по поводу моего романа вот Вам вся полная истина в ответ на Ваше лестное приглашение:
Роман я начал и пишу, но он далеко не докончен, он только что начат. И в любой момент у меня так было: я начинаю долгий роман (NB. Форма моих романов 40-45 страниц) с середины лета и довожу его практически до половины к новому году, в то время, когда обыкновенно есть в том либо втором издании, с января, первая часть. После этого печатаю роман с некоторыми перерывами в том издании, целый год до декабря включительно, и постоянно кончаю в том году, в котором началось печатание. До сих пор еще не было примера перенесения романа в второй год издания.
В то время, когда я по окончании продолжительного сотрудничества в Русском вестнике напечатал мой роман Ребёнок у Некрасова, по предложению последнего, не смотря на то, что ожидал этого романа Р вестник, — я уведомил M.
H. Каткова, что все-таки считаю себя в основном его сотрудником. Вот по какой причине по поводу теперешнего романа уже вошел в сношение с Мих Никифоровичем а также забрал из их редакции 2000 руб. вперед (как и в любой момент прежде брал вперед). Однако о романе моем мы с ним совсем не решили по обстоятельствам, каковые, по подробностям их, тяжело уместить в письме, но каковые в сущности их заключаются в событиях посторонних, до литературной сущности романа не относящихся, но могущих произойти и быть разъясненными только в последних числах Сентября либо в октябре этого 1878 года.
Так, я и могу дать Вам совсем правильный ответ на Ваше предложение поместить мой роман в Русской думе только в октябре месяце, в случае, если сами Вы к тому времени станете пребывать в Москве. Тогда конкретно объяснится, где я буду печатать мой роман.
Что же касается до Русской думы, то известия об ее начале я принял с чрезвычайным и искренним сочувствием, не забывая Беседу, и постоянно буду вычислять для себя лестным ей по мере сил помогать.
В случае, если отыщете нужным меня о чем-нибудь уведомить, то я до 25 августа тут, в Ветхой Руссе.
756. M. A. ЯЗЫКОВУ
14 июля 1878. Ветхая Русса
Ветхая Русса, 14 июля/78.
Уважаемый и лучший Михаил Александрович,
Я имею до Вас одну чрезвычайную просьбу, за которую заблаговременно прошу у Вас прощения. Вот дело:
Некто Алфимов, на данный момент служащий ассистентом акцизного надзирателя 1-го округа 1-го участка Пермской губернии, человек еще достаточно юный (по воспитанию технолог 1-го разряда), имеет крайнюю потребность переменить (не работу, а) место собственной работы либо перемещением в Санкт-Петербург, либо в одну из ближайших к Петербургу губерний. Я его лично не знаю, но сущность дела в том, что он, в начале прошедшей зимы, женился на одной Глафире Михайловне Андреевой. Эта Андреева — одна из дочерей погибшего уже пара лет тому в Санкт-Петербурге главы Отделения в одном департаменте. Имел он бессчётное семейство, приобретал содержания тысяч 8, но в то время, когда погиб, всё семейство осталось практически без средств и большею частью живет своим трудом. Глафира Михайловна и практически все ее сестры были подругами детства с моей женой и позже соученицами в гимназии, так что супруга моя постоянно принимала в них во всех сердечное участие и хотела им хороша. Наконец, прошлого года эта Глафира Михайловна, женщина с красивыми качествами и которую я знаю лично, вышла замуж (уже будучи под тридцать лет) за этого Алфимова, акцизного госслужащего в Перми, что и увез ее в Пермь. Хоть не знаю лично Алфимова, но пологаю, что человек порядочный и честный, в силу того, что в противном случае не вышла бы за него такая женщина. Сейчас она, с месяц тому, приехала из Перми в Санкт-Петербург и ищет возможности переселиться в Санкт-Петербург либо поблизости Санкт-Петербурга. И вот я, тут уже в Руссе, приобретаю от Алфимова письмо прося, не могу ли я дотянуться места. Необходимо Вам подметить, уважаемый Михаил Александрович, как характерную линии отечественного теперешнего русского быта, что я, с того времени как начал издавать Ежедневник, начал приобретать со всей России множество писем от совсем незнакомых людей с просьбами заняться их делами, поручениями (необычными по разнообразию их), но основное, приискать места занятий, работы а также национальной работы: Вы, мол, правдивый, хороший и искренний человек, это видно по всему тому, что Вы сочинили, а потому-де сделайте и для нас хорошее дело, доставьте место и т. д. и т. д. Всего характернее, что они вычисляют меня в связях со всеми, от кого зависит раздавать места. На все эти письма я обязан писать отказы, в силу того, что и десятой просьбы не могу выполнить, и всё это принесло мне довольно много тоски. Не осознаю, по какой причине и Алфимов обратился ко мне, другими словами по какой причине и он вычисляет меня таким всемогущим. Чтобы не отказывать хорошей и красивой жене его, я решился рискнуть написать к Вам (о чем их и уведомил, и они сейчас ожидают ответа). Он просится на пост ассистента акцизного надзирателя и весьма бы рад был, в случае, если б у Вас в Новгородской губернии. Предлагает совладать о его работе у управляющего пермскими акцизными сборами Александра Матвеевича Благовидова и уверен, что тот даст о нем хорошую аттестацию. Прибавлю от себя, что Алфимов, по-видимому, человек частично ветхого пошиба: говоря о руководстве кроме того мне, в письме собственном пишет: Его Превосходительство господин Управляющий и проч. Но из этих скромных людей бывают, думаю так, часто хорошие и хорошие госслужащие. Вся совет его в моих глазах (и самая основная) имеется то, что он супруг таковой дамы, как Глафира Михайловна.
В случае, если имеете возможность что-нибудь сделать, лучший и уважаемый Михаил Александрович, то сделайте, чем весьма, весьма меня обяжете и жену мою, которая, кланяясь Вам, присоединяет и собственные просьбы к моим. — Алфимов прибавляет в собственном письме, что в случае, если сейчас у Вас (он пишет: У Его Превосходительства Михаила Александровича) нет вакансии, то он бы просил, чтобы, до открытия вакансии, Вы бы зачислили его кандидатом к себе на работу, и тогда уже он отправится один обратно на работу в Пермь, а жену покинет тут у ее сестер, поскольку она по собственному больному состоянию не имеет возможности ему сопутствовать в Пермь, в Перми же будет ожидать собственной участи, другими словами открытия места.
Еще раз: в случае, если имеете возможность, сделайте что-нибудь, уважаемый Михаил Александрович, в случае, если же нет, то само собой разумеется нечего делать. Но повторяю снова: простите, что Вас тревожу, я через чур осознаю, как тяжелы все эти просьбы, но так как это всё просьбы бедных людей, а их так много, так много. Да Вам ли не знать, как их довольно много, дорогой и лучший Вы человек!
Адресс мой: Ветхая Русса, Федору Мчу Достоевскому.
Прочно жму Вам руку и глубоко кланяюсь.
Ваш слуга Ф. Достоевский.
757. Л. В. ГРИГОРЬЕВУ
21 июля 1878. Ветхая Русса
Ветхая Русса. 21 июля/78.
Милостивый правитель Леонид Васильевич,
Благодарю Вас за Ваше теплое и радушное письмо от 9 мая. на данный момент отозваться не имел возможности по различным обстоятельствам: смерть ребенка, отъезд в Ветхую Руссу на лето, поездка в Москву, а из Москвы в Оптину пустынь с Владимиром Соловьевым (молодым отечественным философом, возможно, слышали), после этого, по возвращении в Руссу, семь дней заболевания и проч. и проч. — Я весьма рад за Вас (как за человека по большому счету), что Вы, человек 60-х годов, не только не вычисляете себя поконченным и законченным, но прямо ощущаете себя в силах и сознаете в себе силы и права принадлежать ко всему текущему, живому и насущному, бьющемуся длящейся судьбой. Так как и я, к примеру, точь-в-точь так же, не смотря на то, что по симпатиям я вовсе не 60-х а также не сороковых годов. Скорее теперешние года мне более нравятся по чему-то уже въявь совершающемуся, вместо прошлого гадательного и совершенного. В действительности, тяжело кому-нибудь более, чем русский человек впадать в неточности. Протекло время с освобождения крестьян — и что же: безобразие волостных нравов и управлений, водка безбрежная, начинающийся кулачество и пауперизм, другими словами европейское пролетарство и буржуазия, и проч. и проч. Думается так как так? и что же: остановитесь лишь на этом, поразитесь этим через чур через меру — и Вы срочно впадаете в неточность, в силу того, что просмотрели основное. Не будь этих 2-х лет войны — и не додумался бы ни при каких обстоятельствах о том, что, при всем несомненном плохом в народе за эти годы, к нему привилось сверх того политическое сознание, назначения России и точное понимание смысла (если не в полной мере правильное, то всё больше и больше точнеющее), одним словом, привилась и развилась верховная мысль. А ведь были бы лишь высшие идеи, либо начало высших идей, то другое всё приложится, всё может перегореть и исправиться к лучшему. И вот данный факт народного сознания отечественные либералы (60-x годов желают изо всей силы похоронить и — соединяются при таких условиях с мучителями народа, с ненавидящими его, с теми, каковые до сих пор наклонны вычислять его за податную единицу и лишь.
Точь-в-точь и с отечественной культурной молодежью. Поверьте ужасным фактам и сообщите, как Кетчер в Москве, что молодежь гниет. Никак не бывало, она ищет правды, с смелостью ума и русского сердца, и только начальников утратили. Но данный вопрос отечественный насущный, об этом еще будет время сказать. А фактами я не смущаюсь, у меня собственные наблюдения.
Возможно, Вы тоскуете в Анапе, но, по-моему, наилучшее для дела это то, что порядочные и заключающие в себе жизнь люди не кучатся у нас по центрам, как, к примеру, во Франции всё скучилось в Париже. Пускай сами набираются, разбиваясь по России, многообразного русского духа и к тому же выполняют собою долг пропагаторства. Этим так как Российская Федерация живет.
Я до октября тут, в Руссе. Отдыхаю и пишу до тех пор пока роман и дальше еще не знаю, чем займусь зимний период. В октябре выясню.
Книги мои, имеющиеся в продаже, сущность: Бесы — 3 р. 50 к., Идиот — 3 р. 50 к., наказание и Преступление — 3 р. 50 к. и Ребёнок — 3 р. 50 к. Зап из М
С искренним эмоцией уважения жму Вам руку и пребываю Вашим покорным слугою
Ф. Достоевский.
Ветхая Русса, Ф. Мчу Достоевскому
758. П. А. ИСАЕВУ
22 августа 1878. Ветхая Русса
Ветхая Русса. 22 августа/78.
Любезнейший Павел Александрович,
5 недель тому назад господин Александр Александрович Рудин, по доброте душевной собственной ко мне, взялся тебе передать (и передал) 30 р. для оплаты экз Дневн и отвоза этих экземпляров в склад, и для взноса процентов по одному свидетельству на вещи, причем Анна Григорьевна убедительно просила тебя отправить в заказном письме ко мне, в Ветхую Руссу, к нам и это свидетельство по оплате процентов, и прошлые 2 свидетельства по заложенным билетам внутреннего займа, у тебя еще прежде пребывавшие. На всё это, и на извозчика, и на пересылку у тебя из 30 руб. должны были оставаться деньги. И, но же, ни слуху от тебя ни духу, и мы в тревоге. 2 семь дней тому назад Анна Григорьевна тебе писала, но ты не ответил. По большому счету услуга была не громадна, но ты рассудил уклониться. Имел возможность бы сообразить, но, что я много для тебя одолжений делал. Имел возможность бы также сообразить, что так как я впредь и себя могу вычислять уже избавленным навеки от всяких одолжений по окончании для того чтобы с твоей стороны поведения.
Прошу и требую сейчас, обязательно, дабы ты передал Александру Александровичу, из рук в руки, все три находящиеся у тебя свидетельства как на заложенные вещи, так и на билеты внутрен займа. В случае, если же не заблагорассудишь, то я так не кончу, и поверьте, Павел Александрович, что для Вас будет очень невыгодно, в случае, если я изберу известную мне дорогу чтобы получить удовлетворение.
Сохраняю надежду потому твердо, что ты выполнишь наконец поручение.
А засим имею честь быть
Ф. Достоевский.
759. В. Ф. ПУЦЫКОВИЧУ
29 августа 1878. Ветхая Русса
Уважаемый Виктор Феофилович!
Письмецо Ваше, за которое очень благодарю, взял еще 14 дней назад и вот до сих пор как-то не собрался ответить, не смотря на то, что ежедневно желал. Да и сейчас напишу только две строки, единственно, чтобы заявить Вам, что Вас обожаю и о Вас не забыл время от времени думать. Вы задаёте вопросы: что я не пишу, и по какой причине обо мне не слышно? Но, во-первых, не считая Вас, и написать некому, а про Вас я и не знал (до письма Вашего), где Вы находитесь. — Да и писать мне практически вовсе нечего. Тружусь роман, но дело идет как-то туго, и я лишь только в начале, так что я весьма обижен собой. Погода тут была достаточно плохая, а у меня было два припадка — вот и все мои новости. Помимо этого: в Санкт-Петербурге буду не раньше как через месяц, другими словами к октябрю; во-первых, тут трудиться лучше, во-вторых, воздушное пространство отличный; в-третьих, погода поправилась и осень, думается, будет хороша. Однако убедительнейше прошу Вас черкнуть мне хоть раз из Санкт-Петербурга с получением этого, в силу того, что сижу тут в уединении и пробиваюсь только газетами, каковые страшно надоели. Благодарю, что уведомили об Аксакове, напишу ему обязательно. Пишете, что убийц Мезенцова так и не разыскали и что предположительно это нигилятина. Как же в противном случае? предположительно так; но излечатся ли у нас от застоя и от ветхих рутинных приемов — вот что сообщите! Ваш анекдот о том, как Вы отправили Мезенцову неизвестное письмо одесских социалистов, угрожавших Вам смертию за то, что Вы против социализма пишете, — верх оригинальности. Вам ничего ровно не ответили, и письмо Ваше кануло в вечность — так, так! Кстати, убедятся ли они наконец, сколько в данной нигилятине орудует (по моему наблюдению) жидков, быть может, и поляков. какое количество различных жидков было еще на Казанской площади, после этого жидки по одесской истории. Одесса, город жидов, оказывается центром отечественного воюющего социализма. В Европе то же явление: жиды страшно участвуют в социализме, а уже о Лассалях, Карлах Марксах и не говорю. И ясно: жиду целый выигрыш от всякого переворота и радикального потрясения в стране, в силу того, что сам-то он status in statu, образовывает собственную общину, которая ни при каких обстоятельствах не потрясется, а только победит от всякого ослабления всего того, что не жиды. — Статьи отечественной печати об верх глупости — и убийстве. Это всё статьи либеральных отцов, несогласных с увлечениями собственных нигилистов детей, каковые дальше их пошли. Хоть и говорят они, что народ еще не заражен социализмом, но ни один из них не сознает значения этого факта, не преклоняется перед народом, а, наоборот, так же, как и прежде отрицает его и возвышается над ним, гордясь своим европеизмом. В случае, если б издавал Ежедневник, написал бы кое-что.
Никак не пологал, что Мещерский в Санкт-Петербурге. Передайте ему, в случае, если встретитесь с ним, мой привет от чистого сердца. Не пишет ли он чего? В случае, если пишет роман — пускай пишет с оглядкой, шепетильно, не торопится на почтовых. При таком таланте, как у него, нельзя портить свободно. В Санкт-Петербурге ли Константин Петрович Победоносцев? Глубочайший ему здравствуй, в случае, если встретитесь с ним. Кто таковой Н. Морской, печатающий в Новом времени роман: Аристократия отеля ? Не Буренин ли? Прелестная вещица, хоть и с шаржем.
До свидания голубчик, прочно жму Вам руку.
Ваш искренний Ф. Достоевский.
Р. S. Супруга благодарит за поклон и требует Вам поклониться.
29 августа — 78 г. Ветхая Русса.
760. H. M. ДОСТОЕВСКОМУ
Около 10 октября 1878. Санкт-Петербург
Любезный брат Николай Михайлович,
Мы уже с семь дней как приехали из Ветхой Руссы. Квартиру наняли: на углу Кузнечного переулка и ямской (недалеко от Владимирской церкви), дом № 2 и 5-й, квартира № 10. Приходи. У нас всё благополучно.
Твой брат Ф. Достоевский.
761. В. Д. ШЕРУ
11 октября 1878. Санкт-Петербург
Санкт-Петербург. Октября 11/78.
Милостивый правитель Владимир Дмитриевич,
Сим честь имею Вас уведомить, что на продажу леса в Шейной порубке, числом 70 десятин, по восьмидесяти двум руб. пятидесяти коп. за десятину, я с моей стороны согласен.
по поводу же задатка покорнейше прошу Вас либо выслать ко мне, либо подождать, пока я буду в Москве (я буду либо в ноябре либо в декабре в начале). Но отправлять г. Полякова специально, на мой счет, — для меня хлопотливо, тем более, что тут, да и при всем практически этом деле, г. Поляков не всевышний знает какое количество принимал участие собственной деятельностию, так для чего же его еще тревожить? Гонорар собственный и всё ему следуемое он возьмёт вернее, чем я что-нибудь со всего этого имения. — По крайней мере, но, сообщу г. Полякову, и , если присутствие его столь нужно, то он и сам отправится, его никто не имеет возможности сдержать.
Остаюсь с подлинным уважением готовый к услугам Вашим
Ф. Достоевский.
762. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
7 ноября 1878. Москва
Москва. 7 ноября/78.
Сейчас, дорогой приятель мой Аня, по окончании самого мучительного путешествия прибыл в Москву. В вагонах, закупоренных, с гадчайшей вентиляцией, была такая духота, что думал погибнуть. Помимо этого, закурили воздушное пространство так, что я кашлял всю ночь до надрыва. Ни на 60 секунд нe заснул. Обессилел плохо. Ночью дождь и холод повсеместный, всю дорогу, а в Тверской губернии мокрый снег. Тут в Москве туман и дождь. Мрак страшный. У нас в Санкт-Петербурге лишь один сутки был таковой скверный во целый октябрь, как сейчас тут.
Остановился в Европе, № помещения 25. Оделся, умылся (в потопленном нумере) и отправился к Каткову. Не застал и не застал вправду, а не специально. Заявил, что буду сейчас вечером у него в 8 часов. Так как я сам назначил, что приеду, а не он кликал, то опасаюсь, что, пожалуй, откажет и не примет. Всевышний их знает, какие конкретно у них в Москве порядки. Это было бы для меня унизительно, и я в настоящую 60 секунд (6 часов пополудни) в самом скверном размещении духа.
Не застав Каткова, отправился к Соловьеву книгопродавцу. Не застал дома. Буду у него на следующий день. — После этого отправился к Любимову: не застал дома. После этого отправился к Рассохину. Сообщил мне, что всей cуммы дать мне не имеет возможности, а даст только 20 р. А ну как б я подождал денька два, то даст больше. Я заявил, что зайду 9 ноября.
После этого был у Кашкина. Данный готовься и выдал мне на данный момент 65 р. 35 к. и заявил мне, что мы в расчете. Номеров же покинутых у него громадная пачка. Обещался сам обшить в рогожу и отправить мне в №. Я попросил его сосчитать цену №. Он обещался приготовить всё через 2 дня. Так твой счет: 213 р. А он дал в различные сроки с теперешним 130 р. и говорит, что в расчете. Он твердо уверен, что по оценке оставшихся №№, они предположительно окажутся не меньше 83 р. Так и выйдет твой счет, другими словами 213 р.
Всё это, как думается, люди хорошие, красивые и плательщики, лишь в деньгах нуждающиеся. Деликатность их побеждает, а неделикатность отвращает. Соловьев, само собой разумеется, особенная статья, в силу того, что он богат.
После этого был у Вари; поболтали. Ничего особенно любопытного.
Что ты, что детки? Дремать желаю плохо, до невероятности. Нервы расстроены. Еще больше расстроил, прочтя недавно в вагоне брошюру Цитовича. Дело его правое, но для того чтобы дурака я еще и не видывал. Вот не отправляй дурака защищать правое дело, Измарал! Сейчас на эту тему и писать более запрещено.
Обнимаю тебя, ангел мой, целую, ангельчиков также целую.
Сохраняю надежду приехать как возможно скорее. Скучно мне плохо. Дремать желаю плохо.
Целую тебя 50 тысяч 335 раз. Столько же раз поцелуй за меня детей. Само собой очевидно, на следующий день снова напишу.
Твой целый Ф. Достоевский.
На конверте: В С.-Петербург. На углу Ямской ул. и Кузнечного переулка, дом № 2 и 5-й. № квартиры 10. (Недалеко от Владимирской церкви)
Ее Высокоблагородию Анне Григорьевне Достоевской.
763. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
8 ноября 1878. Москва
Москва, 8 ноября/78.
Дорогая и дорогая моя Аня, день назад ровно в 8 часов был у Каткова. Он меня уже ожидал и принял превосходно и любезно, но по всей видимости был занят. Я, но, просидел с час. Сказал об романе. Он покинул рукопись и на мое сожаление, что очень многое (поправки) неразборчиво, отвечал, что он твой почерк может превосходно разбирать и что это наилучший почерк. После этого заявил, что он всё это прочтет. Так как вы предположительно у нас дней пяток али недельку пробудете. Так, я вывожу, что мне нужно будет, до того времени как он прочтет, и не тревожить его, другими словами не то чтобы он сам об этом намекнул, а мне-то самому думается, что мне это будет приличнее, потому что, посещая его и на другой сутки, и на третий, как словно бы буду торопить его, сгорая нетерпением: что сообщит он о моем произведении. Я оставил в Редакции мой адресс, так что в случае, если в эти два-три дня, пока я не буду ходить, ему пригодится мне сообщить что-нибудь, то в любой момент возможно будет мне дать знать (1) об этом. На протяжении моего визита к нему входили все его дочери, сын его и кн Шаховской, супруг его старшей дочери. Они приходили прощаться на ночь, но, по всей видимости, хотели меня видеть, а потому и просидели с полчаса. Все были весьма милы, любезны и внимательны — особенно кн Шаховской и моя знакомая (эмская) дочка его, которая очень похорошела. Прощаясь, я упомянул о деньгах. Он заявил, что само собой разумеется так, и весьма возможно, но что всех 2000 р. ему будет зараз выдать затруднительно, поскольку подписка еще не началась, а что не соглашусь ли я частями взять. Но, прибавил он, в случае, если вам весьма необходимо, то я и разом выдам, но мне будет тяжело. Я, очевидно, дал согласие частями, приблизительно 1000 р. сейчас, а остальные (как он сам сообщил) недельки через три. Сейчас не знаю, как всё решится на деле. Мне безрадостно то, что я было желал попросить та данный раз не две, а три тысячи, но так как он и на двух замялся, то я и задал вопрос две. Ну вот движение дела: не знаю, отлично ли это всё либо нет. По крайней мере нужно подождать тут в Москве дня три безуспешно, позже еще дня два получения денег, а мне плохо скучно, Аня, так скучно, что я уж тоскую по вас.
Сейчас вот что: так как он сам, не обращая внимания на всю искреннюю любезность, меня на сегодня (8-е число) не пригласил обедать и без того как не только не пригласил, а сам сообщил об этих двух либо трех днях жданья, не заботясь о том, что я в перерыве буду делать, то я и решил совсем не ездить сейчас поздравлять. Это означало бы у него. Не знаю, верно ли я рассуждаю, но, но, мне так совсем показалось, и я не отправлюсь.
Выспался я отлично. Сейчас в 12 часов приходил Кашкин с визитом, принес экземпляры Ежедневника (обшитые рогожей) и письмо к тебе со счетом и просьбою о высылке экз всех моих произведений. Письмо тебе привезу. Но его проверке собственного счета с твоим выходит всей отличия всего на три рубля, причем он представил и обстоятельство данной отличия; всё заметишь из его письма к тебе, которое привезу.
Сейчас заеду к Соловьеву и, возможно, снова к Любимову.
Ну вот и всё. Ожидаю твоего письма. Скучно мне весьма. Погода скверная, сейчас, но, дождя нет. Обнимаю тебя и детишек прочно. Как-то вы живете. Были бы здоровы. Просматриваю процессы по вечерам. Весьма всё скучно. До свидания. Весьма тебя обожаю, ты мне снилась ночью. Перецелуй отечественных ангелов. Пускай не ссорятся. До свидания. Еще раз целую тебя вечно.
Твой целый Ф. Достоевский.
на следующий день, возможно, еще напишу.
Р. S. Кстати, день назад в 8-м часу, отправляясь к Каткову, понес и вчерашнее письмо к тебе, чтобы кинуть по пути коробку. Шел дождик, и было весьма грязно. На углу улицы, не отыскав коробки, поинтересовался у полицейского: где же ящик? Он ответил, что перенесен на ту сторону улицы (шагах в 40 от прошлого места). Да пожалуйте письмецо, — вызвался он, — я его на данный момент снесу и опущу. Я ему дал письмо, и он дошел до коробки на моих глазах, а все-таки меня берет сомнение: ну как он не опустил, и ты не взяла вчерашнего письма?
Нa конверте: В С.-Петербург. На углу ямской и Кузнечного переулка ул., недалеко от Владимирской церкви, дом № 2-й и 5-й, кварт. № 10.
Ее высокоблагородию Анне Григорьевне Достоевской.
(1) было: ко мне отправить
764. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
9 ноября 1878. Москва
Москва, 9 ноября/78
Дорогой мой голубчик Аня. День назад, послав тебе письмо, уже в четвертом часу пополудни, отправился к книгопрод Соловьеву. Застал его дома. Он приготовил деньги и счёт. Что-то сказал мне очень неясно о счете, и я его попросил лучше написать о всем тебе самой; выдал он мне 109 руб. 90 к. Наряду с этим на одно Преступ и наказание было нужно 87 р. Что же до Бесов, то у него еще прошлых собственных имеется, говорит он, экземпляров двести, так что он сотенку бы и возвратил с наслаждением. Мертвого же Дома имеется еще базуновского (доставшегося ему от Базунова) 300 экз. Был весьма любезен и по обыкновению собственному хитрил и путался. — Кстати, сообщил мне: А у Михаила Никифоровича были с поздравлениями?. И в то время, когда я заявил, что нет, прибавил: Как же это не сходить, в том месте таковой был съезд, молебен и проч. Как же это вам не сходить?. Я поразмыслил: в действительности, зайти поздравить возможно, и отправился. Вправду, съезд был и длился. В этом случае меня прямо пригласили к хозяйке Софье Петровне. Она встретила меня неординарно любезно а также не разрешила войти в кабинет Каткова, а просила посидеть сперва у ней. Было в ее гостиной довольно много гостей, ее дочери и проч. Дам, но, одна либо две, да и то родственницы, а другое всё приятели и всё какие-то старички родственники (князь Шаховской, папа, к примеру, (1) и другие). Я посидел с 1/2 часа, и она всё время со мной проговорила; сидела же нездоровая, в мигрени. После этого состоялся в кабинет к Каткову. У него сидели также два каких-то светских столичных старичка. И внезапно вошел сам губернатор кн. Долгорукий, в четырех звездах и с алмазным Андреем Первозванным. Раскланявшись сановито и с соблюдением всего собственного сана (мало комическим) с Катковым, начал подавать руки гостям и первому мне. Тут Катков поспешил на данный момент же сообщить ему мое имя, и Долгорукий изволил вымолвить: Как же, та-ка-я Зна-ме-ни-тость, гм, гм, гм — решительно совершенно верно 40 лет назад, в хорошее старое время. После этого происходил неспециализированный разговор, в котором Катков продемонстрировал себя в высшей степени порядочным человеком, потому что, начав рассказ о приобретении им подмосковного имения, поминутно обращался от Долгорукова ко мне, не обращая внимания на то, что я сидел пара позади Каткова, у окна. Посидев мало, я поднялся и простился. Катков проводил меня до дверей. К Софье Петровне я уже не заходил, а прошел вторым ходом, кстати, через столовую, и увидел, что стол накрыт не более как на 20 либо кроме того на 18 кувертов. А так когда Каткова семейства садится за стол не меньше 12 человек, то я и заключил, что званого обеда никакого нет, а обедают только ближайшие родственники. — После этого отправился (уже в 5-м часу) к Любимову. Того не застал, но встретила супруга его, практически совсем еще моложавая женщина (не смотря на то, что имеется взрослая уже дочь). Она меня удержала с попреками, для чего я днем ранее второй раз не зашел (как обещался было) и что она меня целый вечер ожидала. Пришел после этого Любимов, страно любезный. Говорили о романе. Катков обязательно желал сам просматривать, и как Любимов (еще 7-го числа вечером) ни упрашивал его разрешить ему прочесть, но Катков не дал согласие и оставил у себя, ему же сказал и замысел романа и все, что я легко, на протяжении свидания, передал ему о романе. (Значит, интересуется весьма.) Любимов давал слово мне, по просьбе моей, ускорить чтение. Я буду приставать к нему, — сообщил он. — По окончании того пристал ко мне, чтобы я остался обедать чем всевышний отправил. Я дал согласие. И вот не знаю, так ли они постоянно обедают либо был у них праздник (обедали не считая меня еще две женщины гостьи и один доктор наук Архипов): закуски, вина, 5 блюд, из которых живая разварная стерлядь по-столичны. В случае, если это ежедневно у них, то, должно быть, отлично им жить. Обед был весьма оживленный. Любимов подтвердил, что у Катковых никакого званого обеда нет. разговор и Обед был весьма оживлен, после этого уже в 7 часов отправился к Елене Павловне и не застал ее дома. Определил от детей Елены Павловны, что Машенька (Иванова) в Москве, и желаю обязательно к ней сейчас съездить. Адрес же определил уже сейчас от Вари, которая зашла ко мне в отель. Вот и все, до этот 60 секунд, мои тут похождения. на следующий день, возможно, еще напишу тебе. Но вот уже сейчас 2 часа, а письма от тебя нет. Заеду, возможно, сейчас к Рассохину, быть может, и на следующий день. По вечерам сижу в № и просматриваю процессы. на следующий день планирую (2) пойти в Небольшой театр.
Волнуюсь об Вас. Что-то ты, мой голубчик, и что-то детки? Хочется поскорей получить от вас письмецо. Не знаю, придется ли отправиться из этого к вам в субботу (возможно, нет), но не думаю, чтобы задержали дальше воскресения. Обнимаю вас всех и целую. Тебя особенно и деток особенно. Снова ты мне снилась во сне. До свидания, ангел мой.
Твой целый Ф. Достоевский.
Корректуры Любимов сам вызвался присылать ко мне в Санкт-Петербург. Марковичу они отправляют.
Весьма целую тебя.
Р. S. Книгопродавцы все в восхищении от нового издания Лилины выдумки, просят на рабочую группу, обещают громадной успех. Передай обоим издателям и авторам и прочно их поцелуй.
На конверте: В С.-Петербург. На углу Кузнечного переулка и ямской улицы, дом № 2-й и 5-й, квартира № 10 (недалеко от Владимирской церкви)
Ее высокоблагородию Анне Григорьевне Достоевской.
(1) было начато: и про
(2) было начато: хоч
765. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
10 ноября 1878. Москва