— Все в порядке? — участливо задала вопрос Мама Чиа.
— Да, само собой разумеется… — начал сказать я, но остановился. — Нет, не все в порядке. Я ощущаю себя плохо — опустошенным и подавленным.
— Это отлично! —7 засияв, заявила она. — Это значит, что ты кое-чему обучился, что ты на верном пути. Нехотя кивнув, я задал вопрос:
— В собственном сне я почувствовал лишь два Я. Мое Высшее Я скрылось, провалилось сквозь землю. По какой причине оно меня покинуло?
— Оно не покинуло тебя, Дэн, — оно с тобой в любой момент. Легко ты был через чур занят собственными Базисным и Сознательным Я и исходя из этого не имел возможности видеть Высшее, не смог ощутить его любовь и помощь.
— Как же я могу его ощутить? Что мне делать прямо
на данный момент?
— Хороший вопрос, весьма хороший! — она засмеялась своим собственным мыслям, поднялась на ноги, перебросила сумку через начала и плечо медлительно подниматься по горной тропе. Я последовал за ней, переполненный вопросами, на каковые у меня не было ответов.
В то время, когда мы начали взбираться по узкой тропе на протяжении гряды скал, песок сменился землёй и камнями. Я обернулся и еще раз посмотрел на площадку среди скал, которая на данный момент была на большом растоянии внизу. Начался прилив. В двадцати метрах под нами волны приближались к рисунку, что начертила на песке Мама Чиа. Я заморгал и взглянуть на него внимательнее. Мне показалось, что в том месте, где раньше было изображение человека в круге, на данный момент видны три фигурки: одна маленькая, как дитя; вторая громадная и квадратная; третья — большой овал. В это мгновение песок лизнула новая волна, и он стал совсем чистым.
Подниматься было тяжелее, чем спускаться. Мама Чиа очевидно была в хорошем настроении, но я был мрачен. Мы оба молчали. Смеркалось, я шел за ней по темнеющей тропке, а передо мной проносились образы моего видения.
В то время, когда мы достигли полянки, в тёмном небе уже сиял полумесяц. Мама Чиа захотела мне хорошей ночи и, не останавливаясь, отправилась дальше.
Я какое-то время постоял рядом с хижиной, слушая пение цикад. Теплый ночной ветерок, казалось, пронизывал меня полностью. Лишь войдя в дом, я внезапно почувствовал, что смертельно устал. Я смутно не забываю, как побрел в ванную, а позже упал в постель. Еще секунду назад я все еще слышал цикад, но тут нужно мной опустилась тишина. Во сне я искал собственный Высшее Я, но меня окружала только пустота
Глава 8
ГЛАЗА ШАМАНА
Великий преподаватель ни при каких обстоятельствах не пробует растолковать собственные видения.
Он просто приглашает ученика подойти поближе
и заметить все собственными глазами.
Р. Инман
Еще не совсем проснувшись, я открыл глаза и заметил Маму Чиа, стоящую рядом с моей кроватью. Вначале я поразмыслил, что все еще дремлю, но скоро пришел в себя, в то время, когда она крикнула:
—А ну поднимайся!
Я быстро встал с постели так быстро, что чуть не упал.
— на данный момент… одну минутку… — лепетал я, покачиваясь и давая слово себе, что в следующий раз проснусь до ее прихода. Я поплелся в ванную, надел шорты и вышел наружу, под брызги утреннего дождя.
Хорошенько промокнув, я возвратился в хижину и забрал в руки полотенце.
— Уже, возможно, полдень?
— Всего начало одиннадцатого, — ответила она,
— Боже! Я…
— В четверг, — оборвала она меня, — ты пролежал на холоде тридцать шесть часов.
Я выронил полотенце и опустился в постель.
— Практически два дня?
— Что тебя так расстроило? Пропустил какое-то свидание? — задала вопрос она.
— Да нет, не думаю. — Я внимательно наблюдал на нее. — Неужто это правда?
— Ну, по крайней мере, свидание было не со мной. Кстати, на Гавайях свидания по большому счету не приняты. Люди с континента пробовали принести с собой обязательность, но внедрить тут эту привычку выяснилось так же неосуществимым, как реализовать говядину вегетарианцам. Как себя ощущаешь?
— Хорошо, —сообщил я, вытирая волосы. —За исключением того, что все еще не осознаю, чем буду тут заниматься и как вы станете мне помогать. Вы планируете оказать помощь мне заметить мое Высшее Я?
— Оно постоянно остаётся видимым, — улыбнулась она и протянула мне рубаху.
— Мама Чиа, — сообщил я, натягивая рубаху, — все это, что я видел тогда, на пляже, — вы меня что, загипнотизировали?
— Не совсем. То, что ты видел, пришло из Внутреннего Архива.
— А что это такое?
— Тяжело обрисовать. Можешь именовать это «общим бессознательным» либо «ежедневником Духа». В нем сохраняются записи обо всем.
— Обо всем?
— Да, — подтвердила она, — обо всем.
— А вы можете… просматривать эти записи?
— Время от времени, но это зависит от многих вещей.
— Ну а как мне удалось прочесть их?
— Скажем, я переворачивала тебе страницы.
— Как мать, просматривающая вслух ребенку?
— Наподобие того.
Ливень закончился, и мы вышли наружу. Я последовал за ней, и мы разместились на бревне около сарайчика.
— Мама Чиа, — продолжил я, — мне бы хотелось поболтать о том, что начинает меня без шуток тревожить. Мне думается, что чем больше я обучаюсь, тем мне тяжелее и хуже. Осознаёте…
Она прервала меня:
— Заботься о том, что перед тобой прямо на данный момент, а будущее само о себе позаботится. В противном случае ты совершишь солидную часть судьбы, думая о том, какой ногой ступишь на перекресток, не смотря на то, что до него еще сотня метров.
— А что же по поводу подготовки и планирования к будущему?
— Планировать полезно, но не следует через чур привязываться к этим замыслам. Жизнь обожает устраивать сюрпризы. Иначе, изготовление серьёзны в любой момент, даже в том случае, если то, что планируется, никогда не произойдет.
— Как это? Она помолчала.
— Тут, на острове, живет мой ветхий приятель, Этот Фуджи-мото — ты с ним еще не виделся. Солидную часть судьбы он проработал садовником. Но его первой любовью была фотография. Я ни при каких обстоятельствах не видела человека, так увлеченного картинами на бумаге! Пара лет назад он готов был целыми днями разыскивать возможности для красивого снимка. Особенно ему нравились пейзажи: деревья редкой формы, разбивающиеся волны, через каковые просвечивает солнце, облака в призрачном свете луны, восходящее солнце. В то время, когда он не прогуливался с фотоаппаратом, он сидел в собственной затемненной комнатке и проявлял фотоснимки.
— Фуджи занимался фотографией практически тридцать лет, и к тому времени накопил чутьё и драгоценный опыт неповторимого кадра. Все негативы хранились в запирающемся сейфе в его кабинете. Большая часть фотографий он реализовывал на Оаху либо приятелям.
Шесть лет назад пожар стёр с лица земли все негативы, каковые он собирал все эти тридцать лет, все отпечатанные снимки и практически все его оборудование. Страховки у него не было, но основное — все плоды его долгого творчества мгновенно превратились в пепел, в невосполнимую утрату.
Фуджи оплакивал их не меньше, чем утрату ребенка. За три года до этого он в действительности утратил первого ребенка, и исходя из этого осознавал, что эти трагедии похожи и что в случае, если ему удалось пережить первую, то сейчас он сможет пройти через любые испытания.
Но также, он смог разглядеть громадную картину случившегося. В нем выросло осознание того, что в нем осталось что-то бесценное, то, что ни при каких обстоятельствах не сможет сгореть в огне: Фуд-жи обучился видеть жизнь с различных точек зрения. Ежедневно, просыпаясь, он замечал мир теней и света, содержания и форм — мир красоты, равновесия и гармонии.
В то время, когда он поделился со мной своим прозрением… Дэн, он был так радостен! Это было просветление, подобное тому, какое приходит к мастерам Дзэн. Они говорят своим ученикам, что все пути, каждая деятельность — работа, спорт, мастерство, ремесло — помогает для человека средством внутреннего развития. Все это — различные лодки, каковые оказывают помощь пересечь одну и ту же реку. Но в то время, когда ты перебрался через нее, тебе уже не нужна лодка, -г- Мама Чиа глубоко набралась воздуха и безмятежно улыбнулась мне.
— Мне бы хотелось познакомиться с Фуджимото.
— Познакомишься, — заверила она.
— Я только что отыскал в памяти одну вещь, которую когда-то сообщил мне Сократус: «Это не путь к тому, дабы стать мирным солдатом. Это путь мирного солдата. Солдатом человека делает само путешествие».
— Сократус постоянно умёл отыскать необходимые слова, — отозвалась она и снова набралась воздуха, В этом случае уже безрадостно. — Знаешь, когда-то я была влюблена в него.
— Вы? В то время, когда? И что?
—Ничего, — сообщила она. — Он был занят собственной обучением и подготовкой. Я также была занята. Не смотря на то, что он уважал меня и я ему также нравилась, мне думается, он не испытывал ко мне тех же эмоций. За исключением моего последнего мужа, Брэдфорда, немногие приятели маня обожали.
Эти слова показались мне через чур печальными и несправедливыми.
— Мама Чиа, — галантно сообщил я, — если бы я был чуток постарше, я бы обязательно начал за вами заботиться.
— Весьма мило с твоей стороны, — улыбнулась она.
— Да, я таковой, — засмеялся я. — Вы не могли бы еще поведать о том, как виделись с Сократусом, и по большому счету о собственной жизни?
Она мало поразмыслила, позже ответила:
— Возможно, в второй раз. на данный момент мне необходимо отправляться по делам. А тебе, думаю, стоит больше поразмыслить о том, чему ты обучился, перед тем как… — Она замолчала, но тут же продолжила: — Перед тем как мы перейдем к следующему уроку.
— Я готов.
Мама Чиа пара секунд разглядывала меня, но ничего не сообщила. Она открыла сумку и протянула мне горсть орехов макадамия.
— Увидимся на следующий день.
И она ушла.
Я вправду ощущал себя окрепшим, но Мама Чиа была права — я еще не достиг формы, нужной, дабы выдержать какое количество-нибудь жёсткие опробования. Остаток утра я провел в грёзах и мечтаниях — на бревне и наблюдал на деревья, окружающие мой новый дом на Молокаи. Во мне росло какое-то тревожное чувство, но у меня не было слов, каковые имели возможность бы его выразить и растолковать. Я был так занят раздумьями о нем, что не увидел вкуса хлеба, орехов и фруктов, которыми пообедал.
В то время, когда солнце коснулось вершин деревьев с противоположной стороны поляны, я понял, что это чувство одиночества. Это было необычно. Я всегда думал, что привык к одиночеству. Оно не покидало меня солидную часть учебы в колледже. Но на данный момент, по окончании прогулки по океану на доске, на протяжении которой я осознал, что могу уже ни при каких обстоятельствах не заметить людской лица, что-то во мне изменилось. И вот сейчас…
Мои думы были прерваны звонким «Привет!», раздавшимся откуда-то слева. Я поднял голову — подпрыгивая и пританцовывая, ко мне направлялась Сачи. Ее ровные тёмные волосы, кратко подстриженные, как и у Мамы Чиа, взлетали вверх и переливались при каждом легком перемещении. Перепрыгивая через бревна и камни, она подбежала ко мне и вынула маленькой пакет.
— Принесла еще хлеба. Сама испекла.
— Благодарю, Сачи. Ты весьма предусмотрительна.
— Вот уж нет! — возразила она. — Ни при каких обстоятельствах не стараюсь что-то заблаговременно продумать. Я по большому счету мало думаю. Как вы себя ощущаете?
— Намного лучше, в особенности сейчас, в то время, когда показалась ты. Мне было так одиноко, что я кроме того сам с собой начал говорить.
— У меня также такое не редкость, — сообщила она.
— Ну, сейчас, в то время, когда ты тут, мы оба можем посидеть и поболтать сами с собой. Постой! —засмеялся я. — Имеется мысль получше: посидеть и поболтать между собой.
Она улыбнулась моей неуклюжей шутке.
— Давайте. Желаете взглянуть на лягушачий пруд?
— Само собой разумеется.
— Это неподалеку. Отправимся. — Она уже быстро встала и побежала к лесу.
Приложив все возможные усилия стараясь не отставать от нее, я помчался следом. семь дней была метров на десять в первых рядах да и то оказалась, то исчезала среди деревьев. В то время, когда я догнал ее, она уже сидела на громадном камне и показывала рукой на несколько лягушек, одна из которых удостоила нас громким кваканьем.
—А ты не шутила, Сачи. Лягушки вправду потрясающие.
— Вон та — местная королева, — сообщила Сачи. —А этого громадного жаба кличут Ворчун, в силу того, что он все время удирает, в то время, когда я его желаю погладить, а позже со злобой квакает. — Сачи медлительно подкралась и схватила одну из лягушек. — Мой братик обожает их кормить, но я терпеть не могу жуков. Раньше они мне нравились, а на данный момент нет.
Стремительная, как лесная фея, она опять быстро встала и побежала назад, к хижине. Я без звучно простился с Ворчуном и отправился к поляне. Вслед раздалось громкое «Ква!». Я развернулся и успел заметить круги на воде, скрывшей под собственной поверхностью лягушку.
На поляне Сачи упражнялась в каких-то танцевальных перемещениях.
— Это мне Мама Чиа продемонстрировала. Она меня куче различных вещей учит.
— Не сомневаюсь, — улыбнулся я. Мне в голову пришла мысль. — Возможно, я также могу тебя чему-нибудь научить? Можешь делать «колесо»?
— Ну, самую малость, — сообщила она, вскинула руки вверх и шлепнулась на землю, задрав ноги. — Ой, я легко как те лягушки! — Она захихикала. — Вы мне продемонстрируете?
— Попытаюсь. Когда-то у меня это хорошо получалось, — сообщил я и сделал «колесо» на одной руке, перекатившись через бревно.
— Ух ты! — завопила потрясенная Сачи. — Вот это здорово! — Воодушевленная, она опять попыталась, но улучшения были малыми.
—Хорошо, показываю еще раз, —засмеялся я.
Остаток дня промелькнул скоро, как щелчок пальцами. Я абсолютно погрузился в собственный любимое занятие. И мне было весьма приятно, в то время, когда Сачи достаточно скоро показала весьма грациозное «колесо».
Я сорвал броский красный цветок, что отыскал недалеко, и в порыве эйфории прикрепил к волосам Сачи.
—Знаешь, у меня имеется дочка, она младше тебя, и я весьма по ней скучаю. Я так рад, что ты пришла посетить меня сейчас.
—Я также, — сообщила она. Потрогав цветок в собственных волосах, она одарила меня очаровательнейшей ухмылкой. — Пора идти. Благодарю за «колесо», Дэн! — Она поскакала вверх по тропе, развернулась и крикнула: — Не забудьте про хлеб!
Эта прекрасная ухмылка сделала мой сутки радостным.
Утром, в то время, когда показалась Мама Чиа, я уже готовься и нетерпеливо кидал камешки в ствол дерева.
— Желаете свежего хлеба? — задал вопрос я. — Я уже позавтракал, но если вы голодны…
— Нет, благодарю, — ответила она. — Нам необходимо поторопиться и успеть пройти пара километров, пока не стемнело.
— Куда мы идем? — спросил я, в то время, когда мы вышли из хижины и двинулись по тропе.
— В том направлении, — она продемонстрировала в сторону горной гряды тёмной лавы в центре острова, возвышающейся на пара сот метров над морем. Она сунула мне собственную сумку, увидев: — Ты уже достаточно силен, дабы с этим совладать.
Мы размеренно поднимались по извивающейся мокрой тропе, от которой отходило множество небольших тропинок. Мама Чиа решительно двигалась вперед и вверх. В джунглях стояла тишина, нарушаемая лишь редким криком птицы, звуком моих шагов и постукиванием посоха Мамы Чиа.
Как и на протяжении первой прогулки, она довольно часто останавливалась, дабы насладиться зрелищем яркой птички, необыкновенного дерева либо мелкого водопада.
Утро заканчивалось, и мое беспокойство продолжало расти, так что я заявил:
— Мама Чиа, Сократус как-то сообщил мне, что я на самом
деле чему-то обучался лишь тогда, в то время, когда был может сам сделать это.
Она остановилась, обернулась ко мне и сообщила с ударением на каждом слове:
— Я слышу и забываю, я вижу и не забываю, я делаю и осознаю.
— Возможно, — согласился я. — Я слышал и видел многое, но не довольно часто дробил это. Я кое-что знаю о целительстве, но я не могу лечить. Я слышал о Высшем Я, но как мне его ощутить?
Из меня наконец-то вырвалось то раздражение, которое я сдерживал в течение пяти лет.
— Я был мировым чемпионом по гимнастике. Я закончил университет в Калифорнии. У меня красивая маленькая дочь. Я забочусь о собственном здоровье, верно питаюсь и занимаюсь спортом. Я — доктор наук колледжа. Я постоянно делал то, чего от меня ожидали и потребовали. И по окончании всего этого, по окончании всех этих лет учебы у Сократуса, моя жизнь разваливается на куски!
Я был уверен, что знаю уже достаточно, что в случае, если я буду делать все верно, то жизнь станет несложнее и легче, я смогу ею руководить, но она делается все хуже и хуже — как словно что-то ускользает от меня и я не знаю, что это и как это удержать! Я как будто бы сошел с пути и заблудился в джунглях.
Я знаю, имеется люди, которым приходится значительно тяжелее, чем мне. Меня никто не мучает. Я не бедный, не голодающий и не угнетенный. Все, что я говорю, похоже на детские и жалобы слезы, но мне не стыдно в этом признаваться. Мама Чиа! Я всего лишь желаю, дабы это закончилось!
Я посмотрел ей в глаза и добавил:
— в один раз я сломал ногу. Мое бедро раскололось на сорок осколков. Я знаю, что такое боль. То, что я ощущаю на данный момент, — не меньшее страдание, осознаёте?
— Отлично осознаю, — сообщила она. — страдания и Боль — часть повседневной судьбе. Легко они принимают различные формы.
— Вы поможете мне отыскать то, что я ищу?
— Быть может, — ответила она, повернулась и продолжила идти вверх по тропе.
В то время, когда мы встали над джунглями, деревья стали встречаться реже. Мох, листья и трава провалились сквозь землю, обнажив красновато-бурую почву, превратившуюся в грязь по окончании стремительного и неистового тропического дождя. Я всегда поскальзывался. Мама Чиа, не обращая внимания на собственную хромоту, шагала с большой уверенностью. Я сделал вывод, что она уже позабыла о том, как я взорвался, но тут она заговорила:
— Дэн, ты когда-нибудь вспоминал о том, что один человек ни при каких обстоятельствах не имеет возможности выстроить дом? Пускай кроме того он весьма умный и весьма сильный, но в одиночку, без общих усилий архитекторов, подрядчиков, рабочих, производителей стройматериалов, грузчиков, водителей, сотен и химиков вторых людей, ни один человек не в состоянии выстроить строение. Никто сам по себе не умнее, чем все мы совместно.
— Но какая сообщение…
— Заберём, например, Сократуса, — продолжала она. — У него множество талантов — к тому же у него хватает мудрости, дабы не пробовать использовать все эти таланты в один момент. Он осознавал, что не имеет возможности сделать для тебя все — по крайней мере, не все сходу. Он осознавал, что не сможет накормить твою душу впрок. Он имел возможность учить тебя лишь тому, что тогда имели возможность услышать твои уши и имели возможность заметить твои глаза.
В то время, когда Сократус написал мне, он предотвратил, что ты склонен к повышенной самокритичности, что ты весьма легко возбуждаешься. И он высказал предположение, что я смогу оказать помощь тебе получить самообладание. — Она обернулась ко мне на ходу и улыбнулась. — Еще он заявил, что те зерна, каковые он посеял в сердце и твоём уме, дадут собственные всходы чуть позднее. на данный момент я рядом, дабы поливать эти ростки водой и оказать помощь им вырасти крепкими и сильными.
Твоя подготовка еще не сделала тебя идеальным, Дэн, но она уже принесла тебе огромную пользу. Ничто из того, что ты усвоил, не будет утрачено либо потеряно. Сократус сделал многое, и ты сам многого добился. Он помог тебе избавиться от самых вредных иллюзий и заметить громадную картину мира. Он дал тебе базы — пускай ты еще не можешь услышать, но, по крайней мере, ты желаешь слышать больше. Если бы он не подготовил тебя, вряд ли бы ты смог меня отыскать.
— Но не я вас отыскал — вы нашли меня!
— Не имеет значение, как необычными тебе показались события отечественной встречи. Я не верю, что это имело возможность бы произойти, если бы ты не готовься к ней. Так трудятся все подобные вещи. Я имела возможность не захотеть трудиться с тобой, ты имел возможность не захотеть прийти на ту вечеринку. Кто знает, что имело возможность бы случиться?
Мы встали уже достаточно высоко и ненадолго остановились, дабы насладиться видом, открывшимся с гор. До основания горного пика, к которому мы направлялись, осталось идти совсем недолго. Везде внизу, куда ни направлялся мой взгляд, простирались бескрайние зеленые кроны деревьев. Мне было жарко — мокрая воздух оседала на руках и на лбу тяжелым позже. Заботливо смахивая его с моих бровей, Мама Чиа увидела:
— в один раз я встретилась с человеком, что поднялся на самую вершину и добрался до самого Всевышнего. Он протянул руки к небесам и вскрикнул: «Наполни меня своим светом! Я готов! Я так продолжительно ожидал этого!» И Всевышний ответил ему, и сообщил: «Я постоянно наполнял тебя светом — но ты ни при каких обстоятельствах не имел возможности удержать его!»
Она положила руку мне на плечо и добавила:
— Все мы не можем абсолютно удержать данный свет, Дэн, и в каждом из нас имеется «дыры». В тебе, во мне, в Сократусе. Но это еще не обстоятельство для тревоги. не забывай, что до тех пор пока ты человек, ты — ученик. Тебе характерно спотыкаться, и это случается с каждым из нас. Все, что я могу, — это перевоплотить твой опыт в уроки, а твои уроки —в мудрость. Все, что я могу, — приободрить тебя, дабы ты доверился течению собственной судьбе.
Она замолчала и присела к желтому цветку, пробивающемуся через узкую щель в огромном валуне.
— Наша жизнь — как данный цветок. Мы такие хрупкие, и все-таки, в то время, когда мы встречаем на своем пути препятствие, мы способны пробиться через него. И мы всегда тянемся вверх, к Свету.
Я дотронулся до желтого лепестка.
— Но так как цветы растут так медлительно! Я опасаюсь, что мне просто не хватит времени. Мне хочется делать что-то прямо на данный момент.
Ее мягкая ухмылка помогла мне совладать с снова появлявшимся раздражением.
— Цветы растут в своем темпе. Это вправду непросто — видеть, что отечественный путь складывается из одних поворотов, обнаруживать, что время от времени он исчезает, знать, что впереди еще продолжительный и тяжёлый подъем. Ты желаешь перейти к действиям еще перед тем, как готов функционировать. Но сперва тебе необходимо получить познание.
— Познание без действия безтолку!
— А воздействие без понимания — страшно. Так как если ты действуешь, перед тем как осознаёшь, что происходит, ты кроме того не знаешь, что именно делаешь! Так что расслабься, — дала совет она, делая ясный глубочайший вдох. — Ненужно спешить. Спешить легко некуда. У тебя достаточно времени, дабы совершить все, что ты захочешь.
— В данной жизни?
— Либо в следующей.
— И все-таки мне хочется начать мало раньше! — с жаром заявил я. — У меня в болит — это сообщения моего Базисного Я. И оно совсем не говорит мне: «Брось и расслабься, отправься поваляйся на пляже». Нет, оно твердит: «Имеется что-то, что необходимо сделать». И это что-то связано с моим Высшим Я.
— Ну по какой причине ты так волнуешься о собственном Высшем Я? Разве на данный момент у тебя слишком мало дел и развлечений?
Не поддаваясь ее попыткам подбодрить меня, я все глубже погружался в самокритику. Как я могу грезить о связи со своим Высшим Я, в случае, если я еще не может сохранять самообладание, сдерживать собственный нетерпение, двигаться с допустимой скоростью либо расслабиться в транспортной пробке? Либо, к примеру, сохранить собственный брак.
Мама Чиа снова постаралась извлечь меня из мрака сомнений:
— Ты вправду через чур требователен к себе, Дэн Миллмэн! Я вижу все твои мысли на твоем лице. Ты вычисляешь, что у тебя значительные неприятности, но так ли уж они важны?
Я на своем опыте убедилась, что именно тогда, в то время, когда жизнь думается невыносимо сложной и скверной, человек в действительности готовится к очередному прыжку. Конкретно тогда, в то время, когда он не видит, куда ему двигаться дальше, в то время, когда он застывает на месте. Кроме того если он отходит назад, это довольно часто свидетельствует, что он освобождает место для разбега перед громадным прыжком.
— Вы вправду так думаете?
— Принципиально важно не то, что думаю я. взглянуть на собственную жизнь на данный момент. Оцени ее с позиции собственного Базисного Я. Вот оно знает — и оно мне уже обо всем поведало. Ты подготавливаешься сделать Скачок. Возможно, не сейчас и не на следующий день, но достаточно не так долго осталось ждать. И совершенно верно так же, как Сократус подготовил тебя для меня, я подготовлю тебя к следующему шагу.
— Все это звучит так легко…
— Это не просто и не легко, но это неизбежно случится, непременно. Ты все еще сосредоточен на собственной трагедии и не можешь заметить ничего, не считая нее. Как комар, сидящий на экране телевизора, —добавила она, —ты видишь лишь множество отдельных светящихся точек, но не может видеть всю картину в целом. У каждого из нас собственная роль. В то время, когда придет время, ты определишь о собственном предопределении. Быть может, тебе предстоит определить это в пустыне.
Перед тем как я успел задать вопрос, что она имеет в виду, Мама Чиа продолжила:
— Путь мирного солдата начинается с единения трех Я. Твоя голова встанет к тучам лишь тогда, в то время, когда ноги будут прочно упираться в почву.
Нам предстоит громадная работа, тебе и мне, — сообщила она подводя итог. — И подготавливаться мы будем так, как поднимались ко мне, в горы, — ход за шагом.
Она повернулась и продолжила путь наверх. Я почувствовал себя лучше, настроение встало, не смотря на то, что мое напряженное тело уже начало уставать. Но хромая Мама Чиа неутомимо поднималась все выше и выше.
— Куда мы все-таки идем? — задыхаясь, задал вопрос я.
— На вершину.
— А что будет, в то время, когда мы в том направлении доберемся?
— Определишь, в то время, когда придем, — ответила она, не замедляя шага.
Не так долго осталось ждать тропа стала весьма крутой, похожей на нескончаемую лестницу в небо. Я уже ощущал разреженность воздуха, и мое дыхание становилось все тяжелее с каждым шагом. Мы приближались к вершине пика Камакау, возвышающегося на полтора километра над океаном.
Два часа спустя, с наступлением сумерек, мы достигли цели и ступили на ровную площадку вершины. Взмахом руки Мама Чиа очертила немыслимую панораму острова Молокаи. У меня захватило дух. Медлительно поворачиваясь на месте, я с восхищением наблюдал на буйный зеленый ковер джунглей, что был со всех сторон окружен бескрайним океаном. Горизонт переливался самыми фантастическими оттенками — заходящее солнце окрашивало далекие тучи красными, фиолетовыми, оранжевыми и розовыми красками.
— Пришли, — облегченно набрался воздуха я.
— Да, пришли, — эхом отозвалась Мама Чиа, внимательно смотрящая на тонущее в океане солнце.
— И что сейчас?
— Необходимо собрать хворост. Нам предстоит провести здесь ночь, исходя из этого пригодится костер. Завтракам необходимо будет идти дальше, вон в том направлении. — Она продемонстрировала в сторону восточной оконечности острова.
Мама Чиа привела меня к маленькому водопаду, где мы напились искрящейся воды с привкусом минеральных солей. Рядом была гор, образующая естественный карниз, под которым мы имели возможность укрыться при неожиданного дождя. Я с наслаждением скинул с плеча сумку Мамы Чиа и почувствовал себя легче воздуха. Мои ноги подкашивались, и я уже знал, что на следующий день утром они будут болеть.
Меня совсем поражало, что эта пожилая дама, которая была значительно старше и, пожалуй, тяжелее меня, смогла выдержать таковой тяжёлый путь. Меня бы не поразило, если бы она настойчиво попросила, дабы мы шли всю ночь.
Мы разожгли большой костер, раскалили в нем пара камней, а позже поджарили на них завернутый в фольгу ямс. Вместе с сырыми овощами, данный ямс показался мне самой восхитительной на вкус пищей, которую я пробовал когда-либо в собственной жизни.
Из толстых рулонов мха мы соорудили постели и перед сном подбросили в костер пара громадных веток — не столько для тепла, сколько для приятного потрескивания и света.
В то время, когда мы легли, я негромко сообщил:
— Мама Чиа, наверное, плавание на доске по океану напугало меня значительно больше, чем мне самому казалось. По крайней мере, с того времени я довольно много думаю о смерти и жизни. Намедни, засыпая, я заметил лицо одного приятеля из Оберлина, что сравнительно не так давно погиб. Он был молод и полон сил, а позже внезапно заболел, и доктора заявили, что это смертельная заболевание. Он довольно много молился. И все-таки погиб.
Мама Чиа набралась воздуха.
— На отечественные молитвы постоянно отвечают. Легко время от времени Всевышний говорит: «Нет».
— А по какой причине он так говорит?
— По какой причине родители, каковые обожают собственного ребенка, говорят ему: «Нет»? В силу того, что дети довольно часто желают того, что не идет им на пользу. Люди обращаются к Всевышнему, в то время, когда начинают разрушаться все основания их жизни, —и выявляют, что именно Всевышний и раскачивает эти основания. Сознательный ум не всегда способен осознать, что идет нам во благо. Вера представляет собой самое основное во Вселенной — уверенность в том, что все происходит для отечественного высшего блага. И я в это верю.
— Вы думаете, что так и имеется?
— Я не знаю этого точно, но я выбрала верить в это, в силу того, что, в то время, когда я в это верю и действую в соответствии с данной верой, моя жизнь делается лучше. Я ни при каких обстоятельствах не ощущаю себя жертвой событий. Мое отношение к ним постоянно остаётся жёстким и хорошим. Я разглядываю трудности судьбы как «духовные нагрузки» — возможность развить и усилить собственный Дух.
— Мои физические страдания, какими бы больными они ни были, постоянно приносили с собой дар, не смотря на то, что в тот момент я не всегда понимала их значение, — продолжила она. — Для меня бесплатно становилось глубокое сострадание. Для кого-то другого данный дар вероятно значит внимательность к собственному телу, стимул к тренировкам, свободное выражение собственных эмоций вместо их подавления, а возможно — верное питание, расслабление либо раскованность.
Боль либо неудобство в большинстве случаев встряхивают нас, завлекают отечественное внимание к незамеченной проблеме.
— У меня так и получается, — сообщил я, глядя на пламя костра.
— Да, но я не рекомендую применять это как главный способ, — добавила она с лукавой ухмылкой. — Не смотря на то, что боль вправду заставляет нас обратить внимание на самих себя, но в большинстве случаев это самое последнее средство Базисного Я. Такие неотёсанные сообщения начинаются лишь тогда, в то время, когда мягкие — сновидения и интуитивные ощущения — игнорируются.
— Базисное Я похоже на детей, которых довольно часто обижают. По собственной природе оно легко привязывается и еле отвыкает . Но в то время, когда его терпение заканчивается — оно вправду заканчивается.
Мне в голову пришел еще один вопрос:
— Раз Базисное Я несёт ответственность за тело, то оно способно вылечить любую заболевание, так?
— При определенных событиях, в то время, когда это согласуется с судьбой личности, — да.