– Женя, это Зарина. Зарина, это Женя, – по-несложному познакомил он меня с подругой Алены.
– Весьма приятно! – сообщили мы друг другу затертую фразу и обменялись очень нескромными взорами. Обязан согласиться, что подобные девушки ни при каких обстоятельствах не были в моем вкусе, но Зарина (кстати, очень необыкновенное имя), без сомнений, чем-то завлекала к себе внимание. Кареглазая блондинка, подстриженная под каре, среднего роста, не то дабы стройная, но видно, что смотрит за фигурой. По манере наряжаться нельзя сказать ничего определенного.
– А Жека уже успел взять ранение.
Брови Зарины от удивления взметнулись вверх маленьким, чуть уловимым перемещением.
– Да хорошо.
В голосе открыто звучало недоверие, за которым пряталась усмешка. Не знаю, как Иван, а я сходу осознал, чем эта усмешка была позвана. Она наивно полагала, что ранен я в сердце, и обстоятельство ранения не кто-нибудь, а она сама. Ни при каких обстоятельствах не обожал в девушках такую слепую самоуверенность, в то время, когда они считаюм, что раскрыли умный план юноши, которым сейчас без особенного труда возможно руководить.
Я так же улыбнулся ей в ответ и указал на достаточно глубокую борозду на виске, покинутую острым шипом.
Сейчас она осознала, что я почему-то не поддаюсь ее логике, а я в ней, как в человеке, что всем своим видом говорит о том, что знает, как жить, а в действительности ничем от вторых не отличается. Тут уже очень сильно отдает гордостью.
До тех пор пока Иван мирно общался со своей возлюбленной, я открыто прикалывался над Зариной. Она любой раз обижалась, но вторых собеседников поблизости не было, и она все время шла на мировую. Я лишний раз убедился, что такие люди без общества не смогут прожить и 60 секунд. Им легко нужно неизменно над кем-то возвышаться. А тут, блин, не получается!
Наконец, я сделал вывод, что с нее до тех пор пока хватит, и начал жарить над костром сосиску, нанизанную на долгий шампур. Если вы думаете, что это пятиминутное дело, то ошибаетесь, а вдруг и не ошибаетесь, то легко меня не понимаете. Я жарил сосиску около часа. В итоге сверху она покрылась хрустящей корочкой, а в достаточно недурно прокоптилась. Вид, действительно, стал совсем не товарный, чего я и получал, дабы проверить, какого именно недочёта в Зарине больше – брезгливости либо все же гордости. В случае, если гордости, то обязательно попросит попытаться каким-нибудь приказным тоном, а вдруг брезгливости, то кроме того и не посмотрит в сторону сосиски, которая снаружи смотрелась, как минимум, горелой, в противном случае и по большому счету как уголек продолговатой формы.
Оказалось, что всего поровну. Сперва она попросила (по всей видимости, очень сильно наряду с этим сомневаясь, что я дам), а позже объявила, что такое имеется ни при каких обстоятельствах не станет. А напрасно. Я так как людям ничего нехорошего в большинстве случаев не предлагаю. Ну, да хорошо, мне же лучше. Съем сам.
Позже пришла идея заварить чай из листьев боярышника, за которыми, кстати, я отправился вместе с Иваном.
– По какой причине это ты всегда ссоришься с Заринкой? – задал вопрос мой лучший приятель, в то время, когда место отечественного временного лагеря скрылось из виду.
– Неприятность не во мне, а в ней. Так что и сказать на эту тему необходимо не со мной.
Иван знал, что я никого напрасно обижать не буду. Кроме этого он отлично знал Зарину и, само собой разумеется, все осознавал.
– Я знаю. Но тебе необходимо забрать себя в руки и постараться отыскать с ней неспециализированный язык.
Вот это номер! Меня задело не то, что просьба отыскать неспециализированный язык с Зариной равнялась просьбе стать для нее подстилкой, об которую вытирают ноги. Меня задело кроме того не то, что мой лучший приятель, с которым мы в прямом смысле прошли пламя, медные трубы и воду (это отдельная история) и стали роднее и ближе, чем братья, попросил меня об этом. Меня задело то, что он чего-то не договаривал. И это «что-то» было, без сомнений, крайне важным. Мы в любой момент все говорим друг другу, ничего не скрывая. И в случае, если что не так, сходу даем об этом знать. Исходя из этого я напрямую задал вопрос:
– В чем дело?
– Значит, осознал, что что-то не так?
– Ха! Еще бы! Сперва я пологал, что ты решил меня с ней свести. Но сейчас светло: все намного запутаннее и важнее. Не знаю кроме того, что и предположить.
– Все существенно проще, чем ты думаешь.
– Быть может, лучше растолкуешь?
– Само собой разумеется. Я в октябре женюсь. Ты – друг, Зари- на – подружка. Исходя из этого тебе нужно отыскать с ней неспециализированный язык. Хотя бы на время.
Новость была неожиданностью. Другими словами я знал, что у Ивана с Аленой все без шуток, но… Меньше, нет слов.
Сейчас, по крайней мере, все стало на собственные места. Алена выбрала Зарину на роль подружки, выходит, они лучшие подруги. Я буду другом со стороны Ивана, как его лучший приятель, которого кроме того задавать вопросы не нужно – все равно соглашусь, куда денусь. В итоге нас знакомят в привычной мне обстановке, дабы я абсолютно определил Зарину, которая со своей стороны обо мне не будет знать ничего. Ей нужно будет полагаться на собственный первое чувство, которое часто бывает ошибочным. В любом случае я остаюсь в выигрыше. Хотя бы в силу того, что передо мной разложили все карты. Тут уж грешно проявлять недовольство.
В общем, все просчитано в духе Ивана, в противном случае и быть не имеет возможности.
– Что сообщишь?– задал вопрос он.
Что тут возможно сообщить? Он и сам все замечательно осознаёт. Ему – девятнадцать, Алене также где-то так (либо на год меньше), друг друга безумно обожают, оба не так долго осталось ждать доучатся в педагогическом училище. Возможностей никаких, но, зная темперамент Ивана, возможно быть уверенным, что брак будет продолжительным и радостным. Решение принято железно, поменять его уже не сможет никто. Против я либо за? Какая сейчас отличие?
– Я в любой момент с тобой, – был мой ответ.
Иван понимающе кивнул.
– Я, возможно, многого желаю, но с Зариной ты все же обязан поладить.
– О чем обращение! Сейчас я готов пересмотреть собственные взоры на эту личность.
– Снова над ней издеваешься?
Тут весьма подходит фраза: «А че? Я – ниче!». Но тогда я еще не был знаком с тем человеком, от которого в первый раз ее услышал (вернее, не был знаком так близко, дабы такое услышать, но это опять-таки вторая история).
– И что прикажешь с ней делать?
– Не знаю, тут уже начинаются твои неприятности.
Нелишне будет упомянуть, что в данный сутки неспециализированного языка я с ней не отыскал.
В общем, наверное, «тосковать» точно не придется, но «раскачали под ногами асфальт» так, что, мама, не горюй. Особенно выбивало из колеи то, что моя дружба с Иваном давала слово перейти на другой уровень: супружеская жизнь очень сильно меняет человека, но непременно это должно было произойти.
Глава 2
Вот и бьем мы зеркала с плеча.
Вот и выпиваем мы вино, как чай.
И летает голова то вверх, то вниз.
Это вам не лезгинка, а твист.
В действительности нас не два, а три приятеля: я, Артур и Иван. Легко с Иваном я общаюсь намного чаще, поскольку Артур неизменно занят. Но это никак не отражается на отечественной дружбе.
Примерно через месяц, 31 сентября 2005 года, я вместе с Артуром был под Горячим Ключом на Первом слете православной молодежи в составе группы из ДВПО «Разведчик». Отечественной задачей было совершить показательные выступления. Другими словами как-нибудь красиво помахать руками, ногами и не меньше красиво упасть, дабы затем еще и встать будто бы ничего не случилось. Все прошло достаточно хорошо, зрителям понравилось. Позже нас автобусом доставили в Краснодар, а оттуда меня и Артура забрал его папа. На половине пути до Усть-Лабинска именно позвонил Иван.
Дело в том, что на следующий день должна была состояться его свадьба. И не только его. У Ивана имеется еще два родных брата – Павел и Алексей (оба старшие). 1 октября планировалось сыграть тройную свадьбу. А сейчас, так сообщить, подготовительный сутки. Все деятельно готовятся к грядущему торжеству, а я, видите ли, прохлаждаюсь на Первом слете православной молодежи.
Другими словами, позвонил Иван часов в восемь вечера. Интересовался, в то время, когда я прибуду в Усть-Лабинск. Они в том месте всей толпой украшают местную кафешку и весьма желали бы встретиться со мной до свадьбы.
– Особенно Заринка, – почему-то добавил он.
– Да? Желаю тебя огорчить, приеду мин. через сорок.
– Поздновато будет.
– Я в курсе.
– Дать трубку Зарине?
– У меня имеется выбор?
Ответа не последовало, но по весёлому голосу, что вскрикнул: «Привет!», я осознал, что ответ отрицательный. Она продолжительно сказала, как им в том месте радостно надувать шарики и вывешивать их на стены, допытывалась, на каком стуле мне хотелось бы сидеть – тёмном либо коричневом. Выяснив, что сама она будет сидеть на тёмном, я не раздумывая выбрал коричневый, по окончании чего она обиделась.
– Иван также выбрал коричневый, – сказала она мне погрустневшим тоном и внезапно задала вопрос: – Ты не так долго осталось ждать будешь?
– Вряд ли.
Мы обменялись еще несколькими фразами, и разговор был окончен.
Утром мы с Артуром рванули на рынок за цветами. Иван звонил каждые пять мин. и задавал вопросы, не так долго осталось ждать ли мы возвратимся. Возвратились мы достаточно не так долго осталось ждать, в этот самый момент все понеслось: благословение женихов, выкуп невест, загс, поездка на мост, дабы выкинуть свадебные букеты в Кубань.… И все в темпе, везде суматоха, суета, и я где-то в центре этого сумасшествия.
Не обращая внимания на то что Зарина была все время рядом, мы практически не говорили. Лишь при крайней необходимости. В итоге ей так понравилось, что я над ней не издеваюсь, что она решила меня похвалить:
– Вот видишь, сейчас ты ведешь себя нормально. Что с тобой было тогда в лесу?
Ну что я имел возможность ей ответить? Что у нее темперамент не фонтан? Но я также не ангел. Просто не лажу с таким типом людей. Тем более что ситуация очевидно не помогает на данный момент говорить на такие философские темы.
В общем, отдышаться удалось уже в кафешке. Заринка на мосту успела «накидаться» (выпила бокал рюмок шампанского и пару водки), но пока еще держалась. По окончании того как мы проворонили туфельку невесты, она великодушно выпила полбутылки вина за нас обоих. Действительно, перед этим мне было нужно потаскать ее на себе семью разными методами. В большинстве случаев я не задаю вопросы девушек, сколько они весят, но тут не удержался. Ответа, конечно, не взял. Ближе к вечеру мне стало жалко, что все около навеселе, а я – ни в одном глазу. Было нужно просить Артура, дабы он выкрал другую туфельку. Дело провернули, вино досталось мне, начало пьянке было положено. Время я проводил с мужской компанией, а Заринке требовалось мое внимание. В итоге ей надоело за мной бегать, и она схлестнулась с другом среднего брата Ивана – Павла. Его (друга), кстати, также Женей кликали. Она, возможно, считала, что это меня зацепит, но просчиталась.
Гулянье тем временем усиливалось . Многие успели протрезветь и пошли по второму кругу. Я также не отставал. Перешел на водку, дело пошло. Танцы, кругом люди, долбит музыка – радостно! Если не изменяет память, под конец кроме того танцевал медляк с подружкой Павла.
В то время, когда все закончилось, все куда-то быстро потерялись, и пара добровольцев, среди которых был я, вызвались прибрать помещение. Позже с Артуром пошли провожать какую-то девушку, с которой он познакомился. Я был уже пьян в доску и нес всякую чушь. Но честно в начале пути предотвратил, дабы меня одергивали. И меня одергивали. Каждую 60 секунд. Под конец меня это дотянулось, но обижаться было бы довольно глупо – сам виноват. К себе попал под утро.
Глава 3
Может, этого я ожидал всю жизнь.
Отворись, сим-сим! Звезда, зажгись!
Пускай летает голова то вверх, то вниз.
Это вам…
Проснулся утром в девять часов в собственной постели благодаря будильнику. На шее – картонная медаль с надписью «Самому надежному свидетелю». В кармане штанов (я так и дремал в рубашке и брюках, пиджак валялся на полу) лежит какая-то зеленая полутораметровая лента. По какой причине будильник заведен на девять? А! В десять необходимо быть у Ивана! Где галстук? Мин. через двадцать я отыскал его в нагрудном внутреннем кармане пиджака. Но надевать передумал.
Через полчаса собрался, вышел на улицу и встретил Артура.
– Ты ко мне?
– Само собой разумеется. День назад же у тебя встретиться договорились. Не не забываешь?
– Что-то припоминаю. А для чего?
– Дабы к Ивану пойти.
– Да? Ну, пошли!
– Пошли.
Артур день назад не выпивал. Он по большому счету не выпивал ни при каких обстоятельствах в жизни и вряд ли заберёт в рот хоть каплю спиртного напитка.
А у Ивана во дворе уже собралась масса людей народу. Нам – сразу же штрафную. Было нужно принять двойную дозу – выручать Артура. Если бы к нам не подошел Иван, из-за стола выползли бы весьма не скоро. А так пошли на рынок за мясом для шашлыков. С нами отправилась Алена.
– А ты молодец,– сообщила она мне,– помог день назад убрать. Заринка, например, самая первая слиняла. Подружка еще именуется.
Но совсем загордиться мне не дали. Стали дружно подкалывать, что подружку увел второй друг. А че? Я – ниче. И по большому счету – ля-ля-ля, тополя!
Вечером, в то время, когда мы нажарили шашлыков, вся молодежь собралась на заднем дворе снимать пробу. Под водочку. Я сделал вывод, что пьянствовать пора завершать, и наслаждался трезвостью собственных мыслей. Через время все разбрелись по парам, и я нежданно остался один. Таков удел начинающих писателей. Везде быть, все запомнить, все испытать, но не покинуть по окончании себя следов нахождения, дабы позже все обрисовать со стороны. Не смотря на то, что, нет. Не оставлять следов – это уже привычка, купленная благодаря разным военно-патриотическим клубам, каковые в свое время менял как перчатки. Не смотря на то, что какая на данный момент отличие, откуда что берется? Факт остается фактом – я опять один, я опять лишен общества. Около куча народу, но всем не до меня. И что самое необычное – я сам на данный момент не настроен ни на какое общение. Какое мне дело до общества, которому, кстати, до меня нет никакого дела, в то время, когда над головой блещут мириады звезд, причудливо уложенных в разнообразные фигуры, в то время, когда так ярко светит луна, которая также одинока, но ни при каких обстоятельствах на это не жалуется; в то время, когда свежий ночной ветерок нежно треплет волосы. Чего еще возможно хотеть? Само собой разумеется, у каждого собственный мнение на данный счет. Вы имеете возможность вычислять меня философом, романтиком, хоть психом-одиночкой. Мне все равно. Данной ночью имеется лишь я и небо. Данной ночью все другое лишнее.
Глава 4
Лишь улицам знаком закон второй –
Талисманы, пистолеты стерегут покой.
И летает голова то вверх, то вниз.
Это вам не лезгинка, а твист.
Подводя итог я обязан кратко поведать, что из всей данной истории оказалось. самоё – главное и Первое – как изменилась отечественная дружба с Иваном? С уверенностью отвечаю: никак. Мы так же, как и прежде захаживаем друг к другу к себе домой, иногда бегаем в лес отдыхать. Все осталось как раньше.
на данный момент у него уже появился сын, с Аленой не ссорится. Понемногу трудится, как-то крутится и, наверное, в полной мере доволен собственной новой судьбой. Имеет отдельную квартиру, пока не собственную, но на первых порах большего не нужно.
Артур все так же в делах. Летом махну с ним на военно-полевые сборы юга России. Мы легко обязаны сейчас порвать москвичей (это еще одна отдельная история).
Заринка провстречалась с Жекой (другом Павла) с полгода. Он серьезно надумал на ней жениться, а она умотала в собственный Майкоп и стала женой адыгейца. на данный момент Жека в запое.
Думается, настала пора поведать о себе. А говорить особенно нечего. Обучаюсь медлено в сельхозе, ничего в моей жизни не поменялось. Пишу иногда такие вот маленькие рассказы. Так же, как и прежде «летает моя голова то вверх, то вниз», так же, как и прежде пробую отыскать себе место в жизни, так же, как и прежде равнодушно отношусь к точке зрения окружающих и так же, как и прежде один. Не смотря на то, что… имеется тут в Краснодаре один вариант, но это опять-таки вторая история.
А че? Я – ниче!
ПЕСНЯ
Этим субботним осенним вечером я и мой дорогой друг Коля, как в большинстве случаев, сидели на лавочке наоборот фонтана в историческом центре города с пустыми мыслями и верной гитарой. А что еще необходимо двум молодым людям, у каждого из которых собственная жизнь, собственные неприятности, собственные взоры на происходящее, каковые видятся каждые выходные, дабы снять напряжение, поделиться последними новостями? Само собой разумеется, нам небезразлична жизнь друг друга, но, живя в другом городе, я невольно начинаю погружаться в окружающую обстановку и исходя из этого достаточно редко о нем вспоминаю. А жаль, в силу того, что Коля – настоящий приятель, и он превосходно меня осознаёт.
на данный момент он сидит рядом со мной и играется замысловатые мотивы перебором, понемногу распеваясь. Наконец, выплеснув все эмоции в музыку, сообщает гитару мне со словами:
– На, Жека, сыграй что-нибудь.
Что сыграть? Это в любой момент сложный вопрос. Эстрадные песни уже давно не приводят к, в особенности по окончании того, как сам начинаешь писать. Тогда начинаешь лучше разбираться в смысле фраз и слов, находишь довольно много несостыковок в песнях, а слушатель так как обязательно припишет их исполнителю, другими словами мне, а не автору. Исходя из этого предпочитаю петь что-то из собственного произведения. По крайней мере, при чего винить будет некого, не считая самого себя.
– Одна из последних песен, о которой я сказал, – сделал я краткое вступление и, забрав привычный аккорд, ударил по струнам.
Не желаю останавливаться на данной песне, в силу того, что сходу отнес ее к разряду разовых, каковые играются лишь один раз по окончании того, как придумываются, а позже откладываются в дальний коробку стола, в силу того, что самому чем-то не нравятся. Не осознаю чем. Окружающие, в большинстве случаев, в восхищении, а меня это бесит. В песне же что-то не так, как возможно этого не подмечать?
И вот, в то время, когда я доигрывал последний проигрыш, к нам подошли Ира с Аленой. Ира – бывшая женщина Коли, с которой он расстался пять месяцев назад, сам того не хотя. С ним мы по этому поводу написали песню (я – слова, Коля – музыку), в которой все детально обрисовано. Коля в действительности до сих пор ее обожает, но на данный момент они просто приятели.
Итак, я доиграл мотив и поздоровался с уже подсевшими к нам девушками. Коля сразу же начал расспрашивать Иру о ее жизни. Так уж у них повелось по окончании разрыва взаимоотношений – делиться между собой новостями. Я в любой момент с интересом замечаю это со стороны, в силу того, что видно, что раздельно друг от друга им тихо не живется. Оба делают вид, что все идет как нужно, что порознь намного лучше, что около много других увлекательных людей. Но я не первый год знаю Колю, да он от меня ничего и не скрывает. Не имеет возможности без нее, обожает. А она? Точно не знаю, но ведет себя как-то неестественно.
В который раз прокручивая в голове подобные мысли, я начал тихо наигрывать следующий мотив, делая вид, что мне совсем неинтересно происходящее около. Так оно, но, и было. В то время, когда пою что-то собственный, всегда погружаюсь с головой в личный «загадочный», как выразилась одна журналистка, мир. Заново осмысливаю отложившиеся в памяти строки, снова переживаю события, каковые побудили написать ту либо иную песню. И в который раз убеждаюсь, что абсолютно в мой мир лучше не погружаться. С одной стороны, он полон красоты и хороша, нежности и любви, но в случае, если хорошенько присмотреться, то возможно заметить боль сторону – и другую суровость, ожесточённую правду судьбы.
Допев очередную песню, я справился с нахлынувшими эмоциями и передал гитару Коле.
– на данный момент будет печальная песня, – начал с маленького вступления мой дорогой друг, обращаясь конкретно к Ире, – которую мы написали вместе с Жекой (кивок в мою сторону).
– Лучше не следует, – ответила на это она, почуяв неладное.
– Я все-таки спою. Песня написана пять месяцев назад. Она так и не была спета тому, кому предназначалась, не отыскала еще собственного главного слушателя.
И пальцы забегали по струнам, высекая грустный и отчетливый мотив из самого сердца гитары. Перебор. По части переборов Коля – настоящий мастер.
Они расстались, как в большинстве случаев расстаются
в нашем мире:
Без суеты, безотлагательно и не со зла.
А он-то пологал, что любовь его сломать
никто не в силах,
Но вот письмо. А в нем ответ:
«Мы только приятели…».
А он желал ее одну обожать,
Цветы дарить и на руках носить.
Он на вторых девчонок не смотрел
И в той любви, как в пламени, горел.
Потом прекрасный и печальный перебор сменился жёстким и безжалостным боем, а голос приятеля купил несокрушимую твердость, которая в свое время помогла ему все это пережить:
Душа рвалась на части, как струна.
Катитесь все вы к линии окончательно!
И в никуда летят слова.
Он осознал, что все было не серьезно.
Осталась боль, но не осталось слез,
И те слова: «Мы только приятели…».
И снова перебор. По окончании непродолжительного проигрыша:
И как с такою мыслью в жизни быть?
Он встал с колен и дальше начал жить.
Но боль в душе делается сильней,
В то время, когда он опять думает о ней.
И светло: жизнь – не детская игра,
Не от него зависела будущее,
И прошлого обратно не вернуть.
Но он начнет в той жизни новый путь.
– Все…
Ира еще в начале отвернулась в сторону и еле слышно расплакалась. Но, без сомнений, слышала каждое слово.
– Я же сказала, что лучше не нужно…
Всхлипывая, она поднялась с лавочки и медлительно побрела по выложенному плиткой тротуару.
Мне были мало понятны ее эмоции, и я готов был поспорить с кем угодно, что Коля ей до сих пор небезразличен.
Сам же он сидел рядом с видом человека, у которого гора с плеч упала.
– Сейчас я ей сообщил все, что желал сообщить все эти пять месяцев.
Я не весьма разделял его оптимизм. Последствия этого поступка непредсказуемы. И за самый нехороший финал я сам перед собой в ответе. А это самое ужасное. Слова к песне так как я написал. Значит, я – палач, нанесший расчетливый, хладнокровный и правильный удар, а Коля – судья, вынесший решение суда и давший указание, в то время, когда и где нанести данный удар, что пришелся прямо в открытую душу жертвы.
Алена в нерешительности встала с лавочки и неуверенно взглянуть на нас. Она все осознавала, но случившееся было через чур уж неожиданным. Кроме того для меня.
Следующим вечером я шел по улицам совсем другого города, в полусотне километрах от Коли и всей его жизни. Из головы никак не выходили вчерашние события, душа не имела возможности успокоиться. Мысли выбивали из колеи и сводили с ума. Целый сутки ничего не клеилось, все валилось из рук. В то время, когда я, наконец, примирился с самыми нехорошими последствиями поступка приятеля, раздался звонок телефона. Я дотянулся мобильник из кармана. Звонил Коля.
– Да?.. – навязчивые мысли снова завладели мозгом.
– Здравствуй, Жека! – голос приятеля, как в любой момент, был весёлым. – А мы с Ирой помирились! Совсем помирились!
– Вот это новость! Рад за вас! – сразу же отозвался я, честно радуясь. И внезапно почувствовал, что В этом случае и у меня гора с плеч упала.
Роман ПОНОМАРЕНКО,
студент 5-го курса
юридического факультета
СКОМКАННЫЙ ЛИСТ
Муниципальный автобус совершал собственный простой маршрут. На каждой остановке кто-то входил, нагруженный сумками, довольный идеальной на рынке приобретением, либо грустный оттого, что денег осталось меньше, чем ожидалось. А кто-то, шурша безлюдными пакетами, лишь планировал выйти из муниципального транспорта.
в наше время выходной, и где, как не на рынке, оптимальнее совершить первую половину дня. В мелком городе и делать-то больше нечего, когда наблюдать телевизор либо гулять но рынку. Конкретно гулять, в силу того, что многие идут в том направлении с целью этого. Не имеет значения, что денег от последней заработной плата в далеком прошлом не осталось, основное, что на рынке возможно встретиться со привычными, определить последние известия. Нет человека, который знает, откуда берутся эти новости, но все с радостью верят не обращая внимания на их нелепость.
– Понимаете, в Японии человек из-за собаки от СПИДа погиб. Укусила его, тварь, за ногу. Видишь, как не редкость, сам в новостях слышал, так что бороться нужно с этими шельмами, – сказал мужик средних лет.
– Да все американцы проклятые, линия бы их… – отзывался на это второй.
– Люба, воображаешь, Саша меня так обожает, что желал мне сердце и руку предложить, но сравнительно не так давно утратил кошелек, так что со свадьбой нужно будет подождать, – тараторила прекрасная, но жеманная женщина, теребя в руках носовой платок.
Все торопились на рынок послушать последние известия, прицениться, быть может, и приобрести чего. Автобус, как в любой момент, был битком набит простыми людьми, пока на одной из остановок в него не вошел человек, отличавшийся от остальных пассажиров.
– Что за алкоголик ко мне лезет? – послышалось откуда-то позади.
– Мама, это отец? – задал вопрос мелкий ребенок.
– Нет, отечественный «готовый» дома лежит, к вечеру лишь с кровати встанет, – сообщила в ответ дама, одной рукой придерживая сына, а второй закрывая глаз, под которым был видимым синяк – результат вчерашнего беседы с мужем о вреде пьянства. В это же время новый пассажир, определив в водителе собственного ветхого приятеля, осознал, что, возможно, платить не придется.
– Здорово, Миш, все рулишь?
– Да что же делать, семью-то нужно кормить, – ответил шофер, но денег за проезд не попросил – привычный все-таки.
– Что, все со своей живешь? Все они… знаю я их… Нужен ты им, пока деньги в дом носишь, – сообщил с обидой новый пассажир.
– А ты-то как, Гриш, работу высокооплачиваемую не отыскал? – задал вопрос шофер.
– Да где ж ее забрать… народовластие, блин, сделали… работы хорошей сейчас без высшего не отыскать.
– Куда едешь? – задал еще один вопрос шофер, пристально смотря за дорогой.
– Знаешь Семеныча, ну, того, что плотником трудился в цехе? Погиб. Похороны должны быть, вот еду… Выходной по такому случаю забрал.
– Тот Семеныч, что с тобой и Ленькой, упокой Всевышний его душу, на Пасху под забором дремать остался? – продолжал расспросы шофер.
– Да, было дело, – отвечал, мало смутившись, Гриша.
– Так его не сейчас, а на следующий день будут хоронить, сын не приехал еще. Придется тебе, Гриша, еще один выходной брать.
– Ну, я не дурак, я сходу забрал двухдневный отгул. По окончании похорон хоть бы глаза суметь открыть, не то что на работу идти.
– Где выходишь? – задал вопрос шофер, которому порядком надоел запах перегара, исходивший от Григория.
– Тут и выйду, к себе отправлюсь, раз, говоришь, не хоронят. Вот время: сыновья да и то одновременно с не смогут приехать.
Человек вышел из автобуса и отправился обратно. Когда-то он был Григорием Вячеславовичем, когда-то в далеком прошлом, в то время, когда еще не начал выпивать. У каждого собственные обстоятельства для деградации. У Григория Вячеславовича все началось с того, что он утратил хорошую работу и устроился сторожем, позже от него ушла супруга. Григорий не отыскал в себе сил бороться с событиями и сдался. Он постоянно пребывал в пьяном угаре, на большом растоянии от действительности. А в те немногие часы, в то время, когда бывал трезвым, стремился поскорее снова забыться.
Григорий, расстроенный, вошел в собственную квартиру –единственное, что осталось от прошлой судьбы, но в отличие от тех лет ситуация абсолютно изменилась: от прежнего уюта не осталось и следа. Все, что было в квартире полезного, в далеком прошлом реализовано и пропито. Остался лишь опаленный стол, в силу того, что его никто не приобрел, да матрас, заменявший его обладателю кровать. В углу валялись какие-то вонючие тряпки, являющиеся одеждой Григория. На кухне одиноко стояла запыленная плита – еда на ней не подготовилась уже давно. В углах помещения поселились пауки и ощущали себя так с уверенностью, что раскинули собственную паутину чуть ли не по всей стенке. Обои на стенах кое-где оторвались, кое-где планировали это сделать. Штукатурка начала осыпаться, не дождавшись ремонта. Показателей судьбы в квартире практически не осталось.
Григорий был обижен тем, что похороны сейчас не состоятся. Это означало, что он не сможет за чужой счет напиться, что со своей стороны означало, что нужно будет воспользоваться отложенными на новую рубаху деньгами, каковые будут израсходованы на бутылку самогона, сделанного бабой Зиной. Так все именовали Зинаиду Георгиевну, которая оправдывала собственный бизнес тем, что правительство платит через чур мелкую пенсию, а ей нужно жить по-человечески.
Из карманов брюк, более похожих на тряпку, Гриша извлек пятьдесят рублей и направился к бабе Зине, которая жила в соседнем доме. Выйдя на улицу, Григорий заметил, что в углу двора двое подростков избивают третьего. Он не знал, как ему поступить – подойти к ним либо направиться прямиком за выпивкой. Что-то всколыхнулось внезапно в Григория и не разрешило пройти мимо. Подойдя к детям, он задал вопрос:
– Что ж вы делаете? Разве возможно двое на одного – это неправильно! Что он вам для того чтобы сделал?
– Не лезь куда не просят, алкоголик. Он у нас занял, а отдавать не желает, – ответил один из подростков, нанося удар в пузо должника.
Григорию было жалко мальчишку, которого били, но обезопасисть его силой он не имел возможности: сам уже еле ноги передвигал. Позвать кого-нибудь? Да кто ж отправится, у всех собственные неприятности, все торопятся. Тогда Григорий отправился на тяжёлый для себя ход.
– Вот, заберите полсотни, – сообщил он, добывая помятую купюру из кармана, – его лишь отпустите.
– Хорошо, давай ко мне, в противном случае так как пропьешь, – ответил юноша, забирая деньги из рук Григория.
Через 60 секунд дети ушли, а избитый парень стал медлено подниматься. Григорий подошел к нему, пробуя оказать помощь, но в ответ на собственные старания взял:
– Не лезь, еще похитишь что-нибудь, алкоголик, – сообщил юноша, прихрамывая выходя со двора. – Не нужно было лезть, я сам с ними договорился бы.