От без звучно кивнул и последовал за молодым хозяином. В душе он абсолютно соглашался с Глинном. Валлийцы постоянно считали де Боло человеком равнодушным, с холодным сердцем, но сейчас он выказал себя настоящим чудовищем. Но что они имели возможность сделать? В случае, если британец говорит правду, то во что же В этом случае впуталась Ронуин?
У Ота кроме того голова разболелась от тревожных мыслей, и, в то время, когда они добрались до постоялого двора, он скрылся в прохладной спальне хозяйки. Она растерла ему виски, прогоняя боль, а тот за это ублажал ее, сколько хватало сил.
– Я желаю приобрести тебе презент, Нада, – тихо сказал От, в то время, когда они, утомленные, лежали в объятиях друг друга. – Чего бы ты желала, учитывая, что человек я небогатый?
Дама хрипловато засмеялась:
– Золотое запястье тебя не разорит, но не забывай: я ношу лишь украшения из синнебарского халифата. Их ювелирам нет равных. Позднее, в то время, когда станет прохладнее, мы отправимся в лавку единственного в городе торговца, что торгует синнебарским золотом. Для меня он заберёт с тебя недорого.
– Синнебар? Ни при каких обстоятельствах не слышал о таком месте. Где это? – задал вопрос От, целуя ее соски.
– Это маленькое государство, на большом растоянии в горах к западу от Карфагена, – растолковала Нада, – весьма богатое. Обладает неистощимыми золотыми рудниками, но в том направлении так тяжело добраться, что никто не пробовал его завоевать. – Она опять протянула руку к его успевшей отдохнуть плоти. – Когда-то в том месте исповедовали христианскую веру, но позже приняли ислам. Их правитель имеет титул халифа, что свидетельствует «защитник веры». О, как приятно, – промурлыкала Нада, в то время, когда любовник снова погрузился в ее недра. – Мне будет не хватать тебя, От.
Он забрал ее решительно и грубо, как ей нравилось, скоро доведя до изнеможения. В то время, когда Нада заснула, От еще долго лежал рядом, погрузившись в размышления. Что если Ронуин каким-то образом появилась в Синнебаре? Эдуард де Боло говорит, что искал ее четыре дня, но наряду с этим он чуть добрался до подножия гор. Из бесед, услышанных в Акре, От уразумел, что блондинки , девственницы либо нет, высоко ценятся на невольничьих рынках. Арабы, устав от своих темнокожих, темноглазых, брюнеток , платят огромные деньги за невольниц из далеких государств. Что, в случае, если солдаты, захватившие Ронуин, реализовали ее в Синнебар?
В то время, когда Нада проснулась, От задал вопрос ее, допустимо ли такое.
– Очевидно, – последовал уверенный ответ. – Кроме того если она не столь красива лицом, ее посчитают полезным приобретением для любого гарема. Говоришь, она прекрасна?
Значит, похитители будут обращаться с ней отлично в надежде взять громадную прибыль. Вероятнее они отвезли ее конкретно в Синнебар. Твоя хозяйка вряд ли сумела бы вынести более продолжительное путешествие в такую жару, а тем, кто ее реализовывал, требовалось как возможно скорее взять прибыль, пока она была еще здорова.
– Но как добраться до Синнебара? – узнал От.
Нада улыбнулась:
– Тебе и в самом деле повезло, любовничек. Видишь ли, украшения из Синнебара в большинстве случаев носят богатые дамы. Эти вещицы не по карману несложной владелице постоялого двора.
Но хозяин лавки – мой двоюродный брат, а его сестра стала женой синнебарского торговца. Мелек – дама рассудительная, она и окажет помощь тебе. В первую очередь мы должны отыскать караван, отправляющийся в Синнебар, все равно откуда: из Карфагена, Александрии либо Дамаска. Это непросто, в силу того, что караваны в том направлении идут нечасто.
– Но мы можем доплыть морем до Карфагена, правильно? – задал вопрос От.
– Да, – задумчиво кивнула Нада, – но об этом мы поболтаем с моим братом. Он лучше знает и, быть может, кроме того оплатит твой проезд, дабы у твоего хорошенького мальчика было меньше затрат. О, как я буду тосковать по тебе, От!
Вряд ли у меня когда-нибудь будет такой же любовник! – Она похлопала его по заду и внезапно встрепенулась:
– Пора идти. Желаю золотое запястье, дабы оно напоминало мне о тебе, кроха.
Влюбленная парочка направилась к выходу. От рассудил, что еще успеет передать Глинну столь волнующие новости. Не все ли равняется, с чего затевать поиски!
Валлийцу нежданно пришло в голову, что расстаться с Надой ему будет непросто. Само собой разумеется, она похотливая бабенка, но с весёлым нравом и добрым сердцем. без сомнений, она не так долго осталось ждать утешится с другими, а до тех пор пока, в случае, если разрешит Господь, они совершат еще пара жарких часов в кровати!
Глава 12
– Ты пришла ко мне практически невинной, а сейчас превратилась в самое распутное создание, какое я когда-либо знал, – поддразнивал Рашид аль-Ахмет собственную прелестную вторую жену. – Настоящая колдунья!
Ронуин стояла перед ним на коленях, лаская губами напряженное амурное копье. Одной рукой она сжимала возбужденную плоть, языком обводила рубиновую головку, а второй рукой поглаживала его двойную сокровище, легко щекоча. Тем временем затвердевшая плоть набухала все больше в горячей пещерке ее рта.
Халифу скоро стало не до шуток. Судорожно вцепившись в ее золотистые волосы, он хрипло выговорил:
– Достаточно, колдунья моя!
Ронуин подняла на него радующиеся глаза и, умело перевернувшись, поднялась на четвереньки, подставляя ему белую как снег попку.
– Моему повелителю угодно стать жеребцом для собственной послушной кобылки? – вызывающе тихо сказала она, зазывно оглядываясь на мужа. Его страсть разжигала ее.
– Да! – прорычал он, устраиваясь позади и с силой вонзаясь в ее обжигающее лоно. – Не могу насытиться тобой, моя красивая Hyp! И мне по нраву, что ты отвечаешь с таким же пылом.
Ронуин звучно закричала, чуть его пальцы впились в ее бедра, готовясь к новой атаке. Его копье проникало все глубже, отправляя дрожь сладостного озноба по ее пояснице. Халиф подарил ей несказанное удовольствие, но ее, как в любой момент, мучила идея о неосуществимости поделить его с Эдуардом. Перед глазами Ронуин все поплыло.
– О Аллах, это чудесно! – всхлипывала она. – Лишь не останавливайся, повелитель!
Она первой достигла пика восхищения, трепеща в экстазе, и мгновенно ослабела, чуть буря улеглась. Ронуин бессильно опустилась на ковер, но Рашид, на миг отстранившись, перевернул ее на пояснице и опять овладел.
– Нет, моя сладость, я еще не готов, а ты… ты через чур скоро взяла собственный, совершенно верно жадный ребенок, похитивший пирожок!
С насмешливым блеском в чёрных глазах он опять начал двигаться – медлительно, практически лениво, опять поднимая ее до высот, каких она не ожидала достигнуть так не так долго осталось ждать. И в то время, когда он наконец взорвался амурными соками, заполняя ее до отказа, оба практически теряли сознание от утонченно-мучительного экстаза. Последним упрочнением халиф привлек жену к себе.
– Ax, Hyp, любимая, ты воистину прекрасна!
Его слова звучали у Ронуин в ушах, в то время, когда она заснула – так прочно, что не ведала, в то время, когда Рашид встал, отнес ее в отведенные ей покои и прикрыл легким покрывалом. Глядя на собственную ослепительную жену, халиф негромко радовался. Его жизнь стала идеальной, с того времени как она показалась в Синнебаре. Сперва супруга была для него только дорогой вещью, но понемногу он осознал, что полюбил ее.
Нет, все-таки он счастливец! Две красивые, любящие жены, каковые к тому же дружат. Настоящий эдем на земле!
И не смотря на то, что иногда так же, как и прежде забавлялся с какой-нибудь наложницей, он практически не придавал этому значения.
Так, минутное развлечение. Hyp он обожал с юношеской страстью и желал иметь от нее детей.
Ему были замечательно известны методы, каковые использовались в гареме для предотвращения зачатия. Он кроме того одобрял такие меры безопастности. Действительно, у него уже было четверо детей. Четырнадцатилетнему Мохаммеду позволялось развлекаться с бесплодными женщинами из гарема. Рашид аль-Ахмет знал, как страшно иметь довольно много сыновей, в то время, когда не можешь дать им громадного достатка, а унаследовать трон в праве лишь один. Недаром ему самому было так тяжело сладить с младшими братьями, в то время, когда погиб папа. Но успех была на его стороне. Касим погиб от лихорадки в пятнадцать лет, а его дорогая Hyp прикончила Абдаллу. Сейчас он желал ребенка от жены, которую именовал собственной дамой-солдатом.
Он поболтает с Алией и Баба Гаруном. В полной мере быть может, они знают, как зачать дочь.
Улыбнувшись напоследок Ронуин, он негромко вышел.
Первая супруга готовься склониться перед его жаждой. В отличие от евнуха, что яростно возражал.
– Твоя жизнь стала мирной и спокойной, повелитель. У тебя практически взрослый сын и имеется второй, что сможет заменить первого, в случае, если, не допусти этого Аллах, произойдёт ужасное. Никто не имеет возможности сделать так, дабы госпожа Hyp приносила лишь дочерей. Поразмысли, повелитель, поразмысли хорошенько! Госпожа Hyp – дама свирепая, не обращая внимания на страсть, которую питает к тебе. Она без сожаления убивала – и убьет опять, в случае, если обращение отправится о ее сыне. Не рискуй всем, повелитель, не забывай о госпоже Алие!
– Я последую твоему совету и поразмыслю, – кивнул Рашид, – не смотря на то, что грежу о дочери, столь же красивой, как она.
– А сама Hyp желает ребенка? – узнал основной евнух.
– Она ничего об этом не сказала, – покачал головой халиф.
– Тогда и не задавай вопросы, повелитель, – взмолился Баба Гарун.
Халиф повернулся к Алие:
– А ты что сообщишь, моя почтенная первая супруга? Ты молчала все это время.
– Рашид, я, как в любой момент, желаю одного: дабы ты был радостен, – ответила Алия. – Мохаммеду уже четырнадцать, а мелкому Омару практически шесть. В случае, если Hyp родит сына, вряд ли он будет воображать опасность для старших детей. К тому времени в то время, когда дитя вырастет, у Мохаммеда будут уже собственные сыновья, да и у Омара также. Помимо этого, Hyp не так амбициозна. И коварства в ней нет. И позже, у нее может появиться дочь. Но если она не хочет ребенка, не следует, пожалуй, заводить об этом обращение.
– Я обязан хорошенько поразмыслить, – повторил халиф, но и Алия, и Баба Гарун осознавали: он уже все решил.
Он желает ребенка от Hyp и не успокоится, пока не добьется собственного.
– Господин, в городе показался юный поэт, из тех, кого франки именуют менестрелями, – сказал евнух. – Его песни завлекают множество визитёров в чайхану Акрама Назира. Я сам слышал его. Он поет на отечественном языке и на многих языках мира. Может, стоит пригласить его во дворец, пока он не отправился дальше? Лицо у него приятное, голос мелодичный. Пускай дамы твоего гарема и дети мало развлекутся.
– Так и быть, – дал согласие халиф, – пригласи его.
Баба Гарун поклонился и поспешил выполнить приказ.
Халиф также ушел, а Алия отправила служанку за Ронуин. Та сходу пришла, потому, что обожала первую жену повелителя и с наслаждением убивала время в ее обществе. Алия отпустила собственных рабынь и осталась наедине с Ронуин. Та сходу осознала, что предстоит ответственный разговор.
– Что произошло? – задала вопрос она Алию.
– Ты обожаешь Рашида? – негромко задала вопрос та.
– Честно почитаю и обожаю дарить и приобретать его ласки, – с опаской ответила Ронуин.
– Но обожаешь ли ты его? – допытывалась Алия.
Ронуин покачала головой.
– Нет, – негромко согласилась она. – Я так же, как и прежде не забываю Эдуарда де Бело. Быть может, когда-нибудь это пройдет и я полюблю Рашида. Одному Аллаху известно, как он был терпелив и хорош со мной. Своим вопросом ты вогнала меня в краску.
Угрызения совести не дают мне спокойствия. Но для чего тебе это знать?
Неужто подозреваешь, что я замышляю зло против Рашида?
– Нет, само собой разумеется, нет! – вскрикнула Алия. – Я задала вопрос по причине того, что он желает от тебя ребенка. А ты, Hyp? Что сообщишь ты?
– Ребенка? – Ронуин была потрясена. – Я о таком и не думала! Дитя навеки свяжет меня с Рашидом. А Эдуард… Ты сама знаешь, подруга моя, как было у нас с Эдуардом, – мало помолчав, безрадостно сообщила она. – Мы лишь начали наслаждаться отечественной любовью, в то время, когда меня оторвали от него. на данный момент, оглядываясь назад, я пологаю, что желала бы вынашивать детей Эдуарда. Но для чего Рашиду пригодилось дитя от меня? У него и без моих четверо. Я только его постельная игрушка, временная забава, и ничего больше, Алия.
– Он обожает тебя, Hyp. Неужто еще не осознала? Рашид влюбился, как мальчик. Разве это так уж необычно – желать ребенка от любимой дамы? – Первая супруга посмотрела в глаза собственной прелестной подруги. – О моя бедняжка Hyp, – внезапно тихо сказала она, – твое тело пробудили к страсти, но душа ничего не ведает о любви, не так ли?
– Но я обожаю Эдуарда! – запротестовала Ронуин.
– Так ли это в действительности, дорогая? И вправду ли он обожал тебя? Что ты именуешь любовью? Вы совсем недолго знали друг друга, и, если судить по тому, что ты мне говорила, ваши супружеские отношения сначала были достаточно необычными. Ты через чур продолжительно еще оставалась ребенком, забавлявшимся игрой и оружием в войну, легкомысленным и легкомысленным, не осознававшим всех последствий того, что может произойти, в случае, если ввяжешься в бой. В противном случае ни за что не встряла бы в стычку, а при первых же показателях тревоги возвратилась бы к больному мужу. Но в ту 60 секунд ты думала не об Эдуарде, а о себе и собственных жаждах. Я говорю все это не чтобы расстроить тебя, – привести тебя в эмоцию. Ты любима могущественным и красивым другом. Откройся данной любви и осознай, что страсть, поделённая любящими людьми, – совсем не то, что простая похоть. Я знаю это по собственному опыту. Дитя, рожденное в любви, унаследует радостную судьбу, – заключила Алия.
Потрясенная Ронуин схватилась за голову, чуть суть этих ожесточённых, но честных слов абсолютно дошел до нее. Как права Алия! Она и в действительности опоздала стать взрослой. До недавних пор оставалась эгоистичной, самовлюбленной девчонкой, стремившейся не смотря ни на что настоять на своем. Как же она, должно быть, оскорбляла и унижала Эдуарда своим поведением! Как огорчала ап-Граффида!
Но вопреки всему, Ронуин все же осознавала: ни при каких обстоятельствах она не сможет испытывать к Рашиду аль-Ахмету тех эмоций, что Алия. Больше всего на свете ей хотелось возвратиться к Эдуарду и поведать обо всем, что она успела определить и усвоить.
Тогда они имели возможность бы все начать сперва… Но это нереально. Всю жизнь ее будет терзать сознание вины за то, что она так жестоко покинула его для удовлетворения собственного тщеславия. И как оправдаться перед любящим ее халифом?
Так как она не может ответить ему тем же…
– Ты такая притихшая и растерянная, – увидела Алия. – Я не желала обижать тебя, Hyp.
– Знаю. Но ты вынудила меня в первый раз в жизни посмотреть в собственную душу, и мне не через чур нравится то, что я заметила. Ты права: я вряд ли осознаю, что такое подлинная любовь.
– Разреши Рашиду научить тебя, – молила Алия.
– Как ты можешь предлагать такое, в случае, если обожаешь его всем сердцем? Неужто тебе не больно дробить его с другими, Алия?
– Нет, таковы отечественные обычаи! Парню мало одной дамы. Он, подобно пчеле, перелетает с цветка на цветок и радостен этим.
Ронуин в отчаянии покачала головой.
– Четыре года назад, – со вздохом увидела она, – мы с братом жили в приграничной крепости в окружении неотёсанных мужчин, каковые и воспитали меня. Я понятия не имела, что это такое – быть дамой, и не умела кроме того молиться!
А сейчас у меня голова раскалывается от обилия знаний. Отлично, я постараюсь полюбить Рашида, обещаю. Но по какой причине ты заговорила о ребенке? А вдруг родится мальчик? Он может стать соперником твоего сына! Разве этого ты хочешь?
– Мохаммед – наследник отца и будет на много лет старше твоего ребенка, – отмахнулась Алия.
– Значит, по обычаю трон наследует конкретно старший сын?
– Нет, но все знают, что именно Мохаммед станет преемником отца.
– Но представь: а вдруг я также рожу сына? Что, в случае, если халиф, да живет он сто лет, не отправится в эдем, пока моему мальчику не исполнится двадцать? Что, если он полюбит его посильнее, чем Мохаммеда, хотя бы из-за тех эмоций, что испытывает ко мне, и назовет своим преемником? Вряд ли тебе это понравится, Алия! – увидела Ронуин.
Противоречивые чувства сменялись на лице Алии.
– Ты права, – честно согласилась она наконец.
– В этом кроется большая опасность, – подтвердила Ронуин. – Предпочитаю сохранить твою дружбу, Алия, а не вынашивать соперника Мохаммеду.
– Но у тебя может появиться дочь, – возразила та, – а Рашид жаждет иметь девочку, столь же красивую, как ты.
У него рождаются не только сыновья!
– Он берет меня чуть ли не каждую ночь, обильно орошая семенем мой потаенный сад, так что вероятнее это будет сын. Я знаю, что делают в гареме для предотвращения зачатия. Найлек все растолковала. Прошу вас, дай мне мало времени, перед тем как я прекращу принимать по утрам отвар. Мне необходимо поразмыслить. Кроме того если он посчитает меня бесплодной, все равно не прекратит обожать и наслаждаться моим телом. Может, я и в действительности сумею хоть мало полюбить его, – попросила Ронуин.
– Она мыслит куда разумнее, чем я предполагал, – вмешался Баба Гарун, выступая из-за висевшего на стене ковра. – Не осудите меня за то, что подслушивал. Вы понимаете – я только выполнял собственный долг. Разве не я был с тобой рядом с самого твоего детства, госпожа Алия? Госпожа Hyp мудро оценила последствия столь важного шага. Что если халиф и в действительности полюбит ее сына больше, чем принца Мохаммеда? Вряд ли она будет поощрять подобные вещи, потому что по природе не зла и не тщеславна, но не в отечественной воле руководить эмоциями халифа. Тогда разразится настоящая трагедия – как для Синнебара, так и для всех нас. Прислушайся к Hyp, госпожа!
– Судьбу, дорогой Баба Гарун, не перехитришь. Недаром у иудеев имеется поговорка: «Человек предполагает, а Всевышний располагает», – тихо ответила Алия. – В случае, если Рашид хочет дитя от Hyp, ее долг – подарить ему сына либо дочь.
Но я готова выполнить ее просьбу и мало подождать, перед тем как она выполнит данный долг.
– Слушаю и повинуюсь, госпожа, – пробормотал евнух.
Ронуин послушно склонила голову перед первой женой халифа, но по окончании передала Найлек их разговор.
– Дитя! – была рада Найлек. – Чудесно, легко чудесно! Я сходу осознала, что всевышние радуются тебе! Госпожа Алия правду говорит: халиф обожает тебя. Многие в гареме сгорают от ревности, не смотря на то, что ты их кроме того не подмечаешь.
– Меня мутит от них, – отозвалась Ронуин. – Целыми днями ничего не делают, лишь лежат, едят сладости и прихорашиваются в надежде, что халиф их увидит. Мне куда увлекательнее общество госпожи Алии.
– В городе показался красивый юный музыкант. Голос у него как у соловья. Он поет в чайхане, и целый город сбегается слушать его по вечерам, – сказала Найлек. – Халиф повелел ему послезавтра прийти во дворец и развлечь нас игрой и песнями на лютне.
– Но как это допустимо? – удивилась Ронуин. – Мужчинам не разрешено видеть отечественные лица.
– Целый гарем, не считая тебя и госпожи Алии, рассядется в нишах, за занавесками. А вам дадут сидеть у ног халифа, в чадрах, очевидно, – пояснила Найлек. – Не считая вас, будет всего пара гостей; визирь, имам и казначей. Праздник в узком кругу.
– Я постоянно любила музыку, – задумчиво набралась воздуха Ронуин, – не смотря на то, что отечественная музыка совсем не такая, как у вас.
– Данный музыкант – чужеземец. Он и его приятели поют на различных языках. Может, и на твоем также.
– – Сомневаюсь, – покачала головой Ронуин. – Валлийский – тяжёлый язык. Практически такой же сложный, как арабский.
– На котором ты сейчас говоришь безупречно, – добавила Найлек.
– Значит, мы услышим их послезавтра? – уточнила Ронуин.
– Баба Гарун еще не сообщил совершенно верно. По крайней мере, не так долго осталось ждать.
Упоминание о редкостном развлечении всполошило целый гарем. Безотлагательно шились новые платья, ходили самые немыслимые слухи о костюмах жен халифа. Известие о том, что им предстоит сидеть у ног халифа, позвало бурю зависти.
– По какой причине им все возможно? Лишь по причине того, что они жены? визжала одна из наложниц, вмешивая в волосы жемчужные нити.
– Конкретно по причине того, что они жены и родили халифу детей, – одернула ее более разумная.
– Нет у Hyp никаких детей!
– Но она самая красивая в мире дама, и халиф ее обожает, – напомнила вторая.
Первая нехотя кивнула. Ни для кого не было тайной, что Рашид аль-Ахмет утратил голову из-за белокурой красивые женщины. Необходимо дать должное госпоже Hyp: она есть тише воды ниже травы, не обращая внимания на благоволение повелителя, и старается сохранять дружбу с госпожой Алией.
Сутки празднества все приближался, и беспокойство достигло высшей точки. Наконец как-то вечером Баба Гарун повел обитательниц гарема в тронный зал и приказал устроиться в нишах, за узкими занавесками, через каковые были только смутно видны их силуэты. Рашид аль-Ахмет восседал на золотом, украшенном драгоценными камнями низком троне, установленном на тёмном мраморном возвышении.
По правую руку сидел Мохаммед, его макушка чуть достигала коленей отца. Слева сидел второй сын. Омар. Правитель Синнебара был облачен в галабию из золотой парчи. Темноволосую голову венчал маленькой золотой тюрбан с огромным рубином в центре. Сыновья были в несложных белых галабиях, с непокрытыми головами.
Для Алии была намерено приготовлена красный шелковая подушка, положенная на одну ступень ниже возвышения.
На ней была красный аба в тон подушке, отделанная золотом и красиво оттенявшая волосы. Подушка Ронуин была из серебряной парчи и лежала на две ступени ниже возвышения. Несложная аба из бирюзового шелка, отделанного серебром, страно ей шла. Обе дамы были закутаны в прозрачные чадры, не смотря на то, что каждый, кто дал бы себе труд присмотреться, рассмотрел бы их лица. Но ни один мужик в зале не осмелился бы на подобную наглость.
При появлении музыкантов настала тишина. Все трое были в широких белых одеяниях, с накинутыми поверх бурнусами. Самый большой выступил вперед, двое сели на пол и стали настраивать инструменты.
– Повелитель, я начну с песни собственной отчизны, – заявил он.
Ронуин содрогнулась. Данный голос!
Музыканты заиграли привычную мелодию.
– Сестра, если ты тут, ответь, дабы я совершенно верно знал, что отыскал тебя, – пел Глинн. – Я так продолжительно был в пути. Спой мне, моя родная!
– Не подавай вида, брат, что определил меня! – прозвенел голос Ронуин. Быстро оборвав песню, она обратилась к халифу:
– Они поют песню моей почвы, на моем родном языке, повелитель. Певец приглашает всех, кто осознал его, подхватить мелодию. Прошу вас, разреши мне сделать это либо по крайней мере растолкуй, по какой причине не следует этого делать.
– Пой, моя прелестная золотая птичка, – великодушно разрешил халиф. – Я и не подозревал, что у тебя таковой прекрасный голос! Впредь ты будешь петь для меня одного, моя Hyp.
– Благодарю, повелитель, – поблагодарила Ронуин и опять запела:
– Он дал мне петь с тобой, потому что не знает, кто ты, брат мой. Но дабы не возбуждать подозрений, не затягивай песню.
– Я пришел забрать тебя к себе. Со мной От и Дьюи.
Сообщи, как возможно свершить неосуществимое?
– Оставайся в Синнебаре, брат, под любым предлогом и не вздумай рисковать. Я отыщу метод связаться с тобой. Пускай это непросто, но непременно все удастся. Будь терпелив и не покидай меня. А сейчас лучше закончить песню, дорогой брат. Как я грежу опять обнять тебя! – взвился под сводами зала звонкий голосок Ронуин.
– Сделаю все, как ты велишь, дорогая. Я не покину тебя. Не покину.
Глинн закончил песню громким аккордом и поклонился халифу.
– Сообщи, о чем вы пели, приятель мой? – полюбопытствовал Рашид.
– Это история вдовы, чей единственный сын отправляется на войну. Она опасается за него, в силу того, что с того времени не взяла ни единой весточки. Но в то время, когда надежда практически утрачена, сын возвращается и обещает ни при каких обстоятельствах больше не покидать ее. Это несложная и грустная баллада, но на данный момент я спою вам ту, что обожают обитатели Дамаска. Лишь… не соблаговолите ли растолковать мне, кто та женщина, что пела со мной?
– Моя вторая супруга, – ответил Халиф. – Она знает множество языков.
Ронуин чуть сдерживала беспокойство. Глинн! Ее братец! Как он попал ко мне? Свершилось чудо… А сейчас ей требуется еще одно.
Целую семь дней она раздумывала, что предпринять, и наконец осознала, что ей способен оказать помощь только основной евнух. Но согласится ли он? Чернокожий гигант владел неоспоримой властью в гареме. Кроме того Рашид аль-Ахмет обычно не ведал, что творится на женской половине дворца.
Ронуин отправила Садиру к главному евнуху прося о встрече. Возвратившись, та сказала, что Баба Гарун будет ожидать госпожу Hyp у себя в покоях через час.
– Что тебе необходимо от него? – с равнодушным видом спросила Найлек, вне всякого сомнения, умиравшая от любопытства.
– Как я сказала, халиф желает, дабы я родила ему ребенка, но я опасаюсь, что мой сын станет соперником принца Мохаммеда. Через чур я обожаю его мать, дабы становиться у нее на пути. Но она хочет, дабы я стала матерью.
Мы втроем разговаривали об этом недавно. Я давала слово, что сообщу Баба Гаруну о собственном ответе. Разве не он стоит на страже заинтересованностей халифа?
– Если ты родишь сына, никто не поручится, что Мохаммед останется наследником, – сообразила Найлек.
– Конкретно этого я и опасаюсь, – подтвердила Ронуин. – Мохаммед обязан остаться наследником для мира и безопасности в Синнебаре! А сейчас я обязана повидаться с Баба Гаруном.
Основной евнух уже ожидал Ронуин, мирно покуривая кальян.
– Садись, Hyp, – пригласил он, говоря о груде цветных подушек. – Что произошло? Должно быть, что-то ответственное, потому что раньше ты ни при каких обстоятельствах не пробовала потолковать со мной с глазу на глаз. – Прекрасные чёрные глаза вопросительно наблюдали на нее.
– Вот что, Баба Гарун, не смотря на то, что я никому этого не сказала, но считаю, что ты превыше всего ставишь благополучие госпожи Алии, – начала она и, помедлив, добавила:
– Кроме того выше заинтересованностей халифа.
Евнух без звучно кивнул.
– Продолжай, – приказал он так негромко, что она чуть расслышала.
– Я не желаю рожать детей повелителю. И думаю, в этом ты со мной согласен. Но какое количество еще мы сможем обманывать халифа и госпожу Алию? А вдруг меня вынудят родить сына… Поверь, кроме того Найлек вычисляет, словно бы он сможет занять место принца Мохаммеда в сердце отца и взять трон, что приведет к раздорам и распрям. А вдруг я решу эту головоломку перед тем, как она превратится в угрозу для Синнебара?
– Как конкретно? – вырвалось у Баба Гаруна, пораженного ее проницательностью.
– В случае, если меня тут не будет, значит, никакого сына не покажется, не так ли? – мягко узнала Ронуин.
– Предлагаешь, дабы я помог тебе бежать, – увидел евнух, сходу все осознав, – Да, – согласилась Ронуин.
– И как возможно выполнить твой замысел, дабы халиф не проведал и не приказал меня казнить? – улыбнулся Баба Гарун. – Мое падение неизбежно, а вдруг халиф отыщет тебя, сама знаешь, что будет.
– В первую очередь ты обязан поклясться, что не убьешь его. В случае, если я окажусь обстоятельством его смерти, мне не следует жить.
– Кого? – встрепенулся основной евнух.
– Моего младшего брата, – согласилась Ронуин.
– Но как… – начал Баба Гарун.
– Сперва клятва. Я знаю тебя как человека чести. Дай слово, и я все растолкую.
Евнух продолжительно раздумывал, перед тем как кивнуть:
– Отлично, я не убью твоего брата. Но поведай мне правду.
– Юный менестрель, певший в зале недавно, и имеется мой брат, Глинн ап-Ллуэлин. Он разыскивал меня и начал с того, что под видом песни задал вопрос, имеется ли в зале его сестра. Я ответила, и мы мало поболтали под музыку на отечественном родном языке. Он остался в Синнебаре в ожидании моих приказаний.
– Поразительно! – выдохнул Баба Гарун. – Совсем как в сказке!
– Я не желаю, дабы халиф продолжительно печалился. Он хороший человек, но я не обожаю его так очень сильно, как Алия, и жажду возвратиться к себе. В то время, когда мы отправились в крестовый поход, мой брат получал образование монастырской школе. Разумеется, определив о моем исчезновении, он ринулся на поиски. Мальчик неожиданно стал другом. Он отыскал меня, разве это не перст судьбы?!
Баба Гарун, как все уроженцы Востока, был очень суеверен и придавал значение чудесам и знамениям.
– Но в случае, если я соглашусь оказать помощь тебе, как осуществить побег? – допытывался он.
– Халиф не отпустит меня так легко, – начала Ронуин, и евнух в соответствии с кивнул. – Значит, необходимо, дабы для него я погибла. Он будет скорбеть, но непременно смирится с утратой.
– Вряд ли, – набрался воздуха Баба Гарун. – Он не из тех, кто легко мирится с потерей любви, но у меня имеется средство его утешить. В случае, если одна из дам Мохаммеда внезапно забеременеет и родит халифу внука, тот может отвлечься от собственной скорби и перенести все внимание на дитя. Будут сказать, что Аллах вознаградил его новой любовью за безвременно погибшую. И как ты собираешься погибнуть? Видно, все уже обдумала?
– Случайно упаду с той скалы, что высится на краю моего сада. В случае, если у подножия отыщут кости и пряди волос, посчитают, что мое тело объели дикие псы. Сам знаешь, волос для того чтобы цвета нет ни у кого в городе, и халиф поверит, что я разбилась.
– А я тем временем выведу тебя из дворца, – подхватил Баба Гарун. – Все это возможно легко выполнить за одну ночь.
Тебя, моя разумная красивая женщина, необходимо переодеть мальчиком.
Вы с братом присоединитесь к каравану, идущему на побережье, и через пара дней сможете сесть на судно, отплывающее на родину.
– Значит, ты согласен? – была рада Ронуин.
– Я помогу тебе, – решил Баба Гарун, – но лишь для счастья и безопасности моей дорогой госпожи. Она благородно говорит, что желание халифа должно быть выполнено. Ее воспитали так, что в первую очередь она думает о повелителе. Ты же, Hyp, сперва заботишься о себе. Я уже подумывал устроить так, дабы ты подхватила какую-то непонятную заболевание и погибла, перед тем как подаришь халифу дитя. В случае, если моя госпожа не может либо не хочет обезопасисть себя и собственного сына, значит, это обязан сделать я.
Таков мой долг. Но я не питаю к тебе злобы. Ты постоянно почитала и обожала Алию, исходя из этого я согласен на твой замысел.