Сausa sui как психологическая реальность

Философия свободной причинности по отношению к психологии напоминает нам алгебраическое уравнение, темперамент которого предполагает четыре вероятных ответы – четыре корня в ответе на вопрос о психотерапевтической природе causa sui. В соответствии с принятым нами условиям корни ответа должны отвечать четырем аристотелевским обстоятельствам и любая – в сочетании с другими – обязана найти в себе возможность самовозврата, придающего ей значение свободной обстоятельства. Искомый ответ представляется нам лежащим в области психологии Я. Последнее же может рассматриваться как единомножие четырех ипостасей: имманентного Я, совершенного Я, трансцендентального Я и трансфинитного Я. Любая из названных ипостасей реализует в себе одну из четырех аристотелевских обстоятельств, и, к тому же, любая имела возможность бы быть возведена в ранг causa sui.

ИММАНЕНТНОЕ Я

Ему соответствует causa sui в значении материальной обстоятельства. Неуловимая, по общему точке зрения, материя Я соткана из мгновенных состояний Я, без конца обновляющихся во времени и в данной подвижности содержащих в себе что-то общее, претерпевающее, рефлексируемое в последующее моменты как Самость (строго говоря, Самость и имеется то, что идея признает в себе претерпевающим изменение). Имманентное Я существует, так, в полном пространстве и времени. Динамика неизменного и неизменность в динамике, характерные Имманентному Я, со всей отчетливостью выражены Б.Пастернаком: И необходимо не единной долькой // не отступаться от лица, // но быть живым, живым и лишь, // живым и лишь – до конца. Имманентное Я имеется Я становящееся, единство происхождения и прехождения (в терминах гегелевской философии). Имманентное Я в собственности, так, парадоксальной действительности Вот-на данный момент-бытия – действительности, на которой, непременно, держится мир, и которая ни при каких обстоятельствах, как таковая, не дана нам в в собственной непосредственности. Чувство парадоксальности улучшается, в случае, если подметить, что вот-на данный момент-бытие заключает в себе образы Прошлого и Будущего (а также Настоящего), и, так, последние даны нам в чем-то таком, что нам не дано, – существуют в несуществующем! Выход из этого парадоксального положения вещей содержится в том, дабы допустить существование чего-то, что имело возможность бы заключать в себе несуществующее, давая ему возможность быть. И такое искомое существует в природе, и правильное имя его – переживание ( к чему мы еще возвратимся). Но имманентное Я в момент собственного рождения еще не переживается и – в той же мере – не выступает в виде какого-либо образа либо мысли. Характерная отечественному сознанию привычка целе-осмысления всего происходящего (высказывающая постулат сообраз ности [4]) применительно к имманентному Я кроме этого должна быть отброшена. имманентное Я полнится импульсами, интуициями, предчувствиями и помыслами, но прежде, чем проявиться, они должны будут как бы объясниться между собой в некой точке полного пространства и времени (в точке данной на данный момент мы застаем имманентное Я), а до этого акта в любой момент имплицитного синтеза нет ни импульсов, ни интуиций, ни помыслов, ни предчувствий. Вот по какой причине имманентное Я имеется столь же и сокровенное Я человека.

В истории психологии появлялись понятия, высказывающие, по крайней мере частично, существо имманентном Я (либо отдельные его измерения). Это такие понятия, как детерминирующая тенденция (Н.Ах), порыв (А.Бергсон), поток сознания (У.Джемс), промежуточные переменные ( Э.Толмен), настроение (В.Басов), схема (У.Найсер) и др. Пожалуй, самый увлекательна для нас – в качестве обогощающей – категория первичной установки Д.Н.Узнадзе, но она, к сожалению, сейчас остается заслоненной телеологизмом прилежного изучения феноменов фиксированной установки (в связи с последним событием, наровне с термином первичная установка мы будем применять кроме этого термин интенция, подчеркивая, но, что обращение тут о внецелевых интенциях индивидуума). То общее, что роднит все отмеченные выше понятия, включая первичную установку – это детерминирующая роль неуловимого здесь-и-теперь. Такую форму причинности мы именуем синхронической ; мгновенные состояния Я, внутреннее устройство которых определяется действием синхронической причинности (осуществляющей синтез импульсов, интуиций, помыслов, предчувствий), воссоединяются во времени либо, как сказал А.Бергсон, попадают друг друга, что и образует диахронический материал Я. Так, движущаяся волна новизны, обусловленная действием синхронической причинности, диахронически выявляет устойчивость Я в ходе его постоянного самообновления.

СОВЕРШЕННОЕ Я

Ему соответствует causa sui в значении формальной обстоятельства. Совершенное Я имеется представления человека о самом себе. Воображая себя тем либо иным образом, человек конструирует собственный личный образ в совершенном пространстве и времени и в этом смысле постоянно имеет дело с самим собой как существующим в возможности (кроме того тогда, в то время, когда он конструирует образ себя в настоящем). Таков взор человека на собственный физическое Я (экспериментальные изучения показывают, как зависим образ собственного физического Я от установок личности), образ себя как субъекта самонаблюдения (отыщем в памяти о лопатинском внутреннем человечке); в Совершенном Я конструируется кроме этого образ себя как мыслящего (отыщем в памяти о мыслящей вещи Декарта); и, наконец, в совершенном Я находятся образы того, как человек переживает себя возможность длить собственный бытие, принимать, мыслить, чувствовавать. Детерминизм вероятным – настоящий источник целеполагания (потому что цель,по сути, имеется образ вероятного как прообраз настоящего ). В изучениях, намерено посвященных этому вопросу, мы показывали, что в деятельности человека порождаются избыточные возможности действования (целевые возможности, выходящие за границы первоначально поставленных частных целей); и одновременно с этим мы подчеркиваем, что эти новоприобретенные возможности отягощены внутренним ограничением, заключающимся в том, что это до тех пор пока еще только возможности (граница тут положена самой идеальностью их), и то событие, что, становясь предметом рефлексии, они покупают силу побуждать активность (мотив границы). Психотерапевтическое категорией, отвечающей детерминизму вероятным, есть надситуативная активность (В.А.Петровский).

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЕ Я

Ему соответствует causa sui в значении действующей обстоятельства . Таково отечественное мыслящее вне-находимое и вне-временное – Я. Вне -находимость свидетельствует, что что-то находится (нахождение как результат и процесс обнаружения) в том месте, где его, как такового, ни при каких обстоятельствах не было; вне -временное значит: оно временно находится в том месте, где мы его находим. Трансцендентальное Я, так, существует в мнимом пространстве и времени. Идея переживается сходу как что-то иное, чем переживание воспринимается сходу, как что-то иное, чем восприятие, и высказывается, как что-то иное, чем само высказывание (Идея изреченная имеется неправда – Тютчев). Вюрцбуржцы и их последователи по окончании открытия без -образности мысли не пошли дальше (а переживаема ли идея? а вербализуема ли? а установочна ли?). Идея как таковая не существет где-то (попытку практически поместить-подвесить идея в настоящем пространстве мы встречаем у Налимова). По отношению к значению чувственных предметов честна формула: значения сверхчувственны. Но что значения сущность, как не кристаллизация мысли? Идея – имеется, в то время, когда ее подмечают. Но ее подмечают, в то время, когда она уже имеется. Идея не существует до, но она и не рождается на протяжении (в рефлексии мы схватываем ее как уже появившуюся). Не смотря на то, что Идея как таковая, вне -находима и вне -временна, её чувственная запись – собственного рода письменное послание нам – существует в пространстве и времени. Скрытая работа мысли по преодолению границ не свидетельствует, что кто-то (представление омыслящем) создаёт идея. В то время, когда мы утверждаем, что, осмысливая собственные границы, индивидуум неизбежно порывает с ними и что в этом проявляется скрытая работа его мысли, мы вовсе не желаем сообщить этим, что кто-то в нем как бы подталкивает его к этому. Мыслящий имеется чувственная метафора самой мысли о мысли. Парадокс, но, пребывает в том, что представление о некоем субъекте, что, так сообщить, создаёт идея, при всей его, казалось бы, неадекватности существу происходящего, рождается не без участия самой мысли. Так, она как бы удостоверяет собственный собственное рождение (свидельство о рождении, как мы знаем, выдается уже по окончании рождения, не смотря на то, что дата, отмеченная на нем, сходится с моментом рождения).Я мыслю (cogito) свидетельствует, что идея сама выдвигает представление о мыслимом и мыслящем, сама создаёт эти представления без какого-либо мысле- производителя инкогнито. Представление о тайном поставщике мысли имеется чувственный след и символ мысли, появляющиеся на свет на протяжении самого мышления, – спутник мысли, что часто ошибочно принимают за поводыря. Действительно, спутник данный часто вырывается вперед, как бы показывая мысли: Я существую, но одновременно с этим он старается придерживаться мысли, потаенно зная, кто тут ведет. Настоящим основанием мысли, ее источником, есть сама идея, без мысли о мысли имеется, возможно, все, о чем мы готовы поразмыслить: чувства и наши ощущения, памяти и образы восприятия, отечественные фантазии, импульсы к действованию, – нет только самой мысли (она появляется лишь тогда, в то время, когда идея мыслит себя, – думу думает…). Идея, мыслящая себя, и имеется трансцендентальное Я. Конкретно оно ведёт в за -пределье, будучи действующей обстоятельством в составе causa sui. Осваиваясь в границах вероятного, идея с необходимостью трансцендирует их либо, что то же самое, постигая конечность, посягает на то, дабы с нею покончить. Воздействие мысли содержится, так, в том, дабы раскрывать возможность быть себя, по словам Гегеля, , сохранять себя при себе где бы то ни было виртуальную (тут же и воплощаемую) возможность всеохватного присутствия в мире. Но это делается достижимым только на ступени целевого состояния Я. Психотерапевтическим эквивалентом философской трактовки м ы с л и явилась бы категория фактически мысли, психологически, увы, еще не осмысленная.

ТРАНСФИНИТНОЕ Я

Ему соответствует causa sui в значении целевой обстоятельства. Таково переживание безграничности собственного существования в мире. Опираясь на представления Г.Кантора, трансфинитность по большому счету возможно выяснить как при сутствие актуально-нескончаемого в сознании. В этом случае речь заходит о полноте присутствия (М.Хайдеггер) человека в мире. Это – переживание его сопринадлежности вечному всегда-бытие: Для чего вычислять меня? Я был и имеется и буду,// жизнь – чудо из чудес, и на ладони чуду // один, как сирота, я сам себя кладу…- Арс. Тарковский), переживание через-пространственности везде-бытие, переживание беспредельности удовольствия, любви, истины. Трансфинитность имеется общая форма небытия каких бы то ни было форм небытия, эта нам в переживании. Исходя из этого лишь в переживании действительно существует геометрия неосуществимого (психологически, кстати сообщить, совсем не освоенная), объекты парадоксального знания. Немыслимость не -существования мысли в любой точке пространства и времени кроме этого переживание (не столько переживания существуют в простанстве и времени, сколько время и пространство существуют для нас в отечественных переживаниях; переживания как бы обнимают собой мир). Трансфинитное Я, так, существует в сюрреальном пространстве и времени. Базу трансфинитности переживаний образует безусловность для нас того, о имеется, либо, в противном случае говоря, невозможность существования иного по отношению к данному (отрицание самой возможности отрицания того, что дано, переживается в этом случае как бесконечность явленного, как полнота его бытия). Актуальная бесконечность – пленительна и капризна. Она существует вспышками, раскрывается на мгновение. Будучи дана разом, она раскрывается только на раз. В этом, как мы отмечаем, оборотная сторона актуальности открывшегося, переживания оплачивают собственной скоротечностью вечность, живущую в них. Трансфинитное Я как переживание актуальности нескончаемого сбрасывает последнее в небытие, преобразовываясь в актуально-конечное Я, высвобожденное (либо еще свободное) от переживаний, образов и мыслей, но впоследствие с необходимостью воплощающееся в них. И, так, круг causa sui выясняется замкнутым. Психотерапевтическая трактовка Трансфинитного Я, как видим, предполагает значительное развитие вундтовской категории переживания (В.Вундт). CAUSA SUI В ПРОЕКТИРОВАНИИ. Выдвигая положение о том, что Имманентное Я, Совершенное Я, Трансцендентальное Я и Трансфинитное Я сущность психотерапевтические корни ответа философского уравнения о causa sui, мы сначала разглядывали их в качестве вероятных формообразований свободной причинности. Но существует либо, правильнее, может ли быть проложен путь превращения данной возможности в реальность ?

Увидим, что последовательно проводимая эмпирическая точка зрения ведет к отрицанию свободы. Устами собственного храбреца Б.Скиннер в книге Walden Two высказывает эту идея так: Посредством тщательной научной разработки мы управляем не итоговым поведением, а намерением вести себя – мотивами, жаждами, склонностями. Любопытно, что в этом случае ни при каких обстоятельствах не возни- кает вопроса о свободе (курсив Скиннера.- В.П.). Но, в тени тут остается вопрос о происхождении самих управляющих импульсов (кто либо что руководит ими, уж не лучи ли?) Практическая же психология в лице авторитетных ее представителей постулирует свободу. Приведем всего лишь две выдержки. Вернер Эрхард: Ты Всевышний в собственном универсуме. Ты имеется обстоятельство. Ты притворяешься, что ты не обстоятельство, дабы играться. И ты можешь отыскать в памяти, что ты имеется обстоятельство в любой моент, в то время, когда захочешь… (см.[6]). Вильям Шутц: Я (универсальное я) выбираю всю собственную жизнь и постоянно выбирал. Я выбираю собственный поведение, собственные эмоции, собственные мысли, собственные болезни, собственный тело, собственные реакции, собственную спонтанность, собственную смерть[6]. Постулирование свободы, но, имеется для них итог действия в мире и притом отнюдь не только в плане трансцендентального; спрашивается, каким же образом имело возможность утвердиться подобное мировоззрение (мироощущение, миродействие)? И помимо этого, какими имели возможность бы быть условия выращивания аналогичного у других людей? И в этом случае мы сталкиваемся с определенным соотношением вне -эмпирического и эмпирического моментов. Будущая трансфинитная психология – это психология синтеза умелой и внеопытной форм познания-ведения мира, взаимоопосредствования трансцендентального и эмпирического. В этом контексте реальность свободной обстоятельства содержится для нас в самой идее Я как causa sui, единящей в себе имманентное Я, совершенное Я, трансцендентальное Я и трансфинитное Я. Осмысление этих граней Я в качестве обстоятельства себя предполагает, со своей стороны, что любая из них отражается в каждой второй и через собственную отраженность возвращается к самой себе (выступая, так, в собственной самообусловленности). Практическое ответ данной задачи мы видим в разработке проекта вероятного синтеза идеи Я как causa sui, в контексте психологии, психотерапии, образовательной практики. Предполагается, что достижение этого допустимо на базе ответа психологией трех взаимосвязанных задач: 1) психологи- ческой интерпретации гегелевской идеи как объединяющей в себе интенцию, образ, идея, переживание (им соответствуют: имманентное Я, совершенное Я, трансцендентальное Я, трансфинитное Я); 2) реализациии совокупности экспериментального изучения проявлений Я-ипостасей субъекта; 3) проектирования условий синтеза идеи Я как causa sui в контексте психологии, психотерапии, образовательной практики (тут возможно продемонстрирована продуктивность и вместе с тем односторонность представленных психотерапевтической практикой правил высвобождения субъектности: они акцентируют или Я имманентное (в гештальттерапии), или Я совершенное (в интенсивной психо терапии, логотерапии), или Я трансцендентальное (в психоанализе, процессуально-ориентированной психотерапии), или Я трансфинитное (духовные практики, ЛСД-терапия и др.). Наряду с этим должны быть рассмотрены пути вероятной сборки подходов, разрешающих человеку осмыслить собственный Я как causa sui (придать ей статус идеи ); и, наконец, уже на данный момент смогут быть приведены техники актуализации идеи Я как causa sui в работе с детьми (техники стимуляции взаимопереходов в совокупности виртуальной, отраженной и возвращенной субъектности).

Литература

1. Аристотель. Собр. соч. в 4 т. т.1. М.: Идея, 1975.

2. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философской науки. т.1. Наука логики. М.: Идея, 1974.

3. Кант И. Критика чистого разума. Спб.: Тайм-аут, 1993.

4. Петровский В.А. К психологии активной личности. Вопросы психологии. 1975. N3

5. Петровский В.А.Психология неадаптированной активности. М.: Горбунок, 1992.

6. Шутц В. Глубокая простота. Спб.: Роза мира, 1993.

© В.А.Петровский, 1996

Петухов В. В.
ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ИЗУЧЕНИЕ и ОБРАЗ МИРА МЫШЛЕНИЯ

Вестник МГУ. Серия 14. Психология, 1984, № 4. С. 13-20.

От редакции. 28-29 ноября 1983 г. состоялась первая конференция молодых ученых факультета психологии МГУ Методологические и теоретические неприятности современной психологии. На конференции трудились три секции: Психология развития, Психология познавательных процессов и Психология личности, на которых с докладами выступили аспиранты и сотрудники факультета, прошедшие предварительный конкурс. Обосновывая выбор методологической проблематики в качестве центральной темы конференции, совет молодых ученых исходил из того, что размышления над методологическими вопросами разрешат начинающим исследователям рельефнее понять собственный место в строительных работах отечественной психологии и встретиться с ней перспективные цели.
Лучшие доклады были отмечены Почетными грамотами. Первое место поделили помощник кафедры неспециализированной психологии В. В. Петухов, научный сотрудник кафедры возрастной психологии Г. В. Бурменская, научный сотрудник проблемной лаборатории Е. И. Фейгенберг и аспирантка кафедры нейро- и патопсихологии В. К. Лосева.
Предлагаемая ниже статья В. В. Петухова написана на базе его выступления на конференции.

Образ мира – относительно новое понятие в психотерапевтической науке, с разработкой которого связана одна из основных точек роста общепсихологической теории деятельности (Леонтьев, 1979). Определение этого понятия есть открытым, и его наполнение конкретным эмпирическим содержанием еще далеко не завершено. разработки и Необходимость введения аналогичных понятий осознается многими исследователями, трудящимися в различных предметных областях. Цель настоящей статьи – продемонстрировать такую необходимость и постараться представить операциональное содержание понятия образа мира применительно к психотерапевтическому изучению мышления. Конкретный эмпирический материал составят средства и приемы ответа мыслительных задач и – в более широком смысле – методы познавательной и практической ориентации человека в окружающей среде.

В первую очередь напомним историю самого термина образ мира, обратив особенное внимание на специфику той психотерапевтической действительности, при анализе которой он был в первый раз предложен в докладе А. Н. Леонтьева, прочтённом в 1975 г. А. Н. Леонтьев разглядывал закономерности построения перцептивных образов, обращаясь к молодым исследователям восприятия – В. В. Столину, А. Д. Логвиненко, Б. М. Величковскому, Э. Н. Джафарову и вторым, трудившимся в то время под его управлением. Эта тематика и выяснила выбор главного термина, призванного выделить, что в психологии неприятность восприятия обязана ставиться как неприятность построения в сознании индивида многомерного образа мира, образа действительности (Леонтьев, 1979, с. 4). Различение между миром образов, отдельных чувственных впечатлений и целостным образом мира, в котором живет и действует человек, стало принципиальным, главным (см. Смирнов, 1981).

Возможно, но, высказать предположение, что если бы доклад был направлен исследователям эмоциональных форм психологического отражения, то это различение закрепилось бы в иных терминах, к примеру мир переживаний (либо эмоций) и переживание (чувство) мира. Соответственно

при изучении разных мыслительных (умственных) представлений потребовалось бы, по всей видимости, различать их широкий и целостное представление и разнородный набор мира. Данный последний термин самый адекватен заявленному нами эмпирическому материалу.

обсуждения проблемы и Возможность постановки образа (либо представления) мира в принципе открыта кроме того обыденной интуиции. Основания таковой возможности находятся в следующих двух теоретических положениях.

Первое из них в полной мере освоено современной психотерапевтической наукой и есть практически общепринятым. Это положение о том, что всякое психологическое явление либо процесс – будь то восприятие окружающей действительности либо размышление о ней – имеет собственного носителя, субъекта. В ставшем психотерапевтической классикой книжке С. Л. Рубинштейна (1946) принадлежность субъекту была названа первой чёртом психологического (Принадлежность индивиду… субъекту – первая характерная изюминка всего психологического… Было бы бессмысленно сказать об отражении, если бы то, что должно отражать реальность, само не существовало бы в конечном итоге (Рубинштейн, 1946, с. 5).). Наряду с этим любой конкретный анализ внутренних условий психологической деятельности, их детальное уточнение не есть сведением субъекта к комплекту физических органов (аппаратов) отражения и к изюминкам их работы. Принимает и познает мир не глаз и не мозг, но человек как целостная психологическая действительность. Эту действительность представители современной-когнитивной психологии стремятся учитывать при моделировании кроме того отдельных качеств функционирования частных познавательных процессов (см. об этом: Найссер, 1981; Величковский, 1983).

Второе положение практически дополняет первое, составляя другую его сторону, и есть, на отечественный взор, не меньше очевидным. Психологическая деятельность субъекта как его сотрудничество с чувственно принимаемым либо познаваемым объектом предполагает в качестве собственного условия (столь же нужного, как и сам субъект) наличие этого объекта. В психотерапевтическом анализе данного условия слишком мало ограничиться несложным указанием на материально-вещественное, физическое существование объекта. Целый окружающий субъекта мир должен быть открыт, представлен ему в некотором роде, т. е. стать для него кроме этого целостной психологической действительностью. Этим и обосновано введение понятия представления мира как психотерапевтического.

Раскрытие содержания этого понятия требует дискуссии трех главных утверждений: 1) представление мира должно существовать; 2) представление мира существует (т. е. обнаруживается как психологическая действительность); 3) представление мира существует как предмет науки (т. е. доступно объективному психотерапевтическому изучению).

Первое из этих утверждений, очевидное в собственной исходной формулировке, имеет последовательность ответственных, но тяжёлых для понимания теоретических следствий, каковые и необходимо обсудить. Вправду, восприятие любого объекта либо ситуации, конкретного лица либо отвлеченной идеи определяется целостным образом мира, а он – всем опытом судьбы человека в мире, его публичной практики. Тем самым образ (либо представление) мира отражает тот конкретно-исторический – экологический, социальный, культурный – фон, на котором (либо в рамках которого) разворачивается вся психологическая деятельность человека (Ср.: Образ мира есть тем постоянным и ни при каких обстоятельствах не исчезающим фоном, что предваряет любое чувственное чувство и на базе которого последнее лишь и может купить статус составляющей чувственного образа внешнего объекта (Смирнов, 1983, с. 61).). Составляя нужную базу, условие данной деятельности, представление мира субъектом очевидно наряду с этим само собой и потому может не выделяться (а также не замечаться) им намерено. Более того, в изучениях конкретных психологических (а также познавательных) процессов действительность представления мира выступает в уже поменянном, замаскированном виде, то есть как представление о мире, житейское либо научное знание о нем. Продемонстрировать необходимость существования представления мира – значит отличить его от представления, знания о мире – простого предмета рефлексии. Постараемся совершить это различение в структурном, функциональном и генетическом замыслах.

В структурном замысле комфортно воспользоваться различением ядерных и поверхностных структур образа мира, которое предложено С. Д. Смирновым (1982, 1983). Принципиальная несводимость целостного образа мира к совокупности отдельных образов раскрывается им, за А. Н. Леонтьевым (1979), в таких психотерапевтических чертях, как включенность в образ мира не принимаемых актуально объектов и сверхчувственных качеств (значений), амодальность этого образа и т. п. В противном случае говоря, образ мира есть ядерным образованием по отношению к тому, что на поверхности выступает в виде чувственно (модально) оформленной картины мира (Смирнов, 1983, с. 61). Для отечественных целей последнее положение принципиально важно дополнить: поверхностные структуры образа мира смогут оформляться не только чувственно, но и рационально. Ядерные (представление мира) и поверхностные (знание о нем) структуры различаются в противном случае, чем различные – более и менее глубокие (глубинные) – уровни познания. Замечая объект как явление и выделяя его сущность, мы движемся ко все новым его поверхностям, вскрывая их одну за второй. Ядерными же являются неспециализированные (фоновые) структурные базы этого перемещения, каковые действуют на любых его уровнях, но не сводятся к ним, отличаясь функционально. Разъяснить содержательные различия между этими структурами разрешает обращение к функциональному замыслу.

Человек познает мир (и себя в нем) – такова главная научная установка современной когнитивной психологии. Но, следуя лишь ей, психолог должен либо отвлекаться от того факта, что человек- познавая либо не познавая мир – уже существует и действует в нем, либо же полагать познание единственным методом для того чтобы существования. В это же время представление мира свойственно человеку по его родовому определению – как носителю сознания. Это представление не есть, как уже пояснялось, рациональной конструкцией, но отражает практическую вовлеченность человека в мир и связано с настоящими условиями его публичной и личной жизни. Правильный термин для выражения данной связи нашли исследователи первобытного сознания (Леви-Брюль, 1930), заявив о сопричастности людей (высказываемой, к примеру, в коллективных представлениях архаичных культур) окружающей их природной и социальной действительности. Сопричастность человека собственному жизненному миру универсальна, и представление мира есть базой познания мира человеком (исторического, культурного и др.) в онтогенезе и филогенезе. Так, ядерные структуры возможно (по их функции) выяснить как фундаментальные опоры существования человека в качестве сознательного существа, отражающие его настоящие связи с миром и не зависящие от рефлексии по их предлогу. Структуры же поверхностные связаны с познанием мира как особой целью, с построением того либо иного представления о нем (менее и более глубокого).

Ясно, что в генетическом замысле представление мира должно быть более ранним образованием (чем любое представление о нем), тесно связанным, например, с аффективной сферой. Вправду, в соответствии с бессчётным наблюдениям клиницистов и неврологов, нарушение адекватных способов прагматической ориентации в мире ведет к тяжелым аффективным расстройствам (Goldstein, 1971). Подобно, коллективные представления в первобытных обществах определяются как неразделимое единство интеллектуальных (познавательных), эмоциональных и моторных компонентов (Леви-Брюль, 1930). Осознание составных частей этого единства (в то время, когда познание мира отделяется от эмоционального отношения к нему) существенно изменяет его исходное содержание, но не ликвидирует абсолютно. знание и Представление мира о нем существуют совместно и на предстоящих стадиях публичного и личного развития – в одном и том же обществе и довольно часто – возможно, в любой момент – в одном и том же сознании (в том месте же, с. 4). Показательно, что в главных генетических классификациях мышления как ядерные, так и поверхностные структуры присутствуют (очевидно либо скрыто) на каждом из выделяемых уровней его развития. Так, к примеру, любая стадия развития интеллекта по Ж. Пиаже (1969) представляет собой двуединство, совмещение практических (не всегда осознаваемых) способов мыслительной работы и особенного (не всегда полноценного) знания о них.

Так, представление мира – предметного и социального – образовывает базу психологической (деятельности) субъекта и сознательной жизни, есть фундаментальным условием развития его познавательных процессов. Обратимся сейчас к дискуссии возможности субъективного обнаружения ядерных структур.

Потому, что представление мира имеется опорное условие психологической судьбе, которое в большинстве случаев не рефлексируется субъектом, то обнаружение, открытие его для себя происходит в основном в форме своеобразных ярких переживаний, эмоций. Это, например, чувство внутренней определенности, самоочевидности чего-либо (а также самого себя), которое и есть подчас единственной опорой возможности указания на его существование. описания и Трудность фиксации таких эмоций содержится в том, что снаружи они как бы не имеют особой предметной отнесенности. Весьма интересно (и, по всей видимости, характерно), что подобные беспредметные переживания редко входят в классификацию фактически эмоциональных явлений (см. Вилюнас, 1984). Но их описания возможно встретить в психологии мышления, а также в хороших ее направлениях. Так, в изучениях вюрцбургской школы посредством способа систематической интроспекции были выделены эмоции уверенности в чем-либо (к примеру, в том, что поставленная задача возможно решена), сомнения, вопроса и т. п. (см. об этом: Крогиус, 1914). В соответствии с отчетам испытуемых, эти эмоции вправду как бы предшествуют правильному знанию о принимаемом либо познаваемом предмете (и соответственно эмоциональной окраске этого знания). Из этого и появляются трудности в их верном обозначении, желание назвать их до-, вне- либо кроме того беспредметными (Подобные трудности в выборе терминологии испытывал Л. Леви-Брюль, определяя отношение сопричастия к логике и формулируя закон сопричастия как особенного, пра- (до-, вне- либо пред-) логического мышления. Преодолеть эти трудности ему разрешили отказ от трактовки сопричастия как логического закона (Levy-Bruhl, 1949) и осознание факта единства человека с миром как универсального для любой мыслительной культуры.).Но в действительности эти переживания составляют универсальный фон любого предметного знания, конкретно через них предмет в первый раз появляется для субъекта в еще не ясном, не дифференцированном снаружи, но уже внутренне определенном виде.

Не смотря на то, что субъективное переживание действительности ядерных структур может зависеть от интроспективного упрочнения, но определяющим есть не оно. Для обнаружения субъектом естественных и не заметных ему самому баз собственной психологической деятельности (а также познавательной) нужны объективно-практические условия, события. Это должны быть условия, провоцирующие смену и утрату представления привычных объектов, знаний, способов поведения: от обстановок творческой, нерешаемой мыслительной задачи до событий, приводящих к личностному кризису.

Объективные условия для изучения представления мира раскрываются, к примеру, при сравнении мышления (сознания) представителей различных культур. Столкновение исследователей с инокультурным сознанием как чужой формой представления мира разрешает ощутить и убедиться в том, что сами эти формы существуют как психологическая действительность. упругость и Устойчивость аналогичной действительности возможно найти и в рамках одной культуры, к примеру за аффектом спорящих (без обоюдного понимания) участников научной либо житейской дискуссии.

В данной связи возможно наметить еще одну, не в полной мере простую область поиска интересующего нас эмпирического материала. броские и убедительные описания действительности отображения мира видятся в истории психологии, причем не в особых работах, а на этапах происхождения (на стыках) ее ведущих направлений и школ. Такие описания возможно отыскать, к примеру, в критике ассоциационизма у представителей вюрцбургской школы, в принципиальных примерах гештальт-психологов, в фактах-демонстрациях существования бессознательного в психоанализе и в др. Но, выделение названных действительностей требует особенной аналитической работы, потому, что сперва они просто демонстрируются оппонентам как факт, но после этого снова становятся незаметной (т. е. неисследуемой) опорой собственных теоретических установок. Так, при изучении представления мира полезно освоение уже существующих терминов и в первую очередь тех фактических оснований, с пониманием и учётом которых они вводились.

Указание условий, разрешающих найти действительность представления мира, открывает путь к его объективному психотерапевтическому изучению. Методически и экспериментально оно возможно организовано, на отечественный взор, не только в межкультурных изучениях мышления (сознания), но и в изучениях разных средств ответа творческих задач, способов взаимодействия и разных типов человека с его настоящим предметным окружением и т. п. Но перед тем как продемонстрировать кое-какие из этих возможностей на конкретных примерах, принципиально важно выделить следующее. В каждом из названных случаев перед исследователем раскрывается широкий эмпирический материал, в котором необходимо обучиться выделять ядерные структуры, отличая их от поверхностных. Для этого направляться верно осознавать объективный темперамент существования способов представления мира.

Causa Sui — Tropic of Capricorn


Интересные записи:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: