В то время, когда миноносец в третий раз забирал последних людей на пристани, светло были видны лица подбегавших коммунистов, и пули уже непрерывно щелкались по миноносцу.
XVIII.
С ружьями в руках и со всеми собственными пулеметами высадился в Крыму только Добровольческий корпус. Он кроме того привез пара пушек. Донцы приехали невооружёнными.
Добровольческий корпус имел возможность бы сохранить всю собственную артиллерию, коней и обозы, если бы начал собственный отход от Харькова прямо на Крым, как предлагал Деникину генерал Врангель, но тогда казаки обвинили бы добровольцев, что они покинули их в самую грозную 60 секунд.
Добровольческий корпус имел возможность бы силою пробиться через Грузию и интернироваться в Турции, но об этом не могло быть и речи, раз оставался клочок русской почвы, где еще дрались за национальное знамя. Крым защищал генерал какое количество со своим пятитысячным корпусом.
В Крыму потрясенные армии были поставлены на отдых. Для штаба генерала Кутепова был назначен город Симферополь, Ставка расположилась в Феодосии.
Практически сразу после приезда А. П. в Крым генерал Слащев попросил А. П. приехать к нему на фронт, для чего отправил вагон с паровозом. А. П. отправился.
Слащев, одетый в фантастическую форму, им самим придуманную, с блеском в глазах от кокаина, стал пространно раcсказывать, что в армиях его корпуса неспециализированное недовольство Главнокомом. Такое же настроение во всем населении Крыма, в духовенстве, во флоте а также, словно бы бы, среди чинов Добровольческого корпуса. После этого Слащев заявил, что 23-го марта предположено собрать заседание из представителей духовенства, населения и флота для дискуссии создавшегося положения, и что, возможно, это заседание примет решение обратиться к генералу Деникину прося о сдаче им {112}руководства. В виду же того, что в Крым прибыль Кутепов, Слащев считает необходимым и его участие в этом заседании.
А.П. ответил кратко:
— В настроении Добровольческого корпуса вы ошибаетесь. Я лично принимать участие в каком-либо заседании без разрешения Главнокому не буду. Но, придаю значение всему, что вы мне сообщили, и срочно доложу об этом генералу Деникину.
А. П. поднялся и приказал везти себя в Феодосию.
— С тяжелым эмоцией, — говорил А. П. потом, — я ехал к Деникину. Вычислял своим долгом… Нужно было положить финиш всем интригам, заговорам и шептаньям по углам. Так как это развращало армию…
Генерал Деникин выслушал А. П., нисколько не удивился и лишь задал вопрос его о настроении Добровольческого корпуса.
А. П. ответил, что одна дивизия в полной мере прочная, в второй настроение удовлетворительное, в двух — неблагополучно. Войска, осуждая отечественные неудачи, в большинстве случаев обвиняют в них начальника штаба Главнокомандующего — генерала Романовского. Согласно точки зрения А. П., нужно было принять спешные меры против намеченного заседания и привести к всем старшим глав чтобы генерал Деникин имел возможность конкретно выслушать их доклады о настроении армий.
С предложением Кутепова Деникин не дал согласие. Он счел, что наступило время выполнить собственный ответ — отказаться от поста Главнокому.
Генерал Деникин срочно дал приказание собрать в Севастополе 21-го марта Армейский Совет под руководством генерала Драгомирова «для избрания преемника Главнокому Вооруженными силами Юга России».
Незадолго до собственного отъезда на Армейский Советь А. П. позвал к себе одного собственного офицера.
— Вы слышали, — обратился к нему А. П., — что Деникин решил уйти?
— Так совершенно верно, Ваше Превосходительство, — ответил офицер, — но я не знаю, как эти слухи верны.
— Генерал Деникин решил уйти бесповоротно, — продолжал А. П., — на должность Главнокому выдвигают генерала {113}Врангеля, а кое-какие начальники добровольческих частей говорили мне, что, если не удастся убедить Деникина поменять собственный ответ, то на этом посту предпочли бы видеть меня. Что вы на это сообщите?
— Ваш вопрос так неожидан… на данный момент мне в голову приходят такие мысли… У барона Врангеля зарубежная фамилия, к тому же с титулом, чуждым для русского уха. Коммунисты, само собой разумеется, применяют это в собственной пропаганде. Генерал Врангель энергичен, гениальный полководец, но, говорят, так честолюбив, что это мешает ему быть в любой момент беспристрастным. Думаю еще, в случае, если Главнокомом будет генерал Врангель, то армии, как Добровольческой, наступит финиш. Открыто говоря, я бы лично предпочел видеть вас на этом посту и, поверьте, не по причине того, что вы мой глава…
— Возможно, вы во многом и правы, — сообщил А. П., пара помолчав, — но я считаю, что Врангель гениальнее меня, и он лучше, чем я, справится с нашим тяжелым положением… Я буду настаивать на кандидатуре генерала Врангеля и сообщу об этом главам собственных частей.
Перед самым совещанием Армейского Совета генерал Кутепов устроил предварительное заседание старших глав Добровольческого корпуса. На этом совещании, не обращая внимания на все заявления А. П., что ответ Деникина бесповоротно, главы единодушно постановили просить генерала Деникина остаться во главе армии. Это распоряжение было оглашено на Армейском Совете.
Генерал Драгомиров отправил Деникину весточку, в которой подчеркивал, что «лишь представители флота указали преемником генерала Врангеля, а вся сухопутная армия просит о сохранении Вами командования»…
Деникин был непреклонен. Тогда Армейский Совет остановился на кандидатура Врангеля, и 22-го марта в Белой армии случилась смена руководства. Приказом по армии генерал Деникин назначил своим преемником генерала барона Врангеля.
XIX.
В то время, когда генерал Врангель уезжал из Константинополя на Армейский Совет, ему был вручен для передачи генералу Деникину {114}британский ультиматум.
Правительство Великобитании предлагало генералу Деникину прекратить «неравную и неисправимую борьбу» и давало слово собственный посредничество для переговоров с Советской властью, дабы добиться амнистии войскам юга и населению Крыма России. При отклонения этого предложения со стороны Деникина, Англия давала предупреждение, что она решительно прекратит собственную предстоящую помощь Белой армии.
На эту ноту генерал Врангель, приняв пост Главнокому, срочно отправил ответ, полный преимущества. Сейчас Белая армия в собственной борьбе с коммунистами оставалась безо всякой помощи извне, и Врангель думал, что положение в Крыму безнадёжно.
На обреченность борьбы с коммунистами Врангель показывал прямо. Он сказал — «я не вправе давать слово армии победу и готов испить с нею чашу унижения».
Обреченность борьбы учитывал ближайший ассистент Главнокому — генерал Шатилов, в то время, когда заявлял на Армейском Совета, что у соперника «из 100 шансов на победу имеется девяносто девять и девять в периоде».
Эту обреченность сознавали штабы при одном взоре на карту всего СССР и мелкого Крымского полуострова.
Чувство обреченности передалось и армиями.
Но в случае, если в армии уже не было веры в победу, то осталось сознание долга.
У Главнокому долг вождя — «не склонить знамени перед неприятелем» и «вывести флот и армию с честью из создавшегося тяжелого положения». (См. «Записки» Генерала П. Н. Врангеля: «Белое Дело». IV. государств. 915.).
У воина — долг часового на должности. Под защиту штыков армии бежали в Крым тысячи людей.
31-го марта, через девять дней по окончании смены власти в Крыму, красные повели наступление на Перекоп. Бой приняли не только войска генерала Слащева, но и корпус генерала Кутепова, и донцы. Красные войска, потерпели ожесточённый урон, по окончании чего они стали на фронте пассивны.
Началась кипучая работа Врангеля по приведению в порядок тыла и армии.
Армия была реорганизована. Она была сведена в четыре корпуса и взяла наименование «Русской». Добровольческий корпус стал 1-м военным, его начальником остался Кутепов.
{115}А. П. скоро подтянул собственные войска. Тяжелые неудачи не могли сломить упорство и волю к борьбе ветхих добровольцев.
Скоро войска 1-го корпуса были сосредоточены на Перекопском направлении. В последних числах Мая А. П. со штабом переехал в местечко Армянский Рынок, неподалеку от Перекопских упрочнений.
Жалкое местечко скучилось на перешейке среди мертвой солончаковой степи. Около домов ни дерева, ни кустика. В знойном разморенном воздухе пахло тучами и тлением носились мухи. Ежедневно заунывным дребезжащим звоном маленькая церковка встречала телеги с телами павших на Перекопском валу…
Утром 25-го мая вся Русская армия начала наступать. Корпус генерала Кутепова нападала на Перекоп основные силы XIII-ой Советской армии. Красные настойчиво сопротивлялись, в особенности латышские части. Через пара часов боя 1-ый корпус овладел всей укрепленной позицией красных.
Корпус генерала Слащева произвел высадку восточнее Арбатской Стрелки, овладел Мелитополем и бил по тылу отступающих красных.
Пять дней длились ожесточённые битвы. Красные были разгромлены. XIII-ая Советская армия утратила до 8.000 пленных, 30 орудий, два бронепоезда и огромные склады боевых припасов. Тяжелые потери понесли и белые, в особенности в командном составе.
XX.
В то время, когда Русская армия стала женой Перекоп и заняла Северную Таврию, красные стали усиленно подвозить собственные резервы.
В середине июня с Кавказа по железной дороге был переброшен на восточный участок фронта Русской армии конный корпус Жлобы в семь с половиной тысяч шашек на красивых конях.
Данный корпус вместе с приданными ему кавалерийскими и пехотными частями XIII-ой Советской армии начал теснить донцов и попадать в глубь размещения Русской армии.
Генерал Врангель дал директиву, в которой ключевая роль отводилась генералу Кутепову. Ему было приказано произвести {116}нужную перегруппировку собственных армий, охватить ими со всех сторон конницу Жлобы и утром 20-го июня нанести ей решительный удар.
Пехота должна была разгромить кавалерию.
Всю ночь части 1-го корпуса тихо двигались и накапливались, как грозовые облака. В заснувшей германской колонии был ярко освещен лишь один дом, где неумолчно стучали телеграфные аппараты, и по проволокам мчался к армиям повелительный ток.
Пропели третьи петухи. А. П. вышел из штаба. Аппараты смолкли. Наступило напряженное затишье. Ухо ловило любой звук. Вот заиграла в конце деревни пастушья свирель. На ее необходимый зов отозвалось весёлое мычанье. Послышался скрип ворот, стук калиток. Внезапно в глубине неба совершенно верно хлопнул громадный бич. Оборвалась свирель, шарахнулось стадо, дробными копытцами засеменили овцы. Удары бича все настойчивее гнали с неба предутренний сумрак. Наконец, брызнуло золотом июньское утро. Постоянный рокот встретил восходящее солнце.
Начальник штаба постучал в помещение А. П. и взволнованным голосом доложил:
— Ваше Превосходительство, бой начался!
— Замечательно, — послышался голос А. П., — прикажите разбудить меня часа через два.
А. П. был покоен за собственные войска.
— хладнокровие и Великую выдержку нужно иметь пехоте при отражении кавалерийских атак. Неудержимой лавой на распущенных поводьях марш маршем мчатся кони со взлохмаченными гривами. На них влитые наездники с пиками на перевес. С каждым мгновением близится грозный ритм. На одной стороне гул и порыв, на другой безмолвие и неподвижность. Палец лежит на спусковом крючке, глаз впивается в нарастающую цель, сердце обгоняет скок коней, но до команды никто не смет надавить на спасительный спуск.
в один раз, при атаке красной кавалерии на Дроздовцев, находился Кутепов. Он стоял рядом с Туркулом.
— Не пора ли открыть огонь? — не выдержал А. П.
— Ваше Превосходительство, тут я хозяин и я несу ответственность за бой, —сообщил Туркул, выждал еще пара мгновений и скомандовал :
— По кавалерии, батальон… пли!
{117}Спешащие кентавры с размаха совершенно верно ударились грудью о невидимую преграду.. Вздыбились, опрокинулись…
— Вы специально так разыграли данный бой в присутствии вашего командующего? — задал вопрос Кутепов Туркула.
— Никак нет, Ваше Превосходительство, мои Дроздовцы в большинстве случаев так вести войну с кавалерией.
Вечером, за ужином, генерал Кутепов провозгласил здравицу за генерала Туркула, отбившего в один бой сходу две атаки — атаку красной и атаку кавалерии собственного командующего…
Разгром Жлобы начали Корниловцы. Жлоба с пятью кавалерийскими бригадами ринулся на Корниловцев. Встретил металлическую стенке. За выдержанным огнем Корниловцев в красную кавалерию врезались броневики, на открытые позиции вынеслись пушки, наверху зареяла воздушная эскадрилья… Отовсюду хлестал металлической град.
Красная конница смешалась. Ринулась на Северо-Запад, их встретили: бронепоезда и пехота Слащева. Жлоба поскакал на Юг, наткнулся на Дроздовцев под командою генерала Витковского. Развернул прямо на Север и снова налетел на Дроздовцев. Кавалеристы помчались на Восток, их перехватили кавалерия и донцы генерала Морозова.
Красные кавалеристы бросали собственных взмыленных с запавшими боками коней и разбегались во все стороны.
Конница Жлобы была стёрта с лица земли. Вся артиллерия при, ней — 40 орудий, 200 пулеметов, 2000 коней и 3000 пленных были забраны белыми в этом бою.
Скоро перегруппировавшись, Русская армия повела по всему фронту наступление и в последующих двухдневных битвах захватила еще пара тысяч военнопленных, орудий и сотни 200 пулемётов. (См. «Записки» Генерала П. Н. Врангеля: «Белое Дело». IV. государств. 115.).
Русская армия делала собственный долг. Крым ликовал…
XXI.
Шесть с половиной месяцев продолжалась борьба Русской армии на равнинах Северной Таврии. Русская армия истекала кровью. Кое-какие полки иго корпуса были сведены в батальоны.
{118}Мобилизация в Северной Таврии и Крыму абсолютно исчерпала всех талантливых носить оружие. Единственным источником пополнения армий оставались военнопленные, но они понижали боеготовность армии.
Опять взгляд обращался на казачьи почвы, откуда приходили сведения о начавшихся восстаниях, и генерал Врангель решил произвести десант на Кубань силою до пяти сабель и тысяч штыков. 20 дней длилась Кубанская операция, но закончилась неуспехом. Десант было нужно вернуть в Крым.
Всего за четыре дня до начала Кубанской операции красные ожесточенными атаками приковали к фронту войска 1-го корпуса, а на фронте 2-го корпуса соперник под прикрытием огня артиллерии с правого берега Днепра, господствующего над песчаной равниной левого берега, навел понтонный мост недалеко от Каховки и переправился через Днепр. Все попытки 2-го корпуса выбить соперника из Каховского тет-де-пона были тщетны.
Коммунисты очень сильно укрепили Каховские позиции и перебросили ко мне лучшие собственные части с тяжелой и легкой артиллерией.
Создалась угроза всему левому флангу Русской армии. Соперник взял возможность накапливать в Каховке большие силы, которыми постоянно мог выйти в тыл белым армиям и отрезать их от Перекопа.
Врангель решил перебросить большие силы на правый берег Днепра и забрать Каховку с тыла.
К началу данной операции генерал Кутепов стал командующим 1-ой армией, генерал Драценко командующим 2-ой армией.
1-ая армия выполнила собственную задачу. Кутепов сосредоточил пара полков на острове Хортица, старой цитадели буйной Запорожской Сечи. Из этого Корниловцы и Марковцы ринулись в брод через Днепр. Коммунисты с большого ярко желтого берега открыли огонь.
Забулькали пули. По Днепру поплыли, извиваясь, алые струйки. В разлетающихся брызгах от мчащихся скачками людей заиграло радугой солнце. Высоты у красных были забраны с налета. Армия Кутепова начала развивать успех.
Одновременно с этим действия 2-ой армии отличались нерешительностью и вялостью. Генерал Врангель в собственных записках определенно показывает, что Драценко «действовал, как бы ощупью», и у него {119}не было «жёсткого управления командующего apмией». В следствии, не обращая внимания на целый начальный успех, вся заднепровская операция была сорвана. Угроза Каховского плацдарма осталась висеть над Русской армией. (См. «Записки» Генерала П. Н. Врангеля: «Белое Дело». IV. государств. 205.).
К этому времени поляки разгромили коммунистов, и между ними было заключено перемирие, кончившееся Рижским контрактом. Красное руководство взяло возможность кинуть все собственные силы на Врангеля.
Не считая, пехоты, перебрасываемой с Польского фронта по железным дорогам, к Днепру двигалась Конная армия Буденного силою в четыре кавалерийских дивизий и отдельной кавалерийской бригады. Буденный шел маленькими переходами и все время пополнялся людским и конским составом.
Ежедневно перехватывалось радио с донесением Буденного о месте его ночевки, и было очевидным, что к середине октября Буденный будет в Каховке.
На фронте увеличивались грозные события, а тыл был поглощен весёлым известием — Франция признала правительство Врангеля.
Граф де Мартель с французской миссией приехал в Севастополь вручать собственные верительные грамоты. Франция давала слово оказать Белой армии «нравственную помощь» и «матерьяльную помощь».
На банкете граф де Мартель поднял бокал «в честь славных солдат и их блестящего вождя, за окончательное освобождение великой и дружественной нам России».
Ярко освещенный зал, убранный цветами, полный штатскими и военными, оживленно гудел. Все доходили к Врангелю и наперерыв поздравляли его с дипломатической победой.
— Ну, вот мы и вышли на громадную дорогу, — приветствовал Врангеля один генерал. (См. «Записки» Генерала П. Н. Врангеля: «Белое Дело». IV. государств. 213.).
Через пара дней затем раута вся Русская армия вышла на судах в открытое море.
Уже за рубежом генерал Кутепов высказал таковой собственный взор на обстоятельства падения Крыма с чисто военной точки зрения. Кутепов сказал:
— Кубанская операция была несвоевременна. Она оттянула у нас пять тысяч штыков в тот самый момент, в то время, когда коммунисты повели наступление по всему отечественному фронту. Пяти тысяч для десанта было мало, но их было бы достаточно, дабы соперник не овладел Каховкой.
{120}— Неудачным я считаю разделение Русской армии на две армии перед самой Заднепровской операцией. Руководство армиями при данной операции должно было бы пребывать в одних руках. У нас к Крыму было по существу сабель и штыков всего на один корпус армейского времени, а им руководили — главноком, два командующих и четыре комкорп.
— По окончании Заднепровской операции, в то время, когда совсем выяснилась полная невозможность овладеть Каховским плацдармом красных, в также время было получено известие о начавшихся мирных переговорах поляков с коммунистами, я предлагал генералу Врангелю начать отводить армию из Северной Таврии за Перекоп. Отход был бы без давления на фронте, армии шли бы тихо, с музыкой. За время отхода возможно было бы из Таврии вывезти в Крым все отечественные хлебные запасы. Дух в армиях не был бы потерян. На Перекопе войска сами укрепили бы собственные позиции, и мы смело имели возможность бы отсидеться в Крыму всю зиму. Как позже обернулось бы дело, тяжело сообщить, но в тот год в РФ разразился ужасный голод, в Тамбовской губернии поднял восстание Антонов, в Кронштадте загремели выстрелы матросов.
— Врангель не согласился с моим замыслом, поскольку думал, что очищение нами Северной Таврии имело возможность бы неблагоприятно оказать влияние на отечественные переговоры с Францией…
Трагедия в Крыму разразилась мгновенно.
Красные в середине октября по всему фронту начали атаку шестью армиями. Собственный основной удар Красное руководство решило нанести из Каховского плацдарма, куда уже втянулась VI-ая ая и Советская 1-армия Конная армия Буденного. VI-ая армия совместно со 2-ой Конной должны были наступать на Перекоп, а Буденный получил приказ выйти в тыл главным силам Кутепова и отрезать их от Чонгарского полуострова — второго перешейка, связывающего Северную Таврию с Крымом. В один момент с Востока и Севера должны были атаковать Русскую армию остальные Советские армии.
Общее число сабель и штыков в Красной армии было раза в три больше, чем в Белой.
VI-ая Советская армия скоро оттеснила 2-ой корпус за Перекопский вал, а конная армия Буденного пересекла целый тыл генерала Кутепова и отрезала его войска от Крыма. Оба выхода из Таврии в Крым войска СССР закупорили.
{121}А. П. из штабного поезда помчался на автомобиле к своим армиям.
Начались сильные морозы. На походе под ногами звенела почва. По полям стлался густой туман. Воздушная разведка еле определяла размещение соперника. Сообщение 1-ой армии со 2-ой армией и со Ставкой была прервана. Армия Кутепова медлительно отходила на Крым к Чонгарскому полуострову. А. П. на автомобиле, переезжал из одной дивизии в другую, и в его присутствии разыгрывались битвы.
Напор красных с Севера сдерживали Корниловцы, на юге удачно вести войну Дроздовцы. Генерал Туркул разбил Особенную бригаду конницы Буденного и захватил оркестр и конвой Буденного. Сам Буденный еле спасся. Он соскочил со собственного жеребца и умчал на автомобиле.
Одновременно с этим пешая 3-ья донская дивизия совместно с 7-ой пехотной дивизией неожиданным ударом с Востока, обрушилась на Буденного. Красных захватили неожиданно, их кони находились по дворам расседланными. Коннице Буденного еле удалось прорваться через пехоту. Стереть с лица земли ее не удалось.
Русская армия взяла возможность втягиваться в Крым.
Под прикрытием 1-ой армии втянулась на Чонгарский полуостров 2-ая армия, а позже уже начала отходить армия Кутепова.
Туркул со собственными Дроздовцами огрызнулся в последний раз. Дроздовцы ринулись в наступление, разбили красных и захватили около двух тысяч красноармейцев. Дроздовцев никто не поддержал.
Русская армия отошла в Крым Она понесла огромные утраты убитыми, ранеными, обмороженными, военнопленными. В руках красных осталось пять бронепоездов, интендантские склады и около двух миллионов пудов хлеба лишь в одном Мелитополе.
Русская армия утратила 18 орудий, за то сама забрала у красных 15 орудий.
Не обращая внимания на успешное отступление Русской армии, армии утратили сердце. Подавляла полная безысходность борьбы. У красных были неистощимые резервы. На место разбитых армий в тот же миг оказались новые. Никакие победы не приближали желанного финиша.
В Крыму, по приказу Врангеля, армии начали перегруппировку и понемногу занимали указанные позиции. В приготовленных окопах не было блиндажей, укрытий, землянок.
{122}Морозы крепчали. Сиваш покрылся льдом, линия обороны нежданно удлинилась. Воины на позициях кутались в тряпье, запихивали под рубаху солому. Число обмороженных росло.
Красные вели яростные атаки и громили Перекоп артиллерией. По замершему Сивашу они обошли Перекопский вал…
Генерал Кутепов доложил Главнокому всю тяжелую обстановку на фронте. Врангель осознал, что наступила решительная 60 секунд. Он приказал, как возможно продолжительнее удерживать последние укрепленные позиции в Крыму, дабы победить пара дней для армии и эвакуации окончательной подготовки населения.
Целый замысел эвакуации был заблаговременно шепетильно создан, но количество гражданского населения, стремившегося выехать из Крыма, опрокидывало все предварительные расчеты.
Адмирал Кедров напряг всю собственную энергию, и ко дню эвакуации готовься все суда, могущие держаться на воде.
Началась погрузка больниц, тыловых учреждений, населения. 29-го октября Врангель приказал армиям оторваться от соперника и, под прикрытием кавалерии, каждой части стремительными маршами идти в назначенный ей приморский город.
Армия начала отходить в полном поряди.
30-го октября в Севастополь приехал А. П., за ним доходили его войска.
До поздней ночи А. П. объезжал предместья и окраины Севастополя. Были лишь отдельные попытки грабежей.
На другой сутки войска А. П. стали грузиться на суда. заставы и юнкерские училища от частей генерала Кутепова закрывали посадку армий.
Наконец, стали сниматься последние заставы. училища и Рота шла на пристань со ветхой песнью Студенческого батальона:
«Вспоили вы нас и вскормили
Отчизны родные поля»…
Юнкера погрузились. Главноком отбыл на крейсер «Корнилов». На берегу остался большой генерал с седыми усами — начальник Севастопольской крепости — генерал Стогов.
Он низко поклонился родной почва, перекрестился и со слезами на глазах последним сошел с берега.
{123}Немногословной сосредоточенной толпой провожало население отплывавшую армию. На набережной стояло довольно много портовых рабочих. Но в их глазах не было ни блеска торжества, ни неприязни. Они видели, что от России отрывается живой кусок ее тела.
Генерал Врангель с адмиралом Кедровым объезжал на катере суда. С каждого корабля им мчалось навстречу восторженное ура.
Армия была выведена «с честью».
166 судов, нагруженных 135-ью тысячами людей, отплыли от родных берегов. Палубы, проходы, мостики, трюмы были забиты людьми.
В угольном трюме одного парохода, тесно прижавшись друг к другу, сидели офицеры, воины. Кое-где мерцали огарки свечей.
Жутко и мрачно было у всех на душе.
На лестнице, ведущей в трюм, показался старенький полковой священник. На войне он обходил поля сражений, утешал и напутствовал умирающих. Могилы павших он обкладывал зеленым дерном и прибивал к белому кресту жестяную дощечку, на которой его рукою было любовно выведено: Солдату благочестивому, кровию и честию на поле бранном венчанному.
Данный батюшка стоял сейчас на лестнице, и его седая голова четко выделялась на чёрном небе с мерцающими звездами. Он трижды осенил крестом сгрудившихся во тьме людей и заговорил прерывистым голосом:
—Белые солдаты, я ваш духовный пастырь и пришел уменьшить вашу скорбь… Вы сражались за Святую Русь, но пути Господни неисповедимы. Сейчас мы плывем в открытое море а также не знаем, к каким берегам мы пристанем. Мы покинули родную почву… Многие из нас уже ни при каких обстоятельствах не заметят собственных милых, родных и близких… Многим из нас и не суждено будет ступить на собственную родную почву и неизвестно, где мы сложим собственные кости… Мы, как листья, оторванные бурей от родных ветвей и злобно гонимые ветром… Но пускай любой сохраняет надежду на милосердие Божие. Пускай любой своим духовным взглядом обращается ко Господу, и пускай первая отечественная молитва будет в любой момент о отечественной отчизне… отчизне несчастной, отчизне измученной, отчизне поруганной. Да вернёт ее Господь Всевышний, и да воссияет она яркой правдой…
{124}
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Не плачь о нас. Святая Русь,
Не нужно слезь, не нужно!
Молись за павших и живых:
Молитвы нам приз.
Из галлиполийской песни.
I.
Огромным табором на судах раскинулась Русская армия перед Царьградом. Но приплыли не завоеватели, осадившие город с моря, а разбитая, вытесненные из родных пределов, измученные армии.
В Царьград торжествовали победители, союзники России по Великой войне, а Русская армия, как бедная родственница, протягивала к ним руку за подаянием. На судах трепались воды бедствий — и сигналы хлеба.
Франция великодушно заявила, что она берет Русскую армию под собственный покровительство, и на русских судах, забранных Францией со всеми на них нагруженными товарами под залог собственной помощи, взвились ее трехцветные знамёна.
По интернациональным правилам армия, отошедшая на чужую почву, обязана разоружиться. Войска России это осознавали, но национальная гордость тяжело мирилась с таким требованием, предъявленным собственными союзниками. Так как и Сербская армия была сравнительно не так давно лишена отечества, но без унижения высажена на чужую территорию…
Для Русской армии сдать собственный оружие означало сходу обратиться в беженскую пыль. Острее всех почувствовал это генерал Кутепов н он отдал приказ, в котором настойчиво попросил от своих армий собрать все оружие и хранить его под караулом, а каждой дивизии организовать батальон из 600 человек, вооруженных ружьями, с пулеметной командой в 60 пулеметов.
Войска генерала Кутепова собственный оружие сохранили.
Довольно много дней стояла Русская армия перед Царьградом. Как марево в Кубанских степях, манил к себе город со стройными минаретами за зеркальным Босфором и, как марево, Царьград был {125}недосягаем. Армиям генерала Кутепова было приказано высадиться в Галлиполи. Сейчас эти армии были опять сведены в один корпус, во главе которого Врангель покинул Кутепова, произведенного за боевые отличия в Крыму в генерал пехоты.
В холодное ноябрьское утро к серым развалинам города Галлиполи подплыли суда с обломками Русской армии. Кутепов первым высадился на берег. Ему подвели коня. А. П. в сопровождении французского майора отправился осматривать место, предназначенное для русского лагеря.
В семи верстах от города майор широким жестом обвел обнажённое поле у подножья покрытой кустарником горы и сообщил:
— Вот место для лагеря.
— И это все? — нечайно вырвалось у А П. Майор без звучно наклонил голову.
Началась разгрузка пароходов. Из собственных трюмов они изрыгали тысячи нечистых, голодных людей. В зимнюю стужу, под холодным дождем, армии размешались около мола на серых ослизлых камнях…
Сбылись вещие слова турецкого поэта — пророка Намык-Кемаль-бея, чья могила в Галлиполи почитается священной: