Лишь про того человека возможно заявить, что он свободен, что живет так, как он желает. Разумный человек постоянно живёт так, как он желает, И никто на свете не имеет возможности ему в этом помешать, в силу того, что он лишь того и хочет, что допустимо взять. И потому разумный человек свободен.
Никто не хочет быть виноватым, никто не желает жить в заблуждениях, неправедно, никто не выбирает себе специально таковой жизни, от которой он будет печалиться и мучиться, никто не сообщит, что ему хочется жить скверно и развратно. Значит, все люди, живущие неправедной судьбой, живут так не по собственному жажде, а против воли. Они не желают ни печали ни страха; а в это же время всегда страдают и опасаются. Они делают то, чего не желают. Значит, они не свободны.
Сообщи это какому-нибудь вельможе либо сенатору, он согласится с тобою и ничего тебе не сделает, если ты ему наряду с этим сообщишь:
— Само собой разумеется, ты человек умный и до тебя эти слова не касаются.
Но если ты сообщишь ему всю правду, сообщишь ему, что и он не свободен, что и он такой же развращенный раб, как и другие рабы, то он, само собой разумеется, побьет тебя.
— Как! — сообщит он,— я — раб? У меня мать и отец были не крепостные, да и меня никто не брал! Я так как сенатор и близкий Цезарю человек; я сам имею целую толпу рабов!
— Во-первых, дорогой мой сенатор, весьма возможно, что и мать и отец твои были такими же рабами, как и ты; возможно, и предки твои все до единого были такими же рабами. Но если бы кроме того все они были святыми людьми, то так как ты-то сам через это не сделаешься святым? Что из того, что они были хороши, жалостливы, ничего не опасались, были господами над собственными похотями, если ты сам и зол, и бессердечен, и трус, и не можешь совладать с собою?
— Ну кроме того если бы я и был таким, отчего же ты говоришь, что я — раб?
— А как ты думаешь: разве не раб тот, кто действует не по собственной воле, а по принуждению?
— Таковой человек, само собой разумеется, раб. Но меня никто ни к чему не имеет возможности принудить, не считая Цезаря, отечественного владыки!
— Вот на данный момент уже ты заявил, что у тебя имеется владыка; значит, он тебя может принудить.
— Да так как Цезарь отечественный неспециализированный хозяин, не только мой!
— Покинем Цезаря в покое. Один ли он у тебя хозяин? Не рабствуешь ли ты еще и вторым хозяевам? Отвечай мне вот на что: имел ли ты когда-нибудь любовницу — все равно свободную либо рабыню?
— В случае, если и имел, то это вовсе не касается того, о чем мы говорим.
— А вот посмотрим. Сообщи-ка мне, разве твоя любовница не заставляла тебя делать то, чего тебе не хотелось? Отыщи в памяти-ка, не тратил ли ты на нее больше, чем желал? Не ссорился ли из-за нее со собственными родными и привычными? Не угождал ли ей всячески, а возможно, и льстил ей, и целовал у ней ноги? Ты счел бы себя последним рабом, если бы тебя имели возможность вынудить поцеловать ноги хотя бы кроме того у Цезаря. А такое прислужничество собственной любовнице — разве не рабство? Что же затем назовешь ты рабством? Ты, я вижу, краснеешь; тебе, правильно, совестно вспоминать об этом. Ну, поболтаем о втором.
Любой человек знает, в то время, когда возможно назвать животное свободным. Имеется люди, каковые держат у себя прирученных львов. Они держат их взаперти, кормят и водят их везде за собою. Никто не сообщит, что таковой лев свободен; наоборот, каждый сообщит, что, чем слаще его жизнь, тем больше он раб. Ни один человек не захочет быть на месте для того чтобы льва; да и всякое пойманное животное чего-чего не перетерпит, дабы лишь вырваться на свободу. Кое-какие животные кроме того морят себя голодом, дабы избавиться от неволи. Необходимо довольно много хлопот и труда, дабы удержать их в рабстве, взаперти; и если они не удирают, то все-таки погибают. А когда отыщут они мельчайшую лазейку, на данный момент и убегут либо улетят. Вот как обожают животные собственную свободу, как необходимо им, дабы они не были ничем связаны, ни стеснены. Если бы ты имел возможность поинтересоваться у них:
«Разве вам тут не хорошо?» — они ответили бы тебе: «Опомнись, что ты говоришь? Мы созданы так, дабы жить вольно на свободном воздухе, летать куда желаем, петь в то время, когда желаем. Все это забрали у нас, а ты еще удивляешься, отчего нам тут не хорошо!»
И с людьми не редкость то же. Вот по какой причине я назову свободным лишь для того чтобы человека, что поступает по собственной совести, не опасаясь мук и никаких напастей, ни кроме того самой смерти.
Мудрец Диоген сказал: «Лишь тот действительно свободен, кто в любой момент готов погибнуть». Он писал персидскому царю: «Ты не можешь сделать действительно свободных людей рабами, как не можешь поработить рыбу. Если ты и заберёшь их в плен, они не будут рабствовать тебе. А если они погибнут в плену у тебя, то какая тебе прибыль от того, что ты забрал их в плен?»
Вот это – речи человека свободного: таковой человек знает, в чем состоит подлинная свобода.
взглянуть на то, как желает жить раб. В первую очередь он желает, дабы его отпустили на волю. Он считает, что без этого он не может быть ни свободным ни радостным. Он говорит так:
— Если бы меня отпустили на волю, я сейчасже был бы в полной мере радостен: я не был бы принужден угождать и прислуживаться моему хозяину, я имел возможность бы сказать с кем угодно как с равным себе, я имел возможность бы идти куда желаю, не спрашиваясь ни у кого.
А когда отпустят его на волю, он на данный момент же разыскивает, к кому бы подольститься, дабы пообедать, в силу того, что хозяин его больше не кормит. Для этого он готов идти на всякие мерзости. А только лишь он отыскал себе продовольствие и квартиру, так он попал снова в рабство более тяжёлое, чем прежде.
В случае, если таковой человек начнет богатеть, то он на данный момент заводит себе любовницу, какую-нибудь распутную даму. И вот он начинает мучиться и плакать. В то время, когда ему приходится особенно тяжело, он вспоминает о прошлом собственном рабстве и говорит:
— А ведь мне не дурно было у моего хозяина! Не я о себе беспокоился, а меня одевали, обували, кормили; и, в то время, когда я болен бывал, заботились обо мне. Да и работа была нетрудная. А сейчас какое количество бед! Был у меня один хозяин, а сейчас какое количество их стало у меня! какое количество людям обязан я угождать, дабы разбогатеть!
Но раб не образумится. Он желает разбогатеть, и для этого он терпит всякие невзгоды. А в то время, когда возьмёт то, чего желал, то снова выясняется, что он оплел себя различными неприятными заботами.
Все-таки он не берется за разум.Он думает: «Вот если бы я стал великим полководцем, все мои несчастия кончились бы:
меня стали бы носить на руках!»
И он отправляется в поход.Он терпит всякие лишения, страдает, как каторжный и все-таки просится в поход во второй и третий раз.
Наконец он достиг высшего, чего желал, и его сделали сенатором. А в действительности чем он сделался? Он все тот же раб, но раб, ходящий на совещания сената. Цепи его стали прекрасные, цепи блестящие, а все-таки это — цепи, лишающие его свободы.
Если он желает избавиться от всех несчастий и своих бед, пускай он опомнится. Пускай он определит, в чем подлинное благо жизни. Пускай он на каждом шагу собственной жизни поступает в соответствии с законам правды и хороша, начертанным в его душе, и он получит подлинную свободу.
Люди лишь потому и несчастны, что не живут в соответствии с с этими законами правды и хороша.
Довольно часто люди не знают этого и считаюм, что они несчастны по вторым обстоятельствам.
—Я несчастен,— говорит один,— в силу того, что я болен.
— Неправда, ты несчастен по причине того, что не переносишь терпеливо собственной болезни.
—Я несчастен, в силу того, что я беден,— говорит второй.
— А я — оттого, что у меня злые родители.
— А я — оттого, что Цезарь не благоволит ко мне. Так говорят люди. Но все это неправда,— они несчастны лишь по причине того, что живут не так, как велит им разум.
— Кто же свободен? — спросишь ты.
— Ищи и отыщешь. В случае, если же ты желаешь воспользоваться тем, что раньше тебя нашли люди, искавшие истину, то послушай, что они говорят.
Они говорят, что для человека самое громадное благо имеется его свобода.
В случае, если свобода имеется благо, то человек вольный не может быть несчастным. Значит, если ты видишь, что человек несчастен, страдает, ноет,— знай, что это человек не вольный: он обязательно кем-нибудь либо чем-нибудь порабощен.
В случае, если свобода имеется благо, то вольный человек не может быть и подлецом. И потому, если ты заметишь, что человек унижается перед вторыми, льстит им,— знай, что человек данный кроме этого не свободен. Он раб, что получает либо обеда, либо удачной должности, либо еще чего-нибудь. Кто получает малых благ, тот самую малость раболепствует; кто получает великих благ, тот довольно много раболепствует.
Вольный человек распоряжается лишь тем, чем возможно распоряжаться свободно. А распоряжаться в полной мере свободно возможно лишь самим собою. И потому если ты заметишь, что человек желает распоряжаться не самим собою, а вторыми, то знай, что он не свободен: он сделался рабом собственного жажды властвовать над людьми.
Как бы ни был человек знатен и силен, но если он признает кого-нибудь своим господином, то он раб, хотя бы он и сам держал при себе целую толпу рабов.
В случае, если желаешь определить, свободен ли человек либо нет, то вглядись в него хорошенько и в первую очередь определи, чего он желает. И если он желает чего-нибудь для того чтобы, чего он взять не имеет возможности,— он также раб.
В случае, если мы разрешим себе хотеть того, что не в полной мере в отечественной власти, то отечественным хозяином будет каждый, кто может дать нам либо забрать у нас желаемое нами. И их, таких хозяев, будет у нас довольно много, в силу того, что мы захотим довольно много таких вещей, каковые зависят от вторых людей. Через это люди эти сделаются отечественными господами. Мы любим достаток, почести, прибыльные места, и потому те люди, каковые смогут доставить нам все это, делаются отечественными господами. Мы опасаемся колонии, ссылки, смерти, и потому те люди, каковые смогут причинить нам все это, кроме этого делаются отечественными господами.
Дабы верно и отлично сделать какое-нибудь дело, необходимо мочь сделать его. Это осознаёт каждый. Так же совершенно верно чтобы Верно и отлично жить, необходимо мочь и желать жить вольно. А чтобы выучиться вольно жить, необходимо в первую очередь хорошенько поразмыслить об этом и разобраться в том, что такое свободная судьба. Давайте-ка попытаемся сделать это.
В первую очередь будем не забывать, что нельзя быть свободным тому человеку, что желает чего-нибудь, что зависит не от него самого, а от вторых.
Всмотрись повнимательнее в твою жизнь и разбери, все ли в ней в полной мере зависит от тебя одного, либо же лишь кое-что находится в твоей власти, а другое зависит не от тебя?
В то время, когда, к примеру, ты желаешь, дабы тело твое было здорово и невредимо либо дабы оно было красиво, то так как выполнение этих жажд не зависит же от тебя. Совершенно верно так же ты не волен в жизни либо смерти твоего тела. Значит, тело твое подвластно не тебе, а чему-то второму, что посильнее его.
Разбери еще, от тебя ли зависит купить хороший, плодородный надел земли, в случае, если у тебя не на что приобрести его? Так как нет же. Ты кроме этого, не имея на это средств, не в состоянии взять, в то время, когда вздумается, новую одежду, дома, рабов, лошадей. Не от тебя зависит, дабы твои дети, супруга, братья, приятели были живы и здоровы либо дабы они были согласны с тобою.
Все это не в твоей власти. Но неужто нет у тебя ничего для того чтобы, в чём ты независимый и хозяин, ничего для того чтобы, чего никто у тебя забрать не имеет возможности?
Вникни в самую сущность твоей жизни и сообщи мне, может ли, к примеру, кто-нибудь на свете вынудить тебя верить в то, что ты вычисляешь ложью?
— Нет, никто этого не имеет возможности сделать.
— Значит, в деле верования никто не имеет возможности подвергнуться извне ни помехам ни принуждениям. Сообщи мне еще, может ли кто-нибудь принудить тебя захотеть сделать то, чего ты решился не делать?
— Само собой разумеется может, если он начнёт стращать меня колонией либо смертью.
— Ну а если бы ты не опасался ни колонии, ни самой смерти?
— Тогда другое дело.
— А не в твоей ли власти ненавидеть смерть и тюрьму?
— В моей.
— Ну вот, значит, в отечественной власти находятся еще нежелания и наши желания.
— Пожалуй, это так. А вот, к примеру, я желаю идти гулять, а второй останавливает меня и не пускает.
— Да так как он что останавливает? Не останавливает же он твоего жажды гулять?
— Все равно — он останавливает мое тело.
— Нет, это не все равно. Жажды твои в твоей власти, и никто, не считая тебя, не имеет возможности их поменять. Тело же твое подвластно не только людям, но и всяким случайностям: какой нибудь камень, к примеру, может упасть тебе на голову и убить твое тело.
— Это, допустим, правильно; но все ж таки мне помешали гулять.
— Я тебе и не сказал, что в твоей власти гулять без всякой помехи. Я сообщил тебе, что в твоей власти самое желание; гулять либо не гулять. Лишь воля твоя свободна.Когда! тебе пригодится помощь твоего тела, то это уже вовсе не в твоей власти. Я в далеком прошлом тебе это сообщил. Итак, ты согласен, что никто не имеет возможности принудить тебя захотеть того, чего ты не хочешь?
— Согласен.
— Смогут ли тебя вынудить сделать то, чего не желаешь?
— Нет, но смогут помешать тому, что я желаю сделать.
— Если ты будешь хотеть лишь того, что в твоей власти, то как же смогут помешать тебе в этом? А я тебе не сказал, что у тебя не будет помех в том, что от тебя не зависит.
— Неужто же я не должен хотеть кроме того, к примеру, здоровья?
— Хотеть не смотря ни на что здоровья так же неразумно, как по большому счету хотеть всего того, что не от нас зависит. Что от меня не зависит, этого я не могу по собственной воле ни купить, ни удержать; а потому оно и не в собственности мне. Я обязан побороть в себе всякую зависимость от того, что мне не в собственности. В другом случае я сам на себя надеваю оковы. Я подставлю собственную голову под тяжелое ярмо, в случае, если привяжусь душою к тому, что не от меня зависит, а от судьбы и что должно неминуемо умереть.
— Ну а вот эта рука, разве она не моя?
— Это часть твоего тела. А все тело твое — прах и пыль, и находится оно во власти всякого, кто посильнее его. Наблюдай на тело собственный, как на вьючного осленка, обязанного помогать тебе, сколько ему назначено. Захотят сильнейшие отобрать от тебя твоего осленка, придут солдаты и наложат руки на него — дай его без сопротивления и без жалоб. Начнёшь противиться — лишь побьют тебя и все ж таки заберут осленка. В случае, если так необходимо наблюдать на отечественное тело, то осознай же, как ничтожно все то, что приобретается для тела. Тело отечественное — вьючный осленок, а все, что необходимо телу, не что иное, как корм, сбруя и ясли этого осленка. Тело – безлюдное дело для разумного человека. В противном случае, что приобретается для тела, и подавно мелочи. Освободись же из-под власти этих пустяков поскорее и с легким сердцем.
В то время, когда ты выучишься и привыкнешь отличать то, что твое, от того, что не твое; то, чего возможно достигнуть, от того, чего нельзя достигнуть; в то время, когда осознаешь, что для тебя принципиально важно лишь твое, а другое — мелочи; в то время, когда будешь хотеть лишь того, что от тебя зависит,— тогда ничего не будет ужасным для тебя. Никто не будет властен над тем, что твое собственное, а в нем лишь и содержится добро и зло. Никто не сможет забрать у тебя твое, никто тебе ни в чем не помешает. Как нереально мешать делу Божьему, так совершенно верно нереально будет остановить тебя в твоих хороших побуждениях.
Значит, имеется возможность жить без волнений и всяких огорчений. Люди огорчаются лишь тогда, в то время, когда случается то, чего они опасались. Ты же ничего не опасайся, никому не питай зависть к, живи тихо, хоти лишь того, что в твоей воле, что честно и что у тебя под рукой. В противном случае, что тебе выпадает на долю по воле вторых, принимай как дар хороших людей и пользуйся им так, как нужно для поддержания судьбы, но не привязывайся к этому так очень сильно, как животные.
Если ты ничего не ожидаешь и не желаешь приобретать от вторых людей, то люди не смогут быть страшны для тебя, как пчеле не страшна вторая пчела, как лошади не страшна вторая лошадь. Но в случае, если твое счастье находится во власти вторых людей, то ты обязательно будешь опасаться людей.
С этого и нужно начать: нужно отрешиться от всего того, что нам не в собственности, отрешиться так, дабы оно не было отечественным хозяином, отрешиться от привязанности к собственному телу и ко всему, что необходимо для него; отрешиться от любви к достатку, к славе, должностям, почестям. Нужно сообщить себе, что все это не есть отечественная собственность.
Тогда не пригодится нам уничтожать людское принуждение насилием. Вот — колония, какой вред мне от того, что она стоит? Для чего мне нападать на людей, создающих принуждение, и убивать их? Их колонии, цепи, оружие не поработят моего духа. Тело мое смогут забрать; но дух мой свободен, и ему никто не в чем не имеет возможности помешать, и потому живу я так, как я желаю.
А как я дошел до этого? Я подчинил собственную волю воле Всевышнего. И я этого желаю. Желает Он, дабы я делал это, в противном случае? И я этого желаю. Желает Он, дабы со мною что-нибудь произошло? И я этого желаю. Не желает Он, и я не желаю.
В то время, когда на громадной дороге грабят разбойники, то путешественник не выезжает один; он выжидает, не отправится ли кто-нибудь со стражей, присоединяется к нему и едет в безопасности.
Так же поступает в собственной жизни и разумный человек. Он говорит себе: в жизни довольно много всяких бед. Где отыскать защиту, как уберечься от всего этого? Какого именно дорожного товарища поджидать, дабы проехать в безопасности? За кем ехать следом, за тем ли либо за вторым? За богачом ли, за влиятельным ли человеком? Не будет мне защиты ни от кого из них, в силу того, что и их грабят, и убивают, и они плачут, и у них имеется бедствия. Да и может произойти, что тот самый, по следам которого я отправлюсь, сам нападет на меня и ограбит.
Куда же тогда убежишь ты от него? Разве в пустыню? Да и в том месте ты легко можешь сделаться жертвой зверя либо лихорадки.
— Неужто же мне нельзя найти себе верного и сильного дорожного товарища, что ни при каких обстоятельствах не нападет на меня, а постоянно будет мне защитой? За кем же мне идти следом?
И разумный человек ответит, что надёжнее всего идтизаБогом. — А что означает идти следом за Всевышним?
— Это значит: хотеть того, что Он желает, и не хотеть того, чего Он не желает.
— А как достигнуть этого?
— Вникая в промысел Божий и изучая его законы, начертанные в твоей душе.
Что дал мне Всевышний для того чтобы, что в моем полном распоряжении и над чем я полный хозяин? И что, напротив, сохранил Он в собственном распоряжении?
Он дал мне разум и волю, каковые зависят лишь от меня одного. Для них нет ни помехи, ни принуждений. Ну а тело мое? Оно не подвластно мне. Оно имеется часть окружающей меня плотской жизни и, как все другое плотское, подчинено неспециализированным мировым законам. Так для чего же бороться с Всевышним из-за этих законов? Для чего хотеть того, что не повинуется моему жажде, а повинуется одному Всевышнему? Для чего стараться удержать за собою окончательно то, что мне достается временно. Тем, что мне дано, я должен быть доволен в том виде и в том размере, в каких оно мне дано.
— А в то время, когда Всевышний отнимает от меня то, что я взял?
— Ну что же? К чему противиться этому? Безумно было бы с моей стороны бороться с тем, кто посильнее меня. И, помимо этого, противлением и своим недовольством я нарушаю собственный долг. В то время, когда я появился, у меня ничего не было,— я все получил от отца собственного, а он — от вторых людей, а они — от Всевышнего. Всевышний же создал и солнце, и почву, и плоды на ней и поместил на данной почва людей для совместной, мирной и амурной жизни.
Опомнись! Ты получил от Всевышнего все, и ты обвиняешь Его, в то время, когда Он что-нибудь у тебя отнимает! Да кто ты таковой? Для чего живешь ты на земле? Не Всевышний ли привел тебя ко мне? Не Он ли наделил тебя и разумом, и телом? Не Он ли окружил тебя всеми благами, которыми ты пользуешься?
А в каком виде создал тебя Всевышний? Ты создан существом смертным, ты обязан жить в теле столько времени, сколько тебе назначено. Ты, живя, видишь и ощущаешь, как Всевышний руководит миром. Ты как словно бы пришел на празднество, устроенное Всевышним. Неужто же ты, наевшись и наглядевшись, сколько тебе было разрешено, на праздник и на всех гостей,— неужто ты, в то время, когда хозяин начнёт уводить тебя, будешь ругать его за то, что он – разрешил тебе побывать на празднике? Наоборот, ты будешь ему лишь благодарен.
— А я бы желал еще побыть на празднике!
— В этом и беда твоя! Идет, допустим, какое-нибудь неперестающее празднество; люди наблюдают и слушают. Празднество им нравится, они не желают уходить, ре желают уступать собственного места вторым гостям, а все не умещаются. Если ты человек признательный, то ты обязан в свое время беспрекословно уйти: так как и вторым гостям хочется побывать на твоем месте. Чего тебе еще необходимо? По какой причине тебе так очень сильно хочется, дабы на земле было тесно?
— Мне все-таки жалко, что моя дети и жена умрут!
— Разве они твои, а не Того, Кто их создал? Неужто ты не желаешь уступить твоему Хозяину того, что в собственности не тебе, а Ему?
— А для чего Он дал мне жизнь на таких условиях?
— Какой ты неблагодарный! Прекрати жаловаться и обвинять Всевышнего и судьбу. Отыщи в памяти, сколько ты взял средств для защиты себя от несчастий; ты взял и хорошее сердце, и яркий разум, и силу быть свободным.
— Для чего же Всевышний окружил меня еще столькими заманчивыми вещами?
— После этого, дабы ты ими пользовался.
— Да так как на долгое время ли?
— На какое количество угодно Тому, Кто дал их тебе.
— Но они мне нужны.
— Не вычисляй их нужными. Не пристращайся к ним, и они прекратят быть нужными для тебя.
Вот так-то ты обязан наблюдать на все плотское. Начни с самых пустячных вещей, к примеру с твоей глиняной посуды; позже перейди к твоей одежде, собаке, лошади, к твоему полю; позже к самому себе, к телу собственному. Освобождай себя от чрезмерной привязанности ко всему тому, что не в собственности тебе, чтобы не было нужно тебе мучиться, в то время, когда у тебя этого не будет.
Упражняйся в этом каждый день; но не думай, что ты от этого стал мудрецом; это была бы похвальба. А ты скажи лишь, что занят собственным освобождением, потому что в этом самом и лежит путь к подлинной свободе.
— Ну а вот данный человек может заковать меня в цепи, может содрать с меня кожу!
— Ему же хуже,— он возьмёт за это наказание, в силу того, что нельзя сделать ни одной несправедливости свободно.
— Ну что ты говоришь? В то время, когда, к примеру, хозяин заковывает и бьет собственного раба, ему не надеется никакого наказания.
— Это лишь так тебе думается. А в действительности наказание в том и содержится, что он, человек, другого для того чтобы же человека, как и он, брата собственного, заковал в цепи. Ты на данный момент сам признаешь это. Всякому дереву не хорошо, в случае, если его вынудят расти не так, как ему назначено. То же самое и со всяким животным. А как назначено жить человеку? Кто сообщит, что человеку назначено кусаться, брыкаться, кидаться на вторых, сажать людей в колонии и рубить им головы? Так как не дикий же зверь человек! Каждый сообщит, наоборот, что человеку подобает хотеть людям всего лучшего, делать им добро, помогать им. Значит, человек, делающий неправду и зло, не выполняет того, что ему назначено, и потому самому ему не хорошо. В то время, когда Сократа осудили на смерть, зло было не для Сократа, а для его убийц и судей.
— Это что-то неясно!
— Да так как в то время, когда петухи дерутся, то вычисляют победителем того петуха, что взял верх над вторыми, хотя бы он сам был целый изранен. А из двух людей — кто победитель; тот ли, что мучит и убивает другого, либо тот, кто терпеливо и не злясь переносит смерть и свои мучения? Кто из них взял верх? По какой причине ты верно делаешь выводы о петухе-победителе, а о человеке-победителе не можешь рассудить? Разве человек хороший и честный не выше человека злого и недобросовестного? Настоящее зло для человека не редкость тогда, в то время, когда он делается волком, змеей, трутнем. Такое положение для человека самое постыдное и жалкое.
Напомним же себе еще раз, в чем мы с тобой согласны. Человек свободным будет тот, для которого нет никаких препятствий, что постоянно найдёт под рукой все, что ему необходимо. Рабом будет тот человек, которому возможно помешать в его делах, которого возможно принудить сделать что-нибудь неприятное его воле.
Запрещено мешать лишь такому человеку, что не хочет ничего, ему не принадлежащего, не находящегося в его власти. Не нужно пристращаться ни к чему такому, что не в отечественной власти, в противном случае мы подвергнем себя громадным страданиям.
В то время, когда ты сможешь сообщить по правде и искренне:
Господи, Боже мой! веди меня в том направлении, куда Ты желаешь,— тогда лишь ты избавишься от рабства и сделаешься действительно свободным.
Меня довольно часто задают вопросы:
— А сам-то ты, Эпиктет, вычисляешь ли себя свободным?
— Видит Всевышний, что я желаю быть свободным и всеми силами стараюсь быть таким. Но, само собой разумеется, я не достиг еще полной свободы. Я через чур еще дорожу собственной плотью. Мне через чур еще хочется, дабы тело мое было невредимо, не обращая внимания на то что оно уже давно повреждено. Но в случае, если вам необходимы примеры людей, в действительности свободных, то знайте, что такие люди бывают, и значит, свобода вероятна для человека.
Вспомните, к примеру, Диогена. Он был свободен не по причине того, что появился от свободных своих родителей (они были несвободны), а по причине того, что высвободил себя от привязанности ко всему, что ведет человека к рабству. Не за что было прицепиться к нему, дабы сделать его рабом. От всего он имел возможность отказаться, в силу того, что был как бы привязан ко всему только самою узкой нитью. Он сказал: «Я свободен, в силу того, что мне ничего не нужно. Тело собственный я считаю не своим. Для меня закон Всевышнего — все, а другое для меня ничего не означает».
И Сократ кроме этого был свободным человеком. Он не опасался смерти и слушался внутреннего голоса собственной совести кроме того и тогда, в то время, когда его за это преследовали и угрожали ему смертью. В то время, когда приятели предлагали ему убежать из колонии, то он не захотел обманом спасти собственную жизнь и сумел, в то время, когда необходимо было, собственной собственною смертью доказать людям все то хорошее, чему он при жизни их учил.
Вспоминай почаще таких людей. Их слова и пример их судьбы окажут помощь тебе самому достигать свободы. Но не забывай, что если ты в действительности желаешь сделаться действительно свободным, то ты должен в любой момент готовься дать Всевышнему то, что ты от Него взял. Ты должен быть готов не только к смертной казни, но и к самым пыткам и мучительным страданиям. Как довольно часто бывало, что народы и целые города отдавали собственную жизнь не за подлинную, а за фальшивую/мирскую свободу; какое количество людей убивали себя, хотя высвободить себя от тягостной им жизни. В случае, если кроме того фальшивое благо достигается такими жертвами, то что же необычного в том, что подлинная свобода достается не без телесных страданий и хлопот. А если ты не желаешь заплатить такую цену за твою свободу, то ты на всегда останешься рабом между рабами, хотя бы у тебя и были всевозможные мирские почести.
Все то, чем люди так восхищаются, все, для приобретения чего они так переживают и хлопочут, все это не приносит им ни мельчайшего счастия. Покуда люди хлопочут, они считаюм, что благо их в том, чего они домогаются. Но только лишь они приобретают желаемое, они снова начинают переживать, сокрушаться и питать зависть к тому, чего у них еще нет. И это весьма ясно, в силу того, что не удовлетворением собственных праздных жажд достигается свобода; но, напротив, избавлением себя от таких жажд.
В случае, если желаешь увериться в том, что это действительно, то приложи к освобождению себя от своих безлюдных жажд хоть наполовину столько же труда, сколько ты до сих пор тратил на их выполнение, и ты сам не так долго осталось ждать заметишь, что таким методом возьмёшь значительно больше счастия и покоя.
Покинь общество людей богатых и влиятельных; прекрати угождать людям знатным и сильным и мнить, что от них ты можешь взять что-либо необходимое тебе. Ищи, напротив, у людей праведных и разумных то, что можешь ты от них взять, и, уверяю тебя, не с безлюдными руками уйдешь ты от них, в случае, если лишь придешь к ним с добрыми мыслями и чистым сердцем.
Если ты не веришь мне на слово, то хоть на время попытайся сблизиться с этими людьми, попытайся сделать хоть пара шагов на пути к подлинной свободе. А тогда уже сам решай, куда тебя больше тянет — к свободе и благу либо к рабству и злу. В таком опыте так как нет ничего постыдного. Испытай же себя!..
Эпиктет. В чем отечественное благо? // Римские стоики. – М.: Республика, 1995. – С. 231–242.
Бультман Р.
Мифология и НОВЫЙ ЗАВЕТ