Философия культуры изложена в I томе избранных трудов Зиммеля в статьях «трагедия и Понятие культуры», «О сущности культуры», «Изменение форм культуры». Динамика сокровищ культуры, трудности и противоречия культурного процесса рассматриваются в статьях «Кризис культуры», «Конфликт современной культуры».
Зиммель отмечает многозначность понятия культуры. Творческая стихия судьбы человека формирует множество культурных форм: художественные произведения и общественное устройство, моральные нормы и религиозные верования, научные открытия и технические изобретения, философские трактаты и гражданские законы.
В неспокойном ритме судьбы, ее отливах и приливах, ее постоянном обновлении они обретают устойчивость и начинают существовать сами по себе. В этом содержится катастрофа культуры: «Они только оболочка, скорлупа для творческой стихии судьбы и для ее набегавших потоков»1. Эти явления в момент собственного происхождения в полной мере соответствовали судьбе, но понемногу они теряют сообщение с ней, застывают, становятся чуждыми а также враждебными.
Жизнь через чур динамична, дабы удовлетвориться в один раз созданной формой. Исходя из этого жизненные силы вступают в противодействие, сопротивляясь постоянству предшествующих сокровищ и стремясь к обновлению.
Зиммель Г. Избранное. Т. 1. С. 494.
Эволюция культурных форм и является предметом истории. Постоянная изменчивость содержания отдельных культурных явлений а также целых культурных стилей имеется в полной мере очевидный итог бесконечности творческих упрочнений человека в созидании культуры. Жизнь движется от смерти к бытию и от бытия к смертной казни, заключает Зиммель.
Но это несоответствие может обратиться в недуг культуры и свою противоположность. Ветхий политический режим, когда-то популярный, а после этого потерявший собственных приверженцев, держится лишь силой инерции. Это стимулирует борьбу против отживших форм политике, каковые ограничивают а также мешают перемещению вперед. Подобное происходит в эру, в то время, когда прежде появившиеся культурные формы становятся «истощенными», исчерпавшими собственный содержание. Жизнь выступает в протест этих ‘ реликтовых, архаичных форм культуры, потому что пытается к утверждению новых культурных ценностей и норм.
Ч В каждую большую эру исторического развития выдвигается «центральная мысль», которая обретает особенное значение для интеллектуальной судьбы и делается «идейным фокусом» культурного стиля. Неспециализированная мысль либо идеал смогут иметь формы выражения и разные способы в мастерстве, науке, религии, морали, но наряду с этим оставаться «властителями дум» собственного времени.
Для хорошего греческого мира это была мысль бытия, воплощенного в пластические формы, для христианского средневековья — мысль божества как властелина людской существования.
В эпоху ренесанса высшей сокровищем была названа верность природе как идеалу. В конце данной эры выдвинулась мысль индивидуальности личности как нравственной ценности. XIX в. возвысил значение общества как настоящей действительности, а личность появилась в подчинении.
На пороге XX в. центральное место в интеллектуальной истории занимает понятие судьбы как высшей ценности. Конкретно само понятие судьбы придает суть и меру всем сокровищам культуры. Произведения искусства, научные открытия, юридические законы и политические движения должны помогать утверждению и развитию судьбы как высшей ценности бытия. Но если они противостоят данной ценности, то должны уйти со сцены, потому что не соответствуют гуманистическим совершенствам времени. В преодолении данного несоответствия и состоит динамика культурного развития.
Культура появляется как неестественное творение человека и до определенного времени ее формы тесно связаны с ценностями и желаниями последнего. Но парадокс культуры, страно совершенно верно подмеченный Зиммелем, содержится в том, что они способны «отрываться» от жизненного содержания, преобразовываться в пустую форму, лишенную смысла. Отдаляясь от настоящей судьбы, подобные формы культуры преобразовываются в чуждые а также враждебные. Социальные роли, столь глубокоуважаемые в прошлом, становятся мёртвыми масками; политическая борьба — фарсом; любовь, лишенная искренности, получает формальный темперамент.
Катастрофа культуры — в постоянном происхождении культурных форм, порождаемых человеком, и столь же последовательном отчуждении от этих форм, рвении их преодолеть, «скинуть», опровергнуть, дабы они не мешали созданию нового. Жизнь как бы обречена всегда воплощаться в формах культуры, но эти же формы, «застывая», создают препятствия на пути неспециализированного перемещения. В преодолении данного несоответствия заключен внутренний импульс развития культуры.
Вторым ответственным нюансом в философии культуры Зиммеля есть соотношение понятий «культурность» и «культура». Оба термина имеют принципиальное значение в его концепции.
манеры поведения и Всевозможные нормы, утонченность и этикет вкуса и другое составляют только внешний и не самый серьёзный показатель культуры. По собственной форме они смогут быть далекими от внутренних помыслов личности и высказывать только степень нужной учтивости, подражая отношениям и общепринятым нормам.
Внешний «рисунок» поведения может служить самым замыслам и коварным целям. Исходя из этого «культурность» нужно сопоставлять и оценивать в зависимости от того, как внешние формы поведения соответствуют душевному состоянию человека, его целям и мотивам. Они смогут превосходно являться частным целям либо иметь косвенное значение для человека.
Основное назначение культуры и всех ее форм содержится в совершенствовании личности. Это, по словам Зиммеля, «путь души к себе самой»1. Все жизненные силы должны помогать гармонии человека, в то время, когда уравновешиваются в едином целом элементы культуры. Культура по собственному жизненному содержанию имеется «затянутый узел», в котором взаимно переплетены объект и субъект2.
‘ Зиммель Г. Избранное. Т. 1. С. 481. 2 В том месте же. С. 446.
Объективной культурой Зиммель именует тот предметный мир, что окружает человека как созданная им среда обитания, итог его творческих упрочнений, реализации духа, свойств, таланта и дарований.
Но имеется и вторая сторона, которую Зиммель именует субъективной культурой. Она включает в себя меру развития личности, настоящее соучастие душевных процессов человека в освоении объективных сокровищ. Частенько возможно встретить в жизни такие факты, в то время, когда богатая, насыщенная духовными сокровищами среда вовсе не находит какого-либо отклика в душевном мире человека. Он не только не затронут ею, но и обнаруживает полное равнодушие либо невежество.
Помимо этого, сама объективная культура может получить суть в себе самой, быть самодостаточной и не востребованной обществом либо группой людей. Мир предметов всегда увеличивается, получает независимое значение, но духовный мир человека делается более примитивным, ограничиваясь только самым поверхностным приобщением к культуре. В этом кроме этого состоит катастрофа современной культуры.
Мода как феномен культуры
Занимательные мысли высказывает Зиммель о соотношении в культуре подражания и творчества, новаторства и традиций. Любая форма культуры обнаруживает по крайней мере две взаимодействующие тенденции: рвение к единству, равенству и потребность в трансформации, создании особых и неповторимых линия в личном облике и предметах культуры. Любая из этих тенденций проявляется в истории культуры.
Подражание поддерживает устойчивость культуры, оно дает уверенность в том, что человек в собственных действиях не одинок, опирается на проверенные судьбой традиции. В повседневном поведении подражание освобождает от необходимости делать выбор, определяет границы общности. В любой людской индивидуальности в любой момент возможно найти связь неспециализированного и особого.
Исследуя подражания взаимосвязи и механизм творчества, одинаковости и уникальности в культуре, Зиммель обращается к феномену моды.
Как мы знаем, что мода появилась в достаточно отдаленные периоды истории культуры и существовала в разных сферах социальной судьбе. Не только оформление внешнего вида человека — одежда,
грим, прическа, украшения — подвержено актуальным влияниям. Но мода оказывает действие на стиль архитектуры, интерьеры жилых и публичных сооружений, марки машин, ткани и посуду, мебель и планировку муниципальных магистралей, полиграфическое и художественное оформление журналов и книг, манеры поведения и образ жизни.
В духовной судьбы всегда возможно найти «актуальных» писателей, поэтов, живописцев, актеров, режиссеров, музыкантов. Нет необходимости продолжать эти перечисления. Это каждому известно.
Принципиально важно обратиться к внутренней динамике моды как явления культуры. Само собой разумеется, мода противоречива, капризна, тяжело предсказуема и практически не поддается рациональным объяснениям. И все-таки у нее имеется собственные траектории зарождения, затухания и кульминации, каковые возможно назвать закономерностями развития, основанными на цикличности и повторяемости.
Мода постоянно предполагает подражания и взаимосвязь новаторства примеру.
Мода удовлетворяет потребность человека в обновлении и в социальной опоре, в силу того, что она формирует особенный механизм, помогающий идентифицировать себя с той группой, принадлежность к которой воспринимается как особенная сокровище. Конкретно данному примеру человек оказывает предпочтение, потому что вычисляет его значимым для себя.
Наровне с подражанием мода удовлетворяет потребность в различии, выделении из неспециализированной массы, а мода высшего сословия постоянно отличается от моды вторых слоев. Благодаря достаточно динамичной смене образцов мода прошлого дня в любой момент другая, нежели современная, не смотря на то, что в повседневной судьбе они смогут сосуществовать а также не противоречить друг другу. Но любая будет высказывать собственный «символ времени». Исходя из этого так заметны «неточности», просчеты в оформлении исторических фильмов, пьес, в картинах живописцев, в то время, когда они пренебрегают подробностями моды. Точность воспроизведения моды определенного периода делается дополнительным источником информации о культуре различных эр.
Мода — не что иное, как одна из многих форм судьбы, при помощи которых тенденция к социальному выравниванию соединяется с тенденцией к изменению и индивидуальному различию в единой деятельности1, отмечает Зиммель. Историю моды он именует исто-
1 Зиммель Г. Избранное. Т. 2. С. 268.
рией попыток «умиротворить» эти две противоположные тенденции в личной и публичной культуре.
Потому, что мода в истории общества отражает социальное разделение, то она делает двойную функцию: объединение определенной социальной общности и отделение ее от вторых. Исходя из этого мода свидетельствует, с одной стороны, присоединение к равным по положению и, с другой — отличие от тех, кто к этому слою/группе не в собственности. Знаковая маркировка моды подчеркивает этот дифференциации и механизм единства. «Связывать и разъединять — таковы две главные функции, каковые тут неразрывно соединяются»1. В этом смысле мода лишает формы культуры той целесообразности, благодаря которым они первоначально появлялись. направляться ли носить широкие либо узкие юбки, взбитые либо ровные прически, пестрые либо тёмные галстуки — в этом господствует лишь мода. Она ‘может стать выразителем некрасивого и ужасного, тщетного и несуразного конкретно по причине того, что у нее цели и иные функции в культуре.
Новая мода не просто отвечает изменившимся потребностям, но создается по заказу и тем самым делается частью публичной структуры, а деятельность в области моды получает престиж высокооплачиваемой профессии.
Целый стиль судьбы человека всегда находится под действием моды. Разделение общества поддерживается модой, потому что она самая эргономичная форма установления внешних различий. Моду возможно легко «приобрести» за деньги и присоединиться к кругу избранных.
Но мода не столь демократична, как думается на первый взгляд. Когда мода делается общедоступной, попадает в низшие слои, то высшее сословие, либо элита, тут же от нее отказывается и формирует новые образцы для идентификации и подражания. Чем ближе разные слои друг к другу, тем стремительнее происходит подражание. Но данный же процесс приводит к ускорению смены моды. В моде весьма ценятся экзотические предметы, высоко ценящиеся , сходу создающие барьер недоступности для всех.
В обществах, в которых разделение ослаблена, где господствует тенденция к одинаковости и выравниванию, мода не смотря на то, что и существует, но цикл ее перемещения значительно более долог, актуальные образцы держатся значительно продолжительнее. Такое общество не поддерживает стремительной смены моды, выдвигает разрешённые национальными
1 Зиммель Г. Избранное. Т. 2. С. 269.
учреждениями образцы, осуждает увлечение «чуждой» модой, переносит оценку внешнего вида на внутреннее содержание личности, а в высших сословиях поддерживает рвение «быть как все».
В моде как явлении культуры имеется еще один важный нюанс. Он связан с обновлением. Новая одежда не только изменяет внешний вид, но влияет на манеру поведения, требует новых впечатлений, делает человека более открытым к новшествам.
Не обращая внимания на то что мода как социальное явление имеет групповой темперамент, она не тождественна всей группе. Моду постоянно принимает лишь часть группы, но когда она согласится всей группой, назначение ее образцов изменяется и она утрачивает собственные свойства и символические черты.
Моде свойственно рвение к экспансии, к перемещению вширь, захвату все новых и новых слоев, территорий и групп. Но в ходе этого перемещения она понемногу угасает. Чем большее число людей ее принимает, тем скорее начинается ее смена. Данный симптом отлично известен законодателям моды, обладателям актуальных салонов, торговцам. В моде необычным образом сплетены воедино противоречивые черты: жажда и новизна успеха, стремление и привлекательность обновления к стабильности. Но новизна преходяща, а постоянство иллюзорно. Расчет на продолжительность моды и произведенные затраты на приобретение товаров мало обоснован, потому что то, что было актуальным, скоро выходит из моды, стареет морально, не ждя физического износа. Мода ориентирует людей на кратковременность собственного цикла и учит «культуре выбрасывания».
Господство моды в нашей жизни расширяет арену ее действия, вовлекая в данный круговорот очень много услуг и товаров. Мода формирует возможности и условия для выделения индивидуальности. Мода формирует особенную привлекательность для тех, кто хочет быть увиденным, обожает выделяться из толпы. Но «моднику» противостоит принципиальный соперник моды, находящийся к ней в оппозиции. Уже одно отрицание моды кроме этого формирует эффект индивидуализации. «Немодность» — необычный символ внутреннего протеста, в базе которого лежит рвение иметь особенные отличия. Принципиальная «немодность» также может стать актуальным отличием, демонстрируя отрицание общепринятой моды. Но и в том и в другом случае мода действует кроме этого насильственно, приводя к желанию не смешиваться с массой и толпой.
Так, мода, с одной стороны, область общего подражания, освобождение индивида от ответственности за его вкус и пред-
почтения, с другой — отличие, подчеркивание собственной причастности к определенной группе, знаковой принадлежности к эталонам современности.
Мода часто восполняет социальную незначительность личности, ее незаметность и заурядность, неспособность собственными преимуществами выделить индивидуальность. Мода делается защитным экраном и заменой, ею пользуются как маской. Мода разрешает то, что человек ни при каких обстоятельствах не стал бы делать в одиночку. Она освобождает от эмоции стыда, требуя беспрекословного подчинения, даже в том случае, если ее требования абсурдны.
Подводя результат рассуждениям о социальной роли моды в истории культуры, Зиммель отмечает, что мода есть сложным образованием, в котором необычно соединяются разные измерения судьбы. Неспециализированный ритм групп и жизни индивидов определяет их отно-• шение к моде. Массы низших слоев тяжелее приходят в перемещение, мода их затрагивает, но потому, что их материальные возможности очень ограниченны, то темп изменений замедлен. Высшие слои по-своему консервативны, они настороженно относятся к переменам в моде, каковые кажутся странными и страшными покушениями на власть. Они осторожно защищают моду собственной группы как знак верности ее сокровищам. Исходя из этого, пока в истории общества социальная разделение достаточно четко дробила верхние и нижние слои, смена циклов моды была очень долгой.
Совсем другая картина сложилась, в то время, когда на социальной арене показался средний класс, что по собственному положению отличается ускоренной вертикальной мобильностью.
Конкретно средний класс отыскал в моде подтверждение собственных душевных устремлений и интересов. Громадные города, где сосредоточен средний класс, становятся питательной землёй для распространения моды. Стремительному трансформации ритма и темпа моды помогал и экономический подъем в городах, рвение к внешней символике и подражанию собственной группы. Но эта динамичность развития моды вносит значительные трансформации в определение денежных затрат на создание новых образцов. В случае, если прежде дороговизна актуальных предметов восполнялась длительностью их применения ввиду большой временной протяженности актуального цикла, то сейчас мода ориентируется на более образцы и дешёвые материалы, каковые смогут иметь спрос у потребителя среднего класса. Массовое производство актуальных товаров и стремительная смена моды делается обычной обстановкой XX в.
Зиммель отмечает существование закономерности в развитии моды: чем стремительнее изменяется мода, тем дешевле должны становиться вещи, принуждая потребителей к их применению. Но психологически любая новая мода воспринимается так, словно бы она будет существовать всегда. Исходя из этого ее новые образцы кажутся особенно привлекательными, не смотря на то, что человек, получая их, обязан осознавать, что весьма не так долго осталось ждать они устареют и потребуют замены.
В этом водовороте актуальных изменений относительную устойчивость сохраняет классика. Она представляет собой довольно стабильную концентрацию актуальных элементов «около покоящегося центра». Классика гармонична и устойчива, не допускает крайних нарушения и вариаций баланса. Классика также есть модой, но наряду с этим сохраняет собственную целостность, не подчиняясь сиюминутному импульсу.
Мода как социальное явление не только закономерна в жизни, но и в полной мере естественна, потому что соответствует рвениям человека к обособлению и обновлению, применению оригинальности для принадлежности и подчёркивания индивидуальности к определенной группе. Мода оказывает широкое действие на культуру, вовлекая в круг изменений разные слои, становясь знаком новизны в изменяющемся мире.
О мужской и женской культуре
Третий сюжет философии культуры Зиммеля связан с размышлениями о мужском и женском началах, изложенными в статье «Женская культура». Эта неприятность имеет несомненный интерес для культурологии, где личность рассматривается в широком диапазоне антропологических, социальных и культурных различий. Зиммель отмечает, что
культура человечества не есть чем-то как бы бесполым и отнюдь не находится по ту сторону различия между женщиной и мужчиной’.
без сомнений, обращение к данной теме связано с распространением феминистского перемещения в Европе XIX-X вв., и Зиммель включается в дискуссии, но наряду с этим находит для размышления о судьбе женской культуры личный философский ракурс. До сих пор не утихают споры о правомерности терминов «мужская и» женская «культура» », об их исторической связи либо первенстве; о творческих возможностях и социальном назначении женщин и мужчин, о слиянии мужской и женской культуры в единое целое;
Зиммель Г. Избранное. Т. 2. С. 235.
о разделении культур по тендерному принципу и обретении каждой из них независимого статуса; о степени культурно-женщин и психологического воздействия мужчин на вид поколения. Перечисление дискуссионных неприятностей возможно продолжить. Быть может, кое-какие из них привлекут внимание исследователей, что будет помогать ответу многих социальных и культурных неприятностей.
В культуре общества Зиммель выделяет два взаимосвязанных процесса: их освоение и создание ценностей. Все реально действующие нравы, знания, мастерство, другие формы и религия «объективной культуры» результат творческих упрочнений лишь мужчин. Они «создали промышленность и искусство, торговлю и науку, государство и религию»1. Происходит мужчина понятий «и» отождествление «человек», каковые во многих языках имеют неспециализированное означающее. Так, созидательно-творческая деятельность в культуре в собственности парню и исходя из этого людская культура по преимуществу «мужская», не смотря на то, что некий творческий вклад вно-‘ сят и дамы. Но их творческие успехи достаточно редки.
Но параллельно с созданием сокровищ идет не меньше значимый процесс их распространения и освоения. Данный процесс образовывает сущность «субъективной культуры». Синтез той и второй сторон культуры нужен, дабы человек стал «культивированным», отмечает Зиммель. В этом органичном соединении объективного (мужского) и субъективного (женского) начал содержится суть совершенствования индивида и культурного развития. Казалось бы, неприятность исчерпана. Приятели созидают культуру, дамы содействуют ее передаче и сохранению новым поколениям.
Но идеологи и лидеры женского перемещения усмотрели в таковой постановке вопроса явное нарушение правил равноправия.
Во время происхождения женского перемещения главные упрочнения направлялись на завоевание равноправия в получении образования, при приеме на работу, при получении наследства и в других социальных проблемах. Дамы стремились перенять формы судьбы, свойственные мужчинам, и тем самым принять равное участие в тех сферах судьбы, каковые прежде для них были закрыты.
Но основная неприятность, как утверждает Зиммель, содержится в другом. Нужно ответить на вопрос об особенном вкладе дам в созидание новых культурных сокровищ, соответствующих женской сущности и женской природе.
Зиммель Г. Избранное. Т. 2. С. 236.
Это означало бы, что существует в людской роде «две жизненные тотальности», отличающиеся друг от друга и реализующие себя в культуре не по единой, а любая по собственной «независимой формуле». Приводит ли включение дам в созидательную деятельность к принципиально новому либо же количественному повышению занятых в сферах, в которых в большинстве случаев господствовали приятели?
Зиммель думает, что
объективное содержание отечественной культуры носит вместо кажущегося нейтрального в конечном итоге мужской темперамент1.
В собственных высших достижениях культура создается мужским интеллектом, мужской энергией, мужскими эмоциями. Кроме того деяния «вторичной оригинальности» в разных областях торговли и техники, военного и науки дела, литературы и искусства содержат инициативу, творческую силу и своеобразие, каковые исходят от мужского духа.
В то время, когда же великие свершения выпадают на долю дам, то они объявляются «хорошими мужчин» и приобретают высокую оценку и похвалу как свидетельства «мужского ума». В то время, когда деятельность дам в разных сферах культуры не дотягивает до высокой планки, то тогда такие результаты снисходительно именуют «чисто женским рукоделием». Такие оценки возможно встретить и в наши дни, в то время, когда говорят о преимуществах женской литературы, женского управления, женского бизнеса.
Независимая формула двух культур — мужской и женской — или должна быть отвергнута, потому что сущность у человека одна, или потребовать более обстоятельной аргументации.
Разделение труда по опытному показателю соответствует свойствам мужчин, их мотивам и намерениям деятельности, требует особенных навыков, силы, ритма и умений. Дамам также дешёвы большая часть этих профессий, но наряду с этим они только повторяют действия мужчин, не внося в виды деятельности и эти сферы ничего «очень женского». Осуществляя подобную работу, дама только снаружи остается дамой, да да и то во многих случаях пытается подражать мужчинам.
В определенных видах деятельности дамы все-таки проявляют кое-какие свойства, отличающие их от мужчин. Зиммель отмечает особенности и успехи дам в актерском мастерстве, свойство к передаче знаний в обучении, склонность к собиранию
В том месте же. С. 237. П Зак. !050
и классификации материала в науке, наблюдательность и интуицию в медицине.
Но вся эта деятельность совершается в пределах «мужской культуры», изменяя ее уровень качества, но не внося ничего значительно нового.
Вопрос же содержится в том, дабы выявить в настоящей культуре то, чего принципиально не смогут создать приятели. В этом сущность вопроса об особенной роли дам в культуре. Смогут ли дамы благодаря изюминок собственного пола достигнуть того, что недоступно мужчинам?
Самый возможно проявление женской сущности в области мастерства, считает Зиммель. В литературе возможно найти дам, каковые не скрывают собственный имя, принимая мужской псевдоним, и не стремятся писать, «как приятели». В лирике рвение раскрыть собственные эмоции, дать простор фантазии представлено у дам .в противном случае, чем у мужчин.
Внутренняя судьба дам особенным образом отражается во внешних проявлениях: жестах, мимике, манере двигаться, освоении пространства около себя. Отношение дамы к пространству иное, нежели у мужчин. Она в противном случае принимает его и движется в нем, без завершённости и той стремительности, каковые характерны мужчинам. Эту особенность возможно сравнить с ощущением пространства у обитателей Востока либо у греков во время Средневековья либо Восстановления, которое отразилось в стилях скульптуры и изобразительного искусства.
Мастерство танца в далеком прошлом отмечало личную изюминку женской пластики, обаяние и импульсивность, очарование и женственность перемещений тела. Это происходит в силу последовательности событий. У дам внутренний его воплощение и мир в поступках тесно объединены. Дама более конкретно переводит психологические состояния и душевные переживания на язык жестов, интонаций, мимики, поступков и словесных действий, отмечает Зиммель. Иногда эта особенность женской натуры многими воспринимается как недочёт, проявление несдержанности женщин и эмоциональной избыточности. Но для актерского мастерства подобные черты высказывают свойство к перевоплощению, столь ответственную для воплощения и понимания роли в драме, трагедии либо комедии.
Женская психика обнаруживает особенные свойства в проникновении в ткань исторического прошлого, в понимании картины судьбы ушедших поколений, их душевных переживаний.
Наконец, направляться отметить еще одну особенность женской натуры. Культурное значение дамы тесно связано с понятием красоты. Зиммель пишет, что не смотря на то, что это звучит достаточно очевидно, но дамы вправду «красивый пол» и в этом нет никаких сомнений. Понятие «красота» приложимо конкретно к даме, а для приятели более правильными будут термины «значительность», «мужественность».
Дама должна быть красивой, и это не сводится только к наружности. Красота — единство внутреннего и внешнего, гармония частей в их целостности, завершенность создания человека, самодостаточность в себе самой. Красота более характерна женскому виду, нежели мужскому. Женское тело значительно ближе к идеалу красоты, чем мужское. Мужик обладатель не столько красоты, сколько значительности, которую он проявляет в жизни, становясь защитником либо знатоком собственного дела. Он обретает собственную значимость в вещи либо идее, в историческом мире либо в сфере познания. Само собой разумеется, его тело должно высказывать силу, иметь развитые мускулы, и в этом содержится внешняя красота приятели.
Так, дама способна вносить в мир культуры такие черты, каковые содействуют гармонии и совершенствованию человечества. Мужик делает функцию жизненной опоры и снабжает благополучие людской рода. мужчина и Женщина взаимно дополняют друг друга.
Но имеется еще две сферы, как думает Зиммель, в которых самый полно проявляются возможности дамы: 1) обустройство жизненного пространства Дома и 2) влияние дам на мужчин.
Жизнь по большому счету выстроена по принципу взаимосвязанных миров. Эти миры бессчётны, любой из них владеет особенным содержанием. Они смогут быть изолированы либо пребывать на пересечении, различаться друг от друга либо быть похожими. В собственной совокупности они образуют картины судьбы человека. Но в этом множестве Дом занимает центральное положение. Он имеется у всех подряд. Он бывает богатым либо бедным, теплым либо холодным, скупым либо щедрым, но он имеется у каждого. Дом — особенный вид формирования содержания судьбы, в нем переплетаются индивидуальные, духовные, деловые, религиозные, хозяйственные, бытовые, художественные отношения.
Нет ни одной области судьбы, которая бы той либо другой стороной не создавала бы вид Дома.
Дом — это часть судьбы и вместе с тем особенный метод соединять, отражать, вырабатывать всю жизнь. Свершение этого есть великим культурным деянием дамы1.
Конкретно в этом он видит основное назначение дамы, ее весомый вклад в развитие объективной и настоящей культуры. Упрочнениями дам создается Дом как поддержка и защита, как среда духовного развития и обитания новых поколений, как база интимных и родных взаимоотношений любви, дружбы, гостеприимства, отдыха и домашнего очага, досуга и развлечения. Тут наконец-то абсолютно реализуется женская сущность, создавая по собственному проекту то, что высказывает представления о комфорте, уюте, порядке и благоустройстве.
Дом — произведение культуры, в котором запечатлены способности, интересы, эмоции и интеллект дамы. Для мужчин Дом , свидетельствует только часть судьбы, для дамы — очень организованную целостность. Суть Дома не ограничивается для нее отдельными задачами, будь то воспитание детей либо быт. Он воображает для дамы самодовлеющую и ценность и самостоятельную целостность, не смотря на то, что ответственным камертоном оценки помогают успех и признание, атмосфера и похвала весёлой помощи родных.
Дом — жизненный синтез всех влияний, он суммирует все формы судьбы, воспоминания и ценности, каковые создаются в повседневности.
Дом стал великим культурным деянием дамы, в силу того, что соединил все линии культурного космоса.
Но имеется еще один нюанс, что, согласно точки зрения Зиммеля, заслуживает звания «культурного подвига» дамы: дама в значительной мере формирует мужскую душу. Эти преобразования столь велики, что Зиммель сравнивает их с обработкой материала живописцем и относит итог деятельности к «объективной культуре».
Конкретно благодаря дамам душа приятели стала таковой, какая имеется. В данной культурной деятельности дамы высказывают самое себя, создавая тип приятели в соответствии со идеалами и своими возможностями. Без аналогичного действия приятели были бы совсем иными. Какими, сообщить тяжело, но вторыми. общение и Контакт приятели с дамой делают его более гармоничным, изменяют взор на мир и самого себя, воздействуют на поступки и поведение. Это
Зиммель Г. Избранное. Т. 2. С. 257.
разрешает Зиммелю сделать вывод, что вся мужская культура в значительной мере основана на влиянии либо на «стимулировании дамами».
Но, не обращая внимания на такое замечательное влияние, культура все-таки остается в основном мужской, не получая линия женской. Влияние имеет значение только косвенного фактора. Эта подчиненная роль женского влияния остается по причине того, что глубокие важные события и исторические перемены осуществлялись независимо от дам. Они не имели прямого отношения ни к отмене рабства, ни к отмене пыток и других аналогичных акций. Кроме того «смягчение нравов»1, о котором довольно часто пишут приверженцы женского перемещения, было результатом объективного развития духа. Разумеется, степень женского влияния не бесконечна, более того, она имеет иную направленность.
Духовность мужчин была бы более бедной и ограниченной, если бы не влияние дам, каковые способны давать предупреждение импульсивность, тщетную жестокость, невоздержанность, агрессивность мужчин. Импульсы, исходящие от дамы, способны поменять духовный вид приятели. Запрещено примитивно осознавать влияние и вычислять, что Дульсинея Табосская «стимулировала» деяния Дон Кихота. Эти отношения значительно уже и сложнее.
опорой жизнедеятельности и Главной обителью для дам есть Дом, и она в нем хозяйка. Пренебрежение к данной роли, которое сложилось в умах дам, есть не только несправедливым и страшным, но противоречит женской сущности. Неверно было бы ограничивать Дом узкими рамками лишь домашних взаимоотношений, не смотря на то, что они занимают ответственное место в жизни.
Дама способна привносить в собственную деятельность вне семьи воздух «домашности», теплоты, участия, близости, заботы, и это — ее основное назначение. Не конкуренция и соревнование, но сотворчество вносят гармонию в отношения между людьми. Социальный ранг домашней хозяйки относится к профессиям «вторичной оригинальности», которых большая часть. Ими заняты как дамы, так и приятели. Они высказывают глубокую жизненную потребность, от них зависит неспециализированное состояние культуры.
Но таковой гимн Дому и домашней хозяйке не свидетельствует, что это единственное либо основное назначение дам. Но он образует ту неповторимую грань в ее жизни, без которой развитие культуры принимает односторонний темперамент. Не подражание мужскому
В том месте же. С. 260.
началу, а обнаружение собственной одаренности и ее реализация смогут быть базой для поиска.
Дамы способны создавать великие творения культуры, быть «не хуже» мужчин. Перемещение дам за права в воспитании, владении, образовании, политической, профессиональной деятельности будут содействовать более глубокому обнаружению многих качеств и тем самым обогатят человечество. Но с уверенностью ответить на вопрос, купила ли женская сущность в какой-либо области культуры, не считая Дома, собственные черты, сообщить тяжело. Следовательно, или изначально вопрос о мужской и женской культуре не соответствует действительности, или необходимы новые доводы. Если бы такая культура была, то суть женского перемещения был бы направлен не на достижение равенства в неспециализированной культуры, а на развитие собственной независимой женской культуры.
Глава 13
Лекция 9: Философия истории
Интересные записи:
- Финансирование функциональных расходов бюджетов
- Финансово-правовые отношения приватизации государственного имущества.
- Фискально-регулирующее значение налога на прибыль организаций. характеристика элементов налога на прибыль.
- Физическая деятельность — второй важный фактор в борьбе против избыточного веса