Дон Хуан растолковал, что древние волшебники различали два типа смещения точки сборки. Первый тип – смещение в любое положение по поверхности светящегося шара либо вовнутрь него. Такое смещение стало называться сдвига точки сборки. Второй тип – смещение точки сборки наружу, за пределы светящегося шара. Это было названо перемещением точки сборки. Волшебники древних времен поняли, что различием между движением и сдвигом определяется природа восприятия, формирующегося в следствии смещения.
Потому, что сдвиг точки сборки есть ее смещением в пределах светящегося шара, миры, принимаемые благодаря этого, какими бы необычными и причудливыми они ни казались, принадлежат к людской сфере. Людская сфера составлена энергетическими волокнами, проходящими через светящийся шар. В противоположность сдвигу, перемещение точки сборки есть смещением ее в положение вне светящегося шара, в следствии чего задействуются волокна, не относящиеся к сфере человеческого. Восприятие этих волокон вызывает к судьбе немыслимые, непостижимые миры, в которых нет никаких следов чего бы то ни было, характерного человеку.
В то время неприятность получения подтверждений имела для моего разума огромное значение. Исходя из этого как-то по случаю я заявил:
– Ты меня забудь обиду, дон Хуан, но все, которое связано с точкой сборки, думается мне так «притянутым за уши», таким неприемлемым, что я просто не знаю, что мне с этим делать и что об этом думать.
– Сделать ты можешь лишь одно – заметить точку сборки! – парировал он мою тираду. – Видеть не так уж сложно. Главная проблема заключается в том, дабы уничтожить стенке, которая сдерживает нас и не позволяет сдвинуться с места. Эта стенки существует в уме каждого из нас. А дабы ее уничтожить, все, что нам нужно – это энергия. Когда мы накапливаем достаточное количество энергии, видение приходит само по себе. Легко случается так, что мы начинаем видеть. Целый фокус в том, дабы выбраться из крепости удовлетворенности собой и фальшивой безопасности.
– Дон Хуан, я в полной мере отдаю себе отчет в том, какой громадный количество знаний нужен чтобы видеть. Это – не просто вопрос наличия энергии.
– Это имеется только вопрос наличия энергии, поверь мне. Самое сложное – убедить себя в том, что это допустимо. А для этого нужно верить нагуалю. Волшебство тем и прекрасна, что любой волшебник обязан доказать все самому себе на своем опыте. И я поведал тебе о правилах волшебного мастерства отнюдь не с надеждой на то, что ты все это запомнишь. Я рассчитываю на использование на практике тобой этих правил.
Говоря о необходимости верить нагуалю, дон Хуан, без сомнений, был прав. На начальных стадиях моего тринадцатилетнего ученичества у него мне тяжелее всего было принять его мир и его как личность. Потому что это предполагало безоговорочное принятие и безраздельную веру его как нагуаля.
Роль дона Хуана в волшебном мире полностью описывалась его статусом среди таких же волшебников, как он. Они кликали его нагуалем. Мне в свое время растолковали, что этим понятием обозначается человек – мужик либо дама – владеющий энергетической конфигурацией особенного типа, которую видящий принимает как двойной светящийся шар. Видящие уверены в том, что в то время, когда таковой человек вступает в волшебный мир, его избыточная энергия преобразовывается в способности и мерило силы к лидерству. Нагуаль, так, есть естественным фаворитом, его призвание – возглавить группу волшебников.
Сначала идея о таком доверии к дону Хуану выводила меня из равновесия, будучи противоестественной. В то время, когда я сказал ему об этом, он уверил меня в том, что для него неприятность доверия к преподавателю стояла не меньше остро.
– Как-то я сообщил собственному преподавателю в точности то же самое, что ты мне, – сообщил дон Хуан. – Он ответил, что без доверия нагуалю нет возможности испытать облегчение и исходя из этого нет возможности очистить от мусора нашу жизнь, дабы быть свободным. Дон Хуан еще раз повторил, как прав был его преподаватель.
Я еще раз выразил собственный принципиальное несогласие. Я поведал ему, что меня воспитывали в гнетущей обстановке религиозного фанатизма, и что это весьма не хорошо на мне отразилось. Его же утверждение, равно как и утверждения его учителя, напоминали мне о покорности и догматах смирения, каковые я учил в юные годы и к каким питал отвращение.
– Твои слова о нагуале звучат как религиозные верования, – сообщил я ему.
– Ты можешь верить во что угодно, – ответил он невозмутимо. – Но факт остается фактом: нет игры без нагуаля. Я это знаю и говорю это равно как и все нагуали до меня. Но, как и я, они говорили это вовсе не с позиции самозначительности. И в то время, когда говорится, что без нагуаля не может быть пути, подразумевается только одно: нагуаль – человек особенный, в силу того, что он лучше кого бы то ни было способен отражать абстрактное, дух. Лишь и всего. Все мы связаны с духом напрямую, и только по случаю с человеком, что приносит нам послание духа.
Я обучился безоговорочно доверять дону Хуану как нагуалю. Как он сказал, это принесло мне чувство огромного облегчения и свойство принять все то, чему он меня учил.
При изложении собственного учения дон Хуан уделял особенное внимание всему, связанному с точкой сборки. в один раз я поинтересовался у него, имеет ли точка сборки какое-либо отношение к физическому телу.
– К тому, что мы в большинстве случаев принимаем в качестве людской тела, точка сборки отношения не имеет, – ответил он. – Точка сборки есть частью светящегося яйца – отечественного энергетического «я».
– За счет чего она смещается? – задал вопрос я.
– За счет действия потоков энергии, всплесков энергии появляющихся в либо вне отечественной энергетической формы. Эти потоки непредсказуемы и появляются непоследовательно. Но для волшебников они абсолютно предсказуемы и подчиняются их намерению.
– А ты сам чувствуешь эти потоки?
– Их чувствует любой волшебник. Их ощущает и любое человеческое существо, но простые люди через чур заняты собственными личными проблемами, дабы обращать внимание на подобные ощущения.
– На что похоже чувство энергетического потока?
– Легкий неудобство, мимолетная скорбь, которая срочно сменяется эйфорией. Потому, что ни скорбь, ни эйфория не имеют объяснимой обстоятельства, мы в большинстве случаев не склонны относиться к ним как к точному показателю того, что на нас накатывается малоизвестное. Мы списываем это на счет необъяснимых и, в неспециализированном-то, не весьма здоровых колебаний настроения.
– Что происходит, в то время, когда точка сборки сдвигается за пределы энергетической формы? Она зависает снаружи? Либо как-то прикрепляется к светящемуся шару?
– Она вытягивает контур светящегося шара вовне, не разрывая его энергетических границ.
Дон Хуан растолковал, что конечным результатом перемещения точки сборки есть полное изменение энергетической формы людской существа. Вместо того, дабы оставаться яйцом либо шаром, она трансформируется в что-то, напоминающее по виду курительную трубку. Финиш мундштука – это точка сборки, чашка – то, что осталось от светящегося шара. В случае, если точка сборки продолжает перемещение, то в итоге наступает момент, в то время, когда светящийся шар преобразовывается в узкую полосу энергии.
Потом дон Хуан растолковал, что изменение энергетической формы – это достижение, на которое были способны лишь волшебники древности. Я спросил, оставались ли эти люди так же, как и прежде людьми по окончании того, как их энергетическая форма изменялась.
– Конечно же, они так же, как и прежде оставались людьми, – ответил дон Хуан. – Но я думаю, ты желал бы знать, оставались ли они людьми здравого смысла, которым возможно было бы доверять. На данный вопрос я бы ответил: нет, не совсем.
– Чем они отличались?
– Собственными побуждениями. Обычные человеческие цели, склонности и мотивы ровным счетом ничего для них не означали. Помимо этого, их наружность также в некотором роде изменялась.
– Ты имеешь в виду, что они прекратили быть похожими на людей?
– Об этих волшебниках весьма сложно сообщить что-нибудь точно. Смотрелись они, непременно, как люди. На кого еще они могли быть похожи? Но одновременно с этим они отличались от того простого людской образа, что ты либо я себе воображаем. Но если бы ты попросил меня обрисовать, чем конкретно они отличались, я не имел возможность этого сделать, и ходил бы кругами как собака, которая пробует ухватить себя за хвост.
– Тебе самому приходилось с кем-нибудь из них видеться, дон Хуан?
– Да, с одним приходилось.
– Как он смотрелся?
– На первый взгляд – как простой человек. Необыкновенным было его поведение.
– Что именно в нем было необыкновенным?
– Могу лишь заявить, что его поведение было совсем невообразимым, но не просто в смысле манеры себя вести. Дабы оценить это, необходимо заметить самому.
– И что, все те волшебники были похожи на того, которого ты встречал?
– Нет, само собой разумеется. Я не знаю, какими были другие. Разве что по волшебным историям, передающимся много поколений. А в этих историях они предстают в весьма причудливом виде.
– Ужасном?
– Да нет. Говорят, что они были весьма привлекательными, не смотря на то, что и очень пугающими. Они больше были похожи на неких неизвестных существ. Все мы – светящиеся шары, и это делает человечество однородным. А те волшебники не были более шарами, но стали полосами энергии. Они пробовали сворачиваться в кольца, но это им не в полной мере получалось.
– И что же с ними в итоге произошло, дон Хуан? Они вымерли?
– В волшебных историях говорится, что потому, что им удалось растянуть собственную энергетическую форму, длительность существования их сознания кроме этого растянулась. Так что они живы, и сейчас находятся в сознании. Кроме того ходят рассказы о том, как они иногда объявляются на земле среди людей.
– А сам ты что об этом думаешь, дон Хуан?
– Для меня это чересчур эксцентрично. Меня интересует свобода. Свобода раствориться в бесконечности, сохранив осознание. С моей точки зрения эти древние волшебники были существами экстравагантными, одержимыми и капризными. Они попались на уловку собственных же собственных манипуляций.
Но ты не разрешай моим личным эмоциям сбить тебя с толку. Потому что нет ничего, равного достижениям волшебников древних времен. По крайней мере, они доказали, что потенциальные возможности человека более чем хороши важного отношения.
Еще одной темой объяснений дона Хуана была необходимость энергетической однородности и сцепленности[3] чтобы принимать. Он утверждал, что человечество принимает знакомый нам мир в том виде, в котором мы его принимаем, лишь потому, что все мы владеем однообразными чертями сцепленности и энергетической однородности. Мы машинально обретаем соответствующие энергетические характеристики в ходе воспитания и относимся к ним как к чему-то само собой разумеющемуся. И мы не отдаем себе отчета в их крайне важном значении до тех пор, пока не сталкиваемся с возможностью восприятия миров, хороших от того, что нам известен. Но в то время, когда это происходит, мы со всей очевидностью поймём, что для полноты и адекватности восприятия новой действительности нам требуются новая подходящая сцепленность и энергетическая однородность.
Я задал вопрос, что такое сцепленность и однородность. Он ответил, что под однородностью понимается однородность формы – все людские существа на земле владеют формой шара либо яйца. А тот факт, что энергия человека удерживается совместно в форме шара либо яйца, обосновывает существование имеющейся у нее сцепленности. Примером формирования нового типа сцепленности и энергетической однородности может служить изменение энергетической формы древних волшебников. Новые чёрта однородности обусловили их превращение в полосу: все они как один сделались полосами. А новая сцепленность разрешает им сохранять новую форму, оставаясь полосами. Сочетание же сцепленности и однородности на уровне полосы разрешает древним волшебникам принимать новый постоянный мир.
– Как именно обретается сцепленность и однородность, дон Хуан? – задал вопрос я.
– Ключом есть положение точки сборки, вернее, ее фиксация, – ответил дон Хуан.
В тот раз он не захотел вдаваться в подробности. Исходя из этого я задал вопрос, смогут ли древние волшебники вернуть себя в форме яйца. Дон Хуан ответил, что был момент, в то время, когда они имели возможность это сделать, но не захотели. А после этого линейная сцепленность закрепилась, и возвращение стало неосуществимым. Но дон Хуан полагал, что окончательная кристаллизация линейной сцепленности и невозможность возвращения были обусловлены их выбором, продиктованным жадностью. Дело в том, что количество возможностей и восприятия этих волшебников был в астрономическое число раз более широким, чем количество возможностей и восприятия действия любого простого волшебника, не говоря уже об простом человеке.
Дон Хуан растолковал, что для существа шарообразной энергетической формы сферой человеческого есть целый количество в пределах границы шара, через что проходят энергетические волокна. В обычном состоянии мы принимаем не всю сферу человеческого, но, возможно, не более одной тысячной ее общего объема. С учетом этого факта очевидным делается немыслимый масштаб успехи древних волшебников, умудрившихся растянуть себя в полосу, которая была в тысячи раз шире, чем шар, и наряду с этим принимавших все энергетические волокна, проходящие через нее.
По требованию дона Хуана я приложив все возможные усилия старался осознать новую для меня модель энергетической конфигурации. Он втолковывал мне ее опять и опять, и в итоге я кое-как справился с идеей энергетических волокон, существующих в и вне светящегося шара. Но когда я начинал воображать себе множество светящихся шаров, модель мгновенно разваливалась в моем уме. Я рассуждал так: те волокна, каковые являются внешними для одного светящегося шара, частично окажутся внутренними для другого шара, смежного с первым. Получалось, что при большом количестве шаров внешних волокон по большому счету не может быть, потому что все они окажутся в соприкасающихся между собой шаров.
Понимания всего этого не есть упражнением для разума, – сообщил дон Хуан, пристально выслушав мои аргументы. – Вряд ли я смогу растолковать, что именно имеют в виду волшебники, говоря о волокнах в и вне людской формы. В то время, когда видящий видит людскую форму, он видит один единственный шар энергии. В случае, если рядом с ним находится второй шар, то он опять видится как отдельный шар энергии. Твое представление относительно множества шаров проистекает из твоего знания о скоплениях людей. Но в энергетической вселенной имеется лишь отдельные личности, одинокие, окруженные безграничностью. Ты обязан заметить все это сам.
Я возразил, что с его стороны ни к чему сказать мне о независимом видении, потому, что он знает, что я на это не может. В ответ он внес предложение мне забрать у него взаймы мало энергии и воспользоваться ею чтобы заметить.
– Как я могу сделать это – забрать у тебя взаймы энергию?
– Весьма легко. Я могу вынудить твою точку сборки сдвинуться в новое положение, более подходящее для яркого восприятия энергии.
Это первенствовал на моей памяти случай, в то время, когда он намеренно заговорил о том, что все время делал: вводил меня в некое непостижимое состояние осознания, которое он именовал вторым вниманием, и которое бросало вызов всем моим представлениям о мире и о самом себе. Итак, дабы вынудить мою точку сборки сдвинуться в более подходящее для яркого восприятия энергии положение, дон Хуан хлопнул меня по пояснице между лопаток с таковой силой, что у меня перехватило дыхание. Мне показалось, что я или провалился в обморок, или заснул. Внезапно я понял, что наблюдаю либо что мне снится, словно бы я наблюдаю на что-то в буквальном смысле неописуемое. броские световые струны исходили отовсюду, распространяясь во всех направлениях. Струны света, каковые не были похожи ни на что, когда-либо мной мнимое.
В то время, когда я снова получил дыхание, а возможно – проснулся, дон Хуан, выжидательно взглянуть на меня, задал вопрос:
– Что ты видел?
Я совсем честно ответил:
– Твой удар вынудил меня заметить звезды.
Услышав это, дон Хуан согнулся пополам от смеха.
Позже он подчернул, что я легко еще не готов совладать с каким бы то ни было необыкновенным восприятием.
– Я вынудил твою точку сборки сдвинуться, – продолжал дон Хуан, – и в течение мгновения ты сновидел волокна вселенной. Но тебе до тех пор пока что не достаточно то ли дисциплины, то ли энергии на реструкуризацию сцепленности и однородности. Древние волшебники были непревзойденными мастерами таковой реструкуризации. Конкретно за счет этого им получалось заметить все, что лишь по большому счету способен заметить человек.
– Что означает «реорганизовать сцепленность и однородность»?
– Это значит – войти в состояние второго внимания, удерживая точку сборки в новом положении и не давая ей сдвинуться в исходное.
После этого дон Хуан остановился на классическом определении второго внимания. Он заявил, что вторым вниманием древние волшебники назвали итог фиксации точки сборки в новом положении. Они разглядывали второе внимание как полноценную сферу деятельности, подобную простому повседневному вниманию. Дон Хуан выделил, что волшебники вправду владеют двумя полноценными сферами деятельности. Одна из них – маленькая – именуется первым вниманием, осознанием мира повседневности либо фиксацией точки сборки в привычном положении. Вторая сфера деятельности значительно больше первой. Это – второе внимание, осознание иных миров либо фиксация точки сборки в любом из огромного множества ее новых положений.
Используя то, что он именовал волшебным маневром, дон Хуан помогал мне испытывать во втором внимании совсем необычайные вещи. Маневр заключался в том, что он или легко похлопывал, или очень сильно ударял меня по пояснице на уровне лопаток. Как он растолковывал, удары смещали мою точку сборки. Для меня такие смещения означали переход осознания в тревожащее состояние ни с чем не сравнимой ясности – состояние сверхсознания, длившееся недолго, но разрешавшее мне постигать все что угодно с минимальной подготовкой и минимальными усилиями. Это состояние было не совсем приятным. Как правило оно было похожим необычный сон, неординарно интенсивный если сравнивать с обычным состоянием осознания.
Дон Хуан оправдывал неизбежность для того чтобы маневра тем, что базовые процедуры и основные понятия волшебник может изложить собственному ученику лишь, в то время, когда тот будет в обычном состоянии сознания, но чтобы ученик усвоил подробные абстрактные объяснения, волшебник должен переводить его в состояние второго внимания.
В большинстве случаев ученик совсем не помнит объяснений, взятых им во втором внимании. Но они, однако, накапливаются где-то в его памяти и сохраняются в том месте в неизменном виде. Волшебники обучились применять это, кажущееся необычным, свойство памяти, перевоплотив процесс восстановления в сознательной памяти того, что происходило с ними во втором внимании, в одну из самых сложных и трудновыполнимых классических задач волшебства.
Это, кажущееся необычным, свойство памяти, и сложность исполнения задачи вспоминания волшебники растолковывают следующим образом. Любой раз, в то время, когда человек входит во второе внимание, его точка сборки выясняется в новом положении, до этого ей не привычном. Отыскать в памяти – значит повторно переместить точку сборки в то место, где она была на протяжении нахождения человека во втором внимании. Дон Хуан заверил меня, что волшебники смогут не только абсолютно вернуть все содержимое памяти, вместе с тем оживить любое переживание, когда-либо испытанное ими во втором внимании. Для этого они намеренно сдвигают точку сборки в необходимые положения. И еще дон Хуан сказал, что на исполнение задачи восстановления содержимого памяти у волшебников уходит вся жизнь.
В то время, когда я был во втором внимании, дон Хуан давал мне подробнейшие объяснения относительно искусства волшебства. Он знал, что корректность и точность этих объяснений останутся со мной в нетронутом виде на всегда.
По поводу точности их сохранения дон Хуан сказал:
– Восприятие человека, находящегося во втором внимании, подобно восприятию ребенка. Исходя из этого то, что мы определим, остается снами на всегда. «Привычка – вторая натура» – как мы говорим о чем-то, усвоенном в раннем возрасте.
С позиций собственного нынешнего знания я осознаю, что дон Хуан заставлял меня входить в состояние второго внимания так довольно часто, когда имел возможность, чтобы вынудить меня продолжительное время поддерживать новые позиции моей точки сборки и адекватно принимать в этих позициях. Иначе говоря его целью было вынудить меня реорганизовать сцепленность и свою однородность.
Бесчисленное количество раз я принимал все так же совершенно верно и светло, как я принимаю мир повседневности в простом состоянии осознания. Проблемой для меня было возведение моста между моими действиями во втором внимании и моим простым осознанием. Чтобы выяснить, что же такое второе внимание, мне пригодилось израсходовать массу времени и сил. И не столько благодаря замысловатости и сложности второго внимания, каковые сами по себе очень усложняли обстановку, сколько по причине того, что мне было до неосуществимости тяжело отыскать в памяти не только то, как я входил в состояние второго внимания, но кроме того то, что такое состояние по большому счету существует.
Еще одним прорывом, что, по утверждению древних волшебников, имел фундаментальное значение и о котором дон Хуан говорил мне самым подробным образом, было сделанное древними волшебниками открытие того, что точка сборки весьма легко смещается на протяжении сна. Это открытие повлекло за собой еще одно: сны обусловлены смещением точки сборки. Волшебники древних времен заметили – чем больше сдвиг, тем более необыкновенные сны видит человек, и напротив, чем более необыкновенные сны видит человек, тем больше сдвиг точки сборки. Дон Хуан поведал, что эти наблюдения стали причиной разработке древними волшебниками очень экстравагантных приемов смещения точки сборки, таких как потребление вовнутрь растений, вызывающих изменение состояния осознания, и применение с целью этого состояний голода, стрессовых ситуаций и крайней усталости. Особенное же внимание они уделили разработке практики управления снами. Тем самым, возможно, кроме того не подозревая об этом, они создали сновидение.
в один раз дон Хуан сформулировал самоё адекватное с позиций волшебников определение сновидения. Это случилось на протяжении отечественной с ним прогулки по основной площади в городе Оахака.
– Волшебники разглядывают сновидение, как только сложное мастерство, – сообщил дон Хуан, – мастерство намеренного смещения точки сборки из ее привычного положения с целью углубления диапазона и расширения восприятия его интенсивности.
И он поведал, что в базу собственного искусства сновидения древние волшебники положили пять замеченных ими изюминок энергетического потока людских существ.
Во-первых, древние волшебники заметили, что лишь те энергетические волокна, каковые проходят конкретно через точку сборки, смогут быть собраны в адекватное (связное) восприятие.
Во-вторых, они заметили, что в случае, если точка сборки смещается в новое положение, то, независимо от того, как мало ее смещение, через нее начинают проходить разные незнакомые энергетические волокна, вовлекая осознание и вынуждая собирать эти незнакомые поля энергии в устойчивое связное восприятие.
В-третьих, они заметили, что, в то время, когда человек видит простые сны, точка сборки легко смещается в новые положения на протяжении поверхности светящегося яйца и вовнутрь него.
В-четвертых, они заметили, что возможно вынудить точку сборки смещаться в положения, находящиеся вне светящегося яйца – в энергетические волокна громадной внешней вселенной.
И в-пятых, они заметили, что при помощи соответствующей дисциплины на протяжении созерцания и обычного сна простых сновидений возможно выработать и систематически практиковать целенаправленное смещение точки сборки.
Первые врата сновидения
В качестве вступления к собственному первому уроку сновидения, дон Хуан высказался о втором внимании, как о чем-то прогрессивно развивающемся, начинающемся как мысль, которая приходит к нам больше из любопытства, чем как представление о настоящей возможности. После этого оно преобразовывается в что-то, что мы можем только ощущать, в некое чувство. И в итоге оно начинается в состояние бытия, в область практической деятельности. В выдающуюся силу, которая открывает для нас миры, находящиеся за границами отечественных самых необузданных фантазий.
Существует два метода объяснения волшебниками того, что имеется волшебство. Первый – посредством метафоричных описаний мира волшебных измерений. Второй – посредством абстрактной терминологии, характерной магии. Я постоянно предпочитал второй метод, не смотря на то, что рациональный ум человека Запада ни при каких обстоятельствах не сможет удовлетвориться никаким из этих двух способов.
Дон Хуан растолковал мне, что пряталось за его метафорическим описанием прогрессивного развития второго внимания. Являясь результатом смещения точки сборки, второе внимание не имеет возможности появиться само по себе, естественным образом, а должно быть позвано намереванием, начиная с намеревания его в качестве идеи и заканчивая намереванием его в качестве устойчивого и контролируемого осознания сдвига точки сборки.
– Я планирую научить тебя первому шагу к силе, – сообщил дон Хуан, приступая к изложению мастерства сновидения. – Я собирается научить тебя тому, как настроить сновидение.
– Что означает настроить сновидение?
Настроить сновидение – значит получить практическую свойство совершенно верно руководить неспециализированным ходом развития обстановки во сне. К примеру, тебе снится, что ты – в учебном классе. В этом случае настройка сновидения будет заключаться в том, что ты не дашь обстановке, развивающейся во сне, переметнуться в второе место. Ты не перепрыгнешь из класса в горы. Иначе говоря ты осуществляешь контроль вид класса и не разрешаешь ему провалиться сквозь землю , пока сам того не захочешь.
– Но разве такое допустимо?
В полной мере. Данный тип контроля ничем не отличается от контроля, которым мы владеем в любой ситуации отечественной повседневной жизни. Волшебники привыкают к этому и пользуются контролем сновидения, в то время, когда им это нужно. Чтобы выработать привычку осуществлять контроль сны, тебе нужно начать с чего-нибудь весьма несложного. Этой ночью ты обязан будешь наблюдать во сне на собственные руки.
В то время, когда я был в обычном состоянии осознания, он сообщил не намного больше этого. Но, вспоминая то, что происходило со мной, в то время, когда я был во втором внимании, я понял, что мы возвращались к теме настройки сновидения и обсуждали ее значительно подробнее. Я, к примеру, высказал дону Хуану все, что думал по поводу абсурдности данного мне задания. В ответ на это дон Хуан внес предложение мне относиться к этому заданию, как к развлечению, а не как к чему-то важному и мрачному.
– Всю собственную серьезность ты можешь вкладывать в отечественные беседы о сновидении, – продолжал дон Хуан. – Объяснения постоянно требуют глубокого осмысления. Но, созерцая сны, будь легче перышка. Непременно, практика сновидения требует целостности и важного отношения, но уровень качества серьезности тут пара иное – это серьезность беззаботного хохота, каким смеется человек, которому не о чем тревожиться в нашем мире. Лишь при исполнении этих условий отечественные сны смогут быть перевоплощены в сновидение.
Дон Хуан уверял, что руки он выбрал произвольно. Объектом для фиксации взора во сне имели возможность бы быть не руки, а что угодно второе, все равно прием бы трудился. Суть задачи содержится не в том, дабы найти в замеченном сне определенный предмет, а в том, дабы задействовать внимание сновидения.
Дон Хуан обрисовал внимание сновидения как контроль, что человек обретает над сном, фиксируя точку сборки в любом новом положении, где она оказывается, благодаря ее смещения во сне. Более обобщенно он назвал внимание сновидения непостижимой гранью осознания, которая постоянно существует сама по себе, ожидая момента, в то время, когда мы соблазним ее целью. Внимание сновидения – это скрытая потенциальная свойство, которую любой из нас хранит в резерве. Но применить эту свойство в повседневной судьбе нам, в большинстве случаев, так ни при каких обстоятельствах и не удается.
Первые мои попытки посмотреть во сне на собственные руки окончились полным провалом. По окончании нескольких месяцев бесплодных упрочнений я прекратил это занятие и в очередной раз пожаловался дону Хуану на абсурдность поставленной им передо мной задачи.
– Существует семь врат, – сообщил мне в ответ дон Хуан. – Сновидящий обязан открыть их – все семь, попеременно. на данный момент ты стоишь перед первыми вратами. И, если ты собирается заниматься сновидением, тебе предстоит их открыть.
– По какой причине ты раньше ничего мне об этом не сказал?
– Было бессмысленно говорить тебе о вратах сновидения прежде, чем ты уткнешься лбом в первые из них. Сейчас ты знаешь – это препятствие, которое тебе нужно преодолеть.
Дон Хуан растолковал, что в энергетическом потоке вселенной имеются выходы и входы, и что в конкретном случае сновидения входов – семь. Сновидящий принимает их как препятствия, каковые и были названы волшебниками семью вратами сновидения.
– Первые врата – это особенный порог. Преодолевается он при помощи осознания особенного ощущения, появляющегося перед тем, как человек проваливается в глубочайший сон, – сообщил дон Хуан. – Это чувство сродни эмоции приятной тяжести, которая не дает нам открыть глаза. Мы достигаем врат в то самое мгновение, в то время, когда поймём, что засыпаем, паря (будучи взвешенными) во ощущении и тьме тяжести.