ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Н есколько месяцев в Даларане пролетели незаметно. Артас с удивлением понял, что в городе волшебников возможно было обучиться многому, что полезно знать королю. Кроме этого тут он имел возможность вольно наслаждаться затянувшимся летом и первыми прохладными осенними деньками. Он ежедневно ездил верхом, не смотря на то, что и чувствовал, как его сердце сжимается любой раз, в то время, когда усаживался на коня и осознавал, что это был не Непобедимый.
И вдобавок тут была Джайна.
Сначала он не собирался целовать ее. Но в то время, когда она появилась в его руках, ее глаза так сияли от веселья и радости, что он не смог удержаться. И она поцеловала его в ответ. Ее расписание было куда насыщеннее и требовательнее, чем его, и они не могли довольно часто видеться между собой, что их очень не радовало. В большинстве случаев им получалось сойтись на протяжении каких-нибудь публичных мероприятий. Наряду с этим оба они единогласно, без всяких дискуссий, решили не давать окружающим и предлога для распространения слухов о себе.
Это придавало их отношениям особенную изюминку. Они наслаждались каждым представившимся им моментом – поцелуем в альковах, мимолетным взором на официальном обеде. Их первый пикник был невинен в начале; но сейчас они усердно аналогичного избегали.
Он запомнил ее расписание, дабы “случайно” натыкаться на нее в коридорах. Она обнаружила обстоятельства, дабы наведываться в конюшни либо во внутренний двор, где Артас и его люди в большинстве случаев оттачивали собственные навыки сражения.
Артас наслаждался каждой страшной и наглой встречей с ней.
Сейчас он выжидал в редко посещаемом проходе, стоя наоборот книжного шкафа и притворяясь, что разглядывает заглавия томов. У Джайны не так долго осталось ждать должна была закончиться практика огненных заклятий; в один раз она проболталась ему, что до сих пор занимается около острога, где было довольно много воды, по окончании чего жутко застеснялась. Она должна была пересечь данный коридор, дабы добраться до собственной помещения. Он шепетильно вслушивался. И вот они – мягкие, скоро семенящие шаги ее ног. Он обернулся, потянувшись за книгой, делая вид, что она ему занимательна, а сам искоса следил за нею.
Джайна был одета как в большинстве случаев, в классическое одеяние ученика. Ее волосы как будто бы сияли, ее лицо застыло в простом для нее сконцентрированном выражении, лоб был нахмурен в глубоком, но наверное, приятном раздумье. Она кроме того не увидела его. Он скоро положил книгу на место и выбежал из прохода прежде, чем ей удалось уйти через чур на большом растоянии, схватил ее за руку и потащил в тень.
Как в любой момент, она никак не удивилась а также опередила принца: прижимая книги к собственной груди одной рукой, второй она обняла его за шею, в то время, когда они потянулись друг к другу для поцелуя.
– Хороший сутки, моя леди, – тихо сказал он, целуя ее шею.
– Хороший сутки, мой принц, – весело набралась воздуха она.
– Джайна, – раздался позади голос, – по какой причине ты…
Они подскочили и виновато взглянуть на незваного гостя. Джайна легко сглотнула и зарделась.
– Кель…
Лицо эльфа было невозмутимо, но в его глазах полыхал бешенство, а зубы были прочно сжаты.
– Ты уронила книгу, в то время, когда уходила, – процедил он, протягивая том. – Я последовал за тобой, дабы вернуть ее.
Джайна поглядела на Артаса, покусывая нижнюю губу. Он был поражен не меньше ее, но выдавил не сильный ухмылку. Не отпуская талию Джайны, он обратился к Кель’тасу.
– Это было весьма любезно с твоей стороны, Кель. Благодарю.
На мгновение ему показалось, что Кель’тас набросится на него. Волшебник возмущение и злость. Он был силен, и Артас знал, что у него нет ни единого шанса против него. Но кроме того не обращая внимания на это, он не сводил взора с эльфийского принца, не отступая ни на ход. Кель’тас сжал кулаки, но остался в том месте, где стоял.
– Ты стыдишься ее, Артас? – прошипел Кель’тас. – Она ответственна тебе, только в случае, если нет человека, который знает про вас?
Глаза Артаса сузились.
– Я желал бы избежать плохих слухов о ней, – тихо возразил он. – Ты же знаешь, как это в большинстве случаев не редкость, не так ли, Кель? Кто– то говорит одно, позже это перешептывается и всеми воспринимается на веру. Я желаю обезопасисть ее репутацию…
– Обезопасисть? – рявкнул Кель’тас. – Если бы ты беспокоился о ней, то заботился бы за ней открыто, гордо. Так поступил бы любой мужик, – он взглянуть на Джайну, и его бешенство прошел, сменившись мимолетным выражением боли. Которое, но, сходу провалилось сквозь землю. Джайна опустила взор. – Я больше не помешаю вашему… свиданию . И не опасайтесь, я ничего не сообщу.
С сердитым шипением он неуважительно кинул книгу в сторону Джайны. Том, возможно бесценный, потому, что Джайна вскрикнула, с громким стуком упал к ее ногам. После этого Кель удалился в вихре собственных фиолетовых и золотых одеяний. Джайна выдохнула и опустила голову на грудь Артаса.
Артас с опаской погладил ее по пояснице.
– Все в порядке, он ушел.
– Мне жаль. Думаю, я должна была предотвратить тебя.
У него перехватило дыхание.
– О чем предотвратить? Джайна, неужто ты и он…
– Нет! – сходу прервала она, внимательно глядя на него. – Нет. Но… Мне думается, что он – да. Я легко… он – могущественный маг и хороший эльф. И принц. Но он не… – ее голос затих.
– Он не – что? – фраза вышла более резкой, нежели ему хотелось. Кель владел многими преимуществами, которых не было у Артаса. Он был старше его, образованнее, умелее, посильнее, а его эльфийская красота была физически недостижима человеку. Он ощущал, как в него зарождается холодный комок ревности. Если бы Кель снова показался, то Артас не был бы столь уверен, что не набросится на него.
Джайна ласково улыбнулась, и морщинка на ее лбу разгладилась.
– Он не ты.
Ледяной комок в нем растаял, словно бы зима отошла перед теплом весны, и он притянул ее к себе и поцеловал опять.
Кого тревожит, что на уме у этого тщедушного эльфийского принца?
Год промчался без всяких потрясений. Лето уступило собственный место прохладной осени, а после этого зиме; недовольство из-за повышения налогов для содержания орочьих лагерей росло среди населения, что не было сюрпризом для Теренаса и Артаса. Принц обучался у Утера. Паладин был непреклонен в собственной вере, что самосозерцание и молитва не меньше ответственны, чем навыки владения оружием.
– Да, мы должны знать, как совладать с отечественными неприятелями, – сказал он. – Но мы кроме этого должны знать, как излечить отечественных союзников и самих себя.
Артас вспоминал о Непобедимом. Его мысли постоянно возвращались к тому событию прошедшей зимний период, и замечания Утера только напоминали ему о том, что он считал главным провалом в собственной жизни. Если бы лишь он начал собственный обучение чуть-чуть раньше, то громадный белый жеребец был бы еще жив. Он так никому и не поведал, что случилось в действительности в тот ненастный сутки. Все считали, что это был несчастный случай. Так оно и было, всегда твердил Артас самому себе. Он не планировал причинять боль Непобедимому. Он обожал собственного коня; скорее бы Артас принял удар на себя. И если бы он начал обучаться на паладина раньше, как это сделал Вариан с битвой на клинках, то тогда ему удалось спасти от смерти Непобедимого. Он поклялся, что подобное больше не повторится. Он сделает все, что нужно, но больше ни при каких обстоятельствах не окажется в ситуации, где он окажется бессилен и не сможет поступить верно.
Зима, как ей и надеется, прошла, и на полях Тирисфаля снова воцарилась весна. Вместе с ней Джайна Праудмур стала, согласно точки зрения Артаса, столь же прекрасной, цветущей и приветливой на вид, сколь и свежие бутоны цветов на пробудившихся деревьях. Она пришла к нему, дабы находиться на Саде чудес, главном весеннем празднике в Лордероне и Штормграде. Артас выяснил, что не ложиться дремать ночью, потягивая вино и готовясь к празднику, выясняется, не так уж и скучно, в случае, если рядом находится Джайна, чей лоб постоянно нахмуривался в свойственной лишь ей покоряющей принца манере, в то время, когда она шепетильно и пристально разукрашивала скорлупу яйца.
Не смотря на то, что еще не было сделано никаких публичных заявлений, Артас и Джайна уже знали, что их родители переговорили между собой и дали немногословное добро на встречи собственных отпрысков. К тому же, Артас, и без того любимый своим народом, стал все чаще оказаться на публичных мероприятиях как представитель власти Лордерона, нежели Утер либо Теренас. Сам Утер тем временем все более и более углублялся в духовные изыскания Света, а Теренас, казалось, был и сам рад собственному воздержанию от изнурительных поездок.
– Ехать верхом дни и дремать под звездным небом – это, само собой разумеется, увлекательно, но лишь в то время, когда ты молод, – сказал он по этому поводу Артасу. – А в то время, когда достигаешь моего возраста, то осознаёшь, что лучше поездку на лошади поменять на покой, а звезды из окна твоего замка видны никак не хуже, чем на открытом воздухе.
Артас улыбнулся и с головой нырнул в собственные новые обязательства. Адмирал Праудмур и архимаг Антонидас, разумеется, пришли к тем же самым выводам, что и его папа. И все чаще, в то время, когда из Даларана в Столицу отправлялся посыльный, леди Джайна Праудмур сопровождала его.
– Приезжай к нам на фестиваль Огненного Солнцеворота летом, – неожиданно внес предложение он ей. Она посмотрела на него, с опаской держа яйцо в одной руке, а второй смахивая упавшие ей на лицо золотые волосы.
– Мне не удастся. Лето – крайне важное время для учеников Даларана. Антонидас уже предотвратил меня, дабы на это время я не планировала никаких поездок, – сообщила она с сожалением в голосе.
– Тогда я приеду к тебе на фестиваль, а ты ко мне – на Тыквовин, – сообщил Артас. Она покачала головой и захохотала.
– Какой ты настойчивый, Артас Менетил. Что ж, я попытаюсь.
– Нет, ты непременно приедешь, – он потянулся через стол, приведя в беспорядок ярко раскрашенные маленькие леденцы и яйца, и забрал ее за руку.
Она улыбнулась, мало застенчиво, и ее щеки порозовели.
Она приедет.
Перед Тыквовином было еще пара маленьких празднеств. Кое-какие из них были мрачными, другие радостными, а данный соединял в себе эти показатели. Бытовало поверье, что на протяжении этого праздника барьер между мирами живых и мертвых становился не сильный, что эту грань возможно было преступить и снова заметить в далеком прошлом почивших. Традиционно Тыквовин отмечали по завершению сезона урожая, перед тем как начинали дуть зимние ветры; недалеко от дворца устанавливали громадное соломенное чучело. На закате ночью церемонии чучело предавали огню. Огромный плетеный человечек, горящий броским пламенем, гонящий прочь покров чёрной ночи – это всегда было необычным и устрашающим зрелищем. Любой желающий имел возможность подойти к пылающему человечку и кинуть ветвь в трескучий пламя, наряду с этим метафорически сжечь что-нибудь, чего он не хотел забирать в негромкий период раздумий зимней бездействии.
Данный крестьянский ритуал появился еще с незапамятных времен. Артас подозревал, что немногие и сейчас верят, что бросание ветви в пламя вправду примет решение их неприятности; еще меньше – что возможно общаться с мертвыми. По очень мере, он в это точно не верил. Но данный фестиваль был весьма популярен, к тому же, Джайна должна была возвратиться в Лордерон на время его проведения, так что Артас с нетерпением ожидал его.
У него готовься маленький сюрприз для нее.
Это случилось прямо по окончании заката. Масса людей начала планировать еще днем. Кое-какие устраивали пикники, празднуя последние дни осени на лугах Тирисфаля. Стража также была наготове, бдительно следя, дабы не было несчастных случаев, каковые смогут случиться, в то время, когда много людей планирует в одном месте. Но Артас не пологал, что в наше время будут какие-нибудь неприятности. В то время, когда он вышел из дворца, одетый в тунику, плащ и брюки броских осенних оттенков, масса людей взорвалась приветствиями. Он выдержал паузу и помахал зрителям, принимая их аплодисменты, после этого повернулся и протянул руку Джайне.
Она мало удивилась, но улыбнулась, и сейчас крики возносили ее имя к темнеющему небу равно как и его. Артас и Джайна подошли к огромному плетеному человеку. Артас поднял руку, прося тишины.
– Мои соотечественники, я присоединяюсь к вам на праздновании самый почитаемой ночи – ночи, в то время, когда мы вспоминаем тех, кто больше не с нами, и в то время, когда мы отрекаемся от того, что сдерживает нас. Мы сжигаем чучело плетеного человечка как знак уходящего года, подобно тому, как фермеры сжигают остатки прошлого урожая на собственных полях. Пепел кормит землю, и данный обряд кормит отечественные души. Я рад видеть, что сейчас вечером тут собралось так много народу. И я рад предложить почетную роль по сожжению плетеного человечка леди Джайне Праудмур.
Глаза Джайны расширились. Артас повернулся к ней, злорадно ухмыляясь.
– Дочь Адмирала храбреца войны Даэлина Праудмура, и когда-нибудь она станет сильным волшебником. Потому, что волшебники – мастера огня, думаю, будет верно, в случае, если именно она зажжет отечественного плетеного человечка данной ночью. Вы согласны?
Восхищенные собравшиеся одобрительно зашумели, как и предполагал принц. Артас поклонился Джайне, после этого согнулся к ней и тихо сказал: “Продемонстрируй им мелкое представление – им непременно понравится”.
Джайна незаметно кивнула, после этого подошла к толпе и помахала ей. Крики толпы стали еще сильней. Она заправила локоны волос за уши, легко найдя собственный беспокойство, а после этого сосредоточилась. Она закрыла глаза и подняла руки, шепча заклинание.
Джайна надела на праздник платье огненных красных, желтых и оранжевых оттенков. В то время, когда мелкие шары пламени, показавшиеся в ее руках, стали сиять все бросче и бросче, Артасу на мгновенье показалось, что Джайна сама стала воплощением огня. Она держала пламя в собственных руках с таковой непринужденностью, мастерством и спокойствием, что он осознал, что те дни, в то время, когда она не хорошо осуществляла контроль собственные заклятья, в далеком прошлом уже прошли. Она не планировала стать сильным волшебником; она уже была таковым, хоть и не владела титулом.
И после этого она протянула руки вперед. Шары огня помчались, как будто бы пули из ружья, к огромному соломенному чучелу. Плетеный человечек вспыхнул сходу, масса людей сначала затихла, а позже взорвалась в дикой овации. Артас улыбнулся. Плетеный человечек ни разу не загорался столь скоро, в то время, когда его поджигали простым методом.
Джайна открыла глаза на звук публики и помахала всем, восхищенно радуясь. Артас снова согнулся и тихо сказал: “Захватывающе, Джайна”.
– Ты же просил, дабы я продемонстрировала им мелкое представление, – ответила она ему, усмехаясь в ответ.
– Так и имеется. Но это было чересчур отлично. Опасаюсь, сейчас они точно потребуют, дабы ты зажигала плетеного человечка ежегодно.
Она обернулась и взглянуть на него.
– А разве это неприятность?
Сияние от сверкающего огня танцевало на ней, освещая ее оживленное лицо, ловя блеск золотой диадемы, украшавшей ее голову. Артас задержал дыхание, разглядывая ее. Она постоянно любовался ей – она понравилась ему с того самого момента, как они повстречались. Она была его подругой, объектом и верным товарищем будоражащего кровь флирта. Но на данный момент он ничего не имел возможности сделать, не считая как наблюдать на нее практически в новом для себя свете.
Потребовалась 60 секунд, дабы он снова получил дар речи.
– Нет, – сообщил он ласково. – Нет, это не неприятность.
Они присоединились к танцующим у костра людям, обмениваясь поздравлениями и рукопожатиями с народом и не на шутку перепугав охрану. А после этого они по большому счету повергли аккуратных охранников в шок, растворившись в толпе и ускользнув от всех незамеченными. Артас повел ее через задние коридоры к частным жилым помещениям дворца. Когда их дорогу пресекали снующие слуги, уменьшающие себе путь до кухни, парочка сливалась с чёрной стеной и негромко стояла в том месте в течение нескольких продолжительных секунд, пока опасность не минует.
Так они пробрались в покои Артаса. Он захлопнул дверь, прислонился к ней и обнял Джайну, страстно целуя ее. Но именно она, застенчивая и прилежная, прервала поцелуй и двинулась к кровати, ведя его за руку. Оранжевое зарево от пылающего плетеного человечка до сих пор танцевало на их коже.
Он последовал за ней, изумленный, как будто бы все это было во сне. Они поднялись около кровати, сжимая друг другу руки так очень сильно, что Артас забеспокоился, а не сломаются ли ее хрупкие пальцы в его хватке.
– Джайна, – тихо сказал он.
– Артас, – практически простонала она и поцеловала его опять, ее руки выскользнули из объятий и сжали его лицо. Его голова шла кругом, он так хотел ее, что почувствовал себя неожиданно лишенным чего-то ответственного, в то время, когда она отдалилась. Ее дыхание на его лице было не сильный и теплым, в то время, когда она тихо сказала: Я… мы готовы к этому?”
Он желал было ответить ей легкомысленно, но осознал, что она имела в виду. Он был более чем готов совершить оставшуюся часть собственной жизни с данной девушкой, дав ей сердце. Он отказался от красивой Тареты, а она была кроме того не первой, кому он сообщил нет. Джайна, как он знал, была еще менее умела, чем он, в аналогичных делах.
– Я готов, в случае, если лишь ты готова, – хрипло тихо сказал он, и в то время, когда он опять склонился для поцелуя, то заметил, как привычные ему морщинки тревоги пересекли ее лоб. – Я уберу их поцелуем , – поклялся он, опуская ее в постель рядом с собой. – Я сделаю все, дабы все твои беспокойства ушли окончательно .
Позднее, в то время, когда плетеный человечек, наконец, сгорел дотла, и в то время, когда единственным светом, заливающим дремлющую фигуру Джайны, стало спокойное светло синий-белое сияние луны, Артас все еще лежал с открытыми глазами, проводя пальцами по ее телу и поочередно думая, куда это все их приведет и как он был радостен сейчас.
Он не кинул ветвь в пламя, потому что не хотел избавляться ни от чего из того, что у него было. Не хотел он отказываться от чего-либо и сейчас, поразмыслил он, нагнувшись, дабы поцеловать ее. Джайна проснулась с ласковым вздохом, достигшим его ушей.
– Похоже, никто не имеет возможности отказать тебе ни в чем, – пробормотала она, повторяя слова, которая сообщила ему в сутки их первого поцелуя. – И я – меньше всего.
Он прижался к ней, неожиданно его пронзил неизвестно откуда взявшийся холодок.
– Не отказывай мне, Джайна. Ни при каких обстоятельствах не отказывай мне. Пожалуйста.
Она взглянуть на него, ее глаза сверкали в прохладном лунном свете.
– Мне ни при каких обстоятельствах не удастся, Артас. Ни при каких обстоятельствах.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Д ворец ни при каких обстоятельствах не был так радостно украшен к Празднику Зимнего Покрова, как в текущем году. Мурадин как хороший посол собственного народа прививал дворфийские традиции в Лордероне. С каждым годом они становились все более популярными, и, наверное, что в текущем году люди в действительности приняли их близко к сердцу.
Торжественный тон был задан пара недель назад, в то время, когда Джайна порадовала всех, театрально воспламенив плетеного человечка. Ей разрешили остаться на зиму, если она захочет, не смотря на то, что Даларан не был далек для человека, могущего телепортироваться. Что-то глубоко и незаметно изменилось. С Джайной Праудмур стали обращаться не просто как с дочерью правителя Кул’Тираса, не просто как с втором.
С ней стали обращаться как с участником королевской семьи.
Артас в первый раз осознал это, в то время, когда его мать забрала Калию и Джайну на примерку актуальных платьев для бала в Канун Зимнего Покрова. Многие гости проводили Зимний Покров тут, но Лианна ни разу не занималась собственноручно ни их костюмами, ни костюмами собственной дочери.
Со своей стороны Теренас сейчас довольно часто просил, дабы Джайна присоединилась к нему с Артасом, в то время, когда они планировали выслушивать просьбы людей. Она садилась слева от короля, а Артас справа. На место, присущее собственному сыну короля.
Отлично, думал Артас, что все к этому и шло. Не так ли? Он отыскал в памяти собственные слова, обращенные к Калии годы назад: “Я считаю, что у каждого имеется собственный долг. Твой – выйти за того, кого укажет Папа, мой – жениться на той, что хороша королевству ”.
Джайна подойдет королевству. Джайна, думал он, подойдет и ему.
Так отчего же эти мысли заставляют его ощущать себя так неудобно?
В ночь перед Зимним Покровом выпал свежий снег. Артас стоял, разглядывая через громадное окно Озеро Лордамер, на данный момент замерзшее. Начавшийся утром снегопад закончился около часа назад. Небо было похоже на тёмный бархат, звезды – на мелкие ледяные алмазы в мягкой темноте, и под лунным светом все смотрелось неподвижным, негромким и волшебным.
Ласковая рука скользнула в его руку.
– Красиво, не правда ли? – негромко сообщила Джайна. Артас кивнул, не глядя на нее. – Достаточно снарядов.
– Чего?
– Снарядов, – повторила Джайна. – Для снежков.
Он наконец повернулся к ней, и у него перехватило дыхание. Ему не разрешали видеть костюмы, каковые она, Калия и его мать наденут на бал и банкет этим вечером, и он был ошеломлен ее красотой. Джайна Праудмур смотрелась, как снегурочка. От туфелек, каковые казались сделанными изо льда, до белого платья светло-серебряного браслета и голубого оттенка, отражавшего теплое сияние факела, она была умопомрачительно красива. Но она не была ледяной королевой, не была статуей; она была теплая, ласковая и живая, ее золотые волосы ниспадали на плечи, ее щеки порозовели под его восхищенным взором, ее голубые глаза светились счастьем.
– Ты похожа на свечку, – сообщил он. – Вся белая и золотая.
Он протянул руку к локону ее волос, закрутил его собственными пальцами.
Она улыбнулась.
– Да, – захохотала она, протягивая руку, дабы прикоснуться к его броским локонам. – Дети определенно будут светленькими.
Он похолодел.
– Джайна… ты…
Она улыбнулась.
– Нет. До тех пор пока нет. Но нет обстоятельств думать, что мы не сможем завести детей.
Дети. Слово, которое приводило его в шок и приводило к странной тревоге. Она сказала об их детях. Его мысли понеслись в будущее – в будущее, где Джайна стала его женой, во дворце живут их дети, своих родителей больше нет, и он сам сидит на троне и несет бремя короны. Часть его отчаянно хотела этого. Он обожал присутствие Джайны, обожал обнимать ее по ночам, обожал ее аромат и вкус, обожал ее хохот, чистый, как звук колокольчик, и свежий, как благоухание роз.
Он обожал…
Что если он все уничтожит?
В силу того, что нежданно он осознал, что все, что происходило до этого момента, было детской игрой.
Он относился к Джайне как к товарищу, как и во времена собственного отрочества, за исключением того, что сейчас их игры носили взрослый темперамент. Но что-то в нем нежданно изменилось. Что, в случае, если все это станет действительностью? Что, если он вправду полюбит ее, а она его? Что, если он станет королём и плохим мужем – что, в случае, если…
– Я не готов, – выпалил он.
Она нахмурилась.
– Отлично, мы же не планируем заводить малышей прямо на данный момент.
Она покрепче сжала его руку, дабы приободрить его. Артас нежданно оторвал руку и отстранился от нее. Она посильнее нахмурилась в удивлении.
– Артас? Что не так?..
– Джайна, мы через чур молоды, – скоро сказал он, легко повышая голос. – Я через чур молод. Исходя из этого все еще… я не могу… я не готов.
Она побледнела.
– Ты не… я думала…
Его мучило чувство вины. Она задавала вопросы его об этом в ту ночь, в то время, когда они стали любовниками. Я… мы готовы к этому? тихо сказала она. Я готов, в случае, если лишь ты готова, ответил он, и он имел в виду именно это… Он вправду пологал, что имел это в виду…
Артас потянулся и схватил ее руки, отчаянно пробуя выразить эмоции, рвущиеся из него.
– Я еще обязан столько всего определить. Завершить так много тренировок. И Папа испытывает недостаток во мне. Утеру нужно еще столькому научить меня, и… Джайна, мы всегда были приятелями. Ты в любой момент так отлично меня осознавала. Неужто ты не осознаешь меня на данный момент? Неужто мы не можем так же, как и прежде быть приятелями?
Ее бледные губы дрогнули, но не сказали ни одного слова. Ее руки слабохарактерно лежали в его руках. Он сжал их практически яростно.
Джайна, пожалуйста. Прошу вас, осознай – кроме того в случае, если я не осознаю.
– Само собой разумеется, Артас, – ее голос звучал мёртво. – Мы постоянно будем приятелями, ты и я.
Всё в ней – её осанка, её лицо, её голос – высказывало шок и боль. Но Артас предпочел услышать только её слова, его захлестнула волна облегчения, что укрепила ослабшие дрожащие колени. Это должно огорчить ее на данный момент, мало, но скоро она обязательно осознает. Они отлично знали друг друга. Она осознает, что он был прав, что все это через чур рано.
– Я имею в виду – что это не окончательно, – сообщил он, ощущая, что нужно растолковать ей. – Лишь на время. Ты обязана обучаться – я уверен, что лишь отвлекаю тебя. Антонидас, правильно, обижается на меня.
Она молчала.
– Все это к лучшему. Быть может, в один раз все будет по-второму, и мы сможем попытаться опять. Это не означает, что я не… что ты…
Он притянул ее к себе и обнял. Мгновенье она была жёсткой, как камень, после этого он почувствовал, что напряжение провалилось сквозь землю, и она обняла его. Они продолжительно находились в зале одни. Артас прислонил щеку к ее ярким золотым волосам, волосам, с какими, несомненно, появились бы их дети. Быть может, еще родятся.
– Я не желаю закрывать дверь, – сообщил он негромко. – Я легко…
– Все отлично, Артас. Я осознаю.
Он отошёл назад, держа руки на ее плечах, посмотрев в ее глаза.
– Ты осознаёшь?
Она легко засмеялась.
– Честно? Нет. Но все в порядке. В конечном итоге, это не финиш. Я знаю это.
– Джайна, я быть уверен, что все отлично. Для каждого из нас.
Я не желаю все сломать. Я не могу все сломать .
Она кивнула. Она глубоко набралась воздуха и успокоила себя, отправив ему ухмылку… искреннюю, хоть и больного, ухмылку.
– Отправимся, принц Артас. Тебе необходимо сопровождать приятеля на балу.
Артас как-то пережил данный вечер, и Джайна держалась молодцом, не смотря на то, что Теренас бросал на них необычные взоры. Он не желал говорить отцу, не на данный момент. Это была продолжительная и несчастная ночь, и одновременно на протяжении паузы в танцах Артас посмотрел на покрывало из белого снега и посеребренное луной озеро и удивился, по какой причине все нехорошее случается зимний период.
Генерал Эделас Блэкмур не смотрелся через чур радостным от того, что находится на особенной личной встречи у Короля Теренаса и Принца Артаса. В конечном итоге, он смотрелся так, словно бы отчаянно хотел уйти из этого незамеченным.
Годы не были хороши к нему, ни в физическом замысле, ни в том, как будущее обошлась с ним. Артас не забывал статного, энергичного боевого начальника, что, без сомнений, хоть и обожал выпить, но, по крайней мере, казался талантливым держать эту губительную склонность в узде. Но не сейчас. В волосах Блэкмура показалась седина, он прибавил в весе, и его глаза были налиты кровью. Он был, к счастью, трезв как стеклышко. Если бы он показался на данной встрече пьяным, Теренас, твердо верящий в необходимость сдержанности во всем, отказался бы принять его.
Блэкмур находился тут по причине того, что умудрился наломать дров. Довольно много. Каким-то образом призоносный орк-гладиатор Тралл сбежал из Дарнхольда на протяжении пожара. Блэкмур пробовал сохранить это в тайне и возглавил поиски орка лично и не придавая этому огласки, но такую тайну, как массивный зеленый орк, не было возможности скрывать всегда. По окончании оброненного слова скоро поползли слухи, само собой разумеется – это был соперник лорда, высвободивший орка, стремясь обеспечить победу на арене; это была ревнивая любовница, решившая насолить ему; это была умная банда орков, не пораженных необычной летаргией – нет, нет, это был сам Оргрим Молот Рока; это были драконы, пробравшиеся в крепость под видом людей, каковые устроили пожар одним лишь своим дыханием.
Артас вспоминал, как увлеченно смотрел за боем Тралла, но отыскал в памяти кроме этого, что кроме того тогда у него появилась идея, было ли разумно тренировать и обучать орка. В то время, когда появились сведенья, что Тралл сбежал, Теренас без промедлений позвал Блэкмура для отчета.
– Достаточно не хорошо, что вы вычисляли, словно бы тренировать орка сражаться в гладиаторских битвах – хорошая мысль, – начал Теренас. – Но обучать его военной стратегии, учить его просматривать, писать… Я обязан задать вопрос, генерал, о чем, во имя Света, вы думали?
Артас сдерживал ухмылку, потому, что казалось, словно бы Эделас Блэкмур сжимается прямо на глазах.
– Вы заверяли меня, что материалы и финансовые средства идут прямиком на усиление безопасности, и что ваш домашний орк надежно охраняется, – продолжил Теренас. – А сейчас каким-то образом он находится снаружи, а не в безопасности, в Дарнхольда. Как такое допустимо?
Блэкмур нахмурился и кое-как собрался.
– Непременно, безрадосно, что Тралл сбежал. Я уверен, Вы замечательно осознаёте, как я себя ощущаю.
Это был ответный удар со стороны Блэкмура: Теренас все еще переживал из-за факта, что Молоту Рока удалось сбежать практически из-под его носа. Но это не был разумный удар. Теренас нахмурил брови и продолжил.
– Я надеюсь, это не часть какой-то тревожащей меня тенденции. Деньги зарабатываются трудом людей, генерал. Они идут на поддержание безопасности народа. направляться ли мне послать с Вами уполномоченного, дабы убедиться, что средства расходуются подобающим образом?
– Нет! Нет, нет, в этом нет необходимости. Я отчитаюсь за любой медяк.
– Да, – сообщил Теренас с обманчивой мягкостью, – вы отчитаетесь.
В то время, когда Блэкмур наконец ушел, раболепно кланяясь на всем пути к выходу, Теренас повернулся к собственному сыну.
– Что думаешь? Ты видел Тралла в действии.
Артас кивнул.
– Он был не совсем таким, какими я воображал орков. Я имею в виду… он был огромным. И яростно сражался. Но было разумеется, что он кроме этого умен. И натренирован.
Теренас поглаживал бороду, думая.
– В том месте еще остались районы с мятежными орками. Такими, у которых, быть может, нет той апатии, которая проявилась у осуждённых. В случае, если Тралл сможет отыскать их и научить тому, что знает сам, это может для нас достаточно не хорошо обернуться.