47.Затем лакедемоняне снарядили на следующий день и выступили в поход на Самос из эмоции признательности, как говорят самосцы, поскольку самосцы прежде отправили им суда на помощь против мессенцев. Наоборот, лакедемоняне утверждают, что выступили в поход не для просьб самосцев о помощи, но, в первую очередь, дабы отомстить за похищение чаши для смешения вина, которую они отправили Крезу, и за панцирь, подаренный им египетским царём Амасисом и похищенный самосцами годом раньше чаши. Панцирь был льняной с множеством вытканных изображений, украшенный золотом и хлопчатобумажной бахромой. Самым необычным в нём было то, что любая отдельная завязка ткани, как она ни узка, складывалась из триста шестидесяти нитей и все они видны. Второй таковой панцирь Амасис посвятил в святилище Афины в Линде.
48.К этому походу на Самос добровольно присоединились коринфяне. Так как и против них самосцы совершили правонарушение за одно поколение до этого похода, около того времени, в то время, когда похитили и чашу для смешения вина. Периандр, сын Кипсела, послал триста сыновей знатных людей с острова Керкиры в Сарды к Алиатту для оскопления. В то время, когда же коринфяне с этими мальчиками на борту пристали к Самосу, то самосцы, определив, для чего их везут в Сарды, сперва обучили детей искать убежища в святилище Артемиды, а после этого не разрешили насильно вытащить «умоляющих о защите» из святилища. А в то время, когда коринфяне не желали давать детям пищи, то самосцы устроили праздник, что справляют ещё и поныне. Любой вечер, пока дети оставались в святилище как умоляющие о защите, самосцы водили хороводы и юношей и пляски девушек и на протяжении плясок ввели в обычай приносить лепёшки из сесама с мёдом, дабы дети керкирян имели возможность уносить их и имеется. Это длилось , пока коринфские стражи не уехали с острова, покинув детей. После этого самосцы отвезли детей назад на Керкиру.
49.Так вот если бы коринфяне по окончании смерти Периандра были в дружбе с керкирянами, то, само собой разумеется, по данной причине они не стали бы принимать участие в походе на Самос. Но с того времени как коринфяне основали поселение на острове Керкире, они, не обращая внимания на племенное родство, жили в постоянной неприязни с керкирянами. Коринфяне же питали злобу к самосцам вот за что: Периандр отправил в Сарды для оскопления, выбрав детей самых знатных керкирян, дабы отомстить обитателям острова. Так как керкиряне первыми совершили против него злодеяние.
50.В то время, когда Периандр убил собственную мужу Мелиссу[368], то, не считая данной беды, поразила его ещё и вторая. Было у него от Мелиссы двое сыновей семнадцати и восемнадцати лет. Дедушка их по матери Прокл, тиран Эпидавра, привёл к к себе и обласкал их (как это и конечно, поскольку они были детьми его дочери). При расставании, провожая их, дедушка сообщил: «Понимаете ли вы, дети, кто умертвил вашу мать?». Старший парень вовсе не обратил внимания на эти слова, а младший, по имени Ликофрон, принял их так близко к сердцу, что, возвратившись в Коринф, не здоровался с отцом, как с убийцей матери, не сказал с ним и не отвечал на его вопросы. В итоге, Периандр распалился на сына ужасным бешенством и изгнал его из дома.
51.А, изгнав [младшего] сына, Периандр начал расспрашивать старшего, о чём с ними сказал дедушка. Тот поведал отцу, как нежно с ними обошёлся дедушка, а о словах Прокла при расставании не упомянул, поскольку не осознал их смысла. Периандр же возразил на это: Нереально, дабы дедушка не намекнул им на что – нибудь, и продолжал упорно расспрашивать сына. Наконец парень отыскал в памяти и передал ему слова деда. Периандр же осознал суть и захотел полностью продемонстрировать сыну строгость. Он отправил вестника в дом, где жил изгнанный сын, и запретил [хозяевам] принимать парня. Сейчас, куда бы ни приходил Ликофрон, отовсюду его прогоняли, поскольку Периандр угрожал [карой] людям, приютившим сына, и приказывал изгонять его. Так вот, неизменно гонимый, он, наконец, пришёл в дом друзей, каковые не смотря на то, что и испуганно, но однако дали ему приют, как сыну Периандра.
52.В итоге, Периандр повелел заявить через глашатая: Каждый, кто примет [в дом] его сына либо будет сказать с ним, обязан уплатить священную пеню (определённую сумму денег) в святилище Аполлона. Исходя из этого – то никто не хотел больше сказать с изгнанником либо давать ему приют у себя дома. Да и сам Ликофрон уже не пробовал больше склонить кого – нибудь к нарушению отцовского приказа, но терпеливо выносил собственную участь, скитаясь под портиками Коринфа. На четвёртый сутки [после этого] Периандр заметил сына, немытого и голодного, и сжалился над ним. Подавив собственный бешенство, тиран подошёл к Ликофрону и сообщил: «Сын мой! Что тебе милее: Твоё нынешнее положение либо богатства и власть, каковые сейчас мои, но будут твоими, если ты подчинишься отцовской воле? Ты, сын мой, наследственный владыка „блаженного” Коринфа, избрал, но, жалкую судьбу бедного, восстав в бешенстве на того, кто менее всего обязан приводить к твоему гневу. В случае, если, вправду, произошла у нас беда, из – за чего ты питаешь подозрение, то это кроме этого и моя беда: Меня она касается ближе всего, в силу того, что я её виновник. Но сейчас, в то время, когда ты изведал, как лучше возбуждать зависть, чем сожаление, и что такое распалиться бешенством на своих родителей и на владык, то возвратись в отчий дом!». А Ликофрон лишь ответил отцу: Папа обязан уплатить священную пеню всевышнему [Аполлону] за то, что говорил с ним. Тогда Периандр осознал, как неисправимо зло и как неодолимо оно в его сыне, и отослал Ликофрона на корабле с глаз собственных в Керкиру, которая тогда кроме этого была ему подвластна. А, послав сына, Периандр отправился войной на собственного тестя Прокла, главного виновника его несчастий. Он завоевал Эпидавр и самого Прокла захватил живым.
53.В то время, когда со временем, достигнув преклонного возраста, Периандр убедился, что не в силах больше руководить городом, он отправил на Керкиру за Ликофроном, дабы передать ему власть. Так как собственного старшего сына Периандр вычислял неспособным [к управлению] из – за его слабоумия. Ликофрон, но, кроме того не удостоил ответом отцовского посланца. Периандр же, честно полюбивший парня, вторично отправил за ним собственную дочь, сестру парня, думая, что тот хоть её – то послушает. А та приехала и сообщила: «Брат! Неужто ты предпочитаешь дать власть в чужие руки и разрешишь расхитить отцовское добро, вместо того дабы возвратиться и самому обладать всем? Возвратись к себе, прекрати терзать себя. [Ложная] гордость – это нехорошее уровень качества. Не исправляй беду бедою. Многие так как отдают предпочтение [гуманному] духу закона перед его буквой, но многие кроме этого, получая материнской доли [наследства], теряют отцовскую. Царская власть содержит опасности; так как многие жаждут её, а папа уже дряхлый старик. Не отдавай собственного достояния чужим!». Так сестра приводила ему по отцовскому внушению самые убедительные аргументы. А брат отвечал, что не приедет в Коринф, пока знает, что папа жив. В то время, когда она передала таковой ответ Ликофрона, Периандр в третий раз отправил вестника заявить, что сам готов жить на Керкире, Ликофрон же обязан приехать в Коринф и наследовать царскую власть. Сын дал согласие на это. Тогда Периандр начал готовиться к отплытию на Керкиру, а сын его – в Коринф. Но керкиряне, услышав об этих планах, умертвили парня, чтобы Периандр не приезжал на их остров. За это – то Периандр и желал отомстить керкирянам.
54.А лакедемоняне высадились на Самосе с сильным войском и осадили город. Они пробрались до муниципальный стенки и уже взобрались на башню (что стоит в предместье со стороны города). Тогда подошёл на помощь Поликрат с сильным отрядом и оттеснил их назад. А с другой башни на вершине горы большой отряд и наёмники самосских жителей сделали набег. Но по окончании маленькой схватки они были отброшены лакедемонянами и обратились в бегство. Лакедемоняне же преследовали и убивали их.
55.Если бы все лакедемоняне в данный сутки сражались так же доблестно, как Архий и Ликоп, то Самос был бы забран. Эти два солдата, Архий и Ликоп, лишь вдвоём пробрались в город по пятам бегущих самосцев, но пали, в то время, когда путь назад был отрезан. С внуком этого Архия, сыном Самия (его кроме этого кликали Архием), я сам познакомился в Питане, спартанском округе, откуда он был родом. Он сказал о самосцах с громадным уважением, чем обо всех других чужеземцах. Его папа взял имя Самия, в силу того, что дедушка обнаружил Самосе доблестную смерть. Он утвержает, что он уважает самосцев за то, что те похоронили его деда и воздвигли ему монумент за счёт города.
56.Лакедемоняне же по окончании сорокадневной бесплодной осады города Самоса отплыли назад в Пелопоннес. По одному известию (само собой разумеется, недостоверному), Поликрат подкупил лакедемонян самосскими деньгами, словно бы бы приказав выбить монету из позолоченного свинца, а те, взяв эти деньги, отплыли к себе. Так окончился первый поход в Азию лакедемонских дорийцев.
57.Враждебные Поликрату самосские [изгнанники], покинутые на произвол судьбы лакедемонянами, отплыли оттуда на остров Сифнос. Они так как нуждались в деньгах, а Сифнос тогда процветал и был самым богатым из всех островов. На острове были золотые и серебряные рудники, такие богатые, что на десятину доходов с них сифнийцы воздвигли в Дельфах одну из самых пышных сокровищниц. Каждый год граждане [острова] дробили доходы между собою. В то время, когда они воздвигли эту сокровищницу, то вопросили оракул, продолжительно ли продлится их благоденствие. Пифия же дала им таковой ответ:
Только в то время, когда белизной пританей засияет сифнийский
И в то время, когда белой оградой оденется рынок, тогда – то,
Разумный, засады древесной, багрового вестника опасайся.
И вправду, тогда уже у сифнийцев рыночная площадь и пританей были украшены паросским мрамором.
58.В то время, но, они не могли осознать смысла предсказания, а также тогда, в то время, когда самосцы были уже у ворот. Так как чуть только самосцы кинули якорь у Сифноса, как послали послов на одном корабле в город. А в древние времена все суда окрашивали в красный цвет (суриком), и это – то и имела виду Пифия, рекомендуя сифнийцам «остерегаться багряного вестника» и «древесной засады». Так вот, послы по прибытии настойчиво попросили у сифнийцев ссудить им десять талантов. В то время, когда сифнийцы отказались, самосцы стали опустошать их поля. Определив об этом, сифнийцы поспешили на помощь, но потерпели большая часть и поражение их была отрезана от города. Затем сифнийцам было нужно заплатить сотню талантов выкупа.
59.На эти средства самосцы приобрели у гермионян остров Гидрею, что у Пелопоннеса, и поручили его охрану трезенцам. После этого они основали на Крите город Кидонию, не смотря на то, что в том направлении они отправились не с целью этого, а чтобы изгнать с острова закинфян. В Кидонии самосцы остались и жили в том месте пять лег, благоденствуя. Исходя из этого и святилища, сейчас стоящие в Кидонии (кстати, и храм Диктинны), воздвигнуты самосцами. На шестой год они потерпели поражение в морской битве от эгинцев и критян и были реализованы в рабство. У их судов эгинцы отрубили носы с изображениями вепря[369] и посвятили в храм Афины на Эгине. А сделали это эгинцы в бешенстве на самосцев, каковые ещё при царе Амфикрате первыми напали на Эгину, причинив эгинцам довольно много вреда, но, само собой разумеется, и сами потерпели от них урон. Это было обстоятельством теперешнего похода на Крит против самосцев.
60.Остановился же я пара подробнее на самосских делах по причине того, что самосцы воздвигли на своём острове три самых громадных сооружения во всей Элладе. Во – первых, они пробили сквозной тоннель в горе высотой в сто пятьдесят оргий, начинающийся у её подошвы, с выходами по обеим сторонам. Протяженность тоннеля образовывает семь стадий, а ширина и высота по восемь футов. Под этим тоннелем по всей его длине они прокопали канал глубиной в двадцать локтей и три фута ширины, через что в город по трубам совершена вода из одного обильного источника. Строителём же этого водопроводного сооружения был Евпалий, сын Навстрофа, мегарец. Это одно из трёх сооружений. Второе – это плотина в море, возведённая около гавани. Плотина эта двадцати оргий высотой и более двух стадий в длину. Третье сооружение – величайший из известных нам храмов[370]. Первым строителём этого храма был Рек, сын Филея, самосец. Для этих – то сооружений я и поведал более детально о самосских делах.
61.До тех пор пока Камбис, сын Кира, был ещё в Египте и творил в том месте сумасшедшие деяния, двое братьев из племени волшебников подняли мятеж. Одного из них Камбис оставил в Персии управителём собственного дома. Данный – то человек и поднял восстание, отлично зная, что смерть Смердиса держат в тайне и что в Персии об этом известно только немногим, большая часть же думает, что Смердис жив. На этом – то волшебник и выстроил собственный план захватить царскую власть. Был у него брат, что, как я уже сообщил, вместе с ним поднял мятеж, по наружности весьма похожий на Смердиса, убитого по приказанию собственного брата Камбиса. А был он не только похож на Смердиса, но женщине и имя его было Смердис. Этого – то человека, собственного брата, волшебник Патизиф убедил, что всё для него устроит, и «сесть на престол пригласил»[371]. А, посадив [брата] на престол, Патизиф разослал глашатаев по различным областям [персидской державы], и и к войску в Египет [с вестью], что отныне надлежит повиноваться Смердису, сыну Кира, а не Камбису[372].
62.Итак, глашатаи везде объявляли об этом; кстати, был послан глашатай и в Египет (царя он застал с войском в Акбатанах в Сирии)[373]. Выступив посредине [царского] стана, глашатай заявил повеление волшебника. А Камбис, услышав такую весть, поразмыслил, что глашатай говорит правду и Прексасп его предал, не выполнив приказания умертвить Смердиса. Царь взглянуть на Прексаспа и сообщил: «Так – то ты, Прексасп, выполнил моё поручение?». А тот отвечал: «Владыка! Неправда это, что брат твой Смердис восстал против тебя. Ни при каких обстоятельствах уже не выйдет у тебя со Смердисом ссоры – ни большой, ни малой. Так как я сам лично выполнил твоё повеление и собственными руками предал тело его погребению. В случае, если сейчас и мёртвые оживают, тогда возможно ожидать, что и мидийский царь Астиаг восстанет против тебя. В случае, если же на свете всё осталось, как прежде, то, само собой разумеется, от Смердиса уж больше не угрожает тебе никакой беды. Так вот, я думаю, необходимо воротить глашатая и допросить, кто его отправил потребовать повиновения царю Смердису».
63.Таковой совет Прексаспа оказался по душе Камбису. В тот же миг же нагнали глашатая и привели назад. А в то время, когда он явился, Прексасп сообщил ему вот что: «Человек! Ты говоришь, что пришёл вестником от Кирова сына Смердиса. Так вот, сообщи нам правду и иди с миром: Сам ли Смердис лично дал тебе это поручение либо один из его слуг?». А тот отвечал: «Я – то ни разу не видел Смердиса, сына Кира, с того времени как царь Камбис отправился в Египет. Но волшебник, которого Камбис назначил управителём собственного дома, дал мне это поручение и заявил, что Смердис, сын Кира, так приказал заявить вам». Так отвечал глашатай и сообщил сущую правду. А Камбис сообщил: «Прексасп! Ты честно выполнил моё поручение, ты не виновен. Но кто же в Персии восстал против меня, обманом присвоив себе имя Смердиса?». Прексасп же отвечал: «Мне думается, царь, я знаю это. Волшебники восстали против тебя: Патизиф, которого ты покинул управителём собственного дома, и брат его Смердис».
64.В то время, когда Камбис услыхал имя Смердиса, ему сразу же стало ясно, что Прексасп прав и что сновидение его сбылось. А видел он во сне, что некто принёс ему весть: Смердис восседает на царском троне и головой касается неба. Тогда царь осознал, что зря погубил брата, и стал его оплакивать. Оплакав же брата и страшно подавленный всем этим несчастьем, Камбис быстро встал на коня и решил срочно выступить в поход на Сусы против волшебника. А в то время, когда царь вскакивал на коня, отпал наконечник ножен его меча и обнажённый клинок рассёк ему бедро. Рана была в том самом месте, куда он прежде сам поразил египетского всевышнего Аписа. Камбис сделал вывод, что рана смертельна и задал вопрос об имени города. Ему заявили, что [город называется] Акбатаны. А Камбису ещё прежде было предсказано оракулом в египетском городе Буто, что он окончит жизнь в Акбатанах. Камбис пологал, что погибнет в главном городе Мидии – мидийских Акбатанах [глубоким] старцем. Оракул же, значит, имел в виду сирийские Акбатаны. И вправду, в то время, когда на вопрос Камбиса ему назвали имя города, сумасшествие неожиданно покинуло царя: Так очень сильно его потрясли известие о восстании волшебника и рана. Царь осознал предсказание оракула и сообщил: «Тут суждено окончить жизнь Камбису, сыну Кира».
65.Тогда царь ничего [больше] не прибавил. Но примерно через двадцать дней он приказал призвать к себе знатнейших персов из собственной свиты и сообщил им вот что: «Персы! Постигло меня несчастье, которое я [до сих пор] хранил в глубочайшей тайне, и эту тайну сейчас я открою вам. В Египте было мне одно сновидение – о, если бы я ни при каких обстоятельствах его не видел! Предстал [во сне предо мною] прибывший из дома вестник и сказал, что Смердис восседает на царском троне, головой касаясь неба. В страхе, что брат отнять у меня престола, я поступил скорее быстро, чем разумно. Так как, значит, не в людской власти отвратить определённое Роком. А я, безумец, отправляю Прексаспа в Сусы убить Смердиса! В то время, когда свершилось это злодеяние, я жил без опасений, вовсе не помышляя о том, что кто – нибудь по окончании устранения Смердиса восстанет против меня. Совсем не ведая будущее судьбы, я стал без потребности братоубийцей и вот, однако, сейчас лишился престола! Так как это был Смердис, волшебник, о мятеже которого провозвестило мне в сновидении божество. Так вот, злодеяние это совершено мною, верьте мне, и Смердиса, Кирова сына, нет уже в живых. Волшебники обладают сейчас вашим царством – управитель моего дома и брат его Смердис. А тот, кто, вероятнее, должен был бы отомстить за причинённый мне волшебниками позор, – данный самый человек преступно умерщвлён своим самым родным родственником. А так как его сейчас уже нет в живых, то я желаю после этого высказать вам, персы, перед смертью мою последнюю волю – то, что лежит тяжёлым камнем у меня на сердце. И вот я наказываю вам, заклиная отечественными царскими всевышними всех вас и, в первую очередь, вас, тут присутствующие Ахемениды: Не допускайте, дабы власть опять перешла к мидянам! Но если они пришли ко власти коварством, то и вы кроме этого должны оторвать её у них коварством; в случае, если же они добыли власть силой, то и вы кроме этого отвоюйте её у них силой оружия. Если вы совершите это, то да будут ваши нивы тучными, а жёны и скот плодоносны, и тогда вы навеки останетесь свободными. В случае, если же вы не отвоюете у них власть а также не сделаете попытки, то в противоположность к этому хочу вам [засухи и бесплодия]. И, помимо этого: Да постигнет [тогда] каждого перса такой же жалкий финиш, как и меня». Так сказал Камбис и рыдал о собственной жалкой участи.
66.Персы же, заметив собственного царя плачущим, разодрали на себе одежды и разразились громкими рыданиями. Затем скончался Камбис, сын Кира, поражённый сухой гангреной в кости, в то время, когда [от воспаления] омертвело бедро. Царствовал же Камбис всего семь лет и пять месяцев. Детей у него вовсе не было – ни сыновей, ни дочерей. А персов, слышавших последнюю обращение Камбиса, охватило сильное недоверие [к словам царя], словно бы волшебники пришли ко власти. Персы заподозрили, что Камбис своим рассказом о смерти Смердиса желал лишь одурачить их и возбудить против Смердиса всю Персию.
67.Итак, они поверили, что Смердис, сын Кира, вправду вступил на престол. Так как Прексасп решительно отрицал сейчас, что умертвил Смердиса: По окончании смерти Камбиса ему было страшно сознаться, что он собственной рукой убил Кирова сына. А волшебник по окончании смерти Камбиса, обманом присвоив себе имя Смердиса, Кирова сына, тихо процарствовал семь месяцев, недостававших Камбису до полных восьми лет царствования. За это время волшебник успел даровать всем своим подвластным великие милости, так что по окончании смерти волшебника все азиатские народы, не считая самих персов, горько оплакивали его. Так как он разослал вестников ко всем подвластным народам, заявив освобождение от военной службы и податей на три года[374].
68.Заявил же волшебник об этих милостях в тот же миг по вступлении на престол. А на восьмой месяц обман открылся вот как именно. Отан, сын Фарнаспа, по богатству и роду был одним из самых выдающихся людей в Персии. Данный Отан первым заподозрил волшебника, что тот вовсе не Киров сын Смердис. Об этом Отан заключил из того, что волшебник ни при каких обстоятельствах не выходил из царского дворца и не призывал пред собственные очи никого из знатных персов. А, заподозрив волшебника, Отан поступил вот как. Дочь его, по имени Федима, была супругой Камбиса, и сейчас, как и все остальные жёны Камбиса, стала супругой Смердиса. Так вот, Отан отправил к данной собственной дочери задать вопрос, кто сейчас её муж, с которым она дробит ложе, Киров ли сын Смердис либо кто второй. Дочь приказала передать в ответ, что не знает: Она так как ни разу не видала Кирова сына Смердиса и ей неизвестно, кто её теперешний муж. Тогда Отан вторично отправил к ней со словами: «Если ты сама не знаешь Смердиса, сына Кира, то спроси Атоссу, кто её и твой супруг. Так как она – то уж обязательно обязана знать собственного собственного брата». На это дочь приказала передать вот что: «Я не могу задать вопрос Атоссу и по большому счету не вижу ни одной из вторых царских жён. Так как данный человек – кто бы он ни был – сразу же по вступлении на престол отделил нас одну от второй».
69.В то время, когда Отан услыхал данный ответ, его подозрения стали всё более усиливаться. Он отправил тогда дочери третье поручение, гласившее вот что: «Дочь моя! Ты – добропорядочного происхождения и обязана решиться исходя из этого на страшное дело, которое поручает тебе сейчас папа. Так как в случае, если это не Смердис, сын Кира, а тот, кем я его считаю, то он дорого заплатит за то, что дробит с тобой ложе и властвует над персами. Он не должен остаться безнаказанным. Исходя из этого сделай так. В то время, когда он взойдёт к тебе на ложе и ты увидишь, что он уже заснул, то ощупай его уши. В случае, если у него окажутся уши, вычисляй, что дробишь ложе со Смердисом, сыном Кира; в случае, если же нет, то – с волшебником Смердисом». В ответ Федима приказала передать, что подвергнется великой опасности, в случае, если сделает это. Так как в случае, если у её мужа вправду нет ушей и он поймает её при ощупывании, то, возможно, казнит. Однако, она всё – таки сделает это. Итак, она давала слово отцу выполнить это поручение. А этому волшебнику Смердису царь Камбис, сын Кира, приказал отрезать уши за какую – то большую вину. Так вот, эта Федима, дочь Отана, выполнила всё, как давала слово отцу. В то время, когда наступил её черед идти к волшебнику (так как у персов жёны поочередно посещают собственного супруга), Федима пришла, дабы поделить с ним ложе. А в то время, когда волшебник погрузился в глубочайший сон, она ощупала его уши. Тогда Федима легко убедилась, что у мужа нет ушей, и только лишь наступил сутки, она отправила к отцу сказать об этом.
70.Отан же пригласил к себе Аспафина и Гобрия, знатных персов, самых преданных собственных друзей, и поведал им всё. А те сами уже подозревали, что это так, но сейчас, по окончании сообщения Отана, полностью убедились. И они сделали вывод, что любой из них привлечёт к их альянсу ещё одного перса, которому особенно доверяет. Так, Отан привлёк Интафрена, Гобрий – Мегабиза, Аспафин – Гидарна. В то время, когда их стало шестеро, то прибыл в Сусы[375] из Персии Дарий, сын Гистаспа (так как папа его был правителём Персии). Так вот, по прибытии Дария шестеро персов решили принять в сообщники и его.
71.А эти семеро, собравшись, заключили клятвенный альянс и держали совет. В то время, когда пришла очередь Дарию высказать собственное мнение, он сообщил им вот что: «Я пологал, что, не считая меня, никому не как мы знаем, что у нас сейчас царём волшебник, а Киров сын Смердис мёртв. И лишь для того я так скоро и приехал в Сусы, дабы стать причиной вас на борьбу с волшебником. А так как я вижу сейчас, что и вам, а не мне одному лишь известно об обмане, то предлагаю срочно приступить к делу. Промедление смерти подобно!». На это Отан ответил: «Сын Гистаспа! Папа твой – доблестный супруг. И ты, без сомнений, нисколько не уступаешь ему доблестью. Но не спеши так легкомысленно с нашим делом, но приступай к нему более осмотрительно. Сперва нас должно быть больше, а после этого уже направляться браться за дело». Дарий возразил на это: «Господа тут присутствующие! Если вы примете совет Отана, то знайте, что вам предстоит жалкая смерть. Так как кто – нибудь обязательно донесёт волшебнику, для получения выгоды себе одному. оптимальнее , само собой разумеется, дабы вам в тот же миг функционировать на риск и свой страх. Но раз уж вы решили собрать ещё сообщников и доверились мне, то давайте совершим это дело сейчас. В противном случае знайте: В случае, если мы потеряем сегодняшний сутки, то я сам отправлюсь к волшебнику с доносом на вас, дабы никто второй опоздал упредить меня».
72.Отан, видя такую горячность Дария, отвечал на это: «В случае, если уж ты вынуждаешь нас торопиться, не оставляя времени на размышление, то сообщи, как нам пробраться во напасть и дворец на волшебников? Ты знаешь, само собой разумеется, что в том месте расставлена стража, и если ты сам её не видел, то слышал об этом. Как же мы минуем её?». Дарий же отвечал ему так: «Отан! На очень многое возможно дать ответ не словами, а делом. Об другом же возможно рассуждать, но за словами не нужно никакого славного деяния. Вы замечательно понимаете, что вовсе не тяжело миновать стражу. Так как никто не начнёт задерживать столь знатных людей или из почтения к ним, или из страха. После этого у меня имеется самый благовидный предлог, под которым мы и пройдём: Я сообщу, что только что прибыл из Персии и хочу передать известие от отца. Где неправда неизбежна, в том месте смело необходимо лгать. Так как лжём ли мы либо говорим правду – получаем одной цели – [выгоды]. Одни, действительно, лгут, хотя убедить ложью и [затем] извлечь для себя пользу, так же как другие говорят правду, дабы этим кроме этого купить корысть и заслужить больше доверия. Так, мы стремимся [в обоих случаях] к одной цели, лишь различными дорогами. Если бы мы не искали пользы, то, само собой разумеется, правдивый так же легко стал бы лжецом, как и лжец – правдивым. Итак, привратники, каковые добровольно пропустят нас, скоро возьмут приз. А кто посмеет противиться нам, с тем мы расправимся, как с неприятелем. Тогда мы проберёмся во дворец и – за дело!».
73.Затем Гобрий сообщил вот что: «Приятели! В то время, когда ещё, как не сейчас, представится нам таковой эргономичный случай отвоевать власть либо умереть в тщётной борьбе за неё? Сейчас над нами, персами, владыка мидянин, волшебник, и к тому же безухий. Те из вас, кто стоял при смертном одре Камбиса, несомненно не забывают, какими проклятиями угрожал отходящий царь персам, если они покинут власть в чужих руках. Тогда мы, само собой разумеется, не поверили ему, думая, что Камбис сказал это с целью одурачить нас. Исходя из этого я за то, дабы принять совет Дария и не расходиться, а прямо с отечественного собрания идти против волшебника». Так сообщил Гобрий, и все дали согласие с ним.
74.До тех пор пока эти [семеро персов] держали совет, произошло вот какое происшествие. Волшебники решили привлечь в свой лагерь Прексаспа, оттого что ему пришлось на себе испытать жестокость Камбиса (царь так как убил стрелой его сына); помимо этого, и по причине того, что Прексасп был единственным человеком, кто знал о смерти Смердиса, которого он убил собственной рукой; и, наконец, по причине того, что Прексасп пользовался громадным уважением у персов. По данной же причине волшебники отправили за ним, назвали его своим «втором» и связали клятвой строго хранить тайну и не открывать никому обмана, которым они одурачили персов. За это они сулили Прексаспу золотые горы. Взяв согласие Прексаспа, волшебники дали ему второе поручение. Они заявили, что созовут всех персов под стенки царского дворца, а он обязан с башни заверить народ, что над ним вправду царствует сын Кира, а не кто другой. Волшебники избрали на это конкретно Прексаспа, само собой разумеется, по причине того, что персы доверяли ему больше всех и он довольно часто заявлял, что Смердис, сын Кира, жив, решительно отрицая его убиение.
75.Прексасп изъявил собственную готовность, и волшебники, созвав народ, приказали ему взойти на башню и [оттуда] обратиться к народу. А Прексасп намеренно позабыл об их приказаниях. Обращение собственную он начал с [Кирова] родоначальника Ахемена и перечислил всю родословную Кира. В то время, когда же подводя итог дошёл до Кира, то прославил благодеяния его персидскому народу; а, перечислив эти благодеяния, он, наконец, раскрыл всю тайну. До сих пор, он утвержает, что он молчал обо всём, поскольку согласиться было страшно. А сейчас настало время, в то время, когда нужно открыть всю правду. Так вот, Прексасп поведал, как он по повелению Камбиса сам, собственными руками, умертвил Кирова сына, а сейчас, он утвержает, что [над персами] царствуют волшебники. После этого он призвал ужасные проклятия на главы персов, в случае, если те не заберут власть у волшебников и не отомстят им, и стремглав ринулся с башни. Такова была славная смерть Прексаспа, что всю жизнь прожил как хороший человек.
76.А семь персов в это же время решили срочно напасть на волшебников. Помолившись всевышним, они выступили [к дворцу], ещё ничего не ведая об участи Прексаспа. Свернув с дороги, они стали ещё раз держать совет. Отан и его приверженцы настоятельно рекомендовали отложить дело, пока не утихнет народное беспокойство. Дарий со собственными приверженцами были за немедленное исполнение плана и против всякой отсрочки. В то время, когда они ещё спорили, показалось семь пар ястребов, каковые, преследуя две пары коршунов, рвали и терзали их. Заметив это знамение, все семеро приняли совет Дария и направились во дворец, ободрённые явлением вещих птиц.
77.В то время, когда семь [заговорщиков] подошли к [дворцовым] воротам, случилось конкретно то, что ожидал Дарий. Стража почтительно пропустила знатных персов, совсем не подозревая их намерений. Всевышние вели их, и никто [из стражи] ни о чём их не спрашивал. Так они пробрались во двор, где их встретили евнухи, докладывавшие царю. Евнухи же стали расспрашивать заговорщиков, что им необходимо тут, и, расспрашивая, осыпали бранью привратников, для чего те пропустили их. Дальше идти евнухи запрещали. А заговорщики, подав друг другу символ, выхватили собственные кинжалы и пронзили на месте тех, кто им мешал. Сами же бегом устремились в мужские покои.