Литературоведение и критика в россии xviii—xx вв.

Первой литературоведческой работой, написанной на русском языке, было «Рассуждение о оде по большому счету» (1734) В. К. Тредиаковского.

Это, но, не значит, что ранее теоретическая идея и историко-литературные представления обходили Россию стороной. Достаточно отыскать в памяти автора «Слова о полку Игореве», что сказал о двух методах творчества: «по замышлению Бояна» и «по былинам отечественного времени», — показывая тем самым, что теоретические обобщения русичи умели делать в XII в., либо Епифания Премудрого (ум. ок. 1420), обратившего внимание на нравственную сторону литературной деятельности: «Никто не хорош писать, у кого нечисты внутренние помыслы…» С финиша XVI в. начинается у нас стиховедение — учение о «художестве стихотворном» (Л. Зизаний, М. Смотрицкий). В первой половине XVII в. появляются риторики — систематические направления науки об ораторском мастерстве, прозаическом слове, красноречии (Макарий, Иван Козырев). Активна отечественная теоретическая идея в первые десятилетия XVIII в. Создаются новые риторики как на латинском (Феофан Прокопович, Стефан Яворский), так и на русском (Косьма Святогорец) языках, формируются уже во многом родные нам понятия об творчестве и искусстве. В «Поэтике» (1705) Феофана Прокоповича, написанной на латинском языке, развивалась «хорошая» теория литературы, детально говорилось о происхождении, необходимости и специфике самой поэзии, её назначении и предмете, раскрывалась сущность поэтических видов и родов (см. виды и Роды литературы). Определенную роль в развитии литературных воззрений россиян сыграли «Поэтика» («Ключ поэтический», 1732) Феофилакта Кветницкого и «Риторика» (1733 — 1734) Порфирия Крайского, кроме этого написанные на латинском языке. Эти направления читались в Столичной славяно-греко-латинской академии, одним из слушателей которых был М. В. Ломоносов.

Теоретический и методологический опыт риторик и авторов поэтик был творчески усвоен В. К. Тредиаковским и воплощен в его «Рассуждении о оде по большому счету», которое у нас явилось первым национальным изучением уже фактически конкретной литературоведческой неприятности. Тут как бы сплавилась воедино нацеленная на один предмет отечественная теоретико-литературная, историко-литературная и литературно-критическая идея. Путь к формированию русской науки о литературе был открыт.

Начался он с освоения западноевропейских литературных их перевода и «понятий» на русский язык (А. Д. Кантемир, В. К. Тредиаковский), а завершился созданием уникального учения о литературно-художественном развитии, в базе которого лежало представление о смене и борьбе литературных направлений (Полевой Кс. А. О партиях и направлениях в литературе, 1833).

Введением в теорию отечественной «красивой словесности» делается «Краткое руководство к красноречию» (1748) М. В. Ломоносова; творческие успехи отечественных поэтов приобретают обобщение в «Правилах пиитических в пользу юношества» (1774) А. Д. Байбакова; разработку теоретических баз художественной прозы начинает В. С. Подшивалов «Сокращенным курсом русского слога» (1796).

Историческое познание русской литературы открывает изучение Тредиаковского «О старом, новом и среднем стихотворении русском» (1755), продолженное после этого «Рассуждением о русском стихотворстве» (1772) М. М. Хераскова и статьей Н. М. Карамзина «Пара слов о русской литературе» (1797). Утверждается хронологический способ изучения литературных явлений, появляются первые периодизации истории отечественной литературы. Приобретает признание «словарная форма» историко-литературного познания, вершинным достижением которой в XVIII в. явится «Опыт исторического словаря о русских писателях» (1772) Н. И. Новикова.

Ключевую роль в развитии русского литературоведения сыграли публикация и открытие в 1800 г. «Слова о полку Игореве». Оно обозначило исторические дали отечественной художественной культуры, продемонстрировало, что отечественная словесность есть одной из старейших в Европе, что произведения древнерусских писателей находятся в последовательности известный монументов всемирный литературы.

Длился процесс систематизации теоретических знаний о литературе (И. С. Рижский, Н. М. Яновский, А. Я. Галинковский, Я. В. Толмачев), где самые примечательными были «Основания русском словесности» (1807) А. С. Никольского, «Курс русском словесности для женщин» (1812) И. М. Левитского и трехтомный «Словарь старой и новой поэзии» (1821) Н. Ф. Остолопова. Понемногу центр теоретических исканий перемещается в сферу литературно-художественной критики, а форма журнальных выступлений на какое?то время станет кроме того ведущей и для литературоведения.

В 1810?е гг. лицо русской критики определяли статьи В. А. Жуковского, «речи» и «рассуждения» А. Ф. Мерзлякова, годичные «обозрения» Н. И. Греча. Очень активна отечественная критическая идея в первой половине 1820?х гг. Это было время наивысшего подъема революционного декабристского перемещения, время решительной смены литературных вкусов и утверждения и мнений у нас передовой литературной теории — теории романтизма, в базе которой лежало положение о свободе творчества, независимости воодушевления, народности искусства и национальной самобытности. Критерий народности (см. Народность литературы) делается главным в оценке преимущества произведений, определяя темперамент отечественной романтической критики, где тон задают критики-декабристы А. А. Бестужев-Марлинский, В. К. Кюхельбекер, К. Ф. близкие и Рылеев их окружению писатели П. А. Вяземский, О. М. Сомов, В. Ф. Одоевский. К этому времени относятся и первые критические выступления А. С. Пушкина.

Знамя борьбы за народность и самобытность литературы, поднятое критиками-декабристами, подхватил Н. А. Полевой — «богатырь журналистики», по выражению В. Г. Белинского. Сокровище творчества любого писателя Полевой поставил в прямую зависимость от степени народности его произведений, выражения в них национально-народного духа. Полевой первенствовал среди критиков, каковые вычисляли собственной обязанностью «обличение невежества, похвалу познаниям и уму» и делали выводы о книгах, «не заботясь о звании и ранге» их авторов.

Новый этап в истории критики и отечественного литературоведения открыла деятельность В. Г. Белинского, на долю которого выпала историческая миссия — подытожить сделанное отечественными писателями в XVIII — первой трети XIX вв., теоретически обобщить и оценить достигнутое русской литературой, наметить возможности её предстоящего развития.

Он указал отечественной литературе единственно верный и плодотворный путь — сближение с повседневной судьбой, настоящей действительностью, что взяло творческое воплощение в произведениях писателей «натуральной школы» — первой национальной, уже фактически русской школы художественного познания. Белинский закладывает базы революционно-демократической критики — самой передовой для того времени, которая формировалась в ожесточенной и бескомпромиссной борьбе с критикой открыто реакционной (Ф. В. Булгарин, О. И. Сенковский, Н. И. Греч) и консервативно-охранительной, «официально — как тогда говорили, народной» (С. П. Шевырев, М. П. Погодин).

Не легко сказались на критике и литературоведении годы «мрачного семилетия» николаевской реакции (1848–1855), в то время, когда любое несогласие с правительственной точкой зрения считалось революционным, крамольным и нещадно преследовалось. В это время только критики-славянофилы (А. С. Хомяков, И. В. Киреевский, К. С. Аксаков, И. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин) открыто поддерживают идею народности литературы. Призывая главным храбрецом произведений сделать крестьянина — кормильца почвы русской, они содействуют становлению у нас «крестьянского направления», обозначенного «Записками охотника» И. С. Тургенева.

Но решающую роль в литературном развитии тех лет, в формировании новых теоретических воззрений, и в первую очередь теории реализма (см. Реализм), учения об активном действии судьбы на искусства и искусство на судьбу, сыграли Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов, Д. И. Писарев — «революционеры 61?го года» (слова В. И. Ленина). Созданные ими правила «настоящей критики» существенно расширили представление о границах и предмете, эффективности и возможностях литературно-критического познания, публичной функции самих критиков. Продолжая и развивая традиции Белинского, они убедительно продемонстрировали, что перемещение мысли в критике не лишь приготовляет новое мастерство, но и формирует новое публичное мнение, новые представления о человеке, его месте в жизни, поведении и назначении.

Превосходным критиком был М. Е. Салтыков-Щедрин, до финиша собственных дней остававшийся верным революционно-демократическим правилам оценки и анализа литературных явлений, чего (за исключением Н. В. Шелгунова) не сумели абсолютно сохранить другие демократически настроенные критики, вычислявшие себя продолжателями дела Добролюбова и Чернышевского (М. А. Антонович, В. А. Зайцев, Г. З. Елисеев).

Революционно-демократической критике противостояла критика «эстетическая», либо «артистическая», представители которой (А. В. Дружинин, В. П. Боткин, П. В. Анненков, С. С. Дудышкин) думали, что мастерство полезно само по себе как мастерство, а не характером собственного отношения к действительности, что писатели не должны касаться публичных вопросов, затрагивать социальные неприятности, их назначение — разрабатывать вечные темы любви, красоты, хороша. Стараясь увести мастерство от судьбы, «эстетическая» критика в то же время заостряла внимание на художественной стороне произведений, их форме, «артистизме» творчества, что объективно помогало увеличению неспециализированного уровня опытного мастерства писателей.

С «почвеннических» позиций, т. е. полагая нужным сближение «просвещенного общества» с судьбой несложного народа, с «национальной землёй», видя в этом основание для будущего социального и духовного развития России, оценивали современную им русскую литературу Ф. М. Достоевский и Н. Н. Страхов. Эти совершенства разделял и А. А. Григорьев.

Постановка критикой неприятности народности литературы, острота её в период революционного подъема финиша 50-х — начала 60?х гг. XIX в. не имели возможность не сказаться и на перемещении отечественной литературоведческой мысли: её внимание кроме этого обращается на ответ данной ответственной художественной и идеологической неприятности времени. Появляется мифологическая школа, представители которой (Ф. И. Буслаев, А. Н. Афанасьев, П. Н. Рыбников, О. Ф. Миллер, А. А. Котляревский) исследуют истоки самобытности русского народа, его взоров на судьбу, природу, окружающий мир, обращаясь к произведениям поэтического творчества самого народа.

Наименование «мифологическая» школа взяла по причине того, что в собственных высказываниях опиралась на учение о мифологии и мифе как первооснове умственной, а после этого и художественной, поэтической деятельности первобытного, доисторического человека. Это учение было создано в 20–30?е гг. XIX в. германскими филологами братьями В. и Я. Гримм. Исходным для создания у нас школы делается положение, сформулированное Ф. И. Буслаевым: «Самая мифология имеется не иное что, как народное сознание духа и природы, выразившееся в определенных образах…» А одним из самых превосходных изучений в русле данной школы, не потерявшим собственного значения до отечественного времени, был трехтомный труд А. Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу. Опыт сравнительного изучения славянских верований и преданий в связи с мифическими сказаниями вторых родственных народов» (1865–1869).

Исследовательский опыт критиков-мифологов продемонстрировал, что монументы народного творчества дают богатую данные о быте, нравственной жизни и духовной не лишь «доисторического», но и «исторического» человека. Подобный подход к мастерству нового времени разрешил открыть, как писал французский философ И. Тэн, что «литературное произведение не имеется несложная игра воображения, самородный каприз, появившийся в горячей голове, но снимок с окружающих нравов и показатель известного состояния умов. Из этого заключили, что допустимо по литературным монументам выяснить, как ощущали и думали люди пара столетий назад». Это узнавание и составило базу нового направления, новой школы в изучении литературы — культурно-исторической.

Такое наименование закрепилось за школой по причине того, что в каждом литературном произведении она видела в первую очередь монумент истории культуры данного народа, что соответствующим образом и разбирала, извлекая из художественных созданий прошлого массу сведений о национальной жизни, быте, взорах, уровне образования, просвещения и т. п. Культурная школа распознала самую зависимость и тесную связь между действительностью и искусством, обществом и писателем, прокладывая тем самым путь литературоведческому историзму. У нас самыми большими представителями данной школы, расцвет которой приходится на 70–80?е гг. XIX в., были А. Н. Пыпин и Н. С. Тихонравов, чьи изучения существенно обогатили представление о русской литературе и литературно-публичной жизни России XVII — XIX вв.

В один момент появляется и формируется еще одна школа — сравнительно-исторического литературоведения. Основная цель данной школы — определение закономерностей и законов литературно-художественного перемещения. Главное внимание тут уделялось изучению трансформаций — эволюции поэтических форм в ходе их исторического развития. Появление таковой школы было вызвано научной необходимостью: она восполнила пробел в изучении литературы, что обнаружился в деятельности культурно-исторической школы.

Исходной посылкой для создания новой школы, давшей ей и наименование, было признание того, что лишь методом сравнения литературных периодов и эпох возможно познать закономерности исторического развития литературы. А единственно верным и убедительным показателем этого развития был признан процесс трансформации художественных, поэтических форм: они и стали преимущественным предметом изучения.

Учение об эволюционном развитии являлось методологической базой данной научной школы. Изучение наряду с этим велось в пределах так называемых эволюционных циклов: фольклор, средневековая литература, литература нового времени, — а объектом сравнительного изучения могла быть как литература (поэзия) одного народа либо какого именно?или региона (славянская, восточная, западноевропейская), так и глобальная литература в целом. выдающимся представителем и Основоположником данной школы в отечественной и всемирный науке был А. Н. Веселовский.

Мифологическая, культурная и сравнительно-историческая школы известны сейчас как школы отвлечённого литературоведения. Такое наименование они взяли не сходу и не у современников, а существенно позднее, и было оно связано с избранием крупнейших представителей и основоположников этих школ — Ф. И. Буслаева, А. Н. Пыпина, Н. С. Тихонравова, А. Н. Веселовского — настоящими участниками (академиками) Петербургской академии наук.

В 70–80?е гг. XIX в. начинается и русская литературно-критическая идея. Громаднейшие успехи тут связаны с деятельностью критиков-народников — П. Л. Лаврова, Н. К. Михайловского, П. Н. Ткачева, А. М. Скабичевского.

На рубеже XIX–XX вв. в русском литературоведении формируется новая школа — психотерапевтическая, которая ставила перед собой цель, по словам её основателя Д. Н. Овсянико-Куликовского, «психотерапевтическое изучение творений и творчества поэтов писателей-лириков и великих-художников, в основном русских». Самой большой работой, созданной данной школой, было трехтомное изучение самого Овсянико-Куликовского «История русской интеллигенции» (1906–1911), где на примере литературных храбрецов (Чацкого, Онегина, Печорина, Рудина, Обломова и др.) методом анализа их психологии раскрывалась эволюция «публично-психотерапевтических типов» в России XIX в. Довольно много внимания эта школа уделяла и фактически психологии творчества, в большой степени наряду с этим опираясь на теоретические идеи лингвистической поэтики А. А. Потебни.

Распространение марксизма, познание того, что движущей силой исторического процесса выступает борьба классов, нарастание революционного пролетарского перемещения сказываются и на характере познания литературных явлений. критика и Литературоведение все отчетливее начинают тяготеть к материалистическим правилам изучения литературы, учитывающим объективные законы публичного и художественного развития человечества. самые видные представители отечественной литературоведческой и критической мысли финиша XIX — начала XX в. (Д. Н. Овсянико-Куликовский, Н. И. Сакулин, С. А. Венгеров, Е. А. Соловьев-Андреевич, Н. И. Коробка, В. В. Сиповский, В. М. Истрин и др.), не обращая внимания на собственную приверженность или культурно-исторической, или сравнительно-исторической, или психотерапевтической школе, в собственных изучениях в той либо другой мере уже опираются на диалектико-материалистическое познание литературно-публичного процесса, двигаясь понемногу к осознанию классовой искусства и природы литературы.

Идеологи буржуазного общества, противопоставляя марксизму всевозможные идеалистические учения, содействовали происхождению у нас разнообразные модернистских, декадентских (упаднических — от франц. слова decadence — упадок), антинаучных течений в критике и литературоведении (Вл. С. Соловьев, Д. С. Мережковский, В. В. Розанов, А. М. Евлахов), где акцентировалась аполитичность и безыдейность творческой деятельности, предлагались религиозно-мистические толкования литературных произведений и т. д.

Решительную борьбу против упаднической, декадентской литературы, модернистских теорий и литературных учений, за мастерство революционного пролетариата, мастерство активное, действенное, устремленное в яркое будущее человечества, теоретически обосновывая это мастерство, раскрывая его новаторскую сущность и защищая его, повела русская марксистская критика — Г. В. Плеханов, А. В. Луначарский, В. В. Воровский, М. С. Ольминский (Александров), С. Г. Шаумян и др. Они обогатили литературоведческую идея учением об «эстетической идеологии» рабочего класса, отстаивали право рабочих, трудящихся весов иметь собственный, революционное, народное, пролетарское мастерство. Как критик, теоретик и историк литературы выступил в эти годы и А. М. Неприятный.

Первой школой оценки и марксистского познания литературных явлений делается у нас социолого-генетическое (либо, как еще говорят, социально-генетическое) литературоведение. Его самые видными представителями были В. М. Фриче, В. А. Келтуяла, В. М. Шулятиков, В. Ф. Переверзев. Социологический подход разрешал видеть в литературе её выражение начало — интересов и объективное отражение, взоров, настроений определенных слоев общества. Генетический подход (генезис по греч. «происхождение, происхождение») нацеливал на изучение процесса происхождения, развития и становления литературных явлений. Сцементированные учением о классовой борьбе как движущей силе не лишь публичного, но и литературного развития, они свидетельствовали о становлении у нас марксистской социологии мастерства.

Само собой разумеется, все успехи марксистской науки о литературе в отечественной стране были еще в первых рядах. Но их фундамент был заложен уже в начале века творческим освоением наследия основоположников марксизма — К. Маркса и Ф. Энгельса, но и работами русских марксистов. Г. В. Плеханов четко формулирует главную научную посылку марксистского подхода к познанию литературных явлений: «…Публичное сознание, — пишет он, — определяется публичным бытием. Для человека, держащегося для того чтобы взора, ясно, что любая эта «идеология» — значит, кроме этого и мастерство и так называемая красивая литература — высказывают собой настроения и стремления данного общества либо — в случае, если мы имеем дело с обществом, поделённым на классы, — данного публичного класса». Из этого следовало, что критики и литературоведы не смогут осознать закономерности искусства и исторического развития литературы, дать верное объяснение сущности и характеру литературных явлений до тех пор, пока не обучатся, говоря словами В. И. Ленина, видеть и обнаружить в художественных произведениях «интересы тех либо иных классов», выражением и отражением которых явились эти произведения.

Последовательное проведение принципа классового подхода к оценке и познанию литературных явлений, процессов, фактов и событий было характерно критике и материалистическому литературоведению. Проведение этого принципа с позиций заинтересованностей рабочего класса, пролетариата, беднейших трудящихся весов сказало об утверждении критики и марксистского литературоведения. Осознание партийности как результата и спутника «высокоразвитой классовой борьбы», как самого цельного, полного и оформленного выражения «политической борьбы классов» (В. И. Ленин) формирует предпосылки для развития и дальнейшего углубления марксистской науки о литературе. Её высшей ступенью становятся марксистско-критика и ленинское литературоведение, в базе которых — созданный В. И. Лениным принцип коммунистической партийности искусства и литературы. Наука о литературе взяла возможность осознавать и растолковывать внутреннюю сущность литературных процессов, событий, фактов, что было недоступно, пока она не поднялась на классово-партийную точку зрения. С утверждением марксистско-ленинских правил оценка и познание литературных явлений покупают полностью научный темперамент. На данной базе формируется критика и советское литературоведение.

критиков русских и Достижения литературоведов обогатили мировую филологию, преумножив славу отечественной науки о литературе.

Русские поэты XX в. как критики

Одна из характерных линия всего мирового мастерства XX в. — рвение к размышлению над собственной природой. Особенно четко это выразилось в литературе, где писатели все чаще и чаще становились одновременно и экспертами-критиками. Отдельные статьи, эстетические трактовки писались, само собой разумеется, и в прошлом, но без шуток заниматься историей и теорией литературы в категориях науки писатели начали лишь в XX в.

В русской литературе данный процесс начался творчеством четырех наибольших поэтов, ставших в один момент теоретиками и историками литературы: Валерия Яковлевича Брюсова (1873–1924), Александра Александровича Блока (1880–1921), Андрея Белого (настоящие фамилия и имя Борис Николаевич Бугаев, 1880 — 1934) и Иннокентия Федоровича Анненского (1855–1909).

В их литературоведческих работах совсем четко заметны три основных направления. Во?первых, это открытие для собственного времени забытых поэтов-предшественников. К финишу XIX в. изучение литературы уже отлилось в застывшие формы, где писателям «второго» последовательности места не пребывало. Их понемногу забывали. Быстро отталкиваясь от литературы собственного времени, поэты-символисты (см. Символизм) — а все четверо были в той либо другой степени связаны с этим направлением — искали себе помощи в поэзии вчерашнего и позавчерашнего дня. Исходя из этого В. Я. Брюсов постоянно пропагандировал поэзию Ф. И. Тютчева. Стихи «последнего романтика» А. А. Григорьева собрал и переиздал А. А. Блок. А. Белый упорно вводил в первый ряд русских поэтов Е. А. Баратынского. Осознание значимости этих фигур для русской поэзии понемногу начало поменять карту её истории. Появилось, что очень многое в классической истории литературы возможно и необходимо переосмыслить, что и сделали, уже с опытных позиций, критики 20?х гг.

Второй ответственной сферой заинтересованностей этих поэтов были неприятности стиховедения. Открытый А. Белым закон ритма и несовпадения метра (см. Стихосложение) переместил изучение русского стиха с мертвой точки, а в первый раз примененные им статистические подсчеты положили начало точным методам изучения.

А книга В. Я. Брюсова «Испытания по ритмике и метрике, по созвучиям и эвфонии, по формам и строфике» (1918) и до сих пор нужна всем стиховедам, потому, что в ней кроме того самые редкие стихотворные формы проиллюстрированы его собственными стихами.

Наконец, третьим направлением стала история литературы: очерки историко-литературного процесса, статьи об видных писателях, об отдельных произведениях.

В центре внимания стояло творчество А. С. Пушкина. Брюсов начал им заниматься еще в финише XIX в., в то время, когда трудился в редакции издания «Русский архив», и продолжал занятия до финиша судьбы. Первый том Полного собрания сочинений Пушкина, им изданный, привёл к серьёзной критике специалистов, но уже сама попытка говорит о серьезности, с которой Брюсов доходил к данной работе. А уж без статей, собранных в книге «Мой Пушкин», вряд ли возможно представить себе важное изучение пушкинского творчества.

Результаты долгих изучений пушкинской поэзии вылились у Белого в книгу «Ритм как Медный всадник «и диалектика» (1929), где слились воедино стиховедческие штудии и интерпретация пушкинского текста. Вдохновенная обращение Блока «О назначении поэта» была сказана на собрании, посвященном 84?й годовщине со дня смерти Пушкина. Принимал участие Блок и в одном из лучших для начала века собраний произведений Пушкина, изданном под редакцией С. А. Венгерова. Писал о Пушкине и Анненский, не смотря на то, что его интересы были больше направлены в область русской прозы XIX в.: Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский, И. С. Тургенев… Две его «Книги отражений» — это неповторимые по способу произведения, где личное мнение, не претендующее на объективность, получало неотразимую художественную убедительность.

Далеко не все положения, высказанные поэтами начала отечественного века о проблемах литературы, являются неоспоримыми. Но не учитывать их запрещено и тем, кто изучает русскую литературу, и тем, кто занят изучением творчества Брюсова, Блока, Белого, Анненского.

Русская литературная критика второй половины XIX века


Интересные записи:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: