Игорь задал вопрос:
— А какой вы?
— Я? Вот вопрос! Я — человек верный, радостный. Мать вашу весьма обожаю. И вы мне нравитесь. Лишь на детей я строгий, — заурчал он басом.
— Ой, — запищала Оля весело.
— Видите, она уже кричит, а ты еще держишься. Это по причине того, что ты мужик. Ну, поскольку, Игорь, я тебе нравлюсь?
Игорь без ухмылки ответил:
— Нравитесь. Лишь… вы нас бросать не станете?
— Вы меня не бросайте, голубчики! — прижал руку к груди Дмитрий Дмитриевич. — Вы меня не бросайте, круглого сироту!
Оля звучно захохотала:
— Сироту!
— Товарищи! Что это такое, в действительности! Нужно же меня задать вопрос, — взмолилась Евгения Алексеевна. — Что если я не захочу.
Игорь возразил:
— Мама! Ну, какая ты необычная! Он же все поведал. Запрещено же так относиться к человеку!
— Правильно, — подтвердил Дмитрий Дмитриевич. — Отношение к человеку должно быть чуткое!
— Вот видишь? Мамочка, выходи за него, все равно вы в далеком прошлом сговорились.
И по глазам видно. Ой, и умные!
Дмитрий Дмитриевич пришел в конечный восхищение:
— Это же… очень способные дети! А я, дурень, опасался!
История Евгении Алексеевны, само собой разумеется, не самая горестная. Видятся и такие отцы, каковые могут не только кинуть детей, но и ограбить их, перетащив на новое место отдельные соломинки домашнего гнезда.
Говорят, имеется такие отцы, каковые, покинув семью, могут сохранить вправду добропорядочные отношения с детьми, кроме того принимают участие в их воспитании, кроме того воспитывают из них верных людей. Я верю, что это быть может, что это по силам человеку, но я таких не видел. Но я встречал людей, каковые могут не поддаваться впечатлениям первых домашних недоразумений, способны пренебречь притягательной красотой новой любви и сохранить в чистоте контракт с женой, не придираясь к отдельным ее недочётам, найденным с таким запозданием. В этом долг и случай перед детьми выполняется более совсем, и таких людей можно считать примерами.
Но довольно много еще имеется добропорядочных и неблагородных донжуанов, каковые с некрасивой слабостью рыскают по домашним очагам, разбрасывая везде стайки полусирот, каковые, с одной стороны, в любой момент готовы изображать ревнителей свободы людской любви, с другой — готовы продемонстрировать внимание к кинутым детям, с третьей стороны, легко ничего не стоят как люди и не заслуживают никакой милости.
Обиженные и обиженные дети и матери при всякой возможности должны обращать химическую фигуру для того чтобы алиментщика в механический и несложный нуль. Не требуется разрешать этим людям кокетничать с кинутыми ими детьми.
И по крайней мере нужно советовать особенную деликатность в вопросе об алиментах, дабы эти деньги не вносили в семью никакого разложения.
единство и Целость домашнего коллектива — нужное условие хорошего воспитания. Оно разрушается не только единственными принципами и алиментщиками, но и ссорами своих родителей, и деспотической жесткостью отца, и легкомысленной слабостью матери.
Кто желает вправду верно воспитать собственных детей, тот обязан
беречь это единство. Оно нужно не только для детей, но и для своих родителей.
Как же быть, в случае, если остался лишь один ребенок и другого почему-либо вы родить не имеете возможность?
Весьма : в вашу семью чужого ребенка, заберите из детского дома либо сироту, утратившего своих родителей. Полюбите его, как собственного, забудьте о том, что не вы его родили, и, самое основное, не мните, что вы его облагодетельствовали. Это он пришел на помощь вашей косой семье, избавив ее от страшного крена. Сделайте это о б я з а т е л ь н о, как бы ни затруднительно было ваше материальное положение.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Перед нами целый круг вопросов: это вопросы об авторитете, свободе и дисциплине в домашнем коллективе.
В старое время вопросы эти разрешались при помощи пятой заповеди: Чти отца твоего и матерь твою, и благо ти будет, и долголетен будеши на почвы.
Заповедь верно отражала отношения в семье. Почитание своих родителей вправду сопровождалось получением хороших благ, — очевидно, в случае, если родители сами владели такими благами. А если не владели, то в запасе оставалось царствие небесное. В царствии небесном блага были эфемернее, но лучше по качеству. На каждый же случай пятая заповедь допускала получение благ иного порядка — благ со знаком минус. на уроках закона божия батюшки особенно подчеркивали данный вариант, что звучал примерно так: Чти отца твоего и матерь твою, а если не будешь чтить, за последствия не отвечаем.
Последствия приходили в виде ремешка, палки и других отрицательных размеров. Батюшки приводили исторические примеры, из которых было видно, что при непочтения к родителям либо к старшим господь всевышний не склонен к мягкотелости. Хам#16 за непочтение к отцу поплатился весьма без шуток за счет всех собственных потомков, а детская группа, посмеявшихся над пророком Елисеем, была растерзана волчицей. Говоря о таком ярком проявлении господней справедливости, батюшки заканчивали:
— Видите, дети, как наказывает господь тех детей, каковые непочтительно ведут себя по отношению к родителям либо старшим.
Мы, дети, видели. Божеский террор нас не весьма смущал: господь всевышний, само собой разумеется, был способен на все, но, что волчица приняла такое активное участие в расправе, нам как-то не верилось. По большому счету, потому, что пророки Елисеи и другие ответственные лица виделись с нами редко, мы не могли опасаться небесного возмездия. Но и на земле хватало охотников с нами расправляться. И для нас пятая заповедь, освященная его угодниками и богом, была все-таки фактом. Так, из господней заповеди вытекал родительский авторитет.
В современной семье в противном случае. Нет пятой заповеди, никаких благ никто не обещает ни со знаком плюс, ни со знаком минус. А вдруг папа в порядке пережитка и возьмется за ремешок, то это будет все-таки несложный ремешок, с ним не связана никакая благодать, а объекты порки ничего не слышали ни о почтительном Хаме, ни о волчице, уполномоченной господом.
Что такое авторитет? По этому вопросу многие путают, но по большому счету склонны думать, что авторитет дается от природы. А так как в семье авторитет каждому нужен, то большая часть своих родителей вместо настоящего природного авторитета пользуется суррогатами собственного изготовления. Эти суррогаты довольно часто возможно видеть в отечественных семьях. Общее их свойство в том, что они изготовляются специально для педагогических целей. Считается, что авторитет нужен для детей, и, в зависимости от разных мнений на детей, изготовляются и разные виды суррогатов.
В педагогической относительности и содержится основная неточность таких своих родителей. Авторитет, сделанный специально для детей, существовать не имеет возможности. Таковой авторитет будет в любой момент суррогатом и в любой момент ненужным.
Авторитет обязан заключаться в самых родителях, независимо от их отношения к детям, но авторитет вовсе не особый талант. Его корни находятся в любой момент в одном месте: в поведении своих родителей, включая ко мне все отделы поведения, в противном случае говоря, всю отцовскую и материнскую судьбу — работу, идея, привычку, эмоции, рвения.
Нереально дать транспарант для того чтобы поведения в маленьком виде, но все дело сводится к требованию: родители сами должны жить полной, сознательной, нравственной судьбой гражданина Советской страны. А это значит, что и по отношению к детям они должны быть на какой-то высоте, на высоте естественной, людской, а не созданной искусственно для
детского потребления.
Исходя из этого все вопросы авторитета, дисциплины и свободы в домашнем коллективе не смогут разрешаться ни в каких искусственно придуманных приемах, методах и способах. Воспитательный процесс имеется процесс неизменно продолжающийся, и отдельные подробности его разрешаются в о б щ е м т о н е с е м ь и, а неспециализированный тон нельзя придумать и искусственно поддерживать. Неспециализированный тон, дорогие родители, создается вашей собственной судьбой и вашим собственным поведением. Самые верные, разумно продуманные педагогические способы не принесут ничего хорошего, в случае, если неспециализированный тон вашей жизни нехорош. И напротив, лишь верный неспециализированный тон посоветует вам и верные способы обращения с ребенком, и в первую очередь верные формы дисциплины, труда, свободы, игры и… авторитета.
Папа приходит с работы в пять часов. Он — электромонтер на заводе. До тех пор пока он стаскивает тяжелые, пыльные и масленные сапоги, четырехлетний Вася уже сидит на корточках перед отцовской кроватью, кряхтит по-стариковски и пялит в чёрную площадку пола озабоченные серые глазенки. Под кроватью почем-то никого нет. Вася беспокойно летит на кухню, скоро топает в столовой около громадного стола и цепляется ножками за разостланную в помещении дорожку. Через полминуты он спокойной рабочий побежкой возвращается к отцу, размахивает парой ботинок и гримасничает на отца милыми чистыми щечками. Папа говорит:
— Благодарю, сынок, а дорожку все-таки исправь.
Еще один рейс такой же рабочий побежки, и порядок в помещении восстановлен.
— Вот это ты верно, — говорит папа и направляется в кухню умываться.
Сын еле тащит за ним тяжелые сапоги и с напряжением посматривает на встречную дорожку. Но ничего, это препятствие миновали благополучно. Вася активизирует бег, догоняет отца и задаёт вопросы:
— А трубу принес? Для паровоза трубу принес?
— А как же! — говорит папа. — По окончании обеда начнем.
Васе повезло в жизни: появился он в послеоктябрьское время, папа попался ему прекрасный, — по крайней мере. Васе он весьма нравится: глаза у него такие же, как у Васи — серые, спокойные, самую малость насмешливые, а рот важный и усы приятные: отлично совершить по ним одним пальцем, тогда любой раз нежданно обнаруживается, что они шелковистые и мягкие, а чуть отведешь палец, они прыгают, как пружинки, и опять кажутся сердитыми и колючими. Мать у Васи также прекрасная, прекраснее, чем другие матери. У нее утепленные и губы и нежные щёки. Время от времени она как словно бы желает что-то Васе сообщить, взглянуть на Васю, и губы ее чуть-чуть шевельнутся. И не разберешь, улыбнулась мать либо не улыбнулась. В такие 60 секунд жизнь думается Васе в особенности красивой! Имеется еще в семье Назаровых Наташа, но ей лишь пять месяцев.
Надевать утром ботинки — самое тяжёлое дело. Продеть шнурок в дырочку Вася может в далеком прошлом, но в то время, когда шнурок прошел уже все дырочки, Вася видит, что оказалось неладно. Вася переделывает, и, наблюдаешь — оказалось верно. Тогда Вася с симпатией посматривает на башмак и говорит матери:
— Завязазай!
В случае, если дело сделано правильно, мать завязывает, а вдруг неверно, она говорит:
— Не так. Что же ты?
Вася бросает удивленный взор на башмак и внезапно видит, что вправду не так. Он сжимает губы, наблюдает на башмак со злобой и опять принимается за работу. Спорить с матерью Васе не приходит в голову, он не знает, как это делается.
— Тепей так? Завязазай!
Мать делается на колени и завязывает, а Вася хитро посматривает на другой башмак и видит ту первую дырочку, в которую он на данный момент наладит финиш шнурка.
Умываться Вася может, может и зубы чистить, но и эти работы требуют пристального внимания и массы энергии. Сперва Вася измазывается зубным порошком и мылом до самого затылка, позже начинает создавать лодочку из мелких неловких рук. Лодочку ему удается сделать, удается собрать в нее воды, но, пока он поднесет лодочку к лицу, ладони выпрямляются раньше времени, и вода выливается на живот и грудь. Вася не смывает мыло и зубной порошок, а размазывает их мокрыми ладонями. По окончании каждого для того чтобы приема Вася некое время разглядывает руки и позже опять начинает строить лодочку. Он старается натереть мокрыми ладонями все странные места.
Мать подходит, безотлагательно овладевает ручонками Васи, нежно, но очень сильно наклоняет его голову над чашкой умывальника и дерзко действует на всей территории Васиной мордочки. Руки у матери утепленные, мягкие, пахучие, они очень сильно радуют Васю, все же продолжает его тревожить неосвоенная техника умывания. Из этого положения имеется довольно много уникальных выходов: возможно и покапризничать — по-мужски запротестовать: Я сам! Возможно и молчанием обойти инцидент, но оптимальнее захохотать и, высвободившись из рук матери, радостно поблескивать на нее мокрыми глазами. В семье Назаровых последний метод самый употребительный, в силу того, что люди они радостные. Так как капризы также не от всевышнего приходят, а обываются житейским опытом.
Пересмеявшись, Вася начинает мыть зубную щетку. Это самая приятная работа: щетку водой, теребишь ее щетину, а она сама делается чистая.
На сером сукне в углу столовой расположилось игрушечное царство Васи. До тех пор пока Вася надевает ботинки, умывается, завтракает, в игрушечном царстве царит порядок и тишина. Паровозы, автомобили и пароходы стоят у стенки, и все наблюдают в одну сторону. Пробегая мимо них по делам, Вася на секунду задерживается и контролирует дисциплину в игрушечном царстве. За ночь ничего не произошло, никто не убежал, не обидел соседа, не насорил. Это по причине того, что на сторожевом посту простоял древесный раскрашенный Ванька-Встанька. У Встаньки широкощекое, вечная улыбка и лупоглазое лицо. Встанька давнво назначен защищать игрушечное царство и делает эту работу честно. Вася как-то поинтересовался у отца:
— Он не имеет возможности дремать?
А папа ответил:
— Как же ему дремать, в то время, когда он сторож? Если он честный сторож, обязан сторожить, а не дремать. В противном случае он заснет, а у него автомобиль выведут.
Вася тогда с опаской наблюдал на автомобиль и с признательностью на сторожа и в тех пор систематично ставит его на должности, в то время, когда сам уходит дремать.
На данный момент Вася не столько опасается за автомобиль, сколько за дорогой комплект крайне важных вещей, сложенных в древесной коробке. Все эти вещи назначены для постройки главного дома в игрушечном царстве. Тут имеется довольно много брусочков и деревянных кубиков, серебрянная бумага для покрытия крыши, пара пластинок целлулоида для окон, мелкий прекрасный болтик с гаечкой, назначение которого еще не установлено. Помимо этого, проволока различная, шайбы, крючочки, трубки и пара штук оконных переплетов, вырезанных из картона посредством матери.
Сейчас у Васи замысел: перевезти стройматериалы к месту постройки — в противоположный угол помещения. Еще с вечера он был обеспокоен недочётом транспорта. Запрещено ли применять пароход? Папа данный вопрос проконсультировал:
— Речка нужна для парохода. Ты же видел летом?
Вася что-то такое не забывает; вправду, пароходы плавают по речке. У него мелькнула мысль совершить речку в помещении, но Вася лишь набрался воздуха: мама ни за что не разрешит. Сравнительно не так давно она очень отрицательно отнеслась к проекту устроить для парохода пристань. Сама же дала Васе жестяную коробку, а в то время, когда он налил в нее воды,
осудила:
— Твоя пристань протекает. Наблюдай, грязь какую завел!
Сейчас коробка наполнена песком и предназначается для парка. Саженцы уже на месте — целую ветку сосны принес для этого папа.
Вася торопится завтракать: работы, заботы столько, что некогда чашку кофе выпить, и лицо Васи все поворачивается к игрушечному царству. Мать задаёт вопросы:
— Будешь дом строить сейчас?
— Нет! Буду ездить! Возить буду! В том направлении!
Вася показывает на строительную площадку и прибавляет:
— Лишь не запачкаю, ты не опасайся!
Фактически говоря, не столько опасается мать, сколько сам Вася:
строительство весьма нечистое дело.
— Ну, в случае, если напачкаешь — уберешь, — говорит мать.
Таковой неожиданный поворот в условиях строительства переполняет Васю энергией. Он забывает о завтраке и начинает сползать со стула.
— Вася, чего это ты? Допивай кофе, нельзя оставлять в чашке!
Это правильно, что запрещено. Вася стремительными глотками приканчивает чашку. Мать смотрит за ним и радуется:
— Не успеешь, что ли? Куда тебе торопиться?
— Нужно торопиться, — шепчет Вася.
Он уже в игрушечном царстве. В первую очередь он снимает с поста Ваньку-Встаньку. В далеком прошлом мать сообщила ему:
— ночь сторож и Твой день на ногах. Куда это годится? Он также отдыхать обязан. Ты так как каждую ночь дремлешь?
Вправду, как это Вася выпустил из виду охрану труда? Но это упущение было в далеком прошлом. на данный момент Вася запихивает Встаньку в ветхий картонный домик и придавливает его голову каким-то стройматериалом. Встанька топорщится и вырывается из рук, но мало ли чего, первое дело — дисциплина! А в выходной сутки, в то время, когда папа дома, Встанька целые дни дрыхнет в домике, а на должности стоит фарфоровый человечек в розовой тирольке. Данный юноша, хоть и мамин презент, а работник нехорошей, все с ног валится. недаром папа сообщил о нем:
— В шляпе что, лодырь, видно!
Вася исходя из этого его не обожает и старается обойтись без его работы.
Первой публичной нагрузкой Васи были ботинки и отцовские сапоги. Родители дают другие поручения и Вася: принести спички, поставить стул на место, исправить скатерть, поднять бумажку, но это все случайные кампании, а ботинки и сапоги — это постоянная работа, долг, о котором нельзя забыть.
Один лишь раз, в то время, когда в игрушечном царстве случилась трагедия — отвалилась труба от паровоза, — Вася встретил отца с аварийным паровозом в руках и был так расстроен, что забыл об отцовских ботинках. Папа разглядел паровоз, покачал головой, причмокнул и до конца осознал Васино горе.
— Капремонт, — сообщил он.
Эти слова еще больше потрясли Васю. Он прошел за отцом в спальню и в том месте безрадостно всматривался в паровоз, боком улегшийся в постели. Но внезапно его поразила непривычная тишина в спальне, и в тот же момент он услышал насмешливый голос отца:
— Паровоз, выходит, без трубы, а я без ботинок.
Вася посмотрел на его ноги, залился краской и мгновенно забыл о паровозе. Он ринулся на кухню, и не так долго осталось ждать положение было восстановлено. Папа, радуясь как-то особенно, посматривал на Васю. Вася потащил в кухню его сапоги и отыскал в памяти о паровозе лишь тогда, в то время, когда папа сообщил:
— Я тебе другую трубу принесу, крепкую!
В то время, когда Васе исполнилось шесть лет, папа подарил ему громадную коробку, наполненную кубиками, брусками, кирпичиками, другими материалами и балками для постройки. Из этого возможно было строить настоящие дворцы. В коробке была и тетрадка с картинками дворцов, каковые необходимо было строить. Из уважения к его заботе и отцу Вася уделил коробке громадное внимание. Он добросовестно разглядывал любой рисунок и терпеливо, вытягивая губы, разыскивал необходимые подробности, дабы сложить строение по этому проекту. Папа что-то увидел и задал вопрос:
— Тебе не нравится?
Васе не хотелось заявить, что ему не нравится работа, но и сообщить неприятное правде он не умел. Он без звучно хмурился над постройкой.
Папа сообщил:
— Ты не хмурься, а скажи: не нравится?
Вася взглянуть на отца, позже на постройку и ответил:
— Довольно много домов. Данный дом выстроить, а позже поломать, а позже второй выстроить, а позже поломать, а того уже нет… Так все строишь и строишь… аж голова болит…
Папа засмеялся.
— Га! Ты верно говоришь! Вправду, строишь, строишь, а ничего нет. Это не строительство, а вредительство.
— Вредительство? Это — какое?
— А вот такое, как у тебя, — вредное. Имеется такие сволочи…
— Сволочи? — повторил Вася.
— Да, сволочи, — сообщил папа упорно, — специально так строят, а позже хоть поджечь, хоть поломать, никуда не годится.
— А позже возможно второе выстроить, — обратился Вася к картинкам. – И такое возможно, и такое возможно…
Вася разобрал постройку и решил начать новую, более сложную, дабы хоть мало порадовать отца.
Папа без звучно следил за его работой.
— Выходит отлично. Только что ж? Все это у тебя на честном слове держится: его толкни, а оно рассыплется…
Вася захохотал, размахнулся и ударил по постройке.
Вместо затейливого дворца на полу валялись аккуратные его части.
— Забрал и развалил?
— А его все равно разваливать необходимо, в силу того, что второй возможно еще…
— Вот видишь, ничего и нет.
— И нет, — сообщил Вася, разводя руками.
— Это не годится.
— Угу, — подтвердил Вася, отчужденное и бессердечно глядя на разбросанные подробности.
— Вот подожди, — улыбнулся папа и направился к собственному коробке. Он возвратился с целым достатком в руках. В древесной коробке лежали гвозди, шурупы, болтики, отрезки проволоки, металлические и прочая мелочь и медные пластинки, сопровождающая каждого порядочного металлиста. Раздельно в руках папа держал какие-то прутики, подскакивающие при перемещении, как на качелях.
— Эти твои дома мы покинем, — сообщил папа, — а давай выстроим что-нибудь крепкое. Лишь не знаю — что.
— Нужно выстроить мост. Лишь речки нет.
— Нет речки, так необходимо сделать.
— А разве так происходит?
— До сих пор не было, а сейчас не редкость. Вон коммунисты забрали да и совершили Волгу в самую Москву.
— Какую Волгу?
— Речку Волгу. Где текла? Вон где! А они забрали да и совершили по чистому месту.
— И что? — задал вопрос Вася, не отрываясь взором от отца.
— Потекла как миленькая, — ответил тот, выкладывая на пол принесенное добро.
— Давай и мы совершим… Волгу
— Да и я вот думаю.
— А позже мост выстроим.
Но Вася внезапно отыскал в памяти когда-то раньше появившийся вопрос о речке и увял. Он сидел на корточках перед отцовским коробкой и ощущал, что у него не хватит сил бороться с препятствиями.
— Запрещено, отец, речку строить, мама не разрешит.
Папа пристально поднял брови и также опустился на корточки:
— Мама? Да-а, вопрос важный.
Вася взглянуть на лицо отца с надеждой: что если папа отыщет средство против мамы. Но папа смотрел на сына с робким выражением; Вася уточнил положение:
— Она сообщит: поналиваете.
— Сообщит. В том-то и дело, что непременно сообщит. И в самом же деле поналиваем!
Вася улыбнулся отцовской наивности:
— Ну, а как же ты желал? И речку совершить, и дабы сухо было?
— Так ты осознай, речка, она как течет? В одном месте течет, а кругом сухо, берега должны быть. А позже сообрази, в случае, если речку прямо по полу совершить, она вся в нижний этах пройдет. Люди живут, а на них вода сверху — откуда такая беда? А это мы с тобой речку проводим.
— А в Москве не лилась вода?
— По какой причине в Москве?
— А в то время, когда эту… Волгу проводили?
— Ну, брат, в том месте это сделали по-настоящему, в том месте берега сделали.
— Из чего?
— В том месте придумали. Из камня сделали. Из бетона.
— Отец, слушай! Вот слушай! Мы также давай сделаем… берега!
Так появился проект великого строительства у Васи Назарова. Проект был сложным и потребовал громадной предварительной работы. Ближайшим результатом его рождения была полная ликвидация строительства временных дворцов. Вася и Отец так и сделали вывод, что дворцом они больше строить не будут, ввиду полной их непрактичности. Содержимое коробки решили употребить на мост. Появился вопрос, как применять тетрадку с картинками. Для Васи она утратила интерес, папа также отозвался о ней с пренебрежением:
— Да какой же с нее толк? Выкинуть жалко, а ты подари ее какому-нибудь крохе.
— А на что ему?
— Да на что… взглянет…
Вася скептически встретил это предложение, но на следующее утро, выходя во двор, он захватил с собою и тетрадку.
Это не был муниципальный двор, обставленный кирпичными стенками. Он воображал из себя широкую площадь, щедро накрытую небом. С одной стороны площади стоял долгий двухэтажный дом, выходящий во двор целой полудюжиной высоких древесных крылец. Со всех остальных сторон протянулся низкий древесный забор, за которым отправилась к горизонту холмистая песчаная местность, именуемая в отечественных местах кучугарами, привольная и малоисследованная почва, завлекавшая мальчиков тайнами и своим простором. Лишь за домом и стоящими рядом с ним добротными воротами начинался первый переулок города.
В доме живут служащие и рабочие вагонного завода, народ солидный и многосемейный. Детей во дворе видимо-невидимо. Вася лишь сравнительно не так давно начал близко знакомиться с дворовым обществом. Возможно, и прошлым летом были завязаны кое-какие отношения, но в памяти от них осталось мало, а зимний период Вася практически не бывал во дворе, поскольку болел корью.
На данный момент Вася был знаком практически только с мальчиками. Были во дворе и девчонки, но они держались по отношению к Васе сдержанно, в силу того, что были старше его на пять-шесть лет — в том возрасте, в то время, когда появляется у них привычка и гордая походка напевать на ходу с недоступным видом. А малышки двух-трех лет, само собой, для Васи не могли составить компанию.
Тетрадь с проектами дворцов сразу же привела к интересу в обществе. Васин ровесник Митя Кандыбин заметил тетрадь и закричал:
— Где ты забрал альбом? Где ты забрал?
— Это мое, — ответил Вася.
— Где ты забрал?
— Я нигде не забрал. Это отец приобрел.
— Это он для тебя приобрел?
Митя не нравился Васе, в силу того, что он был через чур энергичен, юркий и нахальный. Его яркие мелкие глазенки без устали бегали и тыкались во все стороны, и это смущало Васю.
— Это он для тебя приобрел? Для тебя?
Вася заложил руки с тетрадкой за пояснице.
— Для меня.
— А ну, продемонстрируй! А ну, продемонстрируй!
Васе не хотелось показывать. Не жаль было тетрадки, но было желание сопротивляться сильному Митиному напору. А Митя уж и на месте находиться не имел возможности от начал и волнения заходить сбоку.
— Тебе жалко продемонстрировать?
Митя недалек был от того, дабы ринуться отнимать тетрадку, не смотря на то, что был не сильный и мельче Васи, но на его крик сейчас подошел Левик.
Левик принадлежал к старшему поколению и был в первом классе 34-й школы. Он радостно воззрился на агрессивного Митю и крикнул еще с далека:
— Крику довольно много, а драки нет! Бей его!
— А чего он! Скупердяга! Продемонстрировать жалко!
Митя с презрением развернул к Васе обнажённое плечо, перекрытое полотняной тесемкой детских помочей.
— А ну продемонстрируй! — Левик с радостной властностью протянул руку, и Вася вручил ему тетрадку.
— Слушай! — был рад Левик. — Ты знаешь что? Ой! А у меня такая потерялась. Все имеется, а альбомчик потерялся. Вот здорово! Позволяй меняться! Давай!
Вася в собственной жизни ни при каких обстоятельствах еще не изменялся и по сей день не знал, как ответить Левику. По крайней мере, было разумеется, что начинается какая-то занимательная история. Вася с любопытством наблюдал на радостного Левика. Левик скоро перелистывал тетрадь:
— Здорово! Отправимся к нам…
— А для чего? — задал вопрос Вася
— Вот чудак: для чего? Нужно же взглянуть, на что изменяться.
— И я отправлюсь, — хмуро сообщил Митя, еще не в полной мере покинувший собственную вызывающую позу.
— Отправимся, отправимся… Ты будешь как свидетель, осознаёшь? Изменяться в любой момент необходимо, дабы был свидетель…
Они направились к Левиному крыльцу. Уже взбираясь на высокое крыльцо, Левик посмотрел назад:
— Лишь вы на сестру, на Ляльку, не обращайте внимания!
Он толкнул серую дверь. В сенях их придушил запах борща и погреба. В то время, когда Левик закрыл за ними дверь, Вася кроме того испугался: темнота в соединении с запахами была неприятна. Но открылась вторая дверь: мальчики заметили кухню. Видно было мало: в кухне стоял дым, а в дыму перед самыми глазами стеной висели какие-то полотнища: белые, розовые, голубые, — возможно, одеяла и простыни. Два из этих полотнищ раздвинулись, и из-за них выглянуло румяное скуластое лицо с прекрасными глазами.
— Левка, ты снова навел собственных мальчишек? Варька, ты хоть обижайся, хоть не обижайся, а я их бить буду.
Из-за развешанных полотнищ не сильный женский голос ответил:
— Ляля, ну чего ты злишься, чего они тебе сделают?
Ляля внимательно и злостно наблюдала на мальчиков и, не меняя выражения лица, сказала быстро-быстро:
— Чего сделают? Они везде лазят, у них ноги нечистые, у них головы нечистые, из них песок сыплется…
Она ткнула пальцем в ломахтую голову Мити и поднесла палец к глазам:
— О! Тебе голову воробьи засидели, ты! А данный откуда? Наблюдай, глазища какие конкретно!
Девочке было лет пятнадцать, но она создавала громовое чувство, и Вася попятился назад. Но Левик уже закрыл дверь в сени и смело сообщил товарищам:
— Не обращайте внимания! Идем!
Мальчики пролезли под развешанными вещами и вошли в помещение. Помещение была маленькая, набитая вещами, книгами, гардинами, цветами. оставался мелкий проход, в котором друг за другом и остановились вошедшие. Левик толкнул в грудь каждого из собственных гостей:
— Вы сидите на диване, в противном случае тут и не пройдешь.
Митя и Вася повалились на диван. У Назаровых не было для того чтобы дивана. На нем было приятно сидеть, но загруженность и теснота помещения пугали Васю. Тут было довольно много необычных вещей, помещение казалась весьма богатой и непонятной: пианино, довольно много портретов в круглых рамках, желтые подсвечники, книги, ноты, крутящийся табурет. На этом табурете перед ними крутился Левик и сказал:
— В случае, если желаешь, дам тебе четыре колечка от ключей, а вдруг желаешь — ласточкино гнездо. Позже… кошелек, наблюдай, какой кошелек!
Левик быстро встал с крутящегося табурета и выдвинул ящик мелкого рабочего стола. Он поставил ящик на колени. Первым делом предстал перед Васей мелкий кошелек зеленого цвета, он закрывался одной пуговичкой. Левик пара раз хлопнул пуговичкой, возбуждая интерес Васи. Но сейчас Вася заметил что-то более увлекательное, чем кошелек, — во всю длину коробки вкось протянулась узкая в три пальца, железная коробка тёмного цвета.
— О! — вскрикнул Вася и продемонстрировал на коробку пальцем.