Норман уже не слушал. Для чего он заявил, что в субботу никого не было? Данный человек обрисовывал ту самую девушку, он все о ней знал. Ну и что? Как он докажет, что женщина была тут, в случае, если Норман отрицает это? Сейчас уж не остается ничего другого, как продолжать все отрицать.
— Нет, опасаюсь, что ничем не смогу вам оказать помощь.
— Неужто это описание не подходит ни к одной из дам, останавливавшихся в мотеле несколько дней назад? В полной мере быть может, что она прошла регистрацию под чужим именем. Возможно, если вы разрешите мне заглянуть в издание регистрации…
Норман опустил руку на тяжелый том и покачал головой.
— Мне весьма жаль, господин, — сказал он. — Я не могу дать добро вам этого.
— Возможно, это вынудит вас передумать.
Мужик вложил руку во внутренний карман пальто, и Норман успел поразмыслить: «Весьма интересно, предложит он мне на данный момент деньги?» Мужик извлек кошелёк, но не стал вытаскивать оттуда банкноты. Вместо этого он раскрыл его и положил на стойку так, дабы Норман имел возможность прочесть, что написано на карточке.
— Милтон Арбогаст, — сказал мужик. — Занимаюсь проведением расследований для компании «Пэрити Мьючуал».
— Вы детектив?
Мужик кратко кивнул.
— И ко мне пришел по серьёзному делу, господин…
— Норман Бейтс.
— …Господин Бейтс. Компании необходимо, дабы я определил местонахождение данной девушки, и я буду признателен вам за содействие. Само собой разумеется, если вы не разрешите мне просмотреть ваш издание, я обязан буду обратиться к местным представителям власти. Да вы, возможно, сами понимаете, как это делается.
Норман не знал, как это делается, но одно он знал твердо: нельзя допускать, дабы местные чиновники совали ко мне шнобель. Он мешкал, его рука все еще покоилась на издании.
— А в чем дело? — задал вопрос он. — Что сделала женщина?
— Угнала машину, — пояснил господин Арбогаст.
— А, ясно. — Норман мало расслабился. Он уже сделал вывод, что в том месте было что-то важное, что ее разыскивают как пропавшую без вести либо за совершение настоящего правонарушения. При таких условиях расследование проводилось бы по всей форме. Но угнанная машина, тем более такая ветхая развалина… — Ну отлично, — сказал он. — Прошу вас, смотрите на здоровье, я лишь желал убедиться, что у вас все законно. — Он убрал руку.
— Еще бы, само собой разумеется законно. — Но господин Арбогаст не торопился раскрывать издание. Он вытащил из кармана какой-то конверт и положил его на стойку. Позже схватил издание, развернул его к себе и начал листать страницы, водя пальцем по столбцу фамилий.
Норман смотрел за перемещением этого пальца; нежданно палец остановился, с уверенностью ткнув в одну из записей.
— По-моему, вы говорили, что в эту субботу и воскресенье не было ни одного постояльца?
— Ну, я не помню, дабы кто-нибудь оказался. Другими словами в случае, если и были визитёры, то один-два человека, не больше. Настоящей работы не было.
— Как по поводу вот данной? Джейн Уилсон из Сан-Антонио? Она прошла регистрацию в субботу вечером.
— Ох, сейчас припоминаю; да, правильно. — Сердце опять, как барабан, застучало в груди; Норман понял, что сделал неточность, в то время, когда притворился, что не определил ее по описанию, но было поздно. Как сейчас растолковать все, дабы не позвать подозрений? Что сообщит детектив?
До тех пор пока что он ничего не сказал. Он поднял конверт со стойки и положил его на раскрытую книгу, дабы сравнить почерк. Вот для чего он вытащил конверт — в том месте был пример ее почерка! Сейчас он все определит. Он уже знает!
Норман осознал это, в то время, когда детектив поднял голову и внимательно поглядел на него. Сейчас, в то время, когда его лицо, затененное полями шляпы, было так близко, он имел возможность рассмотреть глаза. Холодные, бессердечные, опытные глаза.
— Да, это та самая женщина. Одинаковый почерк.
— В действительности? Вы уверены?
— Уверен так, что планирую снять копию, даже в том случае, если для этого потребуется судебное разрешение. Но я еще и не такое могу сделать, если вы не начнете сказать, и сказать правду. По какой причине вы солгали, словно бы ни при каких обстоятельствах не видели девушки?
— Я не солгал. Легко забыл, и все.
— Вы говорили, что отлично запоминаете постояльцев.
— Да, правильно, практически в любое время так и имеется. Лишь…
— Докажите. — Господин Арбогаст закурил сигарету. — К вашему сведению, кража автомобили — федеральное правонарушение. Вы так как не желаете, дабы вас привлекли за соучастие, а?
— Соучастие? Как я могу быть соучастником? Женщина приезжает ко мне, снимает номер, проводит в нем ночь и опять уезжает. Какое же тут соучастие?
— Сокрытие информации. — Господин Арбогаст глубоко затянулся. — Ну давайте, выкладывайте все начистоту. Вы видели девушку. Как она смотрелась?
— Совершенно верно так, как вы ее обрисовали, по-моему. В то время, когда она показалась, дождь лил, как из ведра. Я был занят и не очень-то ее рассмотрел. Разрешил ей расписаться в издании, вручил ключи, вот и все.
— Она сообщила что-нибудь? О чем вы говорили?
— Возможно, о погоде. Не помню.
— Она проявляла какую-либо нервозность, ощущала себя не в собственной тарелке? Что-нибудь в ее поведении приводило к подозрению?
— Нет. Полностью ничего. Легко еще одна туристка, так мне показалось.
— Что ж, отлично. — Господин Арбогаст сунул окурок в пепельницу. — Не произвела на вас полностью никакого впечатления, да? С одной стороны, с чего вам было подозревать ее в чем-то? А с другой — женщина особенной симпатии также не позвала. Другими словами никаких эмоций вы к ней не испытывали.
— Ну само собой разумеется нет.
Господин Арбогаст, как будто бы он был ветхим втором, согнулся к Норману.
— Тогда по какой причине вы пробовали прикрыть ее, притворившись, что совсем забыли про ее приезд?
— Я не пробовал! Я , честное слово. — Норман осознавал, что попался в ловушку, но больше детектив ничего из него не вытянет. — Чего вы пробуете достигнуть собственными клеветой? Желаете обвинить в том, что я помог ей похитить машину?
— Вас никто ни в чем не обвиняет, господин Бейтс. Мне просто-напросто нужна все данные об этом деле, больше ничего. Так вы рассказываете, она приехала одна?
— Приехала одна, арендовала комнату, уехала на следующее утро. на данный момент уже, возможно, за тысячу миль из этого…
— Возможно. — Господин Арбогаст улыбнулся. — Но давайте-ка не будем торопиться, вы не против? Возможно, все-таки вспомните что-нибудь. Она уехала одна, рассказываете? В то время, когда приблизительно это было?
— Я не знаю. Воскрестным утром я дремал в своей квартире.
— Тогда, значит, вы не имеете возможность совершенно верно знать, что она была одна, в то время, когда уезжала?
— Я не смогу доказать, если вы это имеете в виду.
— А тем вечером? Были у нее какие-нибудь визитёры?
— Нет.
— Совершенно верно?
— Полностью совершенно верно!
— С кем-нибудь она имела возможность видеться той ночью?
— Она была единственным постояльцем.
— Вы трудились тут один?
— Совершенно верно.
— Она не выходила из номера?
— Нет.
— Всю ночь? Кроме того не звонила по телефону?
— Само собой разумеется нет.
— Значит, не считая вас, не было человека, кто знал, что она тут?
— Я уже сообщил вам.
— А пожилая леди — она ее видела?
— Какая леди?
— В том месте, в доме сзади мотеля.
Норман почувствовал, как очень сильно бьется его сердце; на данный момент оно вырвется из груди. Он начал было: «Никакой пожилой леди…» — но господин Арбогаст еще не закончил.
— В то время, когда я подъезжал ко мне, то увидел, как она наблюдает из окна. Кто это?
— Моя мать. — Никуда не денешься, он обязан согласиться. Он на данный момент все растолкует. — У нее не сильный здоровье, и она не имеет возможности спускаться ко мне из дома.
— Значит, она не видела девушку?
— Нет. Она больна. Она оставалась у себя, в то время, когда мы ужи… — Неясно, как это произошло; — и все. Господин Арбогаст через чур скоро задавал собственные вопросы, он делал это специально, дабы запутать его, а в то время, когда упомянул Маму, то застал Нормана неожиданно. Норман имел возможность думать только о том, дабы обезопасисть ее, а сейчас…
Господин Арбогаст больше не смотрелся дружелюбным.
— Вы ужинали вместе с Мэри Крейн у себя дома?
— Легко кофе и бутерброды. Я… мне казалось, я уже сообщил вам. Ничего для того чтобы не было. Осознаёте, она задала вопрос, где возможно перекусить, и я сообщил — в Фейрвейле, но это практически двадцать миль пути, и был таковой ливневой дождь, что я пригласил ее зайти в дом. Больше ничего не было.
— О чем вы говорили?
— Да ни о чем особом. Я же сообщил вам, моя Мама больна и я не желал ее тревожить. Она всю неделю была больна. Возможно, вследствие этого и я был сам не собственный и начал все забывать. К примеру, забыл про эту девушку и про ужин. Легко вылетело из головы.
— Возможно, что-нибудь еще вылетело? Ну, скажем, вы с той девушкой позже возвратились ко мне и мало развлеклись…
— Нет! Ничего аналогичного! Как вы смеете сказать такое, по какому праву? Да я… я больше не буду с вами говорить. Я уже поведал все, что вам нужно. А сейчас уходите из этого!
— Отлично. — Господин Арбогаст надвинул на лоб стетсон. — Я уйду. Но сперва хотелось бы переговорить с вашей матерью. Может, она увидела что-нибудь, что вы забыли.
— Говорю вам, она кроме того не видела данной девушки! — Норман вышел из конторы. — И позже, вам запрещено с ней сказать. Она весьма больна. — В уши как будто бы бил барабан, приходилось кричать, дабы одолеть данный шум. — Я вам запрещаю заходить к ней!
— Тогда я возвращусь с ордером на обыск.
Сейчас Норман видел, что Арбогаст блефовал.
— Что за абсурд! Никто вам его не выдаст. Кто поверит, что я решил похитить ветхую машину?
Господин Арбогаст зажег новую сигарету и кинул спичку в пепельницу.
— Опасаюсь, вы не все осознаёте, — практически нежно сказал он. — Честно говоря, машина тут ни при чем. Желаете узнать, что случилось в действительности? Эта женщина, Мэри Крейн, похитила сорок тысяч долларов наличными у компании по продаже недвижимости в Форт-Уэрте.
— Сорок тысяч?
— Конкретно. Провалилась сквозь землю из города с деньгами. Сами видите, дело важное. Исходя из этого любая подробность возможно серьёзной, и я обязан поболтать с вашей матерью, с вашего разрешения либо без него.
— Но я же сообщил вам: она ничего не знает. И она чувствует себя не хорошо, весьма не хорошо.
— Обещаю вам не делать ничего, что имело возможность бы ее расстроить. — Господин Арбогаст сделал перерыв. — Само собой разумеется, если вы желаете, дабы я возвратился ко мне в сопровождении шерифа, с ордером…
— Нет. — Норман торопливо помотал головой. — Вы не должны так поступать. — Он лихорадочно пробовал придумать какой-нибудь выход, но становилось ясно, что сейчас выхода уже нет.
Сорок тысяч долларов. Неудивительно, что он так детально все выспрашивал. Само собой разумеется, ему дадут ордер на обыск, бессмысленно устраивать сцену. К тому же эта парочка из Алабамы. Словом, деваться некуда.
— Отлично, — сказал Норман. — Имеете возможность поболтать с ней. Но разрешите мне сперва сообщить Маме, что вы придете. Запрещено врываться к больной без предупреждения, тревожить ее. — Он направился к двери. — Вы подождете тут, на случай, в случае, если кто-нибудь приедет, отлично?
— О’кей, — кивнул Арбогаст, и Норман заторопился к дому.
Дорожка, которая вела к их дому на бугре, была не через чур крутой, но ему казалось, что он ни при каких обстоятельствах не доберется до двери. Сердце стучало, в ушах стоял звон, как будто бы возвратилась та ночь, и сейчас он осознавал, что на данный момент все стало в точности как в ту ночь, как будто бы она тянулась всегда. Нет ничего, что изменилось. Что бы он ни делал, от этого никуда не уйти. Возможно быть хорошим мальчиком, возможно быть взрослым: и то и другое одинаково безтолку. Нет ничего, что окажет помощь, в силу того, что он — это он, от себя никуда не уйдешь, и ему не совладать с этим. Он не в силах спасти себя и не в силах спасти Маму. В случае, если кто-нибудь и может что-то сделать, то лишь Мама.
Он открыл входную дверь, встал по лестнице и зашел к ней; он желал все поведать ей тихо, но, в то время, когда встретился с ней, мирно сидящую у окна, не смог сдержаться. Он начал дрожать, из горла вырвался всхлип, еще один, страшные всхлипывающие звуки, и он прижался головой к Маминой юбке и все поведал.
— Отлично, — сказала Мама. Она почему-то никак не удивилась. — Мы позаботимся об этом. Предоставь все мне.
— Мама… если ты скоро поболтаешь с ним, не больше 60 секунд, сообщишь, что не знаешь ничего, он уйдет.
— Но так как он возвратится. Сорок тысяч долларов — уйма денег. По какой причине ты ничего мне не сообщил об этом?
— Я не знал. Честное слово, ничего не знал!
— Я тебе верю. Лишь так как он не поверит — ни тебе, ни мне. Он, должно быть, считает, что мы сговорились с ней. Либо как-нибудь избавились от девушки, дабы заполучить деньги. Разве ты сам не осознаёшь?
— Мама… — Он закрыл глаза, не в силах наблюдать на нее. — Что ты желаешь сделать?
— Я желаю одеться. Нам нужно готовиться к приходу гостя, так так как? Я соберу собственные вещи и буду в ванной. Возвращайся и сообщи этому мистеру Арбогасту, пускай поднимается ко мне.
— Нет, я не могу. Я не приведу его ко мне, если ты планируешь…
И он вправду не имел возможности, не имел возможности сейчас кроме того шевельнуться. Он желал бы отключиться, но так как и это не окажет помощь, не поменяет того, что должно случиться.
Еще пара мин., и господин Арбогаст утомится ожидать. Он сам встанет к дому, позже позвонит в звонок, позже откроет ее и войдет. И когда он ступит вовнутрь…
— Мама, ну прошу вас, послушай, что я сообщу!
Но она не слышала, она была в ванной, наряжалась, наводила красоту, подготавливалась к приходу гостя. Подготавливалась.
И вот она выплыла наружу, в нарядном платье с оборками, со свежим слоем пудры и румян на лице, прекрасная, как картина. Радуясь, Мама зашагала вниз по лестнице.
Она успела пройти половину пути, в то время, когда раздался стук.
Это произошло: господин Арбогаст уже тут. Норман желал крикнуть ему, предотвратить, но что-то как будто бы застряло у него в горле. Он имел возможность лишь слушать. Бодрый голос Мамы: «на данный момент иду! на данный момент иду! Секундочку!»
Все вправду случилось за пара секунд.
Мама открыла дверь, и господин Арбогаст зашел вовнутрь. Посмотрел на нее и открыл рот, подготавливаясь что-то сказать. В эту секунду он поднял голову — вот чего ожидала Мама. Она взмахнула рукой, и что-то броское, блестящее, блеща, мелькнуло в воздухе: раз-два, раз-два…
Глазам было больно, Норман не желал наблюдать. Для чего — он и без того уже знал, что произошло.
Мама отыскала его бритву…
Норман улыбнулся пожилому парню и сказал:
— Вот ваш ключ. Десять долларов за номер на двоих, пожалуйста.
Его жена щелкнула замком сумочки.
— Деньги у меня, Гомер. — Она положила банкноту на стойку, кивнув Норману. Позже ее глаза, сощурясь, стали разглядывать его. — Что с вами, вам плохо?
— Я… легко мало устал, возможно. Ничего, пройдет. Я уже закрываюсь.
— Так рано? Я думала, мотели трудятся целыми сутками. Особенно по субботам.
— У нас на данный момент не довольно много визитёров. Помимо этого, уже практически десять.
Практически десять. Почти четыре часа. О господи!
— Ясно. Что ж, спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Они ушли, сейчас возможно отойти от стойки, возможно отключить вывеску и закрыть контору. Но сперва он выпьет, хорошенько выпьет, в силу того, что испытывает недостаток в этом. И не имеет значения, будет он пьяным либо нет, на данный момент все не имеет значения, все сзади. Сзади, а возможно, все лишь начинается.
Норман уже порядочно выпил. В первоначальный раз он выпил, в то время, когда возвратился в мотель, около шести, а позже уже додавал через любой час. Если бы не спиртное, он просто не выдержал бы, не имел возможность находиться тут, зная, что запрятано под ковром в холле дома. Да, он покинул в том месте все как было, не пробуя ничего трогать, ковер и накрыл это. Натекло много крови, но она не просочится через ткань. Тогда он больше ничего не имел возможности сделать. В силу того, что был сутки.
Сейчас, само собой разумеется, нужно будет вернуться в том направлении. Он строго-настрого запретил Маме что-либо трогать и знал, что она подчинится. Необычно, что она возвратилась в собственный прошлое состояние безразличия, сразу после произошедшего. Тогда казалось, что Маму нет ничего, что остановит, — состояние аффекта, так это, думается, именуется, — но, когда все было кончено, она просто завяла, и дальше было нужно ему взяться за дело. Он приказал ей возвратиться в собственную помещение и больше не показываться около окна, лечь и лежать, пока он не возвратится. И еще он закрыл дверь.
Но сейчас придется ее отпереть.
Норман закрыл контору и вышел из мотеля. Недалеко стоял «бьюик», «бьюик» мистера Арбогаста, припаркованный в том месте, где он его покинул.
Вот было бы превосходно за руль и уехать! Умчаться подальше из этого, покинуть все сзади и больше ни при каких обстоятельствах не возвращаться, ни при каких обстоятельствах! Подальше от мотеля и от Мамы, подальше от того, что лежит под ковром в холле!
На мгновение это желание, как будто бы волна, захлестнуло его, но только на мгновение. Позже все улеглось, и Норман пожал плечами. Ничего не выйдет, уж это он знал совершенно верно. Ни при каких обстоятельствах ему не умчаться так на большом растоянии, дабы быть в безопасности. И позже, его ожидает это, завернутое в ковер. Ожидает его…
Исходя из этого он сперва пристально осмотрел шоссе, позже взглянул, задернуты ли шторы на окнах номера первого и номера третьего, наконец залез в машину мистера Арбогаста и вынул ключи, каковые отыскал в кармане детектива. Весьма медлительно он подъехал к дому.
Целый свет был потушен. Мама дремала в собственной комнате, быть может, лишь притворялась, что спит, — на данный момент это его не тревожило. Основное — пускай не путается под ногами, пока Норман делает собственный дело. Он не желал, дабы Мама была поблизости: он снова почувствовал бы себя мелким мальчиком. Ему предстояла мужская работа. Работа для взрослого приятели.
Кто, не считая приятели, имел возможность связать края ковра и поднять его к тому же, что было в? Он пронес тяжелую ношу по ступеням, а позже положил на заднее сиденье автомобили. Он был прав — через плотную ткань не просочилось ни капли. Эти ветхие ковры с неотёсанным ворсом не пропускают влагу.
Миновав лес и добравшись до болота, Норман проехал по самому краю, пока не отыскал открытое место. Запрещено кроме того пробовать утопить эту машину в том месте же, где первую. Но тут место новое, думается, подойдет. Он применял тот же способ. На самом-то деле все было весьма легко. Умение приходит с опытом.
Лишь смеяться тут было нечему; тем более в то время, когда он сидел на пеньке у трясины и ожидал, пока болото не поглотит машину. В этом случае было еще хуже. Казалось бы, «бьюик» тяжелее и затонуть обязан стремительнее. Но пока он ожидал, прошел миллион лет, не меньше. Наконец — плоп! И все.
Ну вот. Он провалился сквозь землю окончательно. Как эта женщина со собственными сорока тысячами. Где же они были запрятаны? Само собой разумеется, не в сумочке и не в чемодане. Возможно, в сумке, где она держала смену белья, либо в самой машине? Нужно было все осмотреть — вот что ему следовало сделать. Лишь так как он тогда был не может на это, даже если бы знал про деньги. А если бы он их отыскал, кто знает, что бы произошло? Вероятнее, он бы выдал себя, в то время, когда показался детектив. В любой момент чем-то выдаешь себя, в случае, если гнетет чувство вины. Слава всевышнему — по крайней мере за это он должен быть благодарен, — не он совершил убийство. Да, он знал, что считается соучастником; иначе, он должен был обезопасисть Маму. Само собой разумеется, этим он защищал и себя также, но все, что он делал, он делал первым делом для нее.
Норман медлительно брел по полю. на следующий день он обязан будет приехать в том направлении на собственной машине с прицепом, опять выполнить то же самое. Но это чепуха если сравнивать с тем, что предстоит в доме.
Как и в любой момент, его цель — смотреть за Мамой.
Он все шепетильно продумал, но нужно принимать истинное положение дел.
Кто-нибудь непременно придет и начнет выяснять по поводу детектива.
Это было бы в полной мере логично. Компания — «что-то в том месте Мьючуал», — на которую он трудился, не примирится с его исчезновением до тех пор, пока не будет завершено расследование. Разумеется, он держал с ними сообщение, возможно, в течении всей семь дней систематично созванивался, либо как-нибудь еще. И само собой разумеется, в итогах заинтересована компания по продаже недвижимости. Как тут не быть заинтересованными, в случае, если речь заходит о сорока тысячах долларов.
Исходя из этого непременно нужно будет ответить на различные вопросы. Возможно, через пара дней, может, спустя семь дней, как при с данной девушкой. Но сейчас он был к этому готов. И кто бы в том месте ни показался, его рассказ будет четким и ясным. Он выучит собственную историю наизусть, будет репетировать, дабы позже ничего не сорвалось с языка, как сейчас. Никому не удастся разволновать либо запутать его, если он будет заблаговременно знать, что его ожидает. Уже на данный момент он прикидывает, что нужно сообщить, в то время, когда настанет урочный час.
Да, женщина останавливалась в мотеле. В этом нужно согласиться сходу, но он, само собой разумеется, ничего не подозревал, пока семь дней позднее не показался господин Арбогаст. Женщина провела в собственном номере ночь и наутро уехала. И ни слова о каких-нибудь беседах, тем более о том, что они совместно ужинали.
Вот что он сообщит: «Все это я сказал мистеру Арбогасту, но, думается, его бросился в глаза только то, что женщина задавала вопросы, на большом растоянии ли из этого до Чикаго и сможет ли она добраться в том направлении за один сутки?»
Это-то и заинтересовало мистера Арбогаста. Он сердечно поблагодарил Нормана, забрался в свой автомобиль и уехал. Все. Нет, Норман не имеет представления, куда он направился. Господин Арбогаст ничего ему не сообщил. Легко уехал, и все. В то время, когда это было? В субботу, приблизительно по окончании обеда.
Вот так оптимальнее , легко краткое изложение фактов. Никаких подробностей, ничего для того чтобы, что имело возможность бы привести к. Преступница, прятавшаяся от правосудия, ненадолго остановилась тут и отправилась собственной дорогой. семь дней спустя, идя по ее следу, прибыл детектив, узнал ответы на все вопросы и также уехал. Простите, господин, больше ничем оказать помощь не могу.
Норман понял, что сможет изложить все вот так, тихо и четко, в силу того, что В этом случае не нужно будет тревожиться за Маму.
Она больше не будет выглядывать из окна. Ее по большому счету не будет в доме. Пускай приходят со собственными ордерами на обыск — Маму им не отыскать.
Так он выполнит собственный долг оптимальнее . Это необходимо не только для его безопасности — первым делом он желает обезопасисть ее. Он все продумал и твердо решил поступить так, и он добьется, дабы его ответ было выполнено. Ненужно кроме того откладывать на завтра.
Необычно, сейчас, в то время, когда в принципе все было сзади, Норман чувствовал уверенность в собственных силах. Совсем не так, как было в прошедший раз, в то время, когда он абсолютно вышел из строя, в то время, когда главным было знать, что Мама тут, рядом. Сейчас основное — знать, что ее тут нет. И по сей день, в первоначальный раз в жизни, у него хватит духу заявить ей собственный ответ.
Он жёстким шагом встал наверх и в темноте дошел до ее помещения. Зажег свет. Она, само собой разумеется, была в кровати, но не дремала: не сомкнула глаз все это время, в собственные игры.
— Норман, господи, где ты пропадал до сих пор? Я так нервничала…
— Ты знаешь, где я был, Мама. Не притворяйся.
— Все в порядке?
— Само собой разумеется. — Он собрал побольше воздуха в легкие. — Мама, я желаю попросить тебя семь дней-вторую поспать в другом месте.
— Что такое?
— Я заявил, что должен просить тебя не дремать в данной комнате несколько недель.
— Ты в собственном уме? Это моя помещение.
— Я знаю. И не прошу тебя уйти из этого окончательно. Только ненадолго.
— Но я не осознаю для чего…
— Прошу вас, Мама, выслушай пристально и попытайся осознать. Сейчас к нам ко мне приходил человек.
— Возможно, не следует сказать об этом?
— Стоит. В силу того, что непременно кто-нибудь покажется и начнет выяснять по поводу него. А я сообщу, что он приехал, сразу же убрался из этого, и все.
— Ну само собой разумеется, ты это сообщишь, сыночек. И мы сможем наконец забыть обо всем.
— Допустимо. Надеюсь, так оно и будет. Но я не могу рисковать. Возможно, они захотят обыскать дом.
— Пускай. Его так как тут не будет.
— И тебя также не будет. — Он жадно втянул в себя воздушное пространство и скоро заговорил: — Я без шуток, Мама. Для твоей же безопасности. Я не могу разрешить кому-нибудь заметить тебя, как заметил сейчас данный детектив. Не желаю, дабы кто-нибудь начал задавать тебе различные вопросы, — и ты знаешь не хуже меня по какой причине. Этого нельзя допустить. Значит, для нашей общей безопасности нужно сделать так, дабы тебя просто не было тут.
— Что же ты планируешь сделать — запрятать меня в трясине?
— Мама…
Она начала смеяться. Это больше было похожим кудахтанье, и он знал, что сейчас, раз она начала, уже не остановится. Единственный метод вынудить ее прекратить — попытаться перекричать. Еще семь дней назад Норман ни за что бы не осмелился. Но то время прошло, сейчас он был вторым — и все около изменилось. Все изменилось, и он имел возможность принимать истинное положение дел. Мама была не просто нездорова. Она была психопаткой, страшной психопаткой. Он обязан держать ее в узде, и он сделает это.
— Заткнись, — звучно сказал он, и кудахтанье смолкло. — Забудь обиду меня, — мягко продолжил Норман. — Но ты обязана меня выслушать. Я все продумал. Я отведу тебя в подвал, в кладовую для фруктов.
— Кладовую? Но не могу же я…
— Можешь. И сделаешь это. У тебя нет выбора. Я позабочусь о тебе, в том месте имеется свет, я принесу раскладушку и…
— Не будет этого!
— Я не прошу тебя, Мама. Я растолковываю, как ты обязана поступить. Ты останешься в том месте , пока я не сочту, что опасность миновала и ты можешь опять жить тут. И я повешу отечественное старое индейское покрывало на стену, так что оно закроет дверь. Никто ничего не увидит, даже если они не поленятся спуститься в подвал. Лишь так мы оба можем быть уверены, что с тобой ничего не произойдёт.
— Норман, я отказываюсь кроме того сказать об этом! Я не покину эту помещение!
— Тогда нужно будет отнести тебя на руках.
Но он посмел. В итоге именно это он и сделал. Поднял Маму прямо с кровати и понес ее; она была легкой как перышко если сравнивать с мистером Арбогастом, и пахло от нее духами, а не застарелой сигаретной вонью, как от него. Она была через чур ошеломлена его поведением, дабы сопротивляться, лишь мало повсхлипывала, и все. Норман сам был изумлен тем, как легко это выяснилось, стоило лишь ему решиться. Господи, Мама легко больная пожилая дама, хрупкое, невесомое создание! И нечего ее опасаться. на данный момент Мама опасалась его. Да, в действительности. В силу того, что ни разу за все это время не назвала мальчиком.
— на данный момент приспособлю раскладушку, — сообщил он ей. — И ночной горшок также нужно…
— Норман, неужто нельзя не сказать с матерью на такие темы? — На мгновение ее глаза вспыхнули прошлым блеском, позже она увяла.
Он нервничал около нее, бегал за бельем, поправлял шторы на мелком окне, дабы обеспечить приток воздуха. Она опять принялась всхлипывать либо, скорее, бормотать тихо:
— Точь-в-точь тюремная камера, вот что это такое, ты желаешь посадить меня в колонию. Ты больше не обожаешь меня, Норман, в противном случае бы ты так со мной не обращался.
— Если бы я не обожал тебя, то знаешь, где ты была бы на данный момент? — Он не желал сказать это ей, но в противном случае не имел возможности. — В военного госпиталь штата для душевнобольных преступников. Вот где ты была бы.
Он отключил свет, гадая, услышала ли она эти слова и дошел ли до нее суть сообщённого.
Разумеется, она все осознала, в силу того, что, в то время, когда он уже закрывал за собой дверь, раздался ее голос. Он был обманчиво мягким в наступившей темноте, но почему-то слова резанули Нормана, резанули глубже, чем бритва по горлу мистера Арбогаста.
— Да, Норман, полагаю, ты прав. Возможно, в том месте я и была бы. Но я была бы в том месте не одна.
Норман захлопнул дверь, закрыл ее и отвернулся. Он не был уверен, но, думается, спеша вверх по ступеням, все еще слышал, как Мама тихо хихикает в темноте подвала.
Лайла и Сэм сидели в задней комнатке магазина и ожидали, в то время, когда покажется Арбогаст. Но с улицы долетал только простой шум субботнего вечера.
— В городе наподобие этого сходу возможно выяснить, что сейчас вечер субботы, — увидел Сэм, — по звукам, доносящимся с улицы. Забрать, например, шум автомобилей. Сейчас их больше, и двигаются они стремительнее, чем в большинстве случаев. В силу того, что в субботний вечер за руль садятся дети. А все это дребезжание, скрип тормозов? Останавливаются десятки автомобилей. Фермеры со всей округи, с семьями, приезжают на собственных древних развалюхах в город повеселиться. Рабочие наперегонки торопятся занять место в ближайшем баре. Слышите, как шагают люди? И это звучит сейчас как-то особенно, по-субботнему. А топот бегущих ног? Дети резвятся на улице. В субботу вечером возможно играться допоздна. Не нужно думать о домашних заданиях. — Он пожал плечами. — Само собой разумеется, в Форт-Уэрте значительно больше шума в любой вечер семь дней.
— Да, возможно, — сообщила Лайла. — Сэм, где же он? на данный момент уже практически девять.
— Вы, должно быть, проголодались.
— Да нет, при чем тут это. По какой причине его все нет и нет?
— Возможно, задержался, может, отыскал что-нибудь ответственное.
— Имел возможность бы по крайней мере позвонить. Так как знает же, как мы тут переживаем.
— Ну подождите еще мало…
— Я устала ожидать! — Лайла поднялась, оттолкнув стул. Она принялась ходить взад и вперед по узкому пространству маленькой комнатки. — Мне сначала не нужно было соглашаться. Нужно было сходу пойти в полицию. Целую семь дней лишь и слышно — подожди, подожди, подожди! Сперва данный господин Лоури, позже Арбогаст, а сейчас еще вы. В силу того, что вы все думаете о деньгах, а не о моей сестре. Никого не тревожит будущее Мэри, никого, не считая меня!
— Неправда, вы же понимаете мои эмоции к ней.
— В то время как вы имеете возможность это терпеть? Сделайте что-нибудь! Что же вы за мужик, в случае, если в такое время сидите и разводите какую-то доморощенную философию?