24 июня 1893 года «Фрам» покинул Христианию.
В данный сутки Нансен записал: «Сзади осталось все, что было мило моему сердцу. Что предстояло в первых рядах? Ах, сколько пройдет лет, перед тем как все я замечу опять».
Пройдя Баренцево море, «Фрам» 29 июля кинул якорь против становища Хабарово, в Югорском Шаре. Тут на борт судна было принято 35 псов. В ночь с 4 на 5 августа судно вошло в Карское море. Благодаря негативной ледовой обстановки оно задержалось на пара дней в южной части Карского моря и лишь 13 августа прошло остров Белый. Миновав остров Диксон, «Фрам» забрал курс к мысу Челюскин. По пути довольно часто стали встречаться в одиночку и группами острова, не нанесенные на карту. «Тут находится такая масса островов, что в случае, если следить за ними, то голова готова закружиться. Утром мы прошли мимо утесистого острова, и сзади него я заметил два вторых (острова Клементса Маркама). После этого потом на север снова почва либо острова (острова Рингнеса), позже еще пара островов на северо-востоке. В 5 часов пополудни нам было нужно обогнуть два громадных острова, пройти между которыми мы не рискнули, опасаясь мелей (острова Мона)… Позже мы снова держали курс на восток, имея по левую сторону от себя четыре громадных и два малых острова. Справа же мы видели последовательность низменных островов (острова Тилло) с крутыми береговыми буграми. Фарватер тут не весьма надежен. Раз вечером открыли мы совсем нежданно, что около нас прямо у бакборта просвечиваются через воду между льдинами громадные камни, а наискось от штирборта обнаружилась мель с сидящей на ней льдиной».
Фрам покидает Берген. 2 июля 1893 года.
Группу открытых им островов, лежащих к северу от острова Таймыр, Нансен назвал архипелагом Норденшельда. Между ними лежал невзломанный лед. К северу от этих островов встретились непроходимые льды, преодолеть каковые «Фрам» был не в состоянии. Попытка пройти потом на восток не увенчалась успехом.
Наступал сентябрь, угрожавший на долгое время задержать судно. «…Тут имели возможность сокрушиться отечественные надежды, по крайней мере на текущий год, — писал Нансен. — Немыслимо, дабы лед сейчас растаял, перед тем как зима наступит совсем… Виды на будущее отнюдь не кажутся яркими. Неужто так не так долго осталось ждать должны оправдаться ужасные предсказания, в которых ни при каких обстоятельствах не бывает недочёта в отечественном мире?.. С далеко не легким эмоцией наблюдаем мы, как зима медлительно и тихо одолевает через чур маленькое лето». Но уже 7 сентября «Фрам» взял возможность продолжать путь. Скоро он пробился через ледяную преграду и, пользуясь прибрежной полыньей, направился к мысу Челюскин, что был пройден 10 сентября.
«Перед восходом солнца мы оказались наоборот того, что считалось самым северным мысом. Мы приблизились тогда к почва… и отечественные три последние заряда отправили громкий салют в море. В то же мгновение показалось солнце… С рассветом сгинул волшебник-Челюскин, что так продолжительно сковывал отечественные эмоции. Раздалась преграда, угрожавшая нам зимовкой у этого берега, и перед нами открылся путь прямо к нашей цели, — плавучему льду к северу от Новосибирских островов».
Не встречая какое количество-либо значительных препятствий, Нансен легко достиг Новосибирских островов. 20 сентября он встретил лед к северу от острова Котельного, под 77°44? северной широты. Следуя на протяжении кромки льда, судно смогло продвинуться еще мало на север. 22 сентября под 78°50? северной широты и 133°30? восточной долготы «Фрам» пришвартовался к громадной льдине. Из этого и начался дрейф «Фрама».
Экипаж судна сразу же начал готовиться к зимовке. В пассивном плавании путешественники рассчитывали совершить пара лет.
«Выяснилось, — писал Нансен, — что мы затерты совсем не на шутку, и я рассчитываю высвободить «Фрам» изо льда не прежде, как по другую сторону полюса, в то время, когда мы приблизимся к Атлантике. Была уже поздняя осень, солнце с каждым днем опускалось все ниже и ниже, и температура падала непрерывно. Зимняя ночь, ужасная зимняя ночь приближалась. Ничего иного не оставалось, не считая изготовление к ней, и вот мало-помалу отечественное судно начало превращаться, как было быть может, в эргономичное зимнее помещение».
В то время, когда «Фрам» был совсем подготовлен к продолжительной зимовке, участники экспедиции приступили к исполнению научных работ. Они создавали метеорологические и гидрологические наблюдения, изучали земной магнетизм, растительные и животные организмы, населяющие Северный Ледовитый океан. Особенно интересовал участников экспедиции дрейф льда, его направление и скорость. Так как они пребывали сейчас полностью во власти дрейфующих льдов! Всех тревожил вопрос, сможет ли «Фрам» выдержать те ужасные сжатия, жертвой которых стало уже не одно полярное судно.
Разрез «Фрама» по мидель-шпангоуту
И вот, наконец, настал сутки опробования. «В то время, когда по окончании обеда (9 октября. — A. Л.) мы сидели, болтая о том, о сем, начался оглушительный шум, — записал в ежедневнике Нансен, — и целый «Фрам» содрогнулся. То первенствовал натиск льда. Все вышли на палубу взглянуть. «Фрам» вел себя замечательно, как я и ожидал от него: лед накапливался непрерывно, но уходил под низ судна, и мы медлительно поднимались».
его спутники и Нансен прочно верили в собственный превосходное судно. Да и в действительности «Фрам» отлично выдерживал опробование в тисках сжимающихся льдов. «Давление начинается стоном и лёгким треском у боков судна. Усиливаясь, оно переходит через все роды тонов: то плачет, то стонет, то грохочет, то ревет, и судно начинает подниматься. Шум понемногу возрастает и делается подобным звуку всех труб органа совместно, судно дрожит и трясется и поднимается… то толчками, то медлено. Приятно сидеть в комфортных каютах, слушать целый данный шум и сознавать, что судно прочно, — другие суда в далеком прошлом были бы раздавлены…
Итак, мы находимся сейчас в самой средине того, что, в соответствии с всем предсказаниям, должно было воображать для нас столько опасности. Лед теснится и громоздится около нас со всех сторон, ледяные глыбы вздымаются в высокие груды и длинные стены, достигающие собственными вершинами практически такелажа «Фрама», лед напрягает все силы, дабы истереть «Фрам» в порошок. Но мы сидим совсем тихо, не выходим кроме того наверх взглянуть на хаос: шутки и смех длятся так же, как и прежде».
«Линия забери, было бы совсем не удобно подготовиться к оставлению судна всегда, как начнется мелкое давление, либо покидать его с мешком на пояснице, как экипаж «Тегеттгофа»».
Экспедиция на «Тегеттгофе» (1872—1874) была организована австрийскими учеными Пайером и Вейпрехтом с целью изучения области к северо-востоку от Новой Почвы. Около северной оконечности Новой Почвы судно было зажато льдами и увлечено ими на север. В последних числах Августа судно было принесено к малоизвестной почва (Почва Франца-Иосифа), где оно совсем вмерзло в лед. Покинув «Тегеттгоф», участники экспедиции в первой половине 70-ых годов девятнадцатого века направились к югу на лодках. С трудом они достигли Новой Почвы, где были спасены русскими промышленниками.
Описаниям грозных сжатий льдов около «Фрама» Нансен посвятил довольно много страниц собственного ежедневника:
«Если бы вообразить себе злость всей земли, то и тогда лед не имел возможности бы сделать на нас более яростного нападения, чем сделал сейчас. Ледяная гряда из льдин в 2-3 метра толщиною, подошедшая к нам с бакборта, навалилась на девятиметровой толщины лед, на котором мы лежим, и подмяла его под себя. После этого «Фрам» опустился совместно со льдом, и вторая глыба, скользя по собственной подстилке, близко подошла к нему, тогда как он оставался еще прочно вмерзшим. Чуть ли он имел возможность подвергнуться более сильному давлению, как я могу делать выводы, и неудивительно исходя из этого, что он трещал. Но он выдержал напор, высвободился и встал без повреждений. Вот и рассказываете затем, что форма судна не имеет значения. Если бы не форма «Фрама», мы сейчас не сидели бы на нем. И нигде ни капли воды внутри его не заметно. Достаточно необычно, что более лед не делал на нас для того чтобы натиска. Не было ли давление, испытанное нами в субботу, его предсмертной агонией? Давление по крайней мере хватало сильным, дабы его возможно было так назвать.
Давление обнаруживалось пара раз, и один раз в то время, в то время, когда я с Могстадом занят был в трюме постройкой саней, корпус судна начал трещать над нами и под нами. То же самое повторялось позже пара раз; но в промежутках снова было тихо. Я довольно часто выходил на лед послушать шум давления и взглянуть, какой оно принимает оборот, но все ограничивалось выстрелами и треском под ногами и в ледяной стенке, лежавшей рядом с нами. Не для того ли это происходит, дабы мы не сделались через чур самоуверенными? Возможно, это нужно. В сущности, поскольку мы живем, как на дымящемся вулкане. Извержение может случиться каждую 60 секунд, извержение, которое примет решение отечественную участь. Тогда оно или вынесет судно наверх, или потащит вниз. А это что может значить? Значит, что либо «Фрам» возвратится к себе и путешествие будет совершено удачно, либо мы должны будем покинуть его и удовольствоваться тем, что мы сделали, да позже, возможно, на обратном пути изучить часть Почвы Франца-Иосифа. Вот и все; но, предположительно, большая часть из нас в высшей степени не желали бы утратить судно: безрадосно было бы видеть, как оно исчезает на отечественных глазах».
Сперва течение уносило «Фрам» на юго-восток. Линия дрейфа обрисовывала сложные петли, так что судно в итоге оказалось практически на том же месте, где было за много дней до этого. Позже направление дрейфа изменилось. Лед вместе с хорошо сидевшим в нем судном понесло, как и предполагал Нансен, на северо-запад с некоторыми уклонениями к северу. Скорость дрейфа была малом.
Продолжительная полярная ночь прошла в работе, за чтением книг, в прогулках по льду, в охоте и товарищеских беседах. Экипаж «Фрама» ощущал себя замечательно. «Удобство судьбы, вентиляция и теплота помещения не заставляют хотеть ничего лучшего; мы снабжены всем в изобилии, и стол отечественный неординарно оптимален… Изготовление к экспедиции стоили мне многих драгоценных лет, но сейчас я о них не жалею: мы достигли того, к чему я стремился. Мы проводим жизнь на льдинах, и жизнь эта не только во всех отношениях лучше той, которую мы вели в прошлую экспедицию, но так хороша, как словно бы мы перенесли ко мне мелкий уголок Европы и Норвегии. Дружно в одной каюте, все у нас общее, мы образуем мелкую часть отчизны и с каждым днем все тесней и ближе сживаемся.»
Пришла весна. Сейчас судно продвигалось вперед стремительнее, но в общем «это был, — подмечает Нансен, — все тот же род маятникообразного перемещения; всегда, в то время, когда мы продолжительно продвигались на север, то были уверены, что после этого последует еще более продолжительный период реакции».
7 августа было отмечено на «Фраме» громадным событием: лот продемонстрировал глубину 3850 метров. Это сходу опровергло существовавшее до того мнение, словно бы центральная часть Северного Ледовитого океана мелководна. Вместо мелководья тут появлялся глубочайший водоем, среди которого тяжело было рассчитывать встретить какую-либо почву. «Мы состоимся в Атлантический океан, не заметив, по всей видимости, ни одной горной вершины. Нечего сообщить, богатый событиями последовательность годов лежит перед нами!» — записал по этому поводу Нансен.
Летом Нансен занялся усиленной подготовкой к грядущей санной экспедиции на полюс. Он тренировался в походах по льду на лыжах, на псах, в противном случае и просто пешком; хлопотал об устройстве саней, прочего снаряжения и каяков, нужного для похода. «Я довольно много занимаюсь этими приготовлениями сейчас. Я думаю обо всем, что необходимо будет забрать и как все приготовить, и чем больше разглядываю я данный вопрос с разных мнений, тем жёстче убеждаюсь в том, что попытка будет успешна, в случае, если лишь «Фрам» подвинется к северу в надлежащее время — не через чур поздней весной».
Прошел год. Судно продвинулось лишь на 350 километров, достигнув 81°53? северной широты (на меридиане западной части моря Лаптевых). Близилась вторая зима. Жизнь на «Фраме» шла своим чередом, тихо и однообразно, без каких-либо выдающихся собы3тий. Все так же, как и прежде были бодры и весёлы.
«Воскресенье, 31 октября, — читаем у Нансена, — 82°02? северной широты, 114°09? восточной долготы. Поздний вечер, в голове шумит, как по окончании настоящего кутежа, но кутеж был невинного сорта. Дабы отпраздновать прохождение 82°, был дан громадной банкет… По окончании ужина, что был отличен, настойчиво попросили музыку, и она добровольно исполнялась целый вечер выдающимися артистами. Особенно отличался Бентсен, что благодаря собственному нередкому упражнению на льду с ручкой вала, употребляющегося для вытаскивания лотлиня, был вне конкуренции. Темп музыки то замедлялся, как словно бы она исходила из пропасти в 2000 либо 3000 футов глубиной, то ускорялся и становился живее, совершенно верно музыка приближалась к поверхности. Наконец, возбуждение разрослось до того, что я с Петерсеном должны были подняться и протанцевать вальс либо польку, либо то и второе… Подводя итог и Амундсен закружился в вихре танца, тогда как остальные игрались в карты… Меньше сообщить, мы радовались, да по какой причине бы нам и не повеселиться? Мы радостно подвигаемся к нашей цели, мы уже на половине пути между Землёй Франца и Новосибирскими островами-Иосифа, и никто на судне не сомневался, что мы достигнем того, для чего отправились. Итак, да здравствует радости!»