унося в сердце собственном огонек Духа Святого, что будет затем просвещать и согревать его.
Не редкость также, что и изнеможение и томление тела кроме этого исчезают по окончании молитвы, и человек отходит от нее окрепшим и обновленным не только духом, но и телом.
Глава 6. Ступени в молитве
Сын Мой, дай сердце твое Мне.
Притч. 23, 26
Как пишет схиархимандрит Софроний:
«Молитва возможно вечно разнообразною и по форме, и по собственному преимуществу».
По большей части же св. отцы различают три ступени в качестве молитвы — устную, ума и сердечную, между которыми имеется, само собой разумеется, довольно много промежуточных положений.
Восхождение по этим ступеням зависит от очищения сердца, от перерождения «внешнего» и «душевного» человека во «внутреннего» и «духовного» человека, от стяжания Святого Духа Божия, от возрастания любви к Всевышнему и от развития в душе христианских добродетелей.
Первая ступень у новоначальных в этом молитвенном труде христиан есть молитва устная, в то время, когда христианин, говоря слова молитвы, не имеет возможности еще совладать с рассеянностью мысли.
Но молящемуся не нужно впадать в уныние от трудности борьбы с посторонними помыслами на протяжении молитвы. Старец о. Алексий М. не приказал своим духовным детям смущаться от этого и сказал, что помыслы не от молящегося, а от его неприятеля — лукавого, и нужно только не сочувствовать им, а стараться усиливать внимание к сказанным устами словам и молиться не торопясь, с вероятной собранностью.
Самое ответственное для преодоления рассеянности — это сознание, что нужно как возможно глубже осознать и ощутить те слова молитвы, каковые на данный момент произносишь, нужно приучить себя не переходить к мыслям молитвы и следующим словам, пока не будет сознания, что только что сказанные слова глубоко осознаны, поняты.
Старец Силуан даёт предупреждение:
«Кто молится Господу, а думает о втором, то таковой молитвы не послушает Господь».
Эти помыслы старец предлагает преодолевать усердием. Он говорит:
«Кто молится по привычке, у того нет перемены в молитве, а кто усердно молится, у того довольно много изменений в молитве: не редкость борьба с неприятелем, борьба с самим собою, со страстями, борьба с людьми, и во всем нужно быть мужественным».
Не нужно опасаться, что не будет «вычитано все правило». В случае, если мало времени либо силы, то лучше сократить это правило наполовину, до одной трети либо кроме того более, но только произносить слова молитвы с полнотой их восприятия.
Тогда христианин достигает второй ступени — молитвы ума, в то время, когда разум владеет уже свойством к сосредоточенности и в полной мере улавливает суть произносимых молитвословий, а сердце понемногу начинает волноваться слова молитвы.
Третьей ступенью есть молитва сердечная, либо духовная, — в то время, когда не только ум принимает участие в молитве, но и сердце глубоко переживает те эмоции, каковые соответствуют положенным в молитву мыслям. Размышление о Всевышнем захватывает душу, молитва творится с умилением, ничем не прерывается, христианин ни о чем и ни о ком не думает и никого не чувствует, не считая слушающего его Всевышнего.
Как пишет прп. Никифор:
«В то время, когда ум соединится с сердцем, то исполняется неизреченной сладости и радости. Тогда видится ему, как воистину Царство Небесное в нас имеется».
Старец Силуан утверждает:
«Кто послушлив и во всем воздержан — в пище, в слове, в перемещениях, — тому Сам Господь дает молитву, и она легко совершается в сердце. В случае, если молитва отечественная угодна Господу, то Дух Божий свидетельствует в душе; он приятный и негромкий, а раньше я не знал, принял ли Господь молитву либо нет, и по чему возможно определить… Кто молится в душе, для того душа — храм ».
«Близость же сердца к Всевышнему в молитве свидетельствуется сладостью Божьего присутствия в душе», — говорит о. Иоанн С. Исходя из этого он рекомендует: «Молясь, всемерно старайся о том, дабы ощущать сердцем истину либо силу слов молитвы, питаясь ими как нетленною пищею; напояй ими, как росою, сердце собственный, согревайся, как благостным огнем».
Как пишет епископ Иоанн:
«Сердце — вне пространства и времени. Соединение его с Господом не зависит ни от каких условий этого мира. Только от внутреннего состояния веры, правды, смирения и чистоты человеческого зависит радость соединения человека с Всевышним (в молитве)».
По словам св. Григория Паламы, молитвой достигается «возвращение ума к себе и восхождение его к Всевышнему… В то время, когда кто пребудет в данной собранности ума и в таком простирании его к Всевышнему, тогда, сильным самопринуждением утесняя быстротечность собственных мыслей, в мыслях приближается он к Всевышнему, встречает неизреченное, вкушает будущего века и духовным эмоцией познает, сколь благ Господь».
Как пишет схиархимандрит Софроний:
«Через подлинную молитву совершается отечественное вхождение в Божественное бытие силою Духа Святого.
Чистая молитва влечет ум вовнутрь сердца и воедино собирает всего человека, кроме того и ум и тело. Плач умиления при молитве имеется верный показатель того, что ум соединился с сердцем и что настоящая молитва отыскала собственный первое место, первую ступень восхождения к Всевышнему.
Ум, погружаясь в сердце, отходит от образов мира, и душа, всеми силами устремленная к Всевышнему, во внутренней молитве, при свете, восходящем от Всевышнего, видит себя совсем особенным образом.
Видит она наряду с этим не условия жизни и внешние явления, а себя самое обнаженною в собственном естестве и раскрытою в собственной глубине. При всей безвидности, простоте и стянутости этого созерцания, направленного к истокам судьбы, к Всевышнему, в нем раскрываются пределы, между которыми движется бытие всего тварного духовного мира, и душа, оторвавшись от раздроблённости явлений и бесконечной множественности мира, ничего не видя, всей силой обратившись к Всевышнему, в Всевышнем видит всю землю и созерцает собственный единство с Ним, молясь за него. В сердечной молитве чувство личного Всевышнего очищает молитву от отвлечённых рассуждений и воображения, переводя все в некоторый невидимый центр живого внутреннего общения. Сосредоточиваясь вовнутрь, молитва перестает быть взыванием в ум и пространство делается целый слух и внимание.
Для успехи чистой молитвы христианин-подвижник оставляет все другое как бы сзади себя…
Призывая имя Божие: Отче, Господи и др., старец Силуан пребывал в таком состоянии, которого нельзя пересказать (2 Кор. 12, 4), но кто сам испытывал присутствие Живого Всевышнего, тот осознает… Молящийся довольно часто ум просвещается от Господа».
И в случае, если простое состояние людской ума, заполненного потоком суетливых мыслей, не есть подлинное бытие, то довольно часто молящийся ум, по словам схиархимандрита Софрония, «имеется самое бытие в его действительности, не укладывающееся в узкие рамки отвлеченных понятий». Только в таковой молитве очень глубоко и умелое познание людской свободы.
Как говорилось выше, одним из показателей третьей ступени — сердечной духовной молитвы — имеется «умиление». Преподобный Серафим Саровский так раскрывает его сущность:
«Умиление имеется благочестивое чувство, соединяющее в себе скорбь о грехах с негромким и кротким утешением».
Из этого и слезы в моменты умиления являются совместно и неприятными (от скорби о грехах), и сладкими от тайного утешения кающегося благодатью Духа Святого.
Умиление при молитве имеет и другие благодатные последствия. Как пишет еп. Игнатий (Брянчанинов):
«В случае, если кто при молитве собственной сподобляется умиления, которое рождается от внимательной молитвы, тот умело знает, что именно в драгоценные 60 секунд умиления являются в нем помыслы смиренномудрия, преподающие чувство смирения.
Особенно совершается это тогда, в то время, когда умиление сопровождается слезами… в то время, когда молящийся почувствует обильно присутствие Божие, присутствие Само-Жизни, Жизни необъятной и непостижимой: тогда его личная судьба представляется ему небольшой каплей, сравниваемой с безграничным океаном».
Как говорит старец Парфений Киевский:
«Подлинную молитву стяжать неизреченно тяжело. Для стяжания ее великий потребен подвиг умственный и телесный. Неоднократно душа за подвиг этот приблизится ко вратам смертным. Молитва подлинная имеется та, которая совершается духом и вросла в душу, и нет ничего, что поменяет ее».
Приложения к главе 6-й