Джон поперхнулся вином и закашлялся. А Пол покраснел от смущения, сам удивляясь собственной выходке. И, одновременно с этим, он был горд собственной смелостью.
Прокашлявшись, Джон захлопал ему в ладоши, и его поддержали остальные.
Пол возвратился на диван, а Лиззи уже стояла на его месте:
– Я владеть английским языком, дабы все осознавай меня, – сообщила она. – Я желаю ехать в Париж. Моя мечта быть балерина, дабы все сообщить: «Какая она красивая». Маме стыдно, что я танцевать в ресторане. Я желаю, дабы она сообщила: «Ты умница, Лиззи»… Желаю довольно много денег. Но это за себя. А больше я желать за вас. Вы все такие хорошие… Я желать, дабы все, что вы сказать сейчас, сбылось.
– Особенно у Пола, – с усмешкой проворчал Джон из собственного угла.
– Особенно у Пола, – с вызовом взглянула Лиззи в его сторону. – Да.
И она возвратилась на собственный место. И никто не захохотал. Кроме того Джон. Но удержаться от ехидного замечания он все же не сумел:
– Лишь не на данный момент, потерпите, – сообщил он, зажигая свет. И волшебство рассеялось. – Пора топать в клуб.
Запись с Тони Шериданом продолжалась пара дней. Он был «собственный в большинство» и доску песен, каковые он спел, были самыми популярными хитами. Помимо этого «Битлз» уже давно и сами игрались их в клубе. Так что особенных неприятностей не появилось.
Действительно, Берт Кемпферт объявил, что наименование «Битлз» германскую публику вряд ли привлечет, да, к тому же, оно созвучно с местным сленговым словечком «пидлз», означавшим член. И он внес предложение назваться по-второму – «Бит Бразерз». Как ни необычно, Джон легко проглотил это. Его сговорчивость разъяснялась легко: если бы они записывались на диск сами, это были бы «Битлз» и лишь «Битлз», а как аккомпаниаторам, не все ли равняется, как именоваться?
Для пластинки они записали шесть песен, но к началу лета, в то время, когда они собрались обратно в Ливерпуль, диск еще не вышел. Показался лишь сигнальный миньон с двумя песнями – «My Bonnie»[36] и «When The Saints Go Marching In»[37].
Но и это, наровне с отъездом, стало достаточным предлогом для грандиозного сабантуя в «Топ Тене». Тут уж в гримерку набились все – и музыканты, и приятели, и подруги.
Шнапс и пиво лились рекой. Проигрыватель надрывался американскими рок-н-роллами вперемешку со слащавыми германскими шлягерами. Астрид Кирхгерр фотографировала всех на память.
Это было грустное радость.
– Я возвращусь, честное слово возвращусь, – сказал Пол, обнимая собственную Лиззи. – Не могу же я остаться, в то время, когда уезжают все…
И, неожиданно, раздался тост Стюарта:
– Парни! – начал он. – Парни, я желаю сообщить что-то серьёзное. Сделайте музыку потише.
Проигрыватель отключили, все зашикали друг на друга.
– Парни. Сейчас у нас масса обстоятельств для выпивки. Во-первых, расставание, это знают все. А во-вторых, мы с Астрид решили пожениться.
– О-о-о! – обрадованно загалдели все. Лишь Джон, смекнув, что из этого направляться, помрачнел и выкрикнул:
– Ты что, остаешься тут?!
– Да Джон. Забудь обиду. Доктор наук Лерхенфельд заявил, что подготовит меня, и с сентября я буду принят в Гамбургскую академию художеств. Ты знаешь, я нехороший музыкант, и до сих пор я был с вами лишь по причине того, что весьма обожаю вас. Но игра в музыку кончилась. Началась настоящая музыка… Эта пластинка, – он забрал с колонки миньон и помахал им, – начало громадных побед.
Он замолчал, притихли и остальные. Тяжело было представить «Битлз» без Стюарта.
– Ты не можешь нас кинуть на данный момент! – крикнул Джон.
– Я не бросаю. Я отпускаю вас. Я выпрыгиваю из корзины, и шар называющиеся «Битлз» устремляется к звездам.
А это, – Стюарт положил диск на место и забрал за гриф бас-гитару, – это – тебе. – И он протянул инструмент Полу.
Кроме того по нынешним временам это был королевский презент, и у Пола, в то время, когда он принимал гитару из рук Стюарта, к горлу подкатил комок.
– А сейчас – выпьем! – закончил тот.
И в то время, в то время, когда все последовали его призыву, он, понизив голос, сказал специально для Пола:
– И не забудь о том, что я тебе сказал, – он продемонстрировал глазами на Ринго Старра, что, никого не слушая, с идиотским выражением выстукивал что-то ладонями по ляжкам. – Совместно вы станете рядом с Всевышним.
Пол кивнул. И, через эйфорию от ощущения общего братства, через печаль от расставания с втором, в его душе, как будто бы чернильная клякса через промокашку, проступило пятно безотчетного страха.
Ему нравился Ринго. Но он уже практически не сомневался, что мистические выкладки Стюарта верны.
Так кто же станет следующей утратой?
Нельзя сказать, дабы Брайан Эпштейн уж весьма обожал музыку. Но по крайней мере, против музыки он не имел ничего. И, раз уж вышло так, что ему было нужно управлять отделом грампластинок, он решил подойти к этому делу без шуток.
Во-первых, он выписал самые большие музыкальные издания и время от времени листал их. Во-вторых, стал лично, довольно часто не без отвращения, прослушивать все поступающие к нему диски. А в-третьих, завел «книгу спроса», в которой фиксировал поступающие каждый факт и заказы продажи. Он желал ориентироваться в музыкальном рынке.
К его прискорбию, громаднейшим спросом у ливерпульцев пользовались не Григ и Сибелиус, а различная грохочущая и бренчащая, в основном американская, ерунда. В качестве нештатного обозревателя Брайан начал сотрудничать с местной музыкальной газеткой «Мерси Бит», пробуя хотя бы так возвышать эстетические пристрастия соотечественников.
Но, бизнес имеется бизнес. И потомственный торговец Эпштейн делал все чтобы любой клиент имел возможность отыскать у него то, что желал.
Нежданно для Эпштейна-старшего, отдел его непутевого сына на Шарлот-Стрит начал процветать и расширяться.
Так, что скоро стало возмможно перевоплотить его в независимый магазин.
Сначала Брайан относился к собственной работе, как к тяжёлой повинности. Но лишь не сейчас. Сейчас он летел в собственный магазинчик «Немз» как на крыльях. И дело тут было не в коммерческом процветании. Дело было в том, что пару дней назад он принял на работу продавщицу – молоденькую аппетитную еврейку Риту.
Брайан был без ума от нее.
Лишь чтобы разрешить войти ей пыль в глаза, он приобрел подержанный, но еще в полной мере приличный «Форд-зодиак». Лишь из-за нее он перед выходом на работу не меньше часа проводил перед зеркалом, наводя марафет, оценивая собственную наружность, а, соответственно, и шансы.
Конкретно этим занимался он и по сей день.
«Зрелище не из приятных, – уныло констатировал он, рассматривая собственные дистрофичные и кривые ноги, не желающие признавать моду курчавые волосы, конечно розовые, без тени одухотворенной бледности, щеки… – Как не соответствует все это моей узкой поэтической душе! Но в случае, если женщина полюбит меня, она почувствует за данной обманчивой неотёсанной наружностью ласковое и трепетное сердце живописца!.. Решено! Сейчас я буду настойчив и смел!»
Узрев через стекло витрины машину управляющего, Рита торопливо сообщила в трубку телефона:
– Ну, все, Мейбл, мой дурак приехал! О, Боже, видела бы ты какой ужасающий куст герани он тащит в собственных лапах! Приобрел?! Ожидай! У мамочки из горшка похитил, совершенно верно говорю! Ну все, пока! Позвоню позднее…
Рита торопливо кинула трубку, одернула юбку, подтянула грудь вверх и поспешила встречать хозяина к дверям.
Встретившись с ней на пороге, Брайан, несший цветок в первых рядах себя, внезапно со страхом запрятал руки за пояснице.
– Какие конкретно новости? – задал вопрос он, неудобно протискиваясь между продавщицей и косяком. – Довольно много ли визитёров?
– Что это у вас в руках, господин Эпштейн? – вместо ответа задала вопрос Рита, изогнув шикарную тёмную бровь.
– В руках? – Брайан вынул из-за поясницы левую руку. – Ничего…
Рита смотрела на него все с тем же выражением. Брайан неохотно дотянулся и правую руку.
– Ах это?! – вскрикнул он в притворном удивлении. – Чуть не забыл! Это вам.
Сунув ей букет, он, не оглядываясь, стремительными шагами протопал в собственный кабинет. Щелкнул замок.
– Дурак… – покачала головой Рита.
А Брайан сейчас, бормоча то же самое слово, бегал из угла в угол собственного кабинета, то и дело ударяя себя ладонью по лбу:
– Дурак! Дурак! Какой же я дурак! Полное ничтожество!.. – Он остановился. – Я обязан срочно исправить обстановку!
Он бросился к телефону и, покопавшись в записной книжке, собрал номер:
– театр ? Что у вас сейчас вечером? Премьера? «Сигурд Крестоносец»? А запрещено ли чего-нибудь радостнее? Ах да, простите… Я могу заказать у вас два билета? Все реализовано? Как же быть? Мне совсем нужно попасть в том направлении! Возможно у вас найдется бронь для газеты «Мерси бит»? Кто говорит? Брайан Эпштейн, музыкальный корреспондент… По какой причине не представился сходу? Как-то не поразмыслил… Ах, это ты, Мордыхай? Да, да, само собой разумеется! Само собой разумеется напишу. Благодарю, благодарю, ты меня весьма выручил!
Положив трубку, Эпштейн снова принялся клясть себя: «Вправду, какого именно беса я не представился сходу, поскольку администратор театра мой старый знакомый. Отец прав, я ни при каких обстоятельствах не стану настоящим иудеем…»
– Рита, – позвал он, отперев дверь.
– Да, господин?
– Рита, э-э-э… Нам не привезли ничего новенького?
– Нет, господин Эпштейн. Но поступило два заказа на миньон ансамбля «Битлз».
– Какое дурное наименование… Рита, – продолжал он, пряча глаза, – вы понимаете, мамочка приобрела мне билет в театр. Сейчас вечером в том месте дают «Сигурда Крестоносца». Красивое произведение. Почему-то она приобрела два билета. Не могли бы вы, э-э-э… Не составите ли вы мне компанию?
Рита возвела очи к потолку:
– О, нет, господин Эпштейн! «Сигурд Крестоносец» – это же такая скучища… Вы уж не злитесь на меня…
– Ну что вы, Рита, раз вам неинтересно…
Брайан попятился обратно в кабинет. Заперевшись, он приник горячим лбом к холодному стеклу створки книжного шкафа и прикрыл веки. «Как все довольно глупо, как довольно глупо!..»
Открыв глаза, он заметил прямо перед собой корешок книги Даниэля Дефо «Робинзон Крузо».
«Нет! Лишь не опускать руки! – сообщил себе Брайан решительно. – Нужно что-то делать! Все что угодно, лишь не отступать!»
Собрав прошлый номер, он выпалил:
– Мордыхай? Это опять я. Прошу вас, прости, но я не приду сейчас. Мне и самому жаль, но обстановка изменилась.
Он надавил тут и клавишу сброса же собрал следующий номер:
– «Адельфи»? Хороший сутки. Я могу заказать столик на двоих на сегодняшний вечер? Да, да, замечательно. Эпштейн. Брайан Эпштейн.
Кинув трубку, он снова показался в отделе. Рита в данный миг также говорила по телефону.
– Вы понимаете, Рита, у меня страшная память! Как я имел возможность планировать в театр, в случае, если у меня сейчас юбилей?!
– О?! Какой юбилей? – сделала заинтересованный вид Рита.
– Сутки рождения… Сутки рождения… моей любимой лошади. Да.
– Лошади?!
– Да. Ее кликали «Эмбер». Вы не воображаете, Рита, как много она для меня означала! Но нас разлучили. Мы не виделись уже много лет. Я планирую отметить эту дату в «Адельфи». Возможно, вы отправитесь со мной?
– Господин Эпштейн, мне так жаль… Я на данный момент на диете. Мне ничего запрещено – ни имеется, ни выпивать. Совсем запрещено… – Всем своим видом она просила извинения за собственный отказ. – Возможно, как-нибудь в второй раз?
– Вправду, жаль, плохо жаль, – кивнул Брайан и, чуть не плача, убрался обратно в кабинет.
– Ты слышала, Мейбл? – негромко задала вопрос Рита в трубку, которую все это время держала в руках. – Похоже, мне нужно будет увольняться. Данный дурак совсем обезумел. Сейчас он пригласил меня в ресторан, отмечать сутки рождения какой-то лошади… Да! Конкретно лошади!
«Все! – сообщил себе Брайан, – хватит бродить вокруг да около! Я обязан открыться ей… Пускай я буду отвергнут, но я обязан знать совершенно верно!»
И он в какой уже раз выскочил в отдел.
В данный миг в магазин вошел патлатый парень в кожаной куртке.
– Крошка, – обратился он к Рите, – сделай-ка мне сингл «My Bonnie» ансамбля «Битлз».
«Крошка!» – повторил Брайан про себя, мгновенно приходя в гнев.
– У нас нет данной пластинки! – рявкнул он визитёру.
Рита с большим удивлением покосилась на него, а паренек пожал плечами и отправился к выходу.
«Как некрасиво вышло», – тут же пожалел Брайан о собственной выходке и крикнул визитёру вдогонку:
– Одну минутку!
Паренек обернулся.
– Давайте, я запишу ваш заказ, и в течении семь дней мы попытаемся отыскать для вас эту пластинку.
– Валяйте, – дал согласие тот, опять пожав плечами.
– Так, так, так, – сообщил Брайан, добывая из-под прилавка книгу спроса, – ваше имя?
– Курт Раймонд Джонс.
– Ансамбль… ансамбль…
– «Битлз». Еще их именуют «Бит бразерз». Пластинка «My Bonnie». Записана в Гамбурге.
Открыв издание на «би», Брайан уставился на его страницу, как на гремучую змею. Вся она была исписана заказами на данный самый диск!
Брайан внес эти клиента, а в то время, когда тот вышел, обернулся к Рите:
– По какой причине вы мне не сообщили о том, что эти «Битлз» пользуются таким спросом? Мы теряем прибыль, теряем клиентов!
– Я обзвонила всех отечественных поставщиков, – начала оправдываться Рита, – данной пластинки нет ни у кого.
– А имеется ли она по большому счету? Я для того чтобы заглавия ни при каких обстоятельствах не слышал.
– Имеется, имеется, – я слушала ее у подруги.
Эпштейн тут же собрал номер редакции «Мерси Бит».
– Джим, это я, – обратился он, услышав голос привычного журналиста. – Что ты знаешь о «Битлз»?
– О! И ты в том же направлении! – закричал ему в ответ сотрудник. – Нас уже замучили с этими «Битлз»!
– Кто замучил?
– Фанаты! Пустоголовые тинейджеры.
– Ну, я-то не тинейджер. И не пустоголовый, сохраняю надежду. Мой вопрос связан с бизнесом. Заказывают пластинку, а я не знаю, где ее забрать. Что дашь совет?
– Поинтересуйся у самих «Битлз».
– Глупая шутка. Я что обязан отправляться для этого в Гамбург? Либо они американцы?
– В какой Гамбург?! Это отечественная, местная, ливерпульская несколько. Честно говоря, я не уверен, что пластинка, о которой ты говоришь, вправду существует. Кому имели возможность пригодиться отечественные провинциальные лоботрясы?
– Местная несколько? – не поверил своим ушам Брайан. – И пользуется таким спросом?
– Да-да! Ко мне толпами ходят их поклонники, все, как один, в кожаных куртках и с нечесаными шевелюрами! И они требуют, дабы я написал о «Битлз» хоть что-нибудь… Слушай, возможно ты выручишь меня? У меня совсем нет времени на эту чепуху.
Тут лишь Эпштейн увидел, что прежде флегматичная Рита внезапно оживилась совершает ему какие-то отчаянные символы.
– Подожди-ка минутку, – кинул он журналисту и прикрыл трубку ладонью. – В чем дело?
– «Битлз» играются в клубе «Каверна», это в двухстах ярдах из этого. Господин Эпштейн, заберите меня в том направлении, я столько слышала о них, мне так понравилась пластинка, я на них взглянуть!
Не веря собственному счастью, Брайан снова поднес трубку к уху.
– Джим, оказывается, они трудятся в «Каверне». Ты можешь сделать мне контрамарку на двоих?
– Все что угодно, Брайан, только бы ты написал материал! Ты меня ! Я срочно позвоню хозяину «Каверны» и обо всем с ним договорюсь. Ты отправишься сейчас?
– Сейчас? – задал вопрос Эпштейн Риту, снова прикрыв трубку ладонью.
Та усиленно закивала, сделав громадные глаза.
– Да, – сейчас, – ответил он журналисту.
– Приходишь, именуешь собственный имя, и все неприятности решены. Начало в восемь. Дерзай!
Услышав гудки, Брайан положил трубку на аппарат.
– Идем?! – с надеждой и мольбой в голосе задала вопрос Рита.
– Идем, – кивнул тот, приглядываясь к ней. Таковой он ее еще не видел.
– Вы – легко гений! – закричала она, подскочила к нему и страстно поцеловала.
Эпштейн ошарашено потрогал щеку.
«Что же это за „Битлз“ такие? – поразмыслил он. – Кто бы они ни были, но они могут творить чудеса».
Вечером Рита поразила Брайана. Сев в автомобиль, она мгновенно прекратила быть его подчиненной, а превратилась в капризную, опытную себе цену светскую женщину.
Но он не сходу увидел эту перемену.
Засунув ключ, но не поворачивая его, Брайан решил развлечь собственную спутницу беседой:
– Вы понимаете, Рита, день назад мне приснился необычный сон. Как словно бы я лезу на высоченный столб и никак на могу добраться кроме того до половины. И я сползаю вниз. Я плачу и повторяю попытки – опять и опять… И внезапно я вижу, что из-за горизонта в мою сторону ветер несет облако. Но не простое, а складывающееся из цветочных лепестков и стофунтовых банкнот! Заметив это, я, само собой разумеется, сходу смог забраться на самый верх. Но лишь я добрался до облака, деньги дождем посыпались вниз. А я не могу ловить их, поскольку тогда я упаду. И я вижу, что внизу множество людей с весёлыми песнями собирают данный урожай. А мне – не успеть спуститься. И я торчу на этом столбе, как осел. К чему это, как вы думаете, Рита?
– К тому, что вы – осел, Брайан. Мы когда-нибудь, наконец, отправимся?
«Вот тебе раз, – поразмыслил он, заткнувшись и поворачивая ключ, – все-таки она ко мне неравнодушна…»
Их совершили и усадили за отдельный столик, как очень глубокоуважаемых гостей. Тут было душно, сыро и шумно. «Лучше бы мы все-таки сходили на „Сигурда Крестоносца“», – мелькнуло в голове Эпштейна, но сообщить об этом Рите он не посмел. Ей-то тут очевидно нравилось, она вертела головой, с любопытством рассматривая визитёров. И он побаивался, что она опять назовет его «ослом».
Нежданно для Брайана, он услышал собственный имя. Спрыгнув со сцены и держа микрофон в руках, Диск-жокей Боб Вулер заявил:
– Эгей, ребятки! А у нас тут громадной человек! Разрешите представить вам обладателя магазина «Немз» и обозревателя «Мерси бит» мистера Брайана Эпштейна!
Визитёры захлопали и засвистели. Боб именно добрался до столика раскланивающегося Брайана и протянул микрофон ему:
– Два слова, господин Эпштейн.
– Хороший вечер, приятели, – заговорил Брайан. – Я рад приветствовать вас в этом превосходном клубе. И вот что я, поэтому, желал бы вам поведать. Сравнительно не так давно мне приснился поразительной сон. – Он почувствовал, что Рита пинает его под столом, но остановиться уже не имел возможности. – Мне приснилось, что я нахожусь приблизительно в таком же клубе, как данный, и стою около стойки бара. И внезапно к стойке на задних лапах подходит громадный ёж. Ёж в человеческий рост. А бармен, как будто бы бы так и нужно, задаёт вопросы его: «Что станете выпивать, господин?» Но ёж почему-то был глухонемым. И он начал растолковывать жестами…
Рита пинала Брайана все посильнее. Боб Вулер, культурно радуясь, пробовал отобрать у него микрофон… Но не тут то было.
– …И тогда было нужно вмешаться мне. Я сообщил бармену: «Налейте-ка ему виски». И бармен сделал это. Но, выяснилось, я не предугадал. Ёж понюхал рюмку, сморщился и выплеснул ее содержимое мне в лицо. А после этого злобный еж пригвоздил меня к стойке собственными огромными иглами. Благодарю за внимание. Веселитесь . – В полной тишине Брайан дал микрофон и уселся за столик. Утирая платком пот со лба, он задал вопрос Риту:
– Как я их, а?!
Та без звучно постучала себя пальцем по лбу и отвернулась. Боб Вулер, жадно похохатывая, заявил:
– Вот такая превосходная история случилась с мистером Эпштейном. А сейчас – «Битлз»!
Зал взорвался аплодисментами.
– Тут знают хорошую шутку, – увидел Брайан Рите. Ему все больше нравилось тут. Не смотря на то, что объявленые музыканты смотрелись не через чур опрятно.
Правильнее – через чур неопрятно. Они заиграли, и солист в очках запел:
«Обожай, обожай меня,
Так как я обожаю тебя…»
Ей всевышнему, не лгу,
Не лгу…[38]
Ничего глупее Брайан не слышал. Но ритм был упругий, мелодия красивой, а основное – у него было красивое настроение. Он кроме того начал пританцовывать, не поднимаясь со стула.
– Рита, – позвал он. – Может, попляшем?
Она не услышала его. Полностью поглощенная музыкой, она во все глаза рассматривала то, что происходило на сцене. А на сцене происходило линия знает что. Музыкантам, наверное, было наплевать на публику, и они преспокойно поворачивались к ней спиной, кричали что-то друг другу, жевали резинку… Как ни необычно, именно это и нравилось зрителям.
Но то, что Рита совсем не обращает на него внимания, легко обидело Брайана:
– Выпьем? – дотянулся он кошелёк.
Никакой реакции.
Но вот песня закончилась, и Рита сама обернулась к Брайану:
– Как здорово! Как они мне нравятся!
Он тут же придумал, как перевоплотить их успех в собственный:
– Желаешь, я тебя с ними познакомлю?
– Да?! – она схватила его за рукав. – Брайан, какой ты дорогой! А что ты им сообщишь?
– Я сообщу, что желаю познакомить их с самой прелестной продавщицей моего магазина. Отправимся, в то время, когда кончится отделение, – успел еще сообщить Брайан, перед тем как опять заиграла музыка, и Рита снова стала невменяемой.
А он задумался. Вправду, чтобы подойти к «Битлз» нужен какой-то предлог. Он тут же сочинил его.
Через сорок мин., сложив в дипломат пара заказанных бутылок шампанского, Брайан повел Риту за кулисы.
– Эпштейн, – сообщил он, войдя в музыкалку.
– Кто? – задал вопрос певец-очкарик, смерив его взором.
– Я, – ответил Эпштейн.
– Напрасно, – сообщил тот и отвернулся.
«Не слишком-то они гостеприимны», – поразмыслил Брайан и решил сходу перейти к только что придуманному делу:
– Давайте поболтаем о отечественных проблемах, – заявил он.
– А у нас имеется неприятности? – вмешался смазливый паренек, игравшийся на басе.
– Сейчас будут, – сообщил Брайан. – Я стану вашим менеджером.
– А кто вы такой-то? – опять обернулся очкарик.
– Эпштейн, – весомо повторил Брайан.
– Так бы сходу и говорили, – протянул руку очкарик. – Я – Джон, данный левша – Пол, вот тот мальчишка – Джордж, а вон та злобная умная морда – это Пит.
– Весьма приятно, весьма приятно, – пожимал он руки музыкантам. – А это, разрешите представить, Рита Гаррис.
Джордж пожал девушке руку. Пол ей руку поцеловал. Джон, приобняв ее, чмокнул в щечку. А Пит, не по-детски облапив ее, поцеловал в губы, в засос.
Брайан оторопел. Необходимо было безотлагательно отвлечь их внимание от Риты.
– Значит так, – скоро заговорил он. – Вы не поверите! Воображаете, вы станете отдавать мне двадцать пять процентов собственного дохода!
Пит тут же отпустил девушку:
– С какой стати?! – выпучил он глаза.
– Да так, – пожал плечами Эпштейн довольный успехом.
– У нас уже имеется менеджер, – увидел Джон. – Его фамилия Вильямс, и он берет лишь десять процентов.
– Ну и чего вы с вашим Вильямсом добились? – поднял брови Брайан. – Играетесь в этом нечистом подвале. А вдруг за дело возьмусь я, вы уже через месяц станете выступать в Лондоне. В «Королевском театре»!
Джон присвистнул и кинул:
– Что-то через чур у вас все легко. Вы кто такой-то?
– Я – иудей, – ответил тот так, как будто бы это растолковывало все.
О иудеях Джон знал лишь одно. Что они ужасные скупердяи.
– А по какой причине бы вам для начала не приобрести нам несколько бутылочек? – провокационно внес предложение он.
– Ничего не нужно брать, – ответил Эпштейн.
– Так я и думал, – махнул рукой Джон и улыбнулся. – Для чего брать? Необходимо лишь брать с нас двадцать пять процентов, а брать ничего не нужно.
– Не нужно, – подтвердил Эпштейн, открывая дипломат. – У меня все с собой. – И он выставил на стол три бутылки шампанского.
Джон поглядел на него совсем вторыми глазами.
– Так как вы смотрите на мое предложение? – задал вопрос Эпштейн. – В случае, если согласны, на данный момент и отметим.
Рита восхищенно таращилась на него.
В музыкалку посмотрел Боб Вулер:
– Через 60 секунд – на сцену.
– Отлично, – кивнул ему Джон и опять обернулся к Брайану. – Господин, а машина у вас имеется?..
– Само собой разумеется, – кивнул тот. – И у вас не так долго осталось ждать будут автомобили. Ну что, согласны?
Джону показалось, что соглашаться сходу будет не по-деловому.
– Мы мало подумаем, – ответил он.
– Вот как? – Брайан сложил бутылки обратно в дипломат. – Тогда отложим до следующего раза.
Как ни необычно, мысль продюсировать «Битлз» вправду захватила Эпштейна. Сейчас в «Каверне» его видели чуть ли не каждый день. И, замечая за реакцией публики на музыку группы, он с каждым разом все больше верил в то, что дело пахнет солидными деньгами.
Заказанные им в Гамбурге двести дисков «My Bonnie» провалились сквозь землю с прилавков «Немз» за три дня.
Он с головой ушел в это дело, Рита, раньше как будто бы бы и не подмечавшая его, на данный момент, наоборот, начала оказывать ему всяческие символы внимания. Но сейчас уже ему было не до нее.
Дабы лучше осознать, что же это фактически за дело – менеджмент, и с какими людьми ему предстоит трудиться, он встретился с Вильямсом.
– Леннон – несносный тип, – сообщил Вильямс. – Представьте, он отказывается выплачивать мне десять процентов от дохода, в случае, если находит работу сам.
– Но это же конечно… – удивился Брайан.
– Ничего не конечно. В случае, если я – их импресарио, то они не должны искать работу сами.
– Ну, а если вы этого не делаете? – удивлялся Брайан.
– Это уже – мои неприятности.
– Кроме того необычно, что вы до сих пор трудитесь с ними, – заявил Брайан неясно.
– И не рассказываете! Лишь последний осел станет с ними трудиться!
Тут Вильямс замолк и пристально присмотрелся к Эпштейну.
«Вот тебе два», – поразмыслил тот.
Наконец, третьего декабря, в то время, когда все предварительные шаги были сделаны, Брайан пригласил «Битлз» в молочный бар, принадлежавший его отцу.
Встреча была назначена на половину пятого.
«Битлз» и сами успели навести о нем справки, и сделали вывод, что такое сотрудничество может принести им пользу.
Для для того чтобы случая не опоздал кроме того очень непунктуальный Джон. А вот Пол именно отсутствовал.
– Я не имею права затевать переговоры, в случае, если нет хотя бы одного из вас, – втолковывал Брайан. – Собственную подпись в договоре обязан поставить любой. Да позвоните же ему, кто-нибудь!
Джордж неохотно подошел аппарату на стойке, и, поболтав, возвратился:
– Пол принимает ванну, – сообщил он Брайану.
– Как это возможно – вести себя столь безответственно в таковой принципиальный момент?! – вскричал Эпштейн.
– Но он будет чистым, – улыбнулся Джордж.
Пол прибыл, и Брайан, поджав губы, протянул ему договор.
– Где расписываться? – задал вопрос тот, не просматривая. Он больше, чем все остальные желал начать отношения с человеком, у которого имеется собственный магазин, куча и автомобиль денег.
– Погоди, погоди, – отобрал у него бумагу Джон, что ожидал подвоха от этого буржуа.
Водя пальцем по строкам и шевеля губами, он пристально ознакомился с контрактом от первой до последней буквы.
– Хорошо, – кивнул он, – отправится. – И поставил собственную подпись. После этого расписались Пол, Пит и Джордж.
– Вот и замечательно! – потер ладони Брайан и сунул бумагу в дипломат. – Предлагаю отметить это дело стаканчиком молочного коктейля. Я плачу!
«Раньше он предлагал шампанское», – разочарованно поразмыслил Джон. Но сдержался и не напомнил Брайану об этом. В итоге, тот играется честно.
В то время, когда «Битлз», выпив коктейль, покинули бар, Эпштейн дотянулся договор и, усмехаясь, осмотрел покинутые автографы.
«Отец будет гордился мной, в то время, когда я покажу ему эту бумажку! Эти „Битлз“ – сущие дети! Расписавшись сами, они не настойчиво попросили подписи с меня! Сейчас, в случае, если дело выгорит, я подпишу договор и буду приобретать собственные проценты, а не выгорит – не подпишу, и бумага будет недействительной!»
Ему нравились «Битлз». Но он был деловым человеком.
По окончании для того чтобы хлопотливого денька Брайан уснул, чуть коснувшись головой подушки.
И ему приснился ужасный сон.
Сцена. Масса людей девушек и юношей не отпускают «Битлз». Но вот компания и Джон прячутся за кулисами. В том месте Брайан приоткрывает громадный кованный сундук и, просунув руку в щель, зачерпывает ковшом золотые монеты. А после этого – ссыпает их в ладони и карманы музыкантов.
Они пробуют посмотреть в сундук, но Брайан не разрешает им этого. Умный Пит Бест, делая вид, что страшно ему благодарен, кроме того обнимает Брайана и целует его в губы, как недавно Риту. А сам все косится на щель под крышкой сундука. Но Брайан бдителен и осмотрителен. Никто не смог определить, сколько золота у него осталось!
Все садятся в автофургон. Тогда Брайан хватает сундук за ручку… но не имеет возможности переместить его с места. Он налегает на него приложив все возможные усилия, но бесплодно.
Он желает вернуть остальных, дабы они помогли ему. Но он опасается, что количество золота они выяснят по весу…
И фургон отъезжает без него.
Брайан плачет. Он разламывает руки и кличет хоть кого-нибудь.
Но неожиданно темнеет, и из леса (а раньше Брайан кроме того и не подмечал этого леса) выходит громадный ёж.
Неторопливо, на задних лапах, вразвалочку приближается злобный ёж к Брайану. Тот кричит в кошмаре, но ручку сундука отпустить не имеет возможности…
Эпштейн проснулся в холодном поту. Включил ночник и дотянулся из рабочего стола папку для бумаг. Извлек из нее договор, забрал «Паркер» и занес его над графой «подписи сторон».
«Находись!!!» – внезапно закричал его иудейский внутренний голос.
«Что это со мной, вправду? – поразмыслил Эпштейн. – Нервишки шалят…»
Он сунул ручку обратно в стаканчик, договор бережно положил в папку и задвинул ящик стола.
Остаток ночи он проспал без сновидений.
Спустя семь дней Брайаном была зарегистрирована продюсерская компания «Немз Энтерпрайзес», которая должна была устраивать концерты «Битлз» и производить диски с их записями.