По окончании 19 февраля 1861 г. миллионы крепостных крестьян стали «временнообязанными». Но эта перемена не стала причиной «умиротворению» деревни. Лишь за десять месяцев 1861 г. крестьянские беспокойства вспыхивали в 1176 имениях. В 1879 г. беспокойствами были охвачены 29 губерний Европейской России, а в 1880 г.— 34 губернии.
В чем же была обстоятельство этих бунтов и восстаний? В том, что крестьяне не только не взяли настоящего освобождения от власти помещика, но снова попали в тяжелую кабалу; старое крепостное право, как писал в «Колоколе» Н. П. Огарев, было только заменено новым.
В первую очередь крестьяне пореформенной сёла страдали от малоземелья. В 1877 г. 73 млн. десятин лучшей почвы принадлежали аристократам-помещикам, причем 28 тыс. собственников имели в среднем по 2300 десятин любой. Одновременно с этим более 6 млн. крестьянских дворов, более половины всех крестьянских хозяйств, имели в среднем по 8 десятин на двор. Эти 24—30 млн. человек были, как писал В. И. Ленин, «нищие, наделенные ничтожными клочками почвы, с которых нельзя жить, на которых возможно лишь умирать голодной смертью».
Крестьянскую почву со всех сторон окружала помещичья. Так, в деревне Ново-Константиново, Тверской губернии, участок земли каждого крестьянина складывался из 15 полос, разбросанных в различных местах. Причем большая часть участков пребывало на большом растоянии от деревни. Крестьянин не имел возможности ступить шагу, дабы не появляться то на пашне помещика, то на его сенокосе, то в его лесу. О крестьянском малоземелье метко сообщил Л. Н. Толстой устами мужика из пьесы «Плоды просвещения»: «Почва отечественная малая, не то что скотину — курицу, скажем, и ту выпустить некуда». Вдобавок данный клочок почвы, что не имел возможности прокормить крестьянскую семью, был обложен огромным числом податей и налогов. Они довольно часто поглощали все, что крестьянин имел возможность выжать из собственного немудреного хозяйства.
Малоземелье, чересполосица, непосильные подати заставляли крестьян идти на поклон к помещику, снять в аренду у него почву на кабальных условиях. За арендуемый клочок почвы, за забранные взаймы хлеб либо деньги, за право пользоваться водопоем либо выгоном для скота крестьянин собственной сохой и на собственной худой лошаденке обрабатывал господскую пашню. Эта совокупность «отработок» практически ничем не отличалась от прошлой барщины. Вот как ведет собственный хозяйство помещик
Конон Лукич Лобков — один из храбрецов очерков «Жизненные мелочи» М. Е. Салтыкова-Щедрина. Крестьянская скотинка «нет-нет да и забредет в господские овсы… Потравила скотина на гривенник, а штрафу — рубль… Но он (Конон Лукич. — Ред.) так хорош, что денег за штрафы не требует. — Мне на что деньги? — говорит он: — На свечку всевышнему да на лампадное маслице у меня и собственных хватит! А ты вот что, приятель: с тебя за потраву направляться рубль, так ты мне вместо того полдесятинки вспаши… а уже посею я сам. Так мы с тобой по-хорошему и разойдемся… У мужика к весне и сено и хлеб подошли, а Конон Лукич в любой момент готов по-соседски одолжить.
— Одолжили бы, сударь, пудика два муки до осени? — кланяется мужичок.
— С наслаждением, приятель. И процента не заберу: я тебе два пуда, и ты мне два пуда — святое дело. Известно, за признательность ты что-нибудь поработаешь. Ну, к примеру, хозяйка твоя с сношеньками полдесятины овса мне сожнет…
— Помилуйте, Конон Лукич! Пол десятины-то овса сжать мало-мальски два с полтиной дать необходимо.
— Это нежели деньгами платить, а мне — за признательность…» Конон Лукич с радостью отдает в аренду крестьянам ненужную ему почву: «Я с вас ни денег, ни сена не возьму — на что мне! Вот лужок мой всем миром уберете — я и за то благодарен буду!» Так и ведет Конон Лукич собственный хозяйство, не вкладывая в него никакого капитала, не имея ни собственных земледельческих орудий, ни собственного рабочего скота.
Помещичьи огромные имения, крестьянское малоземелье, совокупность «отработок» и «отрезков», подати и непосильные налоги — все эти остатки крепостничества, пережитки феодализма были одной из характерных, отличительных линия пореформенной деревни. Они давили, разоряли крестьянина, не давали ему возможности свести финиши с финишами. Одновременно с этим остатки крепостничества приводили к упадку и застою помещичьего хозяйства. Помещик вёл собственный хозяйстве крепостническим методом. Крестьяне, так же, как и прежде обрабатывавшие почву помещика, делали это кое-как, они не были заинтересованы в увеличении урожая. Сам помещик при данной совокупности «отработок» не беспокоился ни о применении новых земледельческих орудий (так как почва обрабатывалась крестьянским инвентарем), ни о вторых усовершенствованиях. Исходя из этого в 70-х гг. в РФ начался тяжелый кризис сельского хозяйства.
Сохранилась по окончании реформы и ветхая крестьянская община с ее круговой порукой (см. стр. 402). Надельная почва, за которую крестьянин платил выкуп, переходила не в его собственность, а в собственность общины. Пользовался крестьянин почвой либо нет, сборы и налоги он обязан был платить. Дабы уйти из деревни, он должен был взять разрешение «мира», что давал его весьма нехотя — так как за каждого «неисправного» плательщика податей ответственность посла вся община. Так, крестьянин, не смотря на то, что и считался лично свободным, не имел возможности кинуть собственный надел. Первые девять лет по окончании реформы он по закону по большому счету не имел возможности отказаться от почвы. Немудрено, что крестьяне вычисляли собственный положение временнообязанных чем-то наподобие каторги.
В одном из номеров издания «Вестник Европы» за 1870 г. сообщалось о таком факте. 19 февраля 1867 г. крестьяне одного села Владимирской губернии, до тех пор исправно несшие собственные повинности, внезапно дружно собрались уходить. Они растолковали влияниям обстоятельство собственного решения. Оказывается, четыре года назад вышел царский манифест о сокращении каторжникам срока наказания на одну треть. Крестьяне, привязанные к собственному наделу в течение 9 лет, применили данный манифест к себе и сочли себя свободными, в то время, когда прошло ровно 6 лет по окончании реформы.
Остатки крепостничества замедляли развитие капитализма в сельском хозяйстве, но остановить его не могли. Капитализм проникал и в крестьянское и в помещичье хозяйство. Совокупность «отработок» не давала возможности помещику расширить производство сельскохозяйственных продуктов для продажи. Многие помещики начали использовать более производительных! наемный труд. Так как наемный батрак приобретал плату за собственный труд в зависимости от качества и объёма выполненной им работы и исходя из этого стремился трудиться стремительнее и лучше. Так совершался переход к капиталистическому хозяйству. Те же помещики, каковые не смогли перейти к совокупности наемного труда, понемногу разорялись и реализовывали собственную почву. За двадцать лет по окончании реформы они реализовали 16,5 млн. десятин почвы, перешедшей в большинстве случаев в руки буржуазии — купцов и кулаков.
Крестьянин сейчас должен был вести независимое хозяйство, создавать товар и реализовывать его на рынке. Деньги ему были необходимы большие, дабы заплатить налоги, внести выкупные платежи, купить нужные фабричные товары, заплатить помещику за пользование и аренду земли разными угодьями. К примеру, князь Голицын за прогон скота через его почву взимал с крестьян деревни Павловки, Рязанской губернии, 130 руб., а крестьяне села Никандровка, Воронежской губернии, платили большую сумму за водопой скота из озера, которое принадлежало помещику.
Но откуда имел возможность добыть деньги на все это крестьянин-бедняк? Чтобы получить нужный товар для продажи, необходимы были земледельческие орудия, рабочий скот, нужно было положить в хозяйство хотя бы минимальную сумму денег. А ведь практически одна треть крестьянских дворов не имела лошадей, и столько же хозяйств имело одну лошадь. Без лошади по большому счету нельзя обработать почву, а с одной от силы обработаешь 4—5 десятин, т. е. кроме того меньше среднего участка земли. При таком хозяйстве никаких излишков не добудешь, и крестьянин, чтобы получить деньги, реализовывал все, что имел возможность, в ущерб себе, реализовывал кроме того то, что было ему нужно для собственного пропитания. Так крестьянин попал во власть нового, еще более ожесточённого господина — денег.
Крестьяне недоедали. Мяса не ели совсем. Хлеба не хватало. Иногда не было кроме того капусты. «Да как же вы щи варите?!» — задал вопрос в один раз у крестьянина видный буржуазный публицист, создатель книги «Вымирающая деревня». «Щи, — отвечал равнодушным голосом ветхий больной хозяин, — да мы их вот уже года полтора не хлебали…»
Но были и крестьяне, каковые имели по нескольку лошадей и большие деньги, держали батраков из разорившихся крестьян.
Пользуясь плохим положением большинства односельчан, они скупали за гроши их почву, на кабальных условиях давали им взаймы деньги и хлеб, наживались на них всячески. Зажиточные хозяева скупали почву и у разорившихся помещиков. Так в деревне рос класс сельской буржуазии — кулаки.
Кто сейчас в том месте толку сыщет?
Народившийся кулак
По селеньям зверем рыщет,
Выжимает четвертак, —
писал А. Н. Некрасов о пореформенной деревне. Недаром народ метко именовал кулака «мироедом».
К 80-м гг. ХIХв. зажиточные крестьяне, пятая часть крестьянского населения, сосредоточили в собственных руках в некоторых губерниях до половины всех крестьянских земель. Многие из кулаков, этих «чумазых лендлордов», как именовал их В. И. Ленин, имели сейчас более чем по 100 десятин почвы. Кулак богател, бедняк разорялся — так создавались в деревне два противоположных полюса: сельский пролетариат и сельская буржуазия.
В отыскивании выхода все больше крестьян уходило из деревни в город. Происходил процесс «раскрестьянивания», постепенного превращения крестьян в безземельных пролетариев, реализовывающих собственную рабочую силу. Еще при проведении реформы 4 млн. крестьян остались без почвы. Они первые вынуждены были идти трудиться по найму. За ними в город потянулись и те, каковые имели нищенские наделы, «безлошадные» и «однолошадные» крестьяне. Они сдавали в аренду собственные наделы, а сами шли на заводы, становились рабочими с наделом. Таких полу-крестьян-полурабочих к концу XIX в. было более 10 млн. Сначала они шли в город, дабы скопить деньги и исправить собственный хозяйство, но нужда и голод прочно держали их за горло и понемногу они все больше теряли сообщение с почвой и становились уже полностью наемными рабочими.
Так медлительно, мучительно не легко для крестьян шло развитие капитализма в пореформенной деревне, обреченной на вымирание и постепенное разорение.
Крестьянство не желало мириться с печальной судьбой, уготованной ему царизмом. В пореформенной деревне непрерывно шла ожесточенная борьба всех крестьян против помещиков за волю и землю. Вместе с тем кое-где уже начиналась и борьба крестьянской бедноты против деревенской буржуазии — кулаков. Но пока это были стихийные бунты. Вывести крестьянство из тупика, в который загнало его царское самодержавие, имела возможность лишь революция. Постоянное ухудшение классовой борьбы в пореформенной деревне светло сказало о близкой революции — надвигался 1905 год.