Литературное произведение — форма существования литературы как искусства слова. Что же делает его художественным?
Мы постоянно ощущаем особенную жизненную конкретность литературного произведения. Оно в любой момент связано с настоящей действительностью и одновременно с этим не тождественна ей, есть ее изображением, претворением, художественным отражением. Но отражением «в форме судьбы», отражением таким, которое не просто рассказывает про судьбу, но само предстает как особенная судьба.
«Мастерство имеется воспроизведение действительности, повторенный, как бы снова созданный мир», — писал В. Г. Белинский. Тут великолепно уловлена динамика содержания художественного произведения. Дабы «повторить» неповторимый в постоянном самообновлении и своём развитии мир, его нужно «как бы снова создать», воспроизвести такое личное явление, которое, не будучи тождественным настоящей действительности, одновременно с этим с полнотой выразит ее ценность жизни и глубинную сущность.
Жизнь — это не только материальная реальность, но и жизнь человеческого духа, это не только то, что имеется, что реализовалось в конечном итоге, но да и то, что было и будет, да и то, что «допустимо в силу возможности либо необходимости» (Аристотель). «Овладеть всем миром и отыскать ему выражение» — такова сверхзадача живописца, по красивому определению И. В. Гёте. Потому и размышления о природе произведения искусства неразрывно связаны с глубочайшим философским вопросом о том, что такое «всю землю», представляет ли он собою целостность и единство и возможно ли «отыскать ему выражение», воссоздать его в конкретном личном явлении.
Произведение, дабы реально существовать, должно быть создано автором и воспринято читателем. И опять-таки это не просто различные, снаружи обоснованные, обособленные, внутренне взаимосвязанные процессы. В действительно художественном произведении «принимающий до таковой степени сливается с живописцем, что ему думается, что принимаемый им предмет сделан не кем- или вторым, а им самим» (Л. Н. Толстой). Создатель же выступает тут, как писал М. М. Пришвин, в роли «убедителя, заставляющего и на море, и на луну наблюдать собственным личным глазом, отчего любой, будучи личностью неповторимой, являясь в мир единственный раз, привносил бы в мировое хранилище людской сознания, в культуру что-нибудь от себя самого». Жизнь произведения осуществляется только на базе читателя и гармонии автора — таковой гармонии, которая конкретно убеждает, что «любой человек может ощущать себя равноценным всем вторым и всякому второму» (М. Неприятный).
Произведение представляет собой внутреннее, формы и взаимопроникающее единство содержания. «Стихи живые сами говорят. И не о чем-то говорят, а что-то», — писал С. Я. Маршак. Вправду, крайне важно осознавать это различие и не сводить содержание литературного произведения к тому, о чем в нем рассказывается. Содержание — это органическое единство отображения, оценки и осмысления действительности, причем мысли и оценки в художественных произведениях не существуют обособленно, но пронизывают изображаемые события, переживания, действия и живут лишь в художественном слове — единственно вероятной форме воплощения данного жизненного содержания.
Предмет настоящей действительности, его оценка и осмысление преобразовываются в содержание литературного произведения, только внутренне объединяясь и воплощаясь в художественной форме. Кроме этого и любое слово, любое речевое средство оказывается художественно значимым только тогда, в то время, когда оно перестает быть легко информацией, в то время, когда внешние по отношению к нему жизненные явления становятся его внутренним содержанием, в то время, когда слово о жизни преображается в судьбу, запечатленную в литературном произведении как словесно-художественном целом.
Из сообщённого ясно, что художественная форма литературного произведения — это не просто «техника». «Что такое декорировать лирическое стих… доводить форму до вероятного для нее изящества? — писал Я. И. Полонский. — Это, поверьте, не что иное, как декорировать и доводить до вероятного в людской природе изящества собственный собственное, то либо иное чувство… Трудиться над стихом для поэта то же, что трудиться над душою собственной». Труд над осмыслением окружающей и собственной жизни, над «душою собственной», и труд над построением литературного произведения — это для настоящего писателя не три различных вида деятельности, а единый творческий процесс.
Л. Н. Толстой хвалил стихи А. А. Фета за то, что они «роженые». А В. В. Маяковский назвал собственную статью «Как делать стихи?». Мы понимаем и противоположность, и частичную справедливость этих черт. В случае, если художественные произведения и «рождаются», то все же не совсем так, как рождается человек. А из статьи В. В. Маяковского кроме того при всех ее полемических преувеличениях все же в полной мере ясно, что стихи «делают» совсем не так, как делают вещи на конвейерном, поточном производстве. В литературном произведении постоянно существует это несоответствие организованности («сделанности») и органичности («рожденности»), а высочайшие художественные успехи характеризуются очень гармоническим его разрешением. Отыщем в памяти, к примеру, стих А. С. Пушкина «Я вас обожал: любовь еще, возможно…», четкое построение которого делается совсем естественным выражением большого людской эмоции — самоотверженной любви.
Искусственно созданное словесно-художественное высказывание преображается в органически жизненное целое, любой элемент которого нужен, незаменим и жизненно значим. И осознать, что перед нами художественное произведение, — это в первую очередь значит осознать и ощутить, что оно возможно лишь таким, как оно имеется: и в целом, и в каждой собственной частице.
Жизнь, содержащаяся в произведения, как малая вселенная, отражает и проявляет в себе вселенную, полноту людской судьбе, всю целостность бытия. И встреча читателя и автора в художественном мире литературного произведения делается исходя из этого ничем не заменимой формой приобщения к этому громадному миру, воспитания настоящей человечности, формирования целостной, всесторонне развитой личности.
Русские писатели о книге и чтении
Что означает чтение в жизни писателя, замечательно выразили многие русские классики. «Книги мы покупаем и не жалеем за них денег, — писал Н. В. Гоголь, — в силу того, что их требует душа и они идут ей во внутреннюю пользу, которой не может видеть никто из посторонних».
Он же делился с С. П. Шевыревым собственными книжными горестями в письме из Дюссельдорфа: «Время от времени мне не редкость так нужна какая?нибудь книга, которую конкретно требует душа и которая, к сожалению, довольно часто русская, что в случае, если бы какой?нибудь плут определил мою потребность и представил её в ту же 60 секунд, он бы имел возможность забрать у меня в обмен половину экземпляров моих произведений…»
А. И. Герцен, задаваясь по окончании окончания университета в 1833 г. вопросом «Что же я буду делать?», отвечал: «Сначала просматривать, просматривать, гулять, гулять…» А появлявшись в ссылке, писал из Владимира: «надобно сейчас запастись на год дровами, огурцами, книгами и идеями», растолковывая чуть позднее: «…одно из замечательнейших средств для нас чтение». Поэт И. С. Никитин мечтательно восклицал: «Ах, в случае, если бы дни складывались из 48 часов, — какое количество бы возможно было прочесть хорошего!»
«Я не могу представить себе эту жизнь без шахмат, охоты и книг», — информировал из Ясной Поляны Л. Н. Толстой.
«Я думаю, — предполагал А. П. Чехов, — что в случае, если бы мне прожить еще 40 лет и во все эти сорок лет просматривать, просматривать и просматривать и обучаться писать талантливо, т. е. кратко, то через 40 лет я выпалил бы во всех вас из таковой громадной пушки, что задрожали бы небеса».