Шри Бхагаван весьма редко умышленно применял сверхъестественные силы. Помимо этого, если он это делал, то так же скрытно, как и собственный посвящение, и упадешу.Сейчас среди служителей был один домовладелец, Раджагопал Айяр. У него имелся сын, которого он назвал Раманой, приятный кроха, привыкший каждый день бегать к Шри Бхагавану и падать ниц перед ним. в один раз вечером, по окончании того как почитатели разошлись на ночь, ребенка укусила змея. Раджагопал Айяр поднял его и побежал прямо в Холл. Но ребенок уже посинел и задыхался. Шри Бхагаван совершил над ним руками и сообщил: «Ты здоров, Рамана». И мальчик поправился. Раджагопал Айяр поведал о произошедшем нескольким почитателям, но об этом говорили мало.
Не смотря на то, что просьба о благодеяниях и доверие Шри Бхагавану — защита преданного и его благополучие — незаметно переходили приятель в приятеля, но различие между ними должно быть сделано. Последнее он, само собой разумеется, одобрял. Кто бы ни скинул на него бремя забот о собственном благополучии, Махарши принимал его. В направленном Аруначале гимне «Гирлянда супружеских посланий» он писал, изображая отношение ученика к Гуру: «Не Ты ли позвал меня войти? Я вошел, и мое содержание сейчас — Твоя ноша». в один раз, отвечая на просьбу преданного, Шри Бхагаван выбрал сорок два стиха из Бхагавад-Гиты и расположил их в определенной последовательности, дабы выразить собственный учение *. Среди них был и следующий стих:
Я усиливаю и защищаю благополучие тех,
кто, медитируя на Мне,
Почитает Меня одного, в любой момент пребывая
в настрое преданности.
На духовном Пути смогут быть периоды слабости и жестокие испытания веры, но преданный, что уверовал в Шри Бхагавана, постоянно находится под его присмотром.
Глава 16
Написанное
Полное собрание произведений Шри Бхагавана весьма мало по количеству, а также в нем практически все работы написаны, дабы удовлетворить определенные потребности преданных. Дэвараджа Мудальяр записывает в ежедневнике, как Шри Бхагаван сказал на эту тему с одним из визитёров, поэтом.
«Все это — лишь активность ума. Чем больше вы упражняете ум и чем больше преуспеваете в произведении стихов, тем меньший Мир вы имеете. В чем польза от обретения таких достижений, если вы не приобретаете внутреннего Мира? Но в случае, если сообщить такое пишущим людям, оно не привлечет их: они не смогут сохранять хладнокровие. Они должны писать стихи… Так или иначе, но мне ни при каких обстоятельствах не приходило в голову написать книгу либо придумывать стихи. Все мои поэмы были написаны по просьбе того либо другого человека в связи с каким-нибудь отдельным событием. Кроме того „Сорок стихов о Действительности”, поэма, на которую на данный момент существует такое множество комментариев, с которой имеется так много переводов, не планировалась как книга. Она содержит стихи, сочиненные в разное время и потом представленные в виде книги Муруганаром и другими. Единственные поэмы, что пришли ко мне спонтанно и вынудили меня, сами по себе, записать их без какого-либо еще побуждения сделать так, это „Одиннадцать строф Шри Аруначале” и „Восемь строф Шри Аруначале”. Вступительные слова „Одиннадцати строф” пришли ко мне в один раз утром, а также не смотря на то, что я пробовал избавиться от них, говоря: „Что я обязан делать с этими словами?”, они не уходили, пока я не сочинил стих, включавшее их; и все слова текли легко, без какого-либо упрочнения. Таким же методом вторая строфа была написана на другой день и остальные — в последующие дни, по одной ежедневно. Лишь одиннадцатая строфы и десятая были сочинены в одинаковый сутки».
Махарши описывал в характерной для него живой манере, как он сочинил «Восемь строф».
«На следующий сутки я собрался идти около Горы. Паланисвами шел за мной, и по окончании того как мы уже прошли некое расстояние, Айясами, по-видимому, отозвал его назад и дал ему карандаш и бумагу, говоря: „Вот уже пара дней как Свами каждый день придумывает по одному стихотворению. Он может с таким же успехом делать это и сейчас. Исходя из этого тебе лучше забрать карандаш и бумагу с собой”.
Я определил об этом, лишь в то время, когда увидел, что Паланисвами некое время не было со мной и он догнал меня позднее. В данный сутки, перед тем как возвратиться к Вирупакше, я написал шесть из восьми строф. Либо в тот вечер, либо на следующий сутки пришел Нарайяна Редди. В то время он жил в Веллоре, трудясь агентом «Компания и Зингер», и в большинстве случаев приходил иногда. Айясами и Палани поведали ему о стихах, и он сообщил: „Дайте их мне все сходу, и я сумею их напечатать”. К этому времени он уже издал пара книг. В то время, когда Нарайяна начал настаивать на взятии стихотворений, я дал ему сделать это и опубликовать первые одиннадцать в форме одной поэмы, а остальные, написанные иным стихотворным размером, в форме второй. Дабы собрать требуемое для второй поэмы количество стихов, я сходу сочинил еще две строфы, и он забрал с собой для публикации все девятнадцать строф».
Многие поэты придумывали в честь Шри Бхагавана стихи на разных языках. Самыми выдающимися среди них были Ганапати Шастри, писавший на санскрите, и Муруганар — на тамили. Не смотря на то, что в цитированном выше беседе Шри Бхагаван высказывался против писания стихов как растрачивания энергии, которая могла быть развёрнута вовнутрь для садханы,он слушал милостиво и показывал интерес, в то время, когда стихи распевались перед ним. О Шри Бхагаване были написаны кроме этого книги в прозе и статьи, и он, бывало, довольно часто просматривал их вслух и переводил, дабы все имели возможность осознать. Поражающей была необычайная безличность его интереса, искренняя, как у ребенка, наивность последнего.
О двух прозаических произведениях возможно определенно заявить, что они написаны Шри Бхагаваном. В течение первых лет судьбе в Вирупакше, в то время, когда Махарши еще сохранял молчание, он написал для Гамбирама Сешайяра наставления по разным вопросам. По окончании смерти Сешайяра они были приведены в порядок и размещены в форме книги называющиеся «Само-изучение». Подобным образом его ответы, данные в тот же период Шивапракашаму Пиллаю, были расширены и упорядочены в форме отдельного произведения «Кто я?» Другие прозаические произведения, опубликованные Ашрамом, написаны не Махарши. Они являются записями устных разъяснений, что Шри Бхагаван давал в ответ на вопросы, и исходя из этого все имеют форму диалога.
Его поэтические произведения распадаются на две группы: те, каковые высказывают, скорее, подход бхакти,другими словами дышат преданностью и любовью, и те, что являются более изложением учения. Первую группу составляют «Пять гимнов Шри Аруначале», все написанные во время нахождения в пещере Вирупакша. Элемент Преданности в них не подразумевает какого-либо отказа от адвайты,но совсем сплавлен с Знанием. Эти гимны отражают точку зрения стремящегося, либо преданного, кроме того не смотря на то, что тот, кто написал их, уже прочно установился в высочайшем Знании. Конкретно по данной причине они так мощно затрагивают сердце преданного.
Два гимна уже упоминались — «Восемь строф» и «Одиннадцать строф». В последнем Шри Бхагаван не только писал с позиции духовного практика, но и практически применял выражение: «Человек, не достигший Высочайшего Знания». Хотя ясного подтверждения, один из почитателей, А. Бозе, задал вопрос Махарши, по какой причине он так написал, написано ли это с позиций преданных и для них. И Шри Бхагаван дал согласие, что так оно и было.
Последний из «Пяти гимнов» Шри Бхагаван написал сперва на санскрите, а после этого перевел на тамили. Поразительна история его создания. Ганапати Шастри попросил Махарши написать стих на санскрите, и он, смеясь, ответил, что не знает баз санскритской грамматики либо каких-нибудь санскритских стихотворных размеров. Шастри растолковал один из санскритских поэтических размеров и умолял попытаться. В тот же вечер Шри Бхагаван сочинил пять безукоризненных строф на санскрите *.
Эти строфы являются в основном изложением учения, чем другие четыре гимна, и конспективно показывают три главных марги,либо Пути, к Реализации. Говоря о них позднее, Шри Бхагаван растолковал: «Третья строфа имеет дело с нюансом Сат (Бытие), четвертая — с Чит (Сознание) и пятая — с Анандой (Счастье). Джняни делается единым с Сат,либо Действительностью, подобно реке, влившейся в океан; йогин видит свет Чит, бхакта либо карма-йогин загружён в половодье Ананды».
Но самый трогательным и любимым из «Пяти гимнов» есть «Гирлянда 108 супружеских посланий Шри Аруначале», в большинстве случаев узнаваемая по ее припеву: «Аруначала-Шива». В первые годы судьбы Шри быстро в пещере Вирупакша Паланисвами и другие довольно часто ходили в город просить пищу для маленькой группы преданных, собравшихся около него. в один раз они попросили у Махарши песню преданности, дабы петь ее по дороге. Он ответил, что святые уже написали множество возвышенных песен, многими из которых пренебрегают, так что нет необходимости придумывать какую-то новую. Но они убеждали , и несколькими днями позднее Шри Бхагаван отправился в прадакшину около Горы, захватив с собой карандаш и бумагу, и, по дороге, сочинил сто восемь стихов.
Слезы экстаза струились по его лицу, в то время, когда он писал, время от времени ослепляя и лишая голоса. Эта поэма стала превосходным источником благочестивого воодушевления преданных. Все труды рвения (к Освобождению) и всё счастье осуществления отражены в ее пылком символизме. Совершенство Знания сочетается с экстазом преданности. И все же эта самая прочувствованная из его поэм была написана с позиций преданного, человека, что еще ищет. Она кроме этого имеет форму акростиха, потому что ее сто восемь стихов начинаются с последовательных букв тамильского алфавита. Однако никакая поэма не может быть более непринужденной. Кое-какие почитатели просили Шри Бхагавана дать толкование последовательности ее стихов, и он ответил: «Вы продумайте их до конца, и я сделаю то же. Я не думал, пока придумывал их. Я , в то время, когда они приходили».
Существует старая легенда, что компания риши,либо мудрецов, живущих со собственными семьями в лесу, практиковала кармы,другими словами ритуальные и повторение и благочестивые действия священных слогов, либо мантр.Этим они достигли сверхъестественных сил и сохраняли надежду в итоге взять высочайшее Освобождение. В этом, но, они заблуждались. Дабы привести их к осознанию неточности, Шива показался перед ними как бедный, сопровождаемый Вишну, что принял маску Мохини — красивые женщины. Все риши влюбились в Мохини, а их жены — в Шиву, и дело кончилось тем, что невозмутимость мудрецов была нарушена, а их силы начали убывать. Видя это, они сделали вывод, что Шива — неприятель, посредством волшебства привели к змеям, слона и тигра, которых и направили против него. Шива, но, змей себе на гирлянду и, убив слона и тигра, применял кожу тигра как набедренную повязку, а кожу слона как плед.
Затем риши,признавая его громадную силу, пали ниц перед ним и умоляли дать им упадешу,либо управление. Лишь тогда Шива растолковал, в чем состояла их неточность. Он учил, что воздействие не имеет возможности принести освобождение от действия, что карма — механизм, а не обстоятельство творения, и что нужно подниматься от действия к созерцанию.
почитатель и Поэт Муруганар изложил эту историю в стихах на тамили, но в то время, когда дошел до места, где Шива дает мудрецам наставление, то начал просить Бхагавана написать его. Так как Махарши был воплощенный Шива! Затем Бхагаван сочинил Упадeша Сaрам,либо «Наставление в тридцати стихах». Тут, начав с благочестивой и благородной деятельности, он растолковывает, что, при всей пользе благотворительности, словесное повторение мантр есть более действенным, причем безмолвное повторение более действенно, чем произнесение вслух, и вдобавок более действенно размышление. Шри Бхагаван перевел «Тридцать стихов» на санскрит, и данный санскритский текст рассматривается как священное Писание: при жизни Шри Бхагавана его каждый день пели перед ним вместе с Ведами и по сей день так же поют перед его надгробием.
Теория, которой учил Шри Бхагаван, самый исчерпывающим образом сформулирована в данной поэме и в Улладу Нaрпаду,либо «Сорок стихов о Действительности», вместе с ее «Дополнением» еще из сорока стихов.
«Сорок стихов о Действительности» переведены на многие языки, на эту работу написано множество комментариев. Она владеет всеобщностью и сжато выраженной мудростью, которая требует толкования *. И однако, как Шри Бхагаван увидел в беседе, цитированном выше, она не писалась как постоянная поэма, а стихи сочинялись иногда, в то время, когда появлялся предлог. Кое-какие из дополнительных сорока стихов были кроме того сочинены не самим Шри Бхагаваном, а отобраны им из вторых источников, потому что, в то время, когда соответствующий стих уже существовал где-нибудь, он не видел необходимости писать новый. Не обращая внимания на это, целое (восемьдесят стихов) есть самый законченным и глубоким возвещением его теории.
Не считая этих двух групп произведений имеется кроме этого и пара маленьких поэм. В них нет нехватки юмора. Одна из поэм содержит наставления для садханы,символически представленные в виде рецепта для изготовление поппадума,любимого южноиндийского кушанья. Мать Шри Бхагавана готовила его в один раз и попросила оказать помощь. Затем он спонтанно написал для нее данный символический рецепт.
Поэт Аввайяр в один раз написал жалобу на желудок: «Ты не можешь кроме того сутки обойтись без пищи и тебе не собрать ее в достатке сходу на двое суток. Ты не воображаешь, как я мучаюсь из-за тебя, о несчастный желудок! Нереально поладить с тобой!»
в один раз в Ашраме было празднество и все более либо менее переели. Тут Шри Бхагаван и спародировал строфу Аввайяра. «Ты не даешь кроме того часа спокойствия мне, твоему желудку. С каждым днем, ежечасно ты продолжаешь имеется. Ты не воображаешь, как я страдаю, о эго, творящее горе! Нереально поладить с тобой».
Во второй половине 40-ых годов XX века Шри Бхагаван сочинил собственный последнее стих. В то время оно не было откликом на чью-либо просьбу и все же в его появлении имелось что-то от tour de force *, так как Махарши написал его сперва на языке телугу, но тамильским стихотворным размером, а после этого перевел на тамили. Оно именуется Экaтма Пaнчакам (Пять стихов об Атмане) **.
Пять стихов об Атмане
Забывание Атмана, ошибочное принятие тела за
Атман,
Опыт бесчисленных рождений и в итоге
бытие и обнаружение Атмана—
Это в точности напоминает
пробуждение от сна странствования по миру *.
Тот, кто задаёт вопросы: «Кто я?»,
не смотря на то, что и существует как Я,
Подобен пьянице,
задающему вопросы, кто он
и где находится.
В то время, когда в конечном итоге тело находится в
Атмане,
Думать, что Атман — в бесчувственного тела, —
Все равно, что вычислять киноэкран,
на что проецируется изображение,
Лежащим в этого изображения.
Может ли украшение как-то существовать
раздельно от золота (из которого оно произведено)?
Где тело, отдельное от Атмана?
Невежда ошибочно принимает тело за Атман,
Но джняни,опытный Атман,
принимает Атман как Атман.
То единое Я,Действительность,
одно существует всегда.
В случае, если кроме того изначальный Гуру, Дакшинамурти,
открывал Его в Тишине,
Кто еще может выразить Его речью?
Среди работ Шри Бхагавана имеется кроме этого и пара переводов, в большинстве случаев произведений Шанкарачарьи. Один из визитёров пещеры Вирупакша в один раз покинул в том месте экземпляр Вивекачудамани * Шанкары. Просмотрев книгу, Шри Бхагаван дал совет Гамбираму Сешайяру прочесть ее. Тот, но, не знал санскрита и исходя из этого желал иметь текст на тамили. Паланисвами дотянулся во временное пользование стихотворный тамильский перевод, и Сешайяр, встретившись с ним, написал издателям, дабы отправили экземпляр, но узнал ответ, что все распродано. Исходя из этого он попросил Шри Бхагавана сделать несложный прозаический перевод на тамили. Шри Бхагаван начал писать его, но перед тем как успел на большом растоянии продвинуться, Сешайяр взял стихотворное издание, которое заказывал, и исходя из этого он покинул работу незаконченной. Через пара лет, по тёплой просьбе другого почитателя, Махарши опять взялся за эту работу и закончил ее. Лишь тогда почитатель заявил, что, настаивая на ее завершении, он имел цель добиться ее публикации. Услышав это, Шри Бхагаван написал предисловие, говоря, что вольная прозаическая версия может употребляться, кроме того не обращая внимания на то, что уже существует стихотворный тамильский перевод. Само это предисловие содержит конспект книги и сжатое Пути и описание доктрины.
Последней написанной им вещью стал тамильский перевод работы Шанкарачарьи Атма Бодха **.Санскритский текст был у Махарши еще с самых ранних дней судьбы в Вирупакше, но он ни при каких обстоятельствах не думал о его переводе.
Во второй половине 40-ых годов двадцатого века в Ашрам отправили какой-то тамильский перевод, быть может, не самый идеальный, и практически сразу после этого Шри Бхагаван сам почувствовал потребность сделать его. В течение нескольких суток он игнорировал ее, но слова перевода поднимались перед ним, стих за стихом, как будто бы уже написанные. Исходя из этого он попросил бумагу, карандаш и записал их. Таким совсем не стоящим упрочнений выяснилось это занятие, что Махарши сообщил, смеясь, словно бы опасается прихода какого-либо другого автора, что предъявит претензию, что работа в конечном итоге в собственности ему и была легко скопирована.
Среди произведений Шри Бхагавана имеется кроме этого компиляция из сорока двух стихов Бхагавад-Гиты,каковые, по просьбе одного из преданных, он отобрал и расположил в таковой последовательности, дабы выразить собственный учение. Она была переведена на английский называющиеся «Божественная Песнь» *.
Глава 17
Махасамадхи, либо смерть тела Мудреца
За пара лет перед смертью тела, по крайней мере с 1947 года, здоровье Шри Бхагавана начало вызывать тревогу. Ревматизм не только повредил его ноги, но поразил кроме этого пояснице и плечи. Кроме того также создавалось чувство громадной слабости, не смотря на то, что сам он отказывался подмечать ее. Чувствовалось, что он испытывает недостаток в более питательной диете, чем пища в Ашраме, но он ни при каких обстоятельствах не соглашался принимать что-нибудь особенное.
Махарши не было еще и семидесяти, но смотрелся он значительно старше. Никакой изможденности, в силу того, что полностью отсутствовали показатели озабоченности — он ее не знал совсем. Легко ветхий и весьма болезненный. По какой причине произошло, что человек, что был сильным и крепким, в жизни мало болел, не знал горя либо забот, так состарился и смотрелся довольно много старше собственных лет? Тот, кто принимает на себя грехи мира, — тот, кто облегчает карму преданных, — сам выпивает яд пены Судьбы и, как будто бы Шива, может спасти мир от разрушения *. Шри Шанкара писал: «О Шамбху **, Господь судьбы! Ты кроме этого несешь бремя преходящей судьбе Твоих преданных».
Было довольно много знаков, в любой момент незаметных, как, кроме того физически, Шри Бхагаван нес это бремя. Некоторый почитатель по имени Кришнамурти поведал в одном тамильском издании, издаваемом Джанаки Аммой, также преданной Бхагавана, как он в один раз пришел и сел в Холле, страдая от сильной боли в указательном пальце. Он никому ничего не сказал, но, к собственному удивлению, заметил, как Шри Бхагаван забрал данный палец, растер собственной рукой, и боль провалилась сквозь землю. Многие другие взяли похожее облегчение.
Для Шри Бхагавана жизнь на земле не была сокровищем, которое необходимо экономить; ему было безразлично, сколько она продлится. в один раз в Холле обсуждали, как продолжительно он проживет. Кое-какие цитировали астрономов, говоря, что он будет жить до восьмидесяти; другие либо отрицали точность астрологии, либо сомневались в ее применимости к Шри Бхагавану, у которого не было кармы,подлежащей отработке. Он слушал дискуссию радуясь, но не принимая в ней участия. Какой-то новоприбывший, озадаченный этим, задал вопрос: «Что Шри Бхагаван думает об этом?» Махарши не ответил, но одобрительно улыбнулся, в то время, когда Дэвараджа Мудальяр ответил за него: «Бхагаван не думает об этом». Целый последний год его жизни являлся иллюстрацией этого. Преданные горевали над страданием и страшились угрожающей смерти; он — нет.
В начале 1949 года мелкое узелковое утолщение показалось ниже локтя его левой руки. Узелок не посчитали важным, но в феврале доктор Ашрама удалил его. В течение месяца он возобновился, увеличенный и более болезненный, и тогда его диагносцировали как злокачественную опухоль, что стало причиной общее смятение. Ближе к концу марта прибыли доктора из Мадраса и совершили операцию. Рана как направляться не зажила, и опухоль скоро начала расти опять, в стороны и в высоту.
С этого времени в Ашраме установилась неизбежности развития и атмосфера трагедии событий. Доктора общепринятой медицины поставили в известность, что они не смогут лечить такую опухоль, а смогут только оперировать. Но наряду с этим она может возвратиться опять, не обращая внимания на лечение радием, и, в случае, если это случится, в итоге окажется роковой. Представители вторых школ медицины полагали, что смогут лечить злокачественную опухоль, а операция лишь приведет к ее возврату в нехорошей форме, как в конечном итоге и произошло, но им не дали попробовать собственные силы одновременно с.
В то время, когда опухоль возвратилась по окончании мартовской операции, врачи внесли предложение руку отрезать. Но существует традиция, что тело джняни не должно увечиться. Вправду, его нельзя прокалывать железным предметом, а также операция была нарушением традиции. Шри Бхагаван подчинился докторам и дал согласие на операцию, но он отказался от ампутации. «Нет обстоятельства для беспокойства. Тело само имеется заболевание; пускай оно имеет собственный естественный финиш. Для чего увечить его? Несложной перевязки достаточно».
Его фраза: «Нет обстоятельства для беспокойства» вселяла надежду, что он выздоровеет, не обращая внимания на последующие слова и не обращая внимания на мнение медиков. Но для него смерть не была обстоятельством для беспокойства.
Махарши кроме этого сеял семена надежды словами: «Все придет в порядок в должное время». Но в конечном итоге это нам нужно осознавать правильность произошедшего; он ни при каких обстоятельствах не сомневался в этом.
Примерно сейчас он сделал стихотворный перевод на тамили строфы из Шри Бхагаватам (скандха XI, гл. 13, шлока 36):
«Пускай тело, итог плодоносящей кармы,остается спокойным либо перемещается с места на место, живет либо умирает, Мудрец, реализовавший Атман, не сознает этого, совершенно верно так же, как человек в пьяном оцепенении не сознает собственной одежды».
Некое время спустя он так разъяснил один из стихов Йога-Васиштхи:«Джняни,что признал себя бесформенным чистым Сознаванием, не затрагивается, даже в том случае, если тело будет рассекаться клинком. Сахарный тростник не утрачивает сладости, не смотря на то, что он сломан либо раздавлен».
Страдал ли Шри Бхагаван в действительности? Он сообщил одному из преданных: «Они принимают это тело за Бхагавана и приписывают страдание ему. Какая жалость!» А одному из служителей он сообщил: «Где находится боль, в случае, если ума нет?» И все же он проявлял обычные физические реакции и обычную чувствительность к холоду и теплу, и один из преданных, С. С. Коган, записывает сообщённое им годами раньше: «В случае, если рука джняни порезана ножом, то боль будет, как и у кого-либо еще, но, потому, что его ум находится в блаженстве, он не ощущает боль так остро, как другие». Это не свидетельствует, что тело джняни не страдает от раны, но что он не отождествляет себя с телом.
Доктора и кое-какие из служителей были уверенны, что на месте опухоли боль была и на более поздних стадиях она была мучительной. Вправду, врачей поражало равнодушие Шри Бхагавана к боли, его полная невозмутимость, кроме того на протяжении операции.
Вопрос о его страдании, подобно вопросу о отечественной карме,существует лишь с позиций двойственности; с его точки зрения, точки зрения адвайты,ни то, ни второе не имеет какой-либо действительности. Конкретно в этом смысле он неоднократно сказал преданным: «Я болею, лишь если вы думаете, что я болею; если вы думаете, что я здоров, я буду здоров». До тех пор пока преданный верил в действительность собственного его страдания и тела, до тех пор для него тело Преподавателя было настоящим и страдало кроме этого.
Спустя семь дней либо две по окончании мартовской операции одному из деревенских травников дали попробовать собственный лечение, но оно не стало причиной исцелению. Шри Бхагаван сообщил второму кандидату в целители, что был покинут без внимания: «Я надеюсь, что вы не обиделись, поскольку вы так много хлопотали со собственными лекарствами». Ни при каких обстоятельствах никакой мысли о собственных событиях, а лишь предупредительность к тем, кто желал лечить его, и лояльность к любым командам доктора. Иногда он выступал в протест того большого внимания, которым награждалось его тело.
Пара раз, в то время, когда оказались показатели улучшения, он заявлял, что больше лечения не желает.
Опухоль, сейчас диагносцированная как саркома, подтачивала мелкий остаток его жизненности. И все же, кроме того не смотря на то, что Шри Бхагаван слабел, его лицо становилось более мягким, более милостивым, более лучезарно красивым. Временами было практически мучительно наблюдать на его красоту.
Рука была тяжелой, воспаленной, и опухоль росла. Иногда он допускал признание: «Имеется боль», но ни при каких обстоятельствах не сказал: «У меня боль». В августе выполнили рану и третью операцию облучали радием, сохраняя надежду стереть с лица земли пораженные ткани и не допустить возвращение опухоли. В тот же сутки по окончании полудня, через пара часов по окончании операции, Шри Бхагаван был так милостив, что сел на веранду аптеки, где она проходила, так, дабы преданные имели возможность пройти гуськом и иметь даршан.Возможно было видеть, что он истощен, но показателя страдания на его лице не было. Я приехал на сутки из Мадраса и, в то время, когда стоял перед ним, в сиянии его ухмылки кроме того истощение не замечалось. В 12 часов дня следующего дня он возвратился в Холл, дабы не создавать неудобств вторым больным, занимая аптеку.
Находилось кроме этого глубокое чувство неизбежности, выходящее далеко за пределы какого-либо медицинского понимания: что Шри Бхагаван знал предназначенное себе и старался дать нам силу стойко перенести смерть его физического тела. Вправду, эта долгая, мучительная заболевание показалась как средство подготовки нас к неизбежному расставанию, которое многие, и они это в первый раз почувствовали, не смогли выдержать. Китти, которая тогда получала образование пансионе, поведали об этом в письме, и она написала в Тируваннамалай: «Мне весьма жалко слышать такое, но Бхагаван знает, что оптимальнее для нас». Ее письмо продемонстрировали Махарши. Лицо Шри Бхагавана сияло от наслаждения, в то время, когда он хвалил мудрость Китти за то, что она сообщила: «Что оптимальнее для нас», а не «Что оптимальнее для него».
Он питал бесконечную жалость к тем, кто убивался его страданием, и старался уменьшить их горе, но не легким методом — отсрочкой смерти и удалением страдания еще на пара лет, а фундаментально — побуждая их понять, что тело не было Бхагаваном. «Они принимают это тело за Бхагавана и приписывают страдание ему. Какая жалость! Они пали духом по причине того, что Бхагаван планирует оставить их и уйти. Куда может он уйти и как?»
В течение нескольких недель по окончании августовской операции казалось, что наступает улучшение, но в ноябре опухоль показалась на руке опять, сейчас выше, около плеча. В декабре совершили четвертую, и последнюю, операцию. Рана от нее уже не заживала. Доктора признали сейчас, что больше ничего не смогут сделать. Случай был неисправимым, и в случае, если опухоль снова возвратится, то они смогут лишь назначить временно облегчающие заболевание препараты.
Джаянти пришелся на 15 января 1950 года. Печальные толпы собрались на данный его семидесятый сутки рождения, что, большая часть на данный момент ощущало, был последним. Он дал даршан и выслушал множество новых стихотворений, сочиненных в его честь. Кое-какие он прочел от начала и до конца. Из города пришел храмовый слон, простерся перед Махарши и коснулся хоботом его ног. Некоему Рани из Северной Индии дали снять эту сцену кинокамерой. Произошло празднество, но с подтекстом печали от ожидания несчастья.
Многие уже ощущали, что оно было делом дней либо недель. Сейчас, в то время, когда положение было заявлено неисправимым, Шри Бхагавана попросили самому сообщить, какое лечение направляться попытаться. Он ответил: «Разве я когда-либо молил о каком-нибудь лечении? Это вы желали для меня того и этого, так что вам и нужно согласовать все между собой. В случае, если меня задают вопросы, я постоянно отвечаю, как и сказал сначала, что ни в каком лечении нет необходимости. Пускай все начинается своим чередом».
Лишь затем попытались гомеопатию, а после этого и аюрведу,но было уже через чур поздно.
Шри Бхагаван придерживался собственного простого ежедневного распорядка, пока это не стало физически неосуществимым. За час до рассвет он принимал утреннюю ванну, в установленные часы, утром и вечером, садился в кровати и давал даршан,просматривал переписку Ашрама и просматривал оттиски публикаций Ашрама, довольно часто высказывая мысли. По окончании января он стал через чур не сильный, дабы сидеть в Холле и давать даршан.Через дорогу, именно к востоку от Холла, выстроили маленькую ванную с прихожей, и последние дни он оставался в том месте. Тут была маленькая тесная веранда на открытом воздухе, где установили его кушетку, и впредь до самого финиша почитатели, которых его заболевание сотнями привела в Тируваннамалай, все еще имели даршан.Махарши не допускал никакого перерыва в давании даршана,до тех пор пока это было еще допустимо. В большинстве случаев утром и по окончании полудня преданные сидели перед верандой, глядя ему в лицо. Позднее, в то время, когда Шри Бхагаван стал через чур не сильный для этого, они гуськом проходили мимо открытой двери его помещения, утром и вечером. в один раз состояние Махарши вызвало тревогу и даршан прекратили, но когда он смог подметить это, то выразил неудовольствие и приказал возобновить его.