В случае, если в этом поиске ты всего лишь начинающий, прошу вас, возвращайся, не двигайся дальше. Не преобразовывайся в специалиста духовного поиска, в силу того, что специалисты – неудачники. Не становись более опытным, становись более невинным. Отбрось все, что знаешь, забудь об этом. Удивляйся , но не трансформируй собственный удивление в вопросы, в силу того, что удивление преобразовывается в вопрос, вопрос непременно приносит знание, а знание – это фальшивая монета.
Из состояния чуда имеется два пути. Первый – вопрошание, фальшивый путь, он ведет вас ко все большему знанию. Второй – не вопрошание, но удовольствие. Наслаждайтесь удивлением, чудесным образом жизни, чудесным образом солнечного света и солнца, деревьями, купающимися в золотых лучах. Живите это. Не ставьте символ вопроса, пускай все будет так, как имеется.
Оставайтесь в неведении, в случае, если желаете когда-нибудь стать просветленными. Оставайтесь невинными, как дети, в случае, если желаете в один раз ощутить единство с реальностью и существованием. Оставайтесь в состоянии удивления, в случае, если желаете, дабы перед вами открылись тайны. Тайны ни при каких обстоятельствах не раскрываются тем, кто спрашивает . Те, кто задают вопросы, непременно выясняются в библиотеке и приходят к изучению писаний, в силу того, что писания полны ответов.
А ответы страшны, они убивают ваше чувство чуда. Они страшны, в силу того, что дают вам иллюзию того, что вы понимаете, не смотря на то, что это не верно. Они создадут у вас фальшивое представление, что сейчас вопросы разрешились: «Я знаю, что говорит Библия, я знаю, что говорит Коран, я знаю, что говорит Гита. Я прибыл». Вы превратитесь в попугая, вы станете повторять слова, но не станете ничего знать. Данный путь не ведет к познанию – знания не являются методом к познанию.
Так что же ведет к познанию? Удивление. Разрешите собственному сердцу танцевать в удивлении. Пускай вас наполнит удивление: пульсируйте с ним, вдыхайте его, выдыхайте его. Для чего так спешить определить ответ? Разве вы не имеете возможность разрешить тайне оставаться тайной? Я знаю, что существует громадный соблазн раскрыть ее, низвести ее до знания. Откуда он появляется? В силу того, что лишь обладание знаниями даст вам чувство контроля.
Тайна будет осуществлять контроль вас, знание же перевоплотит вас в контролера. Тайна будет обладать вами. Вы не имеете возможность обладать загадочным, оно так безбрежно, а ваши руки так мелки. Оно вечно, вы не имеете возможность им владеть, вам нужно будет позволить этому владеть вами – из этого ужас. Знанием вы имеете возможность располагать, оно так тривиально, знание возможно осуществлять контроль.
Соблазн ума – низвести любое чудо, любую тайну до вопроса – в собственной базе порождается страхом. Мы опасаемся – опасаемся необъятности судьбы, этого немыслимого существования. В качестве защиты мы окружаем себя небольшими знаниями, как броней, как ограждением.
Лишь трусы низводят потрясающую свойство к удивлению до вопросов. По-настоящему храбрый, храбрый человек оставляет все как имеется. Вместо того дабы задавать вопросы, он прыгает в тайну. Вместо того дабы пробовать осуществлять контроль, он разрешает тайне овладеть им.
А радость, чувство благословения от того, что ты захвачен, бесценно. Вы не имеете возможность представить, что это, вы ни при каких обстоятельствах об этом не грезили – в силу того, что быть захваченным тайной, свидетельствует быть захваченным Всевышним.
Ты говоришь: «Так как я всего лишь начинающий…» Тебе повезло, что ты лишь начинающий. Многие стали специалистами, и им нужно будет вернуться к себе. Это будет продолжительное изнурительное путешествие. Они собрали столько знаний, что отбросить их станет непростой задачей. Если ты вправду новичок, радуйся. Ты неподалеку ушел, ты только начинаешь. Возвращайся.
Не требуется давать определение этим красивым словам, в силу того, что они – не просто слова. Ты желаешь, дабы я дал определение истине. Ты знаешь, кто-нибудь когда-нибудь дал определение истине? Поддается ли она по большому счету определению? Что означает определение? Определение свидетельствует тавтологию – ты говоришь те же слова в противном случае. Что такое, по сути, ваши определения? Синонимы.
Легко взглянуть на них, и вы найдёте, что занимаетесь перефразированием. Но как перефразирование может дать чему-то толкование? То, второе, что, по-вашему, является определением, со своей стороны испытывает недостаток в еще одном определении. Определения являются или тавтологией, или глупостью.
К примеру, спросите, что такое ум, и знатоки, опытные люди сообщат: «Это не материя». Тогда спросите их: «Что такое материя?» Они ответят: «Это не ум». Что это за толкование? Ум – не материя – это делается определением. Материя – не ум – это делается определением. Оба остаются неопределимыми, вы ничего не выяснили, вы проблему с места на место.
Вы имеете возможность дурачить лишь дураков.
А истина свидетельствует все целое, тотальное. Все, что имеется, – как это возможно выяснить? Оно беспредельно, вечно. Дать определение свидетельствует очертить около этого границы, выяснить расположение, говоря: «Вот оно». Но не существует метода дать определение истине, в силу того, что нет метода очертить около нее линию. Она безгранична, она вечна, она не имеет ни начала, ни финиша.
Люди, каковые пробовали дать толкование истине, говорят: «Истина – это то, что имеется». Но это тавтология. Вопрос остается прошлым, тайна остается неразгаданной. «Истина – это то, что имеется», – что вы добавили? Вы что-то упростили? Вы имеете возможность именовать ее «тем, что имеется», либо вы имеете возможность именовать ее истиной, либо вы имеете возможность именовать ее Всевышним, но вы имена, слова, ярлыки для того, что по собственной сути есть неопределимым.
Истину нельзя определить, не смотря на то, что ее, непременно, возможно постичь на своем опыте. Но опыт – это не толкование. Толкование создается умом, опыт приходит через участие. В случае, если кто-то задаёт вопросы: «Что такое танец?», как вы имеете возможность растолковать? Но вы имеете возможность танцевать и знать внутреннее чувство танца.
Всевышний – это предельный танец. Вам нужно будет научиться экстатическому танцу, для получения переживания Всевышнего. Всевышний – это таковой танец, в котором танцор исчезает. Появляется переживание, оно проливается на вас, и тогда вы понимаете. Но это познание не есть знанием, это познание имеется мудрость.
Истину нельзя определить. Лао-цзы говорит, что, если вы дадите ей определение, вы сразу же сделаете ее неправдой.
* * *
Лао-цзы прожил продолжительную судьбу. По всей видимости, она была вправду продолжительной, в силу того, что, как гласит история, Лао-цзы восемьдесят два года провел в утробе матери, и, в то время, когда он появился, ему уже было восемьдесят два. Значит, если он прожил еще хотя бы столько же, получается, его жизнь была весьма долгой. Но он не написал ни единого слова.
Ученики опять и опять просили, уговаривали его:
– Напиши что-нибудь. Ты становишься все ветше, и ветше, и ветше, в один раз тебе нужно будет покинуть тело. Покинь собственный последний завет.
Но он смеялся и ничего не сказал, либо молчал, словно бы бы ничего не слышал.
Совсем состарившись, он решил отправиться в сторону Гималаев. Он сообщил своим ученикам:
– Сейчас я иду в Гималаи и уже не возвращусь. Всю собственную жизнь я был скитальцем, и Гималаи – это лучшее место, дабы погибнуть. Я жил красиво, я прожил самую экстатическую судьбу из всех вероятных. Мне кроме этого хотелось бы максимально экстатично, максимально эстетично погибнуть. Мне бы хотелось погибнуть в тиши Гималаев, этих красивых гор.
На китайской границе его остановил стражник. Он сообщил:
– Я не разрешу вам покинуть страну, если вы ничего не напишете.
Должно быть, данный стражник был весьма чутким человеком. Всю землю находится в долгу перед ним за одно из величайших произведений когда-либо написанных – «Дао Де Цзин». Ни одна книга не сравнится с ней.
Стражник не разрешал ему уйти. Лао-цзы стремился покинуть страну как возможно скорее (смерть становилась все ближе, а он желал погибнуть в тиши Гималаев). Поняв неизбежность, вынужденный писать, он три дня просидел в помещении стражника и закончил эту книгу, «Дао Де Цзин».
Но первым, что он написал, было: «Дао не может быть высказано. Будучи сказанным, это уже не Дао».
* * *
Вы имеете возможность осознать, что он имеет в виду. Лао-цзы говорит, что если вы прочтете первое предложение, то не требуется читать дальше. «Истину нельзя выразить словами. Когда о ней сообщили, это уже не истина», – вот его заявление. Итак, если вы осознаёте, то это финиш книги. Что возможно сообщено об истине? Да, ее возможно постичь, пережить на опыте. Вы имеете возможность обожать, жить, быть, – но выяснить это запрещено. Если вы желаете определений, вам нужно будет отправиться в университет. Доктора наук дают толкования истине, любой доктор философских наук толкует ее по-своему. Существуют миллионы определений, и все они фальшивы. Ни одно определение не может быть подлинным.
Что возможно сообщить об истине? Кроме того малым жизненным переживаниям нереально дать толкования. Что такое любовь? Либо что такое вкус сахара на вашем языке? Какое ему возможно дать определение? Что такое красота, в то время, когда вы видите ее в цветке лотоса?
Один из величайших современных философов, Дж. Э. Мур, написал книгу Правила этики, в которой он постарался растолковать, что такое добро. Само собой разумеется, это первый вопрос в мире этики. И в течении двухсот либо двухсотпятидесяти страниц он напряженно, всеми методами пробует, но не имеет возможности отыскать определение. А он был одним из самых проницательных людей, которых подарил миру данный век.
Испытавший поражение, утомившийся, изнуренный, в итоге он говорит, что добро нереально выяснить. Оно неопределимо, как желтый цвет. В случае, если кто-то спросит: «Что означает желтый?» – как вы станете растолковывать? Что еще я могу сообщить? Желтый имеется желтый, добро имеется добро, красота имеется красота. Но это все тавтология, вы ничего не определяете, вы слова.
Что такое истина? Ее нереально выяснить.
Я не учу вас философии, я делюсь с вами истиной. Не просите толкований. В случае, если у вас хватает мужества, тогда ныряйте в тот опыт, что тут дешёв: совершите прыжок в медитацию, и вы определите. И все же, кроме того в то время, когда вы станете знать, вы не сможете растолковать.
Ты задаёшь вопросы: «Что такое Всевышний?»
Это еще одно имя истины – имя влюбленного. «Истина» – имя, данное тотальности медитирующим. «Всевышний» – это имя, данное тотальности, истине, влюбленным, преданным. Обе стрелы показывают на одно да и то же явление, но влюбленный не имеет возможности думать абстрактными словами. «Истина» весьма абстрактна: вы не имеете возможность обнять истину, поскольку так? Вы не имеете возможность поцеловать истину – либо имеете возможность? Вы не имеете возможность поприветствовать ее либо пожать ей руку. «Истина» безлика, это слово было придумано медитирующим, что не желает привносить никакую личность.
«Всевышний» – это имя, данное из любви, из личных взаимоотношений с существованием. Влюбленный желает сообщить: «Ты», влюбленный желает сообщить: «Привет», влюбленный желает общения, диалога. Это та же тотальность, но влюбленный делает ее личной. Тогда истина делается Всевышним.
Ты задаёшь вопросы: «Что означает духовное?»
Быть в отношениях с истиной либо Всевышним – значит быть духовным. Не забывайте: не сказать о духовности, не направляться определенному вероисповеданию, догме, церкви, но быть в прямом ярком сотрудничестве с существованием имеется духовность. Быть сонастроенным с целым, ощущать гармонию, радость и подлинно праздновать нахождение тут – вот что такое духовность. Она не имеет никакого отношения к посещению церкви либо храма, она не имеет ничего общего с цитированием Корана, Библии либо Гиты. Она никак не связана с ритуалами поклонения. Духовность – это общение с деревьями, общение со звездами, общение с реками, – со всем сущим. Нужно уровень качества безумной любви, тогда вы духовны. Духовность познается не головой, это диалог двух сердец, а в предельном выражении – диалог двух существ.
И твой четвертый вопрос: «Что означает факт?»
Факт – это истина, на которую наблюдают неосознанно, наблюдают слепыми глазами, наблюдают закрытыми глазами, неразумно, немедитативно. Тогда истина делается фактом.
К примеру, вы встречаете будду. В случае, если наблюдать на него неосознанно, то вы заметите всего лишь исторический факт. Будда в один раз появился и в один раз погибнет. Он – тело, которое вы видите глазами, он – определенный человек, личность. История может отметить его, вы имеете возможность осознать, как он выглядит.
Но если вы смотрите с огромной сознательностью, с осознанностью, с великим светом, тишиной, тогда факта больше нет – имеется истина. Тогда Будда – это не кто-то, кто в один раз появился, он тот, кто ни при каких обстоятельствах не рождался и ни при каких обстоятельствах не погибнет. Тогда Будда – это не тело, тело – только пристанище. Тогда Будда – не то ограниченное существо, каким он думается вам, он олицетворяет тотальное, целое. Тогда Будда – это свет бесконечности, это дар запредельного почва. Неожиданно факт исчезает, уступая место истине.
Но история может не обратить на истину никакого внимания, история складывается из фактов. У нас в Индии имеется две разные совокупности. Одну мы именуем историей, она интересуется фактами. Вторую мы именуем пурана, мифология, она интересуется истиной. Мы не писали исторических книг о Будде, Махавире либо Кришне, нет. Это означало бы тащить что-то потрясающе прекрасное в нечистое бессознательное человечества. Мы не писали историю этих людей, мы писали мифы. Что такое миф? Миф – это притча, которая только показывает, но ничего не может сказать, это палец, говорящий о луне, указание, летящая стрела.
Отправьтесь в джайнский храм и вы станете поражены. Вы найдёте двадцать четыре статуи двадцати четырех великих просветленных мастеров, двадцати четырех тиртханкар. И самым поразительным будет то, что все они выглядят совсем одинаково. Так не бывает – в мире нет кроме того двух совсем однообразных людей, кроме того близнецы не совсем аналогичны. Как же это быть может, – а временной промежуток громадной, тысячи лет, – дабы двадцать четыре тиртханкары были совсем однообразными?
Это не история. Статуи не изображают настоящих людей, нет, совсем нет. Они не являются художественными портретами. Так что же они собой воображают? Они передают внутренний мир, некую внутреннюю неподвижность, медитативность. Они передают само существо. Эти двадцать четыре статуи – легко изображения, видимые изображения чего-то невидимого.
Если вы продолжите безмолвно замечать, сидя перед этими статуями, то станете поражены. В вас начнет что-то происходить. Статуя – это форма объективного мастерства, она синхронизируется с внутренней формой вашего существа. Поза статуи синхронизируется с вашей позой. Если вы сидите так же – с прямой спиной, полуоткрытыми глазами, глядя на кончик собственного носа, ничего не делая, словно бы бы вы также мраморная скульптура, вся белая – в и снаружи – тогда вы осозн’aете, что смотрите не на простые статуи, перед вами – великие знаки. Это мифология.
Мифология неизбежно будет поэтичной, в силу того, что лишь поэзия может дать пара проблесков малоизвестного.
Говорят, что всегда, в то время, когда шел Будда, деревья начинали цвести, даже в том случае, если сезон цветения не наступил. Так вот, это – поэзия, чистая поэзия, этого не было в действительности. Но это показывает что-то, что по-второму выразить запрещено. Это показывает, что всегда при встрече с Буддой кроме того деревья начинали цвести не в сезон – так что же говорить о человеке?
Имеется истории о том, как всегда, в то время, когда Магомет появился под палящим солнцем пустыни, где везде было пекло, мелкое белое облако следовало за ним, дабы дать ему тень – как зонтик. Это поэзия – красивая поэзия, но это не исторический факт. Человек, подобный Магомету, приобретает защиту существования, человек, подобный Магомету, приобретает от существования бесконечную опеку. Тот, кто полностью отдался существованию, неизбежно будет получать заботу от существования. Как существование может не заботиться о том, кто показал тотальное доверие? И, дабы выразить это, показалась метафора об облаке, которое висело над головой Магомета, куда бы он ни шел.
Иисус умирает на кресте, и позже, спустя три дня оживает. Это поэзия, не история. Это не факт, это – истина. Легко повествование о том, что те, кто умирает в Всевышнем и для Всевышнего, постигают вечную судьбу. Те, кто готов погибнуть для предельного, оживают на втором уровне бытия. Они теряют физическое тело, но приобретают тело света. Они больше не являются частью почвы, они становятся частью неба, они исчезают во времени и появляются в вечности.
Но все религии пробовали доказать, что эти истории – факты. И без того они только обосновывали собственную глупость. Это не факты, это символические истины.
Все, что вы видите около себя, – факты. Вы видите дерево, зеленое дерево, полное цветов и сока – это факт. Но если вы медитируете, в один раз ваши глаза раскрываются для действительности, дерево перестает быть легко деревом. Зелень в нем – не что иное, как божественная зелень, а текущие в нем соки – это более не физическое явление, но что-то духовное. В случае, если за одни сутки вы заметите саму сущность дерева, всевышнего этого дерева, видите, что это дерево – только манифестация божественного, значит, вы заметили истину.
Истине необходимы медитативные глаза. В случае, если у вас нет медитативных глаз, тогда вся жизнь – это легко неинтересные мертвые факты, невзаимосвязанные, хаотичные, тщетные, хаотичная смесь, всего лишь случайное явление. Если вы видите истину, все складывается, все соединяется в гармонии, все начинает покупать суть.
В любой момент не забывайте, что суть – это тень истины. И те, кто живет только фактами, живут совсем тщетной судьбой.
* * *
Создается чувство, что западный ум желает все свести к известному, кроме того самые трудноуловимые явления. А восточный ум пробует свести все к малоизвестному, кроме того самые конкретные вещи. Можем ли мы оказать помощь друг другу?
Существование возможно поделить на три категории: известное, малоизвестное и непознаваемое. То, что известно сейчас, было неизвестно день назад, то, что неизвестно сейчас, может стать известным на следующий день. Так что между известным и малоизвестным не существует громадного отличия. Это только вопрос времени.
Наука, другими словами Запад, верит лишь в две категории: известное и малоизвестное. И, как следствие, западный ум верит, что настанет сутки, в то время, когда мы все сведем к известному и не останется ничего малоизвестного. Это одно из главных догадок современного научного поиска. Ежедневно мы совершаем все новые и новые открытия, малоизвестное сжимается, делается меньше, а известное возрастает.
Конечно, человек может высказать предположение, что когда-нибудь в будущем обязательно наступит момент, в то время, когда все будет известно. Но в случае, если придет таковой сутки, это станет смертью человечества. В случае, если все будет известно, тогда не останется никакого приключения. В случае, если все будет известно, больше не будет никакого вызова. Жизнь опустеет. В случае, если всему найдется объяснение, не останется ничего загадочного. В то время, когда вы потеряете прекрасное, то утратите что-то очень ответственное.
Конкретно малоизвестное, неизведанное заставляет вас прогрессировать, эволюционировать, достигать новых высот, новых вершин сознания. Но в случае, если настанет сутки, в то время, когда все будет известно, все сведется к несложным формулам, тогда не будет романтики, не будет никакой поэзии, не будет никакой красоты, не будет никакой эйфории. Не останется ничего полезного.
Но, к счастью, Запад не прав. Разделение между известным и малоизвестным не есть единственным. Восток выделяет три категории: известное, малоизвестное и непознаваемое. Он согласен с Западом в том, что малоизвестное может стать известным, но непознаваемое останется непознаваемым. Человеческое сознание постоянно будет окутано тайной. Любовь, дружба, медитация, сознание окончательно останутся тайной. Быть может, мы сможем познать все объективное. Но субъективность, самая сердцевина людской сознания, будет жить в тени тайны. И в этом заключаются настойчивые упрочнения Востока – растолковать всему миру, что не нужно отрицать непознаваемое. В другом случае вы лишите людскую судьбу всего ее сока. Вы перевоплотите людей в роботов, уничтожите их, и они будут легко автомобилями, не более.
И Запад в первый раз в истории начал соглашаться с Востоком. По мере того, как современная физика все глубже попадает в материю, в электроны, нейтроны, протоны, ученые ощущают все б’oльшую растерянность. Думается, что все делается таинственным. До настоящего момента они считали, что малоизвестное преобразовывается в известное. Сейчас они так не вычисляют. Сейчас они говорят, что мы проникаем в что-то, о чем ни при каких обстоятельствах не думали, – в непознаваемое.
Исходя из этого нет громадной трудности в том, дабы сблизить Запад и Восток. Они уже сходятся. Легко восточным медитирующим нужно признать новейшие научные открытия, а западным ученым – осознать глубочайшие изучения медитации. Это не тяжело. Тогда они придут к синтезу, что не будет навязан силой. Он придет из опыта, конечно, спонтанно.
Я изучал западный подход к судьбе. Я преподавал западную философию и западную логику от Сократа, Аристотеля и Платона до Бертрана Рассела и Жана-Поля Сартра. Но в собственной личной жизни я все глубже и глубже уходил в медитацию, продвигаясь все дальше и дальше в собственный собственное внутреннее пространство. И я отыскал центр циклона. Я совсем четко вижу, что настало время, в то время, когда Запад и Восток смогут соединиться, в силу того, что поиск привел обоих к одной точке – к непознаваемому.
Непознаваемое возможно именовать истиной, возможно именовать нирваной, возможно именовать освобождением. Это все различные наименования одного и того же явления.
И опять я вспоминаю окончательные слова Эйнштейна: «Если бы я опять появился, то не желал бы быть физиком. Я бы предпочел стать сантехником». Его приятели были поражены – человек для того чтобы калибра, как Альберт Эйнштейн, желает быть сантехником? Для чего? Эйнштейн погиб и не смог им ответить, но я могу ответить им. Он изучал объективный мир, внешний мир, важнее, чем кто-либо во всей истории. Он открыл секрет ядерной энергии. Но сам он оставался не известным самому себе. Он знал так много о материи и ничего не знал о собственном сознании. По данной причине в следующей судьбе он желал иметь какую-нибудь несложную работу, наподобие сантехника, которая не требует никаких интеллектуальных упрочнений. Тогда он имел возможность бы направить собственную энергию на изучение внутреннего мира.
В моем видении, в будущем будет лишь наука, без религий. И у данной науки будет два крыла, как у птицы: одно крыло для объективных изучений материи, внешнего мира. И второе крыло – для внутреннего поиска, чтобы выяснить, что это живет во мне, что есть во мне осознающим, дабы открыть внутреннюю сторону моего собственного существа, моей субъективности. Наука будет иметь две стороны, как монета.
Нет необходимости в какой-либо религии – индуизме, мусульманстве, христианстве, буддизме, джайнизме. Они не необходимы. Науки достаточно. Она может делать двойную работу. Одна сторона для внешнего, а вторая – для внутреннего паломничества. Это станет точкой Запада и встречи Востока. И чем раньше это случится, тем лучше.
* * *
Необычно, что все открытия случаются нежданно. Научное объяснение этим открытиям постоянно даётся по окончании. После этого в собственной лекции ученый в большинстве случаев так преподносит собственный открытие (которое непринадлежит ему), словно бы оно направляться из его теории. Не смотря на то, что в действительности была придумана позднее. Другими словами он просто лжет.
Это рвение все заключить в рамки достаточно очень сильно во мне, поскольку я имею образование ученого. Но, однако, чудо ни при каких обстоятельствах нереально растолковать. Это случилось – какие конкретно еще необходимы доказательства? Как позволить себе все больше пребывать в мире чудес, все время пребывать в ощущении чуда?
Все научные открытия приходят в голову ученого совсем нежданно – это правда. Это не его упрочнение, но напротив, его не-упрочнение, в то время, когда он разрешает существованию открыть ему собственные секреты. Это не ново. Восток знает об этом уже, как минимум, пять тысяч лет. Лао-цзы кроме того дал этому наименование «упрочнение без упрочнений, воздействие без действия». Он пробовал растолковать, что все, что удается определить человеку, случается не в следствии его усердия, не смотря на то, что он приложил довольно много стараний. Из этого появляется громадное непонимание.
Я приведу вам пример, что окажет помощь осознать.
* * *
в течении шести лет Гаутама Будда непрерывно делал все, что должно было сделать его просветленным, и он был таким искренним ищущим…
Он жил со многими мастерами. С простыми людьми – неискренними ищущими, равнодушными ищущими – кроме того лже-мастера смогут притворяться , что они настоящие. Но с Гаутамой Буддой это было нереально. Мастера сами признавались ему:
– Забудь обиду меня, ты таковой искренний ищущий. Я постоянно могу сообщить вторым «Ты не прилагаешь хватает усилий», но ты вкладываешь всю душу, и это обосновывает, что я не знаю, как человек достигает просветления, – я не просветленный. С другими все нормально, в силу того, что они ни при каких обстоятельствах не отдают себя полностью. Я постоянно могу сообщить им, что они не находят просветления по причине того, что не трудятся – и вопрос обо мне не появляется, я остаюсь просветленным. Но с тобой это нереально. Лгать тебе безжалостно. Легко иди к какому-нибудь второму мастеру.
Гаутама Будда ходил ко всем известным мастерам, и итог был одинаковый.
Последний мастер сообщил ему:
– Ты достаточно поработал, ты сделал все, что может сделать человек, больше ничего сделать запрещено. Сейчас в лес. Ты отрекся от мира, сейчас отрекись от этих духовных исканий. Абсолютно забудь о просветлении. И я знаю, что ты способен на это. Если ты можешь абсолютно забыть о собственном королевстве, ты можешь абсолютно забыть и о просветлении. Легко расслабься где-нибудь глубоко в лесу.
Будда отправился в лес. И в первую ночь, отдыхая под деревом бодхи, около Бодх Гайя, на берегу маленькой реки Ниранджаны, в ночь полнолуния, он стал просветленным. Он ничего не делал для этого. Просветление пришло нежданно.
* * *
Но не думайте, что вы имеете возможность сесть на поезд до Бодх Гайи, в ночь полнолуния лечь под деревом около реки Ниранджана и ожидать. Ничего не случится. Эти шесть лет немыслимых упрочнений не дали просветления, но стали причиной такому расслаблению, что просветление произошло.
Просветление не вызывается стараниями. Старания приводят к расслаблению. Вы сделали так много, что . Но, не делая этого, вы не имеете возможность сдаться. Исходя из этого в буддизме имеется неприятность. Существуют секты, каковые считаюм, что Будда стал просветленным благодаря шести годам упрочнений: сперва были эти шесть лет, позже последовало просветление. Простая логика видит это так. Лишь одна школа, дзен, в собственном понимании всегда была необыкновенной. Она говорит, что просветление не было вызвано шестью годами упрочнений, но что они стали причиной расслаблению, – а расслабление вас открытым для малоизвестного, для непознаваемого.
Просветление не результат шести лет трудов, но без них просветления кроме этого не было бы. Вы должны осознать всю тонкость этого явления.
С утра до вечера вы трудитесь, и позже отлично спите ночью. Императоры не смогут дремать. И это весьма нелогично, в силу того, что они отдыхают целый сутки – было бы логично, дабы человек, что днями практикует отдых, дремал ночью глубже, чем вы, целый сутки трудившиеся, утомленные… Ваша практика не направлена на расслабление, ваша практика противоположна ему.
Но, к счастью, жизнь не логична. В другом случае, человеку, что целый сутки не легко трудился, было нужно бы трудиться еще и всю ночь. В жизни у него не было бы никакого отдыха, в силу того, что его дисциплина и навык становились бы все более и более идеальными, все более и более зрелыми.
Отлично, что в жизни имеется динамика, диалектика. Целый сутки вы прикладываете огромные упрочнения – и заслуживаете расслабление. Вам нужен отдых, вы отлично потрудились. Природе не чуждо сострадание.
Император целый сутки отдыхал, и ночной сон ему больше не нужен. Природе не имеет значения, император он либо бедный.
Диалектика судьбы такова, что те люди, каковые прилагают довольно много упрочнений для просветления, не достигнут его так. в один раз им нужно будет сдаться, и сейчас расслабления что-то откроется – вы больше не делающий, и с вами что-то происходит.
То же самое правильно в отношении научных открытий – тут действует тот же закон. Ученый годами трудится над каким-либо проектом, и позже в один раз, в то время, когда он сделал все, о чем имел возможность поразмыслить, он отбрасывает саму идею. И внезапно окно раскрывается, да и то, чего он так напряженно искал, приходит само по большому счету без каких-либо упрочнений.
В действительности тут кроются глубокие обстоятельства: всегда, в то время, когда вы прилагаете упрочнения, вы напрягаетесь. А в то время, когда вы напряжены, ваш ум делается узким. Вы так амбициозны, вами движет такое сильное желание, вы так спешите что-то взять, что фактически оказываетесь в состоянии хаоса. А дабы что-то знать – научное либо религиозное, – необходимо быть безмолвным, негромким сознанием, ничего не делая, ничего не хотя, ничего не ища. Но все это время, в то время, когда вы искали и не обнаружили, зародило в вас семя, и в момент расслабления это семя начинает прорастать.
* * *
Так было при с госпожа Кюри – это самый узнаваемый пример. Она первенствовала дамой, взявшей Нобелевскую премию. Мария Кюри три года трудилась над одной математической задачей. Она доходила к ней со всех сторон, разглядывала под различными углами, но ничего не происходило – задача казалась неразрешимой. в один раз она трудилась до поздней ночи, до двух часов, и в итоге отказалась от собственной выдумки, поразмыслив: «Я впустую израсходовала три года, я имела возможность совершить многие другие открытия. Эта идиотская задача так же упряма, как и я. Я также упряма, но сейчас отказываюсь от данной битвы». Она закрыла блокнот, в котором делала заметки, и ушла дремать, а наутро… Она была одна в помещении, и дверь была закрыта изнутри. В любом случае, даже если бы помещение не была закрыта, никто второй не имел возможность этого сделать. В случае, если госпожа Кюри не смогла сделать этого за три года, как кто-то второй имел возможность сделать за одну ночь? Она подошла к столу и отыскала под пресс-папье клочок бумаги, лежащий прямо на блокноте. На этом листке было написано ответ задачи.
Мария Кюри не имела возможности поверить в произошедшее.
Ее мужа не было дома, он уехал отдыхать с приятелями. Никто из слуг не имел возможности этого сделать. Более того, помещение была закрыта изнутри.
Тогда она присмотрелась повнимательнее и определила собственный личный почерк. После этого понемногу госпожа Кюри начала вспоминать, что ей снился сон, в котором она трудилась над задачей и решила ее. Быть может, во сне она поднялась и записала ответ, что ей приснился, – дабы не забыть его утром.
* * *
Подобное случалось практически со всеми великими учеными.
Так что ты прав: у ученого нет права утверждать: «Это мое открытие». В каком-то смысле, это не его открытие; в каком-то смысле, само существование выбрало его в качестве метода передачи. Но он был выбран по причине того, что усердно трудился и подошел к точке, в которой стало допустимо расслабление – полное и тотальное расслабление. Если вы находитесь в этом тотальном расслаблении, существование открывает собственные секреты. Осознавая это, вы имеете возможность заметить многие подтексты: в этом отношении религия и наука совсем однообразны.
У них смогут быть различные объекты – наука может наблюдать вовне, религия может наблюдать вовнутрь, – но открытие в науке либо в религии случается в одном и том же состоянии, при абсолютно расслабленном уме. Либо, применяя слово из мистики, – состоянии не-ума, в силу того, что в то время, когда ум абсолютно расслаблен, то ума нет, и окно раскрывается.
Ум – это блок. И когда ума больше нет, вы начинаете видеть то, что всегда было перед вами и что толстый слой мыслей не давал вам рассмотреть. Вы не были способны видеть. Ты задаёшь вопросы, как возможно непрерывно жить в этом прекрасном, в этом непознаваемом.
В тот момент, в то время, когда вы задаёте вопросы «как», вы просите поведать о технике, но никакая техника неосуществима. Все техники – это упрочнения. Исходя из этого сгодится каждая, ее так честно, дабы в один раз подойти к точке, в которой вы отбросите ее. В силу того, что это основное – отбросить.
Имеется сто двенадцать способов медитации. Но основное – это не медитация, основное, что по окончании всех этих ста двенадцати способов происходит одно да и то же. Вы делали их до изнеможения. Вы поставили на карту все, и сейчас – поняв, что у вас больше нет сил, больше нет никакого жажды, – вы расслабляетесь. Все усилия отброшены, все техники забыты.
В данной невинности прекрасное в собственности вам.
Вы его часть, вы всегда были его частью. Непознаваемое – это не что-то отдельное от вас, это ваше сердцебиение. Ваше сердцебиение синхронно с сердцебиением вселенной.
Но разрешите мне опять напомнить: сперва вы должны приложить максимум усилий – ничего не жалея, не думая о том, для чего вкладывать в это так много энергии, раз в итоге придется все отбросить. Нет, вы должны быть полностью загружены в это, как словно бы бы одно упрочнение подарит вам истину. Лишь тогда в один раз – утомившийся, истощенный, побежденный трудами – вы расслабитесь.
Вы не понимаете, что глубина расслабления будет зависеть от глубины вашего упрочнения. В случае, если упрочнение было на сто процентов тотальным, тогда и расслабление будет на сто процентов тотальным, а с тотальным расслаблением вы перемещаетесь в прекрасное, в непознаваемое. Тогда это ваш мир. Тогда вы дышите им, вы живете в нем.
Вот что мы именуем предельной реализацией – просветлением.
* * *